Отец считал, что Адаму следует закончить школу – хотя бы заочно. Вообще-то, в семье денег вполне хватало на то, чтобы приглашать любых учителей для этих бесполезных занятий и домой – в особнячок на отшибе, который отец получил в наследство от неизвестной родственницы и все никак не мог продать, пока вскоре после аварии Адама не отселили подальше, чтобы остальной семье глаза не мозолил. Без всяких возражений: оказаться подальше от всех знакомых, способных его заметить хотя бы через окно, от мамы, то и дело принимавшейся рыдать, стоило только попасться ей на глаза, юноша тогда счел вполне соблазнительной идеей. Год он прожил самостоятельно почти затворником, только постепенно привыкнув выходить в запущенный сад с наступлением сумерек. Приходящих учителей дома вытерпеть было значительно проще, чем необходимость самому даже изредка посещать школу экстерном, да и сами они за достаточные деньги могут потерпеть: преподаватель музыки Франко Фортинелли вон сам предложил продолжить занятия, только в плюс посчитал, что больше Адама ничего не отвлекает - однако отец в очередной раз уперся. Руки-ноги, мол, целы, а здоровый почти двадцатилетний парень ни черта не делает, повиснув у семьи на шее! «Шея» без малейшего труда выдержала бы хоть пятерых иждивенцев, да и новая уединенная жизнь Адама была более чем скромной, но убеждать в чем-то отца было бесполезно. В результате нескольких бурных ссор юноша просто получил ультиматум – либо школа, либо родители прекращают его содержание и предоставляют Адаму зарабатывать, как хочет. То есть вариантов вроде как не было вообще.
Не верилось, что его действительно могут вот так выкинуть из жизни – но и с мамой, и с дедушкой за все это время общение ограничилось несколькими дежурными телефонными звонками… могло быть и так, что он постепенно исключался из семейной картины мира лично, продолжая существовать только как неудобный элемент, о котором предпочитали не думать. Наверное, маме причиняло боль даже вспоминать о нем лишний раз, что же касается деда… когда отец не пошел в политику по его стопам, а вместо этого увлекся в молодости дизайном женской обуви и вскоре открыл свой дом моды, дед, наверное, надеялся, что внук больше будет похож на него самого. Стоило этой надежде испариться, интерес к несостоявшемуся наследнику заметно поостыл. К тому же отец очень любил винить дедушку за то, что тот «поощрял» Адама и якобы из-за этой безответственности тот и устроил аварию – хоть сам Адам так и не думал, должно быть, деду тоже было тяжело иметь с ним дело. Не то, чтобы сам Адам этого хотел. Родные были частью той, прежней жизни, живым напоминанием о прошлом… как ни старайся, а общаться с ними без невольного раздражения не получалось. Только отца это ничуть не беспокоило.
По крайней мере, о возвращении в прежнюю школу речи совершенно не шло. Глухой район, где Адам жил теперь, в одном полностью его устраивал – встретить здесь кого-то знакомого почти не было шансов. А незнакомым людям, если подумать, то и не должно было быть до него никакого дела – ну, с тех пор, как порезы на лице перестали воспаляться и превратились просто в сетку неровных шрамов, уже примерно год как почтальон не шарахался, по случайности заметив Адама в окне.
Так что выдержать это издевательство в теории было можно, тем более, если присутствовать в разных классах придется только на вводных лекциях и экзаменах. Может, на него и внимания-то никто не обратит? Когда не задаешься целью найти друзей или еще что-то в этом роде, сосуществовать с людьми получается значительно проще. Тогда, в прошлой жизни, при переходе в старшую школу Адам все-таки не мог полностью избежать сомнений: будет ли там все так же, как в средней, получится ли у него поладить с новым коллективом, сможет ли он всем понравиться… Не то, чтобы сильно, но тревожные мысли все же одолевали. А если рассуждать – шарахаться не слишком будут, да и на том спасибо… Худший вариант, конечно, тоже был вероятен, но если ни на что не надеяться…
Остаться вовсе незаметным, конечно же, не получилось. В таких местах, как старшая школа, ничто так гарантированно не привлекает внимание, как стремление избежать любопытных взглядов. Адам не разговаривал с подростками, он и с учителями-то свел разговоры к минимуму, никому не представлялся – лезть с расспросами школьники пока не решались, а назойливые шепотки, сменявшие обычную болтовню всюду, где он бы ни появился, неплохо получалось не замечать.
Впервые за несколько появлений в школе кто-то по собственной инициативе заговорил с Адамом аж дважды за день. Сперва после урока истории проход между партами к выходу внезапно перегородил какой-то недовольный тип с высоко зачесанными черными волосами и прямоугольным лицом. Бычье сложение выдавало в пареньке звезду школьного футбола или еще какого-то спорта, а гримаса мрачной решимости – человека, вынужденного постоянно всем демонстрировать, будто не боится никого и ничего. Даже разговаривать со странным вольнослушателем, оказавшимся в «его» школе.
- Я тебя не знаю! – хмуро глядя исподлобья, заявил брюнет.
- А это проблема? – искренне удивился Адам и попытался свернуть в соседний ряд, отодвинув стул, однако амбал с еще более недовольной гримасой перегородил ему дорогу рукой.
- Ты вообще старшеклассник? Выглядишь, будто какой-то псих из ужастика и пугаешь моих друзей…
Под косым взглядом брюнета невысокий пухлый мальчишка тут же изобразил на круглом курносом лице гримасу карикатурного ужаса.
- …Хороший образ для Хэллоуина, но в сентябре для него рановато!
- О, спасибо. Но твой костюм школьного задиры из комедии восьмидесятых тоже ничего.
На этот раз гримаса испуга на лице пухляша вышла совсем ненаигранной.
- Если ты все же учишься в нашей школе, то стоит уяснить некоторые правила, – исподлобья зыркнув на Адама, процедил черноволосый амбал сквозь зубы. – Для начала – мне не хамят!
- А то что? Разобьешь мне всю физиономию в фарш? – внезапно очень развеселившись от этой мысли, Адам широко улыбнулся и впервые за разговор сам посмотрел на брюнета прямо.
Тот сцепил зубы, кажется, едва не передернувшись, но выдал это лишь непроизвольно расширившимися синими глазами. Улыбка у Адама из-за каких-то там поврежденных лицевых нервов была совершенно людоедская, даже отец всегда невольно отводил взгляд. Даже к лучшему, что поводов развеселиться жизнь теперь давала значительно реже.
- Чтобы… я больше никогда не мог смотреться без отвращения в зеркало? – помрачневшим тоном добавил он. – Кажется, не в этот раз. Могу я в таком случае идти на свои занятия?
Амбал упрямо нахмурился, но все-таки отошел в сторону, для порядка посоветовав лучше не нарываться.
Адам на него не злился – видимо, вопрос школьной иерархии обязывал таких вот парней демонстрировать свое бесстрашие и напоминать, кто тут «главный». Сам в прошлом так иногда поступал, разве что в меньшей степени упирая на превосходство в грубой силе. Разговор можно было считать неформальной формальностью.
Но в тот же день во время ланча в школьном кафетерии, по теплому времени ранней осенью расположенном прямо во дворе, с Адамом снова заговорили. Толчея и суета там царила жуткая, но вокруг него сам собой образовывался островок свободного пространства – не только за выбранным столиком в как можно более дальнем уголке, но и за парой соседних. Определенно привилегированные условия – интересно, все учащиеся по индивидуальной программе здесь ими пользовались?..
- Не возражаете, если я присяду? – рассеянно спросили чуть в стороне.
Адам медленно повернулся, поднимая взгляд и позволив волосам отчасти соскользнуть с лица.
- Я не возражаю, потому что мне все равно, – заверил он. Однако девушка с собранными в небрежный хвостик каштановыми волосами, как оказалось, намертво прилипла к раскрытому томику Умберто Эко, а по Адаму, невнятно буркнув какую-то благодарность, едва скользнула подслеповатым взглядом. Или очень убедительно сделала вид, будто не замечает ничего особенного. Свободной рукой, похоже, уже с отработанной привычкой, девушка выставила на стол коробку со своим ланчем, присела рядом на скамью и отстраненно принялась копаться вилкой в омлете.
- Убийца – слепой хранитель библиотеки! – не удержавшись, процедил сквозь зубы Адам, устав коситься на поглощенную чтением девушку. Пока он не определился точно, раздражает ли больше, когда глазеют или когда, полагая это тактичным, очень стараются ничего «не замечать». Та, моргнув, слегка повернула голову:
- Я знаю. Я уже на предпоследнем году обучения, неужели Вы думаете, что я впервые в жизни взяла в руки «Имя розы»?
Вообще-то, большая часть знакомых ему подростков не читали ничего подобного, наверное, до самого университета. Адам и сам бы, скорее всего, не прочел, если бы не полтора года тоскливого уединения и попыток хоть чем-то себя занять в доме, оставшемся от незнакомой лично двоюродной бабушки, где книга нашлась среди прочих старых вещей.
- И поэтому не можешь оторваться, даже чтобы поесть? – слегка смутившись своего довольно-таки дурацкого порыва вредности, не поверил Адам.
- А Вы читаете только чтобы узнать содержание? Это же было бы скучно! – слегка вынырнув все же из своего транса, она извлекла из сумки очки и неохотно нацепила их на нос. – Вы новенький? Не видела здесь в прошлом году.
- Может, год назад я мог выглядеть как-то иначе? – ядовито сорвалось с языка. Конечно, прошло уже гораздо больше года, но незнакомке-то зачем знать подробности… Девушка пристальнее всмотрелась ему в лицо и, почти сразу виновато опустив взгляд, отрицательно покачала головой.
- Извините. Я… не особенно внимательная, – она помолчала, словно размышляя, что еще положено было бы сказать. – Меня зовут Линда.
Вроде бы, имени он у нее не спрашивал. Впрочем, сам виноват – завязал этот разговор, вместо того, чтобы просто поесть по соседству, не замечая друг друга. Но с чего ей завязывать знакомство? Особо любопытной девчонка не выглядела, если только не пряталась за свою книгу просто для маскировки. Проиграла какой-нибудь дурацкий спор?
Линда снова украдкой подняла на него взгляд в вежливом удивлении. Игнорировать ее было теперь уже как-то глупо, но первое имя, которым называли все прежние знакомые, отчего-то застыло на языке не хуже желе. Последние полтора года его, кажется, никто и никак вовсе не называл.
- Терас, – случайно вспомнив ни разу, наверное, не произносимое вслух второе имя из документов, неохотно представился Адам. – Можешь называть меня Терас.