Арель честно несколько раз прочитала контракт, прежде чем его подписывать, но текст упорно продолжал казаться избыточным нагромождением слов – едва ли не в десятки раз больше, чем требовалось для сути его содержания. Урсула не в первой раз показалась человеком без какого-либо чувства меры, такие мысли приходили в голову и от обстановки что в квартире, где даже аккуратно разложенных вещей было так много, что они создавали иллюзию захламленности, и – хотя думать об этом было неловко – от внешнего вида самой женщины. И вот теперь эти формулировки, так обстоятельно призванные описать каждую деталь, что почти с противоположным результатом размывающие общий смысл. Но все равно это было скорее дежурной данью благоразумию, наверное, сейчас, давно пройдя уже свою точку невозврата, девушка приняла бы условия договора, даже если одним из пунктов в нем стояло обещание вечного рабства в случае неудачи!
С этого момента ее жизнь будто закружилась водоворотом событий, настолько плотных, что в них легко можно было захлебнуться. Едва забрав свой экземпляр контракта из рук Арель, Урсула сообщила о запланированном выступлении уже на следующей неделе – прямо на концерте известного певца, тоже когда-то бывшего ее «подопечным» – и тут же вручила девушке еще одну стопку листов, побольше, оказавшуюся подробным расписанием занятий и репетиций, назначенных на эту несчастную неделю. Разумеется, их оказалось столько, что на переживания от неуверенности не осталось даже минутки за день, а вечером уже просто не оставалось на это сил! Бестолково раздумывать о правильности своих поступков, когда все уже окончательно решилось – тем более – и за это Арель была искренне благодарна. Воспоминания о родном городе и семье, смешанные со всеми опасениями после бегства оттуда, кольнули лишь раз, во время выбора концертного наряда.
- Что может быть нелепее, предлагать использовать розовый или лиловый материал с ее цветом волос? – возмущенно отчитывала Урсула высокую мрачную женщину, которую Арель не представили, да и вообще, кажется, ее собственного мнения в подборе костюма учитывать не собирались.
- Я могла бы, ну, использовать черный парик, – все же рискнула девушка обратить на себя внимание. Слишком уж много здесь думали о том, как певица должна одеваться или двигаться… Арель-то всегда полагала, что важнее всего то, как умеешь петь! Она позволяла себе гордиться своими волосами, но большая ли разница… к тому же в естественность цвета все равно почти никто не верил.
- Ванесса на многих производит впечатление, – досадливо потирая пальцами висок, поморщилась Урсула, будто услышав попытку младенца рассуждать о ядерной физике. – Но твой образ совсем другой, черный был бы чересчур тусклым. А первое впечатление должно быть запоминающимся.
- Я произвела на ВАС запоминающееся впечатление, хотя была одета… для уборки мусора.
- Ты же не ожидаешь, что каждый из зрителей, явившихся на концерт к Томасу – то есть полюбоваться искрами и неоном под музыку – будет обладать проницательностью и слухом, как у меня? Позже я еще многому буду тебя учить, но пока просто слушайся. Тебе нужны яркие свежие цвета, можешь поверить, и в этом я тоже разбираюсь.
- Хоть этого и не подумаешь по тому, как она сама предпочитает выглядеть! – как будто украдкой, но в полный голос, впервые обратилась к Арель мрачная женщина. – На себя миз Никсен свои таланты по созданию безупречного образа не растрачивает.
- Моя помощь слишком дорого обходится, чтобы я могла себе ее позволить! – ничуть не обидевшись, усмехнулась Урсула.
- Тогда зеленый. В смысле, парик. Их же тут полно самых разных. Мне на самом деле нет никакой разницы, думаю, зеленый – это достаточно ярко.
- И вполне впишется тему «Грота сокровищ»… Почему у меня впечатление, будто ты хочешь замаскироваться? Рассчитываешь не выдавать себя в случае провала? Лучше подумай о том, что не должна себе позволить неудачу.
Арель совершенно об этом не думала – ровно до прозвучавших слов – но внутренне тут же осознала, что действительно предпочла бы остаться неузнанной. Не из-за страха плохо выступить, конечно. Но концерт известного певца могут транслировать по телевизору, что, если кто-то из знакомых, а то и из семьи ее узнает, узнает, где она находится – слишком рано. Понятное дело, что нельзя стать популярной певицей и постоянно скрываться, но пока ты начинающая – можно же рассчитывать, что окажешься в телевизоре не сразу. Урсула не из тех, кто станет ей оплачивать клипы раньше, чем убедится, что Арель способна выступить на пределе возможностей.
- Не в случае провала. Я не хотела, чтобы мои родные случайно увидели трансляцию и поняли, где я нахожусь… хотя бы некоторое время.
- Рыбонька, твои родные не заставят тебя вернуться, если ты сама этого не хочешь.
- Я… я прихватила кое-что дома, когда сбежала, из собственных вещей, конечно, но я их не покупала, так что – не думаю, что такое может произойти – но если папа сильнее обычного разозлился, он мог и в полицию заявить под предлогом, что я что-то с собой унесла. Я ведь даже не надеялась так быстро оказаться на сцене – вот и не опасалась, что меня могут сразу же узнать.
- Судя по тому, что собрал детектив, которого я попросила проверить твою историю, твой отец уверен, что ты просто сбежала жить к какому-то парню. Материал поменяют на сине-зеленый, это платье должно подходить тебе, а не ты искажать естественную красоту ради платья.
Отец мог такое о ней думать? «Просто»… То есть, не придти от этого в еще большее бешенство? Конечно, Арель позаботилась о том, чтобы все выглядело немного иначе – хотя тогда еще и не думала почему-то, что Урсула станет ее слова проверять. Вопрос наряда окончательно отошел для девушки на задний план. Все же спокойнее было бы оставаться неузнанной. Наверное, стоило покрасить или даже обрезать волосы до переезда…
А потом водоворот завертелся с прежней силой, заставляя растерять все мысли и опасения, кроме сиюминутных. Даже когда ее представили Томасу Тафлади, настоящему знаменитому певцу и музыканту, которого еще несколько дней назад казалось ошеломительным событием просто увидеть вблизи – вообще увидеть не через телеэкран! – никакого особого потрясения Арель не испытала. Вне сцены суетливый мужчина в узком наряде будто из эластичной золотой фольги, искрящийся стразами, выглядел довольно вульгарно и не особенно располагал к себе – хотя уже после собственного выступления, опустошенно наблюдая его в сюрреалистичной живой картине, соткавшейся из неоновых огней на сцене, почти с очарованием осознала, что там, в своем мире искр и иллюзорных переливов, эта вульгарность вдруг обратилась в волшебство. Энергия музыки и света, льющаяся со сцены, способна была восстановить после кажущейся опустошенности – когда Арель пела на сцене сама, совершенно не замечала этого. Огни тогда не сияли, а лениво колыхались вокруг, будто глаза морской бездны, погружая почти в невесомость. Не получилось даже понять, хорошо ли сама выступила, не получилось заметить, как публика отнеслась к ней… закончила выступление Арель с ощущением, будто стремительно всплыла вверх с огромной глубины, так стремительно, что ее должно было подбросить высоко над волнами.
Лишь за сценой можно стало позволить себе перевести дыхание, а возможность посмотреть на Томаса удивительным образом заставила взбодриться.
В каком-то смысле это и правда было стремительным взлетом к новой ее жизни – или к окончательному ее осознанию.
Не в том, конечно, смысле, чтобы на следующий же день проснуться знаменитой. Как и сказала Урсула в начале их знакомства, невозможно осуществить мечту за считанные дни. Выйти на настоящую сцену было лишь первым шагом, но все же с этого шага можно было уже считать себя, пусть и начинающей, но все-таки эстрадной певицей.
Темп обучения после концерта стал чуточку более щадящим – Урсула, похоже, осталась результатом довольна и решила, что Арель заслуживает возможности хоть время от времени переводить дыхание, пусть даже это и сопровождалось множеством мелких замечаний к тому, что еще предстояло «отшлифовать». От занятий музыкой, как бы много их ни было, девушка никогда не устала бы, тем более, не так уж они и отличались от тех, прошлых… разве что за соблюдением дисциплины следили строже, но Арель и так в голову бы не пришло отлынивать. Ей нравилось и оттачивать собственный вокал, и изучать записи других певцов в подборе своего направления.
А вот от танцев, как оказалось, ожидать того же было поспешностью. Раньше казалось, будто в этом не может быть ничего трудного, но усталость от постоянных репетиций в зале с огромными зеркалами, накапливалась со временем, отчего под вечер Арель ходить-то могла только с чувством, будто в каждый сустав впиваются шипы. Еще хуже дело обстояло с невероятно нудными уроками «сценической культуры и поведения», почему-то чаще всего заключавшейся в умении правильно «держать себя» в иногда до дурацкого неудобных костюмах, сдерживаться от неосознанных прикосновений к собственному лицу и волосам, чтобы не повредить грим, и десятикратным повторениям того, как правильно выходить на сцену, а то и вовсе какого-то единственного движения или жеста, который, по мнению учителей, Арель выполняла неправильно. Девушка искренне недоумевала, что не так с простым естественным поведением на сцене, зачем нужно держаться как-то особенно, а оттого эти занятия сильнее всего утомляли непониманием, в чем их смысл.
- Со временем это и начнет выполняться естественно, как только ты привыкнешь, – сказала Урсула, когда Арель в один из вечеров не сдержала своего недоумения. – «Просто петь» я, знаешь ли, и сама умею, а отказалась от идеи собственной сценической карьеры как раз из-за необходимости физической подготовки и дисциплины. Но у тебя-то во всем отличные данные, втянешься быстро.
Тем не менее, в отличие от безумно закрученной первой недели, немного свободного времени теперь появилось. И, возможно, Арель действительно, сама того не замечая «втягивалась», но постепенно этого времени стало хватать не только на то, чтобы обессилено рухнуть без единой мысли.
Но тревоги и сомнения словно остались сброшенными где-то на глубине. Наверное, тягостная неловкость вернулась бы, если бы кто-то и впрямь нашел Арель, увидев концерт по телевизору, выяснив, в каком городе он проходил… столкнуться с отцом или сестрами сейчас девушка вряд ли была готова, но пока они так и остались вдалеке, а оттого думать и вспоминать теперь получалось с куда большей легкостью. Даже стыда за то, что заставила родных за себя волноваться, почти не осталось. Пока не смотришь никому из них в глаза – можно даже принять на веру это «думают, будто просто сбежала к парню» и не переживать.
Арель не кривила душой, когда говорила о своей комнате-квартирке. Дома у сестер была одна общая комната, довольно просторная, но собственным у каждой был только уголок с кроватью и маленьким комодом за ширмой. Здесь было не намного просторнее, зато за уединением не приходилось никуда убегать. И была, пусть и крохотная, но своя собственная ванная – чудесная роскошь после семьи, где семь девчонок!
А вот компанией сестрички, пожалуй, были повеселее. Постепенно получилось не то, чтобы познакомиться, скорее, просто узнать часть остальных обитателей апартаментов. Половина квартир и большая часть комнат заселялись периодически – теми, кто приехал в город на время или еще подыскивал другое жилье, отчего верхний этаж чуть больше напоминал гостиницу. Большую часть времени здесь жили, в основном, эксцентричные дамы среднего возраста или старше, наверное, госпожа Дезире считала таких наименее проблемными жильцами.
Не то, чтобы с таким плотным графиком у Арель находилось время скучать, но все-таки немного чуждой оказалась атмосфера, где единственным, кто относительно соответствовал ей по возрасту, оказался сын хозяйки Гастон. Если бы этого не сказали заранее, трудно было бы принять за школьника, пусть даже и старшеклассника, почти двухметрового брюнета с васильковыми глазами, бычьей мускулатурой и размахом плеч, не всегда вписывающимся в дверные проемы, да и единственной чертой сходства с госпожой Дезире оказался необычно вздернутый кончик носа. Урсула не ошиблась, предупреждая, что Гастон непременно захочет познакомиться поближе с новой квартиранткой.
- Чертовски приятно увидеть хоть иногда новое симпатичное личико, – заявил этот амбал, впервые столкнувшись с Арель как-то в коридорах второго этажа и ловко перегородив ей ручищей лестницу наверх. – Я-то уж думал, мама теперь принципиально селит тут только дамочек в возрасте! Ты же понимаешь, каково это, рыбка, хотя ты здесь совсем недавно! То еще местечко. Наверняка чувствуешь себя одиноко…
- Вообще-то, я…
- Не надо строить стесняшку, это же совершенно нормально! – даже не расслышав, кажется, попытку вставить хоть слово, продолжал Гастон. Обойти его, чтобы продолжить подъем по лестнице, возможным не представлялось. – Ты ничего так, милая, можем позависать как-нибудь вместе.
- О-очень лестно слышать, спасибо. Но я не лучшая для тебя компания, дело даже не в том, что я вроде как тебя старше, я в городе, чтобы делать карьеру, буквально нет ни одной свободной минутки, чтобы уделять внимание… достойное внимание. Ни к чему выделять меня только из-за соседства!
Грубовато высеченное лицо слегка удрученно вытянулось.
- Ну, это ты многое теряешь, рыбка! Если вдруг подумаешь над этим, мне-то возраст значения не имеет…
- Неужели?
Арель в очередной раз поразилась способности Урсулы возникать рядом так внезапно и бесшумно, учитывая, что уж в незаметности ее заподозрить ну никак не получалось. Однако появление Урсулы на лестнице пропустил не только Гастон, хотя бы стоявший спиной к пролету вверх, но и сама девушка тоже.
- Э-э-э… – многозначительно выдавил парень, с легкой паникой развернувшись, когда маленькая ладонь с хищно-красными ногтями ласково легла на его локоть.
- Тогда, может, пойдешь и пофлиртуешь с Хильдой, ей будет приятно, если, конечно, не забудет надеть слуховой аппарат? – весело предложила Урсула, указывая второй рукой куда-то вверх. Гастон издал что-то среднее между хмыканьем и придушенным кряком, прочищая горло.
- Ну что Вы?! Она же легенда, я недостоин – как там это? – прикасаться типа руками к идолам!
- Да уж, руками точно не стоит, еще сломаешь ей чего. Что до малышки, то если вдруг ее заинтересует твое предложение, она так сама и скажет. Так что будь хорошим мальчиком и уйди с дороги.
Гастон со странной веселой нервозностью помотал головой и, правда, демонстративно сверкнув в сторону Арель улыбкой на прощание, убрался за дверь своей квартиры.
Хильду, так часто тут упоминаемую, увидеть получилось лишь несколько дней спустя. В первый момент красота этой женщины так потрясала, что все шуточки прочих обитателей дома показались было абсурдными и нелепыми, но, стоило всмотреться, следом за восхищением тут же накатывала почти жуть. Черноволосая женщина с царственной осанкой напоминала скульптуры Нефертити, но ее лицо вблизи показалось будто покрытым тонким изящно раскрашенным фарфором. Страшно было, что это лицо пойдет сеткой стеклянных трещин, стоит на нем дрогнуть хоть мускулу. Женщина-статуэтка очень пристально и как-то даже зловеще изучила при первой встрече Арель дымчато-зелеными глазами, но так ничего и не сказала, после и вовсе утратив всякий интерес. Девушка на всякий случай здоровалась при встрече, но то ли ее игнорировали, то ли шутка про забытый слуховой аппарат тоже была правдой.
- Ты ей понравилась, – совершенно неожиданно объяснила такое странное поведение Урсула. – Показалась ей недостаточно красивой, чтобы она тебя возненавидела как конкурентку помоложе, но при этом достаточно хорошенькой, чтобы не оскорблять ее чувство прекрасного. Это единственные две вещи, что Хильду в жизни беспокоят. Я ведь уже говорила тебе, моя дорогая, если наши соседи и могут стать проблемой – то не твоей.
Помимо Памеллы Девис, которую тут все называли исключительно Круэллой и которая иногда заглядывала по-добрососедски поругаться с Урсулой, уверяя, что таксы слишком громко шумят в коридорах, а Урсула радушно огрызалась, что в этих же коридорах задохнуться можно от табачной вони из шестой квартиры, Арель успела хотя бы мельком увидеть только еще одного жильца. Невысокий сутулящийся старик был частным психотерапевтом, как гласила табличка на пятой двери: гостиная квартиры заодно служила ему и кабинетом, а сам он жилья, совмещенного с работой, почти не покидал. Только однажды, проходя мимо, девушка случайно застала его разговор с тощей высокой – даже выше Круэллы, но более изящной – женщиной в глухой черной одежде. Посетительница была так взволнованна, что нетерпеливо объясняла прямо на пороге:
- … Я могу понять, что это случайность, когда он пронесся на этом своем авто у самого тротуара и окатил меня грязью из лужи! Но, по-моему, в подобных случаях следует остановиться и извиниться! А когда я подошла на светофоре, этот мальчишка начал хамить! Просто взорваться была готова!
- Тише, пожалуйста, – неожиданно для такой чахлой внешности глубоким и густым голосом ответил старик, недовольно покосившись на поспешно проходящую мимо к лестнице Арель. – Испытывать гнев в подобных обстоятельствах более чем естественно. Вы же не толкали парня под грузовик… надеюсь!
- Нет, я просто крикнула, что такому отвратительному мальчишке стоило бы и внешне быть настолько же мерзким, чтобы все сразу понимали, каков он! И тут же на перекрестке эта авария… – женщина в черном сцепила в «замок» слегка дрожащие тонкие руки. Выдохнула, пытаясь успокоиться.
- Опять себя убеждаете, будто можете влиять на людей, просто сказав что-то в раздражении?..
Окончание отдаляющегося разговора обрубила закрывшаяся дверь. Арель не верила ни в какие бытовые сглазы, но поймала тогда себя на надежде, что женщина в черном не решит, что прошмыгнуть мимо, не поздоровавшись, и не извиниться за невольно подслушанный чужой разговор – «язык потеряла, что ли?» – было невоспитанностью. Так, для внутреннего спокойствия.
Либо остальные квартиры почти постоянно пустовали, либо Арель, имея не так уж много свободного времени на знакомства, просто еще не со всеми соседями сталкивалась. Но это не помешало случайно ей самой подстроить появление еще одного соседа.
Ритм новой жизни почти не оставлял полностью свободных дней… или даже нескольких часов бодрствования, которые можно было провести в одиночестве. Арель это не особенно огорчало, хоть в родном городе она и любила, сбегая ото всех, бродить по побережью, погружаясь в свои мысли и фантазии – но теперь фантазии вдруг обернулись реальностью, а о прошлом и о семье оставалось лишь думать, снова и снова терзаясь сомнениями, не поступила ли слишком плохо, сбежав – такие размышления приятными было не назвать по сравнению даже с самой напряженной работой. Но, если все-таки случались исключения, иногда девушка отправлялась гулять по парку, удобно раскинувшемуся на склоне холма прямо за калиткой заднего двора апартаментов вокруг огибающей холм средних размеров реки. Был, конечно, сам город с его улочками, магазинами и кафе, но бродить там без компании хотя бы пары друзей, оказалось совсем не весело – там слишком остро думалось, что не отказалась бы в такие моменты от компании сестренок – вот парк и оказался гораздо приятнее для одиночества. Не стало исключением и утро, когда, проснувшись по привычке рано, Арель вспомнила, что всю первую половину дня может быть предоставлена сама себе, а никаких собственных планов так и не появилось. Поэтому, одевшись и прихватив плеер, отправилась на прогулку. Время было совсем раннее, так что встретить кого-то девушка совершенно не ожидала. И поначалу парк действительно выглядел совершенно пустынным, только когда Арель миновала густые зеленые коридоры и вышла на высокий берег городской речки, отделенный от дорожки бетонным бордюром, из кустов выглянул крупный, как медвежонок, лохматый серо-белый пес и, поприветствовав ее ленивым взмахом хвоста, потрусил по дорожке рядом.
- Ты не потерялся? – зачем-то спросила Арель, замедлив шаг. Пес счастливо заулыбался слюнявой пастью и, привстав на задние лапы, воодушевленно полез обниматься – с ног, конечно, не сбил, но все же заставил покачнуться, восстанавливая равновесие.
- Простите, пожалуйста! Он еще щенок, со всеми хочет играть…
Она повернула голову, не без труда отстранившись от восторженного пса, и собиралась ответить, что все в порядке. Черноволосый юноша в легкой белой рубашке со смущенной улыбкой приподнял руку с зажатым в ней отстегнутым поводком.
- … А я не ожидал встретить здесь кого-то так рано, вот и отпустил его побегать. Все в порядке?
- Да… – хотя бы на этот вопрос удалось подобрать нужное слово. Арель в растерянности запустила ладони в длинную шерсть собаки, отрешенно размышляя, что, вероятно, произвела впечатление редкостной дурочки. Зато пес выглядел все более довольным ситуацией… ну, и его хозяин, по крайней мере, понял, что возмущаться бегающим без поводка «медвежонком» никто не станет. Попытавшись показать, что язык у нее вдруг завязался вовсе не от испуга, Арель улыбнулась – и тут же мысленно констатировала, что впечатление так произведет еще глупее.
- Пока в колледже не закончились занятия, приходится гулять с ним совсем рано, иначе никуда не успеваю. А со стороны родителей и без того было достаточно любезно оставить Макса дома, пока я не найду жилье, где его разрешили бы держать, чтобы сваливать на них еще и это… Так что обычно мы ни с кем здесь не сталкиваемся, любители настолько ранних прогулок в городе редкость… – юноша мягко оттянул пса за ошейник и, миг поколебавшись, протянул ей ладонь. – Меня зовут Эрик.
- Я…
Она опять споткнулась на полуслове, кажется, смутив этим нового знакомого. Улыбка на загорелом лице стала чуточку застывшей.
- Я не хотел донимать тебе или навязываться, если ты специально гуляешь так рано, чтобы отдохнуть от людей, просто…
- Все в порядке. Прости. Ада. Зови меня Ада… и у меня просто редко и непредсказуемо появляется свободное время, я вовсе не… ну, не прячусь от общества. Значит, ты студент?
- Морской географ, – расслабившись, Эрик снова улыбнулся со всей теплотой. – Идеальная, как мне всегда казалось, профессия, в которой можно побывать в самых дальних и неизведанных уголках мира, да еще и получать за это зарплату! Удивительно, что даже сейчас столько в мире еще осталось неизведанным и неизученным…
Приноровив шаг по набережной, Арель с рассеянной улыбкой слушала. Она, в общем-то, интересовалась путешествиями, но не в «дальние глухие уголки мира», в конце концов, в далекой глубинке она родилась и выросла. Побывать, напротив, хотелось в больших городах с широкой публикой и богатой историей, на что вполне можно было надеяться в будущем, когда она сможет ездить с концертами даже по другим странам и континентам.
Но возражать Эрику не хотелось, такая в его словах чувствовалась увлеченность. Да и вообще, неожиданно Арель, всегда считавшая себя довольно бойкой на язык, обнаружила, что не особенно-то хороша в понимании, что и как говорить в таких ситуациях. Возможно, и поэтому тоже, но в этом разговоре слушать ей нравилось гораздо больше, чем самой что-то говорить. Ее новый знакомый, как оказалось, родился и вырос в городе, прошлой осенью переселившись в студенческий корпус, где не разрешали держать животных, поэтому Макс, оказавшийся староанглийской пастушьей овчаркой, пока что остался жить в родительском доме – не особенно к всеобщей радости, учитывая «пугающее», по словам Эрика, количество там же младших братиков, с которыми у родителей и без того забот хватало…
- В съемных квартирах у Тремейн… ну, я там живу сейчас… разрешают держать собак. Правда, одна из соседей их не любит.
Арель неуклюже кивнула на поросший парком склон холма, над которым, словно миниатюрный замок, виднелся острыми крышами и круглой стрельчатой башенкой особняк.
- Наверное, мне стоит заглянуть и узнать, по карману ли и мне снимать там жилье для переезда после каникул. Теперь это было бы вдвойне удачным совпадением.
Смущенно улыбнувшись, девушка неопределенно развела руками. Слишком чудесным совпадением, чтобы она ожидала, что Эрик и впрямь решит переехать к ним. Но, может, они смогут время от времени видеться в парке, как сегодня? Ей показалось, что нескольких минут не прошло, прежде чем юноша взволнованно спохватился, что уже всюду опаздывает – только запоздалое осознание, что когда-то успело окончательно рассвести, помогло Арель понять, что это не была отговорка.
В совершенно оглушенном состоянии она тоже повернула обратно к дому, в голове не связывалось ни единой полноценной мысли, почти как вспышках огней при сценических выступлениях, но все же немного иначе…
Только столкновение с Урсулой на лестнице веранды слегка вернуло Арель в реальность. Таксы радостно запрыгали, но тут же, вероятно, учуяв «присутствие» чужой крупной собаки с оскорбленным фырканьем скисли.
- Ты что, не ночевала дома? – изучив свою протеже взглядом, спросила миз Никсен.
- Что?! Нет… я, ну, была на пробежке.
При слове «пробежка» Урсула посмотрела с такой смесью брезгливости и недоумения, словно Арель внезапно разоблачила себя инопланетным шпионом, внезапно брякнув что-то совершенно противоестественное для земного человечества, зато интерес к разговору тут же скис – к глубокому внутреннему облегчению девушки, которое пока не получалось ничем объяснить даже себе. Держать сегодняшнее знакомство в тайне вовсе не было причин – ничего особенного ведь и не произошло, но откровенничать об этом совсем не хотелось.
По крайней мере, пока.