горячий шоколад

За многое в этой жизни Бан Чану стыдно. За любовь, трепетные и нежные чувства, за всякое разное, что вертится у него в голове. Особенно за то, что влюбляется как мальчишка и хочет элементарной романтики. Такой, как в фильмах про любовь с красивой картинкой и рождественскими песнями.

Потому что на дворе еще немного и тот самый праздник. Еще немного и выпадет первый тонкий слой снега. А там недалеко и до мандаринов, запаха еловых веток и настоящего счастья вперемешку с игрой в снежки.

Конечно, это больше похоже на детские мечты, которые описать бы в какой-нибудь сказке. Больше похоже, что такое в кинотеатре под попкорн смотреть. Да только вот чувства у Бан Чана другие — где-то внутри трепещут летние бабочки, задевая и щекоча всю суть любви.

— Любовь — это вообще другое, — Чан кидает сумку на столик в кофейне и присаживается рядом со своим другом. Хан Джисон — бесконечно улыбчивый и самый счастливый парень на свете — смотрит на него удивленно и ждет продолжения. И оно не заставляет себя ждать: — Вот представь, влюбляешься ты такой в прохожего.

— Так, это, конечно, хорошо, но я бы начал с приветствия.

— С прохожим?

— С тобой.

Бан Чан смотрит сначала с непониманием на друга, будто он сказал какую-то глупую глупость, которую говорят только самые настоящие психи, а потом смысл всего пары слов доходит до него. Хоть и с трудом.

— Да, прости, — извиняется он. — Я был слишком поглощен своими собственными мыслями. Рад тебя видеть, не хотел налетать так сходу, но сам понимаешь...

Джисон смеется, но смотрит на него с пониманием: Бан Чан всегда такой. Шумный, гиперактивный, а еще очень целеустремлённый. Если вбил себе что-то в голову, то навряд ли уже выкинет оттуда.

— Продолжай, мне интересно.

— Так вот, влюбляешься ты такой в прохожего. А он на деле оказывается совсем не такой, каким ты себе его представлял. Условно, влюбляешься ты в принцессу, а на деле это жуткий шкафчик два на два, который может тебя самого с ноги вынести.

— Хочешь себе такого?

Чан, если честно, с ответом мешкает. Во-первых, потому что сам не понимает своих желаний, во-вторых, они оба прекрасно знают, о ком Бан Чан говорит. Даже сейчас, когда он не слишком часто бросает взгляд в сторону стойки, за которой работают бариста. Это заметно, очевидно и слишком просто.

— Не знаю. Меня пугает действительность, собственные чувства и...

— И тот факт, что ты еще не подошёл и не сделал заказ.

— Эй, — Бан Чан с радостью бы кинул Джисону в голову сахарницу, а может и чего потяжелее. Только на деле лучший друг говорит правду, настолько острую, что режет сразу же. — Я понимаю, что я дурак. Возможно, влюблённый дурак, который только и делает, что тихонько пьет горячий шоколад с маршмеллоу, но...

— Но ситуация очевидна.

— Нет...

— Сам знаешь, кого ответ.

Чан вздыхает, а потом смотрит на парня, работающего за стойкой. Смотрит на него привычно влюбленным взглядом, точно таким же, как и когда смотрел в первый раз. Тот самый, когда спалился перед Хан Джисоном.

— Эй, Чан, давай вернемся к разговору. Принцесса тебя не устраивает, потому что вся суть заключается в шкафчике, -- он бросает взгляд на бариста, — точнее в гардеробе… на несколько отделений.

— Ты хотя бы раз в день можешь обходиться без оскорблений?

— Не я это первым начал.

— Факт.

У них с Джисоном не то чтобы не клеится разговор, просто все выходит из-под контроля. А Чан просто не любит, когда так получается. Будто он собирает все свои ошибки и выставляет их на всеобщее обозрение.

— Знаешь, если ты так к нему и не подойдешь хотя бы для того, чтобы взять свой дурацкий горячий шоколад, то это сделаю я. И далеко не для заказа.

— Но…

— Я считаю до трех. И знаешь, «два» уже было.

— Ты бессердечный, — вздыхает Чан, но с места не двигается. Он все еще верит в лучшего друга и в то, что его угрозы – это пустое.

Угрозы пустыми не оказываются, к сожалению. И Чан не успевает схватить Джисона за руку, как тот уже оказывается у стойки и улыбается парню, что готовит сегодня кофе для всех.

Джисон, вежливый настолько, насколько это вообще возможно, говорит:

— Привет еще раз.

Бариста посмеивается с того, как Джисон подлетает к стойке, но все равно одаривает его приветственной улыбкой лучшего на свете сотрудника:

— Еще один карамельный латте?

— Ага, и кое-что еще, — бариста после этих слов смотрит на столик, за которым сидел Джисон, и тот может поклясться, что улыбка парня становится чуточку шире.

— Горячий шоколад с маршмеллоу? – у Джисона улыбка тоже становится шире – еще немного и он превратиться в чеширского кота, за тем лишь исключением, что в воздухе растворяться не будет.

Хан Джисон, в общем-то, не отличается каким-то приличием. И его друзья об этом знают, а вот незнакомцы каждый раз остаются в шоке. Только его это совсем не останавливает -- он смотрит в глаза парню и, усмехаясь, интересуется:

— Нравится?

— Что? – удивленно спрашивает бариста в ответ.

— Он тебе нравится? – Джисон смотрит на бейджик, на котором значится имя. – Чанбин, это серьезный вопрос.

— Я…

— Не волнуйся, я ему не расскажу. Только ответь на вопрос, ты бы выбрал принцессу или боевой шкафчик?

— Что?! – бариста оказывается в еще большем шоке. А Джисон только смеется, оплачивая заказ.

— Принесешь за столик, если не сложно?

— Х-хорошо.

Джисон возвращается к Чану довольный настолько, что по нему можно рисовать карикатуры на тему «самый счастливый человек на свете». С Бан Чана рисовать, в принципе, тоже можно. Только вот уже ситуация будет обратной. Потому что, зная Джисона, у прилавка могло произойти что угодно. И скорее всего произошло.

— Что ты наделал, Хан Джисон?

— Я? Ничего. Просто заказал кофе вместо тебя.

И вроде бы действительно ничего плохого.

Джисон сидит и мирно допивает остатки прошлого латте, поглядывая в сторону стойки. Он ждет нужного момента, не забывая смотреть и на лучшего друга тоже. Это забавно: то, как Чан дергается и не знает, подложил ему свинью Джисон или нет.

Хан Джисон, конечно, не из тех, кто делает подобное в открытую, но сомнения, которые до этого зародились в сердце Бан Чана, выводят его из себя достаточно. Хотя бы потому, что на носу праздники, еще немного и время дарить друг другу любовь и подарки, а Чан…

Чан слишком верит в то, что не достоин любви, поцелуев под омелой и того, о чем мечтает каждый уважающий себя человек перед Рождеством. Поэтому Хан и берет все в свои руки, ведь он достаточно смелый для того, чтобы помочь другу и осуществить его желание, превратив все в настоящее рождественское чудо.

И когда бариста Чанбин подходит к ним с подносом в руках, Хан Джисон тут же интересуется:

— Подумал над моим вопросом? Принцесса или шкафчик?

— П-принцесса, — говорит Чанбин и ставит горячий шоколад напротив Бан Чана. Маршмеллоу в нем выложены в виде сердечка. Только вот Чан без задней мысли думает лишь о том, что это мило. Ведь этот парень всегда подает ему этот напиток в таком виде.

— Продано! – восклицает Джисон, а затем ехидно произносит: — Ты знаком с Бан Чаном?

***

Чан насыпает попкорн в большую миску, чтобы ничего не могло помешать ему его брать. Да и в целом, когда смотришь что-то вдвоем – так гораздо удобнее. Желанные праздничные выходные начинаются именно так, как он об этом и мечтал. Попкорн и новогодняя сказка – не только за окном, но и на экране телевизора.

— Долго тебя еще ждать? – кричит Чанбин из комнаты, и явно похлопывает по дивану рядом с собой.

— Иду, — кричит ему в ответ Чан и широко улыбается.

Ему, возможно, все еще стыдно за многое в этой жизни: за дурацкие привычки, за слабости. За то, что его лучший друг – Хан Джисон, встревающий туда, куда не просят. Чану стыдно и за то, что не каждый шкафчик может быть шкафчиком, или не каждая принцесса – принцессой. Не только в его мыслях, но и на деле.

Только все это выдуманные глупости по сравнению с тем, что же такое настоящее счастье. Которое, как оказывается, обрести можно так легко.

И, в этот момент, сидя рядом с Чанбином и смотря очередной рождественский фильм, у него десять из десяти попаданий в любовь. И до сих пор выложенное сердечко из маршмеллоу в горячем шоколаде.

И, как всегда, только для него одного.