Тот ещё пиздец,

Ожидать девятнадцатилетия,

Вдалбливать в пол свой гнев,

И с какого-то черта родной отец

Смирил гнев на милость.

Гнилость

Рвется

Изнутри, оттуда, где я хочу

Умереть,

Где я хочу

Голову положить на чужое

Верное плечо.

Мертвецам всё не по чём,

Верно я говорю, Никита?

Верно ведь говорю, Вась?

Как у вас там, под землёй,

Сырость, грязь?

А у меня тут — дождь, слизь, пропасть.

Хочу упасть.

И больше не просыпаться.

Никогда.

Пизда: скурил две мощные пятки,

Улыбнулся двум жирным теткам,

Хотел перерезать им глотки,

А заместо — сварил кофе крепкий и сказал:

Прощайте.

Простите.

Просто живите.

Просто делайте то, чего мне не дано —

Любите себя, вечера, смешное кино,

Любите друг друга, минуты, часы тишины,

Делайте всё это, потому что для меня

В этом мире

Нет нихуя.

У меня даже нет дома.

Мне негде сесть и написать свой текст.

Раньше, да и всегда, был протест,

Рождённый страхом и злобой,

Но теперь пустует утроба,

Теперь я, выкидывая бычки из окна,

Уверенно гляжу вниз.

Ты быстро падала, Женя?

Хотелось ли тебе ухватить карниз?

Я смотрю наверх,

Наверху — небесная высь.

Я хочу сдаться, как многие сдались,

Я хочу плакать и смеяться, я хочу

Никогда не рождаться,

Я хочу

К палачу взойти

На плаху.

Что будет завтра?

Проснусь ли?

А вы…

Вы пейте свой кофе, дорогие гости,

И уходите, довольные, с миром.

Это ничего, что много злости

Бурлит во мне неудержимой силой.

Это ничего, что я никогда не был

Красивым,

Это ничего, что я никогда не был

Счастливым,

Может,

Счастливы будете вы?

Может и я, когда-нибудь, однажды

Но сейчас всё, чего я хочу —

Это размазаться

По проспекту.

Хочу тело своё доверить врачу,

Порезаться хочу,

Хочу не открывать глаза, хочу спать,

Хочу

Кричать.