Джеймс проснулся от того, что короткая волна боли пробежала по предплечью от запястья – уже привычно за несколько последних лет. Еще до рассвета, когда ночь в небе уже растаяла, но приближение солнца еще не окрасило все в розовые и золотистые цвета, поэтому небо в узкой полоске между тяжелыми шторами было почти до прозрачности бледно-серым. Словно ночные краски с мира вокруг оказались стерты, а утренние еще не нанесены и внутренний двор, парк за забором и город вокруг казались карандашным наброском эскизом предстоящего рисунка.
В комнате еще властвовала густая мгла, сквозь которую цвета обстановки все же проступали, но так приглушенно, серо, что потребовалось некоторое время для осознания, что пробуждение – не очередной виток сна. Потому что в снах Джеймса постоянно царил именно такой сумрак и серая зыбь, незавершенность «картинки». Нечеткие подобия многих знакомых – хорошо или мельком – мест, вещей, даже людей сплетались в лабиринт, по которому можно было блуждать до самого пробуждения в бесконечных поисках. Мозаика из набросков воспоминаний приводила то на корабль, где довелось служить в военные времена, то в старую квартиру, то в тесные офисы местного полицейского управления, громоздящиеся, будто кубики, паутину городских улиц и переулков, парковые аллеи, злополучное ателье… Поиски как во сне, так и наяву, годами оставались тщетными, так же можно было бесчисленно изучать глухие уголки парка, обретающего постепенно черты настоящего леса, ненадежный домик на паре сдвоенных деревьев, где юные бродяги отдыхали летом и их «берлогу», яму в земле под парковым помостом, куда они перебирались в холодное время года, греясь возле железной печки с пронизывающей низкий земляной потолок трубой – пустые и давно заброшенные. Если в реальности от Джеймса требовали «сосредоточиться на делах поважнее», сны позволяли блуждать в своих бесконечных поисках хоть вечность среди серых подобий реальности.
Единственным, что имело том лабиринте цвет, была собственная кровь Джеймса. И то лишь та, что покрывала механическую пасть и вертящиеся раскаленные валики гладильной машины, то и дело оказывавшейся в любом из уголков сонного мира и напоминавшей о себе мерным цокотом. Словно его персональная машина судного дня, отчитывающая время, способна оказалась передвигаться, пока на нее не смотрят, и неспешно преследовала Джеймса с тем же упорством, что он сам разыскивал упорхнувшего мальчишку и «добрую фею», торговавшую химическими сновидениями.
Обернувшись на тиканье и лишь мельком успев в очередной раз увидеть свой назойливый кошмар, Джеймс и проснулся от пробежавшей по предплечью судороги – по крайней мере, несколько секунд недоверчивого изучения реальности свидетельствовали именно об этом, а мерное механическое постукивание издавали всего лишь деревянные часы на стене.
Ополоснув над умывальником холодную испарину с лица, Джеймс оделся, прихватив сигары, вышел во внутренний двор и несколько минут отрешенно рассматривал, как истончается и тает накрывший город серый сумрак, а пышно разросшиеся с началом лета цветы на клумбах и кустарниках все ярче разгораются красками.
Дезире рассказывала, как в непростые для семьи времена на дворе был разбит небольшой огород, позже, когда дела уже наладились, превращенный в цветник. Летом и большую часть весны вид с веранды открывался по-настоящему прелестный. Особенно, когда желаешь смотреть на что-то реальное и красивое, чтобы выбросить из памяти мешанину блеклых сонных образов.
Летние дни наступали стремительно, поэтому, когда Дезире, щурясь, спустилась с крыльца, небо уже светилось ярко-голубым, а пестрое разноцветье сада не приглушала никакая дымка. Даже от сигары, которую Джеймс поспешно затушил – как и Марта, Дизи недолюбливала запах табака.
- Даже в выходной не хочешь поспать подольше? – с легкой насмешкой спросила Дезире и, привстав на цыпочки, неловко поцеловала его в щеку. Джеймс едва заметно нахмурился от смущения – не ожидая, что она проснется немногим позже, он не успел побриться перед выходом в сад. Признаваться, что его разбудил невнятный сон, который даже кошмаром назвать нельзя, совершенно не хотелось.
- Памелла говорила, что собирается прилететь как раз сегодня.
Не то, чтобы визит его радовал, но повседневные заботы тоже неплохо помогали выбросить из головы путанные грезы. Дополнительное напоминание, что за любыми событиями стоят реальные факты, а не фантазии и не чудеса – даже если пока объяснение и не найдено.
- Не стоит говорить это с таким кислым видом! Ты знаешь всю нашу семью, так ведь и мне любопытно познакомиться с кем-то из твоих родственников. Да и не может быть, чтобы с ней ужиться было сложнее, чем с моими сестрами и мамой!
Негромко рассмеявшись, Джеймс покачал головой.
- Дорогая, я всего лишь помню Пэм. И помню, за что в школе ее наградили прозвищем «Круэлла»!