Паршивое состояние: всё вокруг кажется таким нереальным, словно он попал в финальную сцену долбанного фильма ужасов. Чонгук пытается пошевелиться, но руки и ноги его не слушаются. Всё такое странное и одновременно пугающее: сколько он уже лежит здесь? Время потеряло свой смысл, но сколько уже прошло? Час? Два? Сколько?
Кто-то склоняется над ним и трогает его лицо, но Чонгук не чувствует практически ничего. В этой темноте он даже не может толком разглядеть этого человека. Всё тело начинает трясти, и он летит. Поднимается куда-то высоко, всё выше и выше — до самого неба. «Я же не умер, правда? Иначе я даже не знаю, от чего я умер».
Наступает темнота. И тишина. Нет ни единого шороха вокруг и ни одного источника света. Какое странное место; Чонгук вроде как должен испугаться, но его разум расслаблен и спокоен, будто ничего страшного не происходит. Только внутренний голос просто разрывается в истерике и кричит об опасности:
«Не закрывай глаза! Смотри на меня».
Куда же смотреть? Ни черта не видно. Есть только тьма, и Чонгук тонет в ней. Растворяется, словно сахар в чёрном кофе. Без следа, без остатка отдавая себя ей. Это сладкое чувство полёта, как в детстве, когда тебе снится подобный сон, а мама говорит, что это хороший сон: «Он означает, что ты растёшь». Только вот Чонгук уже вырос и этот полёт такой странный…
Пальцы ног начинает колоть. Сначала слегка, едва заметно — Чонгук даже не сразу обращает внимание на это — потом всё сильнее и сильнее. Это радует, потому что до этого он не чувствовал вообще ничего, будто его тело погрузили в ванну со льдом, и оно онемело от холода. Пальцы на руках тоже начинают оживать. Он осторожно двигает ими. Чёрт, это так тяжело! Каждое движение даётся с невероятным трудом. Сначала один палец, потом второй, ещё и ещё.
Постепенно его тело возвращает чувствительность, и оно болит. Нестерпимо болит. Ноги и руки кажутся всё такими же тяжёлыми, но теперь Чонгук их хотя бы чувствует. Во рту пересохло, и к горлу подступает тошнота. Он пытается открыть глаза; всё вокруг кружится и пляшет, но темноты нет, вокруг светло. Попытка сфокусировать взгляд проваливается. Чонгук зажмуривается и снова пытается разглядеть хоть что-то, но голова такая тяжёлая и ему нестерпимо хочется спать. Через мгновение Чонгук перестаёт бороться и отключается.
***
Чимин несётся по заполненной улице, выжимая по максимуму из своего железного друга. Ярость закипает в нём, подобно смертельному цунами: ещё немного и он сметёт любого, кто встанет у него на пути. Он въезжает на улицу, которая больше напоминает свалку: дома здесь ужасно старые и обшарпанные, витрины первых этажей зданий заколочены досками и фанерой, большинство строений изрисованы граффити. Повсюду валяется мусор, и людей на улицах нет, а вонь стоит такая, что глаза режет. Будто здесь давно никто не живёт, но если присмотреться, то в грязных окнах можно увидеть свет от лампочек и сальные занавески. Этот район облюбовали наркоманы и пьяницы; жильё здесь дешёвое, а полиция и вовсе забыла про эту часть города. Здесь свой мир грязи, наркотиков и бедности.
Чимин резко притормаживает у одного из домов и взбегает по лестнице на второй этаж. На лестничной площадке три двери. Нужная словно горит ярким пламенем среди других. Старая краска обшарпалась и облезла, дверной звонок вырван с корнем, остались торчать только провода. Чимин отходит от двери на пару шагов, разбегается и выносит её с ноги. Хлипкая дверь держалась на соплях: она с грохотом отлетает в прихожую. На шум в коридор выбегает высокий парень с обесцвеченными волосами и кидается на Чимина, но тот реагирует быстро — пара ударов в челюсть и противник уже сползает по стене и корчится от боли.
Чимин осматривает комнаты, и в одной находит Чонгука; тот лежит на кровати, широко раскинув руки и ноги в стороны. Чимин подходит к нему и проводит ладонью по щеке.
— Детка, ты слышишь меня?
Чонгук никак не реагирует. Алкоголем от него не пахнет, травкой тоже. В коридоре слышится топот ног. Чимин оборачивается, когда в комнату, запыхаясь, вбегают Юнги и Джин и ошарашено смотрят на парня.
— Его, кажется, накачали.
Юнги подходит и осматривает Чонгука, проверяет его руки и ноги.
— Это не шприцы. Наверное, подсыпали ему что-то на вечеринке. Он в отключке, по всей вероятности, уже второй день — значит, доза была большая и его надо отвезти в больницу.
Чонгук тихо стонет и открывает глаза. Его отсутствующий взгляд блуждает по пространству, не задерживаясь ни на ком из присутствующих в комнате.
— Чонгук, ты слышишь меня? Не закрывай глаза! Смотри на меня.
Чимин берёт его за челюсть и заглядывает ему в глаза, но Чонгук вновь отключается.
— Вот же чёрт!..
Чимин подхватывает его на руки, и тот снова тихо стонет.
— Ещё немного. Потерпи ещё немного, детка.
Джин и Юнги переглядываются и молча идут следом за Чимином, который усаживает Чонгука за заднее сиденье «Вольво» Юнги и спешно заводит свой байк.
— Везите его в центральную больницу. Я встречу вас там.
Сказав это, Чимин газует и срывается с места, оставив после себя облако пыли.
***
Чонгук просыпается и открывает глаза. Голова раскалывается, желудок болит, но тошноты нет. Он оглядывает помещение и понимает, что находится в больничной палате. Из руки торчит трубка от капельницы, над головой пищат приборы. Чонгук кашляет, и лёгкие саднит; его руки касаются чьи-то холодные пальцы. Он поднимает глаза и встречает взгляд Чимина.
— Привет.
Чимин поглаживает тыльную сторону его ладони. Чонгук молчит и смотрит на него. Мозг медленно, но верно начинает работать, и все события последних дней вновь сияют яркими красками в голове. Прежде его жизнь не отличалась от жизни какого-нибудь среднестатистического парня его возраста. Он занимался самыми обычными вещами: увлекался футболом и компьютерными играми; общался с друзьями, ходил на вечеринки. Все было до тошноты обычно и пресно, но это была его жизнь.
С тех пор, как Пак Чимин появился в ней, всё пошло наперекосяк. Вся его жизнь стала огромным непредсказуемым снежным комом, который нёсся с горы на огромной скорости: ты не знаешь, что произойдёт в следующую минуту; ты можешь лишь таращиться на это падение и молиться, чтобы внизу не было обрыва.
Чонгук чувствует себя использованным и опустошённым, будто его жизнь ему совсем не принадлежит. Он словно парит над своим телом и наблюдает за всем со стороны. Он бы сказал, что его сердце разбито, но он ведь ещё даже не успел влюбиться в Чимина, тогда почему ему сейчас так больно? Чонгук всё ещё не понимает, почему в нём зародились все эти ожидания насчёт него. В какой момент времени он решил, будто Чимин не такой как все? Будто он лучше Хёнджина…
Чимин вглядывается в лицо парня. Оно такое пустое — ни единой эмоции. Глаза стеклянные, словно пуговицы. Чонгук смотрит ему в глаза, но будто не видит. От такой пустоты у него по спине пробегает холодок. Чимин сжимает его ладонь, но не получает в ответ абсолютно никакой реакции.
— Чонгук, скажи что-нибудь. У тебя что-то болит?
— Какое тебе дело до меня, Пак?
Его голос такой хриплый, будто он кричал, кричал из последних сил, но все равно не докричался до него. Он снова кашляет, и Чимин протягивает ему стакан с водой.
— Это странно, но почему-то мне есть до тебя дело.
Голос Чимина такой тихий; он боится разрушить эту тишину вокруг них, но в воздухе витает такое дикое напряжение, что, кажется, зажги спичку — всё тут же вспыхнет.
— Знаешь, почему я пошёл на ту вечеринку?
— Почему?
— Я искал тебя. Ты куда-то пропал на три дня, и я решил найти тебя. Я сам не знаю почему, наверное, я конченый дебил, раз решил, что ты неравнодушен ко мне. Даже Тэ не разговаривал со мной несколько дней… какого-то черта все вдруг решили перестать общаться со мной. Я пошёл туда, но никого из вас там не было. Но был он, Хёнджин. Мы пили и разговаривали, и этот разговор был таким интересным, знаешь ли.
Кажется, сердце Чимина в этот момент решило устроить чёртовый марафон, потому что стучало так сильно, будто готово выскочить в любую минуту.
— Он рассказал мне о вашем споре. О том, что ты должен сделать. — Глаза Чонгука в этот момент не выражают абсолютно ничего. Они такие холодные, такие безжизненные. — Я не удивлён, что Хёнджин предложил тебе это — на его счёт у меня уже давно нет никаких иллюзий. Я был удивлён тому, что он был честен со мной. И мне плевать, почему ты согласился на этот спор. Это я идиот. Я поверил тебе. Я поверил в тебя. И проиграл. Опять. В какой-то момент я решил, что ты не такой, как все, представляешь? — Чонгук хрипло смеётся, но его глаза всё так же холодны. — Ты можешь быть доволен, ты почти победил. Хотя… тогда, в квартире Юнги, ты победил.
— Не надо, не говори так. — Чимин крепче сжимает руку Чонгука. — Я сделал это, да. Но я бы не обидел тебя. Я бы не стал доводить это дерьмо до конца.
Чонгук закрывает глаза и тяжело вздыхает.
— Уходи.
— Нет, мы должны поговорить.
— Не о чем разговаривать. Мы никто друг другу. Мы не друзья, не приятели, мы не пара. Я кончил в твою руку, но от этого мы не стали близки. Уходи.
Чимин убирает свою руку от руки Чонгука и в этот момент будто теряет что-то. Он лгал и ему расплачиваться за свою ложь. Чонгук прав — они никто друг другу, но эта боль внутри груди сейчас кричит об обратном. Чимин поступил подло — он всегда так поступал — но ещё никогда он не чувствовал себя так паршиво. Никогда его не касались переживания другого человека.
Чимин встаёт и одёргивает куртку. Почему судьбе нужно было послать этого парня к нему именно сейчас, чтобы он так поступил с ним? Почему именно он? Почему именно эти глаза смотрят на него сейчас с таким разочарованием?
— Прости меня, Гуки. — Чимин в последний раз бросает свой взгляд на него и выходит из палаты.