О приглашении Адама Белинда предпочла не вспоминать вовсе, но и избегать его не стала. Или, по крайней мере, возражать на предложения проводить ее из школы. В хорошую погоду, наверное, Линду бы напрягало отсутствие возможности уткнуться на ходу в книгу, чтобы это не выглядело бестактным игнорированием, но в последние дни резко похолодало, город плотно окутали мрачные дождевые облака, почти все время мелко моросило – за исключением коротких яростных ливней – так что открывать книгу вне помещения все равно бы не получилось. Да и сумерки во время их возвращения из школы уже начинали сгущаться – из-за плотных туч темнело заметно раньше наступления настоящей ночи.
- Странно, октябрь еще даже не заканчивается, а уже так холодно, – заметил Адам, чтобы хоть что-то сказать. Когда-то он думал, что будет по-настоящему ненавидеть осенние дожди, однако конец осени и зима именно благодаря скверной погоде с некоторых пор стали любимым его временем, когда людей на улицах было мало, а еще всегда был удобный повод, не вызывая ни у кого вопросов, низко надвигать на лицо капюшон или почти полностью прятать лицо в шарф. Линда чуть резко пожала плечами. – Что-то случилось?
- Нет. Просто весь день сегодня какой-то нелепый, – неохотно ответила она. – Тебе не стоит так за меня беспокоиться из-за одного недоразумения с Паулой и ее подругами, я же не маленькая.
- Похоже, будто я чересчур беспокоюсь? – искренне удивился Адам.
- Ты пришел в школу второй день подряд, раньше по своему индивидуальному расписанию редко появлялся чаще раза в неделю.
Сперва одна из куколок-чирлидерш внезапно обращает внимание на то, в каком состоянии его прическа, теперь оказывается, что Белинда замечает, когда он приходит в школу, а когда отсутствует… интересно, стоит ли это рассматривать как постепенное возвращение былой популярности?
Правда, займет оно такими темпами… явно побольше времени, чем учебный год по ускоренному расписанию!
- Терас, – после затянувшегося молчания, так и не дождавшись, пока Адам решит, сказать ли, будто все просто совпадение, неуверенно заговорила Белинда. – Скажи, ты тоже думаешь, что я… веду себя излишне эксцентрично? Что это ненормально, когда в школе не находится ни одного друга, ведь обычно даже непопулярные ребята как-то держатся вместе…
- То, что ты спрашиваешь это у меня – уже довольно странно, – честно ответил юноша.
- Кажется, только с тобой я и могу поговорить. Ну, в школе… Вообще-то, у меня есть НЕ воображаемые друзья! – со странным вызовом в голосе подчеркнула она. – Просто… это папа и господин Альвис из книжной лавки, а они, мне кажется, еще меньше меня в этом разбираются. Понтия не имею, что я всегда делаю не так, то есть, в книгах почти всегда по умолчанию предполагается, что у людей появляются друзья, люди с общими интересами, взаимопониманием… все словно происходит само собой, но в жизни этого само собой не случается, и я действительно не могу понять, как люди друзьями становятся. Думала, работа над школьной газетой поможет мне после перехода в старшую школу наладить связи с теми, у кого похожие интересы, или хотя бы сообщающиеся, но, видимо, нет. Раньше успокаивало, что я ни с кем и не конфликтую, что в школе можно просто сосуществовать, да мне никогда вовсе и не было грустно без школьных друзей, просто интересно, как было бы с ними, но теперь я почему-то всех раздражаю, должно быть, действительно есть проблема, но я не могу понять, в чем она заключается... А ты сам сказал в прошлый раз, что у тебя есть опыт в общении. Хоть в нашей школе ты всех обычно избегаешь, у тебя же есть друзья из старых знакомых?..
Единственная проблема, которую Адам точно мог видеть у этой девушки – она пыталась выстроить какие-то системы и правила там, где жизни просто полагалось идти своим чередом.
- Были. Сейчас я больше ни с кем не поддерживаю связь. Но я не скажу тебе ничего нового: с некоторыми людьми просто сближаешься за совместным времяпровождением, если, конечно, они друг другу интересны. Никаких специальных секретов.
Белинда, конечно, ни к совместному времяпровождению с кем бы то ни было, ни к интересу склонна не была – скорее всего, в этом-то и заключалась «проблема». Впрочем, не похоже, чтобы она страдала от одиночества – даже странно, что подобная девушка вообще задалась подобными вопросами.
- Почему?
- Почему все действительно складывается само собой? Или не складывается… Я не знаю. Так просто было.
- Да нет же! – слегка обогнав его, Линда обернулась, пристально уставившись на Адама бархатисто-карими глазами. – Почему ты ни с кем больше не общаешься? Разве… ну, если кто-то твой друг, то разве это не тот человек, в чьей поддержке и участии особенно нуждаешься, когда происходит что-нибудь плохое? Иначе – в чем смысл?
- Я не задумывался в чем смысл. Тогда с определенными людьми было весело проводить время. Как ты можешь видеть, веселого времяпровождения в моей жизни больше не осталось, а раз так… Не хочу, чтобы кто-то из прежних моих знакомых вообще меня таким видел!
Может, у него и не было друзей в том смысле, что воспитанная книжными историями Белинда полагала «настоящими». Просто компания. Когда твои родители богаты, когда в жизни все, в общем и целом, хорошо, когда при этом любишь повеселиться и готов это веселье разделить – люди вокруг сами собой появляются. Про то, что у него скверный и эгоистичный характер, Адам, конечно, не раз слышал – не только от отца, не только от обиженных подружек и бывших подружек – но, вероятно, не настолько скверный, чтобы плюсы в прошлой жизни этого не перекрывали. Нельзя ведь и сказать, будто бывшие приятели как-то драматично от него отвернулись – Адам сам не хотел ни с кем из них видеться. И возможное отвращение с их стороны пугало, на самом деле, меньше, чем попытки «поддержать в трудный момент» из дурацкой жалости! Все равно все они неизбежно отдалились бы, так ради чего такое унижение и притворство? Достаточно гадко было переживать периоды собственной жалости к самому себе, чтобы умножать ее чьим-то еще сожалением по прежней, прошлой жизни.
Пусть лучше помнят его прежнего…
- Терас, прости, если я лезу не в свое дело, но ты не слишком… зацикливаешься? Можно понять, почему тебя, ну, беспокоит первое впечатление на новых людей, но разве для тех, кто уже тебя знает, это имело бы значение?
- Ты, конечно же, абсолютно права, – закатив глаза, Адам театрально коснулся пальцами подбородка. – Лезешь не в свое дело и понятия не имеешь, о чем вообще говоришь!
- Я…
Резко повернувшись, юноша схватил Линду за запястье и рывком притянул поближе.
- Знаешь, чем люди отличаются от вымышленных персонажей в книжках? – прорычал он сквозь зубы. – Персонажам необходимо переживать всякую «драматичную» дрянь, страдать, чтобы быть интересными. Их жизни могут рушиться ради сюжетного конфликта, ради воодушевляющего публику преодоления трудностей или игры на чувствах трагическими концовками – никто же не станет смотреть фильм или читать книгу, в которых герои просто ведут нормальную жизнь. Нет, сюжету нужно начаться с того, что чья-то жизнь переворачивается, нужно быть увлекательным. Так вот – когда речь о реальных людях, то разрушенные жизни и трагические события – это ни черта не увлекательно! Не работает на поучительность или сентиментальность. Это… просто разрушенные жизни. Тебе, кажется, любопытно, что за «история» скрывается за тем, как я докатился до жизни такой. В книгах полагалось бы, что это таинственно или романтично?
- Пожалуйста, отпусти меня, – голос Белинды снова зазвучал монотонно.
- Тебе любопытно, каким человеком меня знают люди, которые «уже меня знают»? Что вообще за жизнь у меня была в прошлом? – крепче сжав ее запястье, Адам с нарочитым оскалом положил ладонь свободной руки на талию девушки и попытался вплотную притянуть к себе.
За секунду до того, как увесистая школьная сумка описала между ними полукруг, по касательной мазнув его по щеке и носу. Отшатнуться почти удалось: на волосок ближе, и удар по голове вышел бы неслабый.
- Прости-прости-прости! – в шоке распахнув шире бархатисто-карие глаза над съехавшими очками, забормотала Линда. – Ты напугал меня…
- Да не может быть! – задумчивое оцепенение спало от пощекотавшей кожу над губой кровавой струйки, кажется, носу все же досталось чуть серьезнее горящей щеки. С еще более сконфуженным видом Белинда суетливо выискала платок и протянула ему – правда, нервно держась в паре-тройке шагов поодаль. Раздраженно – сам не зная, на себя сейчас злиться или на нее – Адам рывком выдернул платок из пальцев за противоположный краешек. – Что у тебя в сумке, кирпичи?
- Почти. «Бесы»… ну, Достоевского… Ты в порядке?
Наверное, стоило поблагодарить судьбу, что к Толстому или Марселю Прусту она такой привязанности не испытывала, а то сумочка точно превратилась бы в оружие массового поражения! Что считать «порядком», вопрос был почти философский, однако вряд ли даже сломанный нос мог бы теперь стать проблемой. Сильно хуже пара ссадин точно не сделает… однако Линда, кажется, не успела понять, насколько серьезно его стукнула. Мысленно хмыкнув, Адам полуприкрыл глаза и картинно коснулся лба ладонью, сделав вид, будто стоит на ногах слегка неуверенно.
- Кажется… вроде бы, – пробормотал он, искоса поглядывая на взволнованно покусывающую губы девушку. – Ты меня прости, что устроил эту скверную сцену. И что обещал проводить, но я… наверное…
Он переступил с ноги на ногу, наигранно покачнувшись. Интересно, если прислониться к столбу или забору с видом умирающего лебедя, предложит Белинда сама его теперь домой проводить? Она, кажется, из людей, старающихся во всем быть хорошими, даже если уж теперь и правда боялась к нему приближаться. И, для чистоты совести, внешность теперь можно было считать ни при чем…
- Тебе стоит обратиться в больницу, – с мрачной решимостью беря его под руку, заявила девушка.
- Что? Нет. Со мной все нормально.
- Ну почему мужчины так ненавидят обращаться к врачам?! Не спорь, у тебя может быть сотрясение…
Она попыталась закинуть его руку себе на плечи. Сотрясение, ага. Сотрясения у Адама не было, кажется, даже после аварии, превратившей тогда его физиономию практически в фарш – какими бы нелестными ни были предположения, почему.
- Да нет же. Ты едва меня задела, честно. Я пошутил, – в легкой панике осознавая, что вырываться из захвата теперь, возможно, придется уже ему самому, признался Адам. Несмотря даже на явное превосходство в силе, неприятная перспектива. – Извини… И за это тоже.
Линда отпустила его руку и, недоверчиво хмурясь, ощупала жестковатыми кончиками пальцев горящую щеку и невредимый висок, непроизвольно проведя по «линиям» ветвящихся шрамов.
- У меня нет медицинской квалификации… Ты точно придуривался тогда, а не теперь? Не стоит легкомысленно к этому относиться.
- Точно, – снова прикрывая глаза, заверил Адам. – Спасибо тебе. Кстати, в следующий раз, если тебе приходится так отбиваться от парня, лучше сразу после этого убегай – можно, с криками – а не начинай выяснять, насколько серьезно его оглушила. Если кто реально задумал что-то плохое, удар сумочкой или разбитый нос максимум несколько секунд форы тебе выиграет.
Помрачнев, но, кажется, приняв на веру, что с ним действительно все нормально, Белинда убрала руку и отстранилась. Адам подавил желание попытаться мягко придержать ее ладонь возле своего лица – не столько из опасения, что во второй раз сумка с «Бесами» может прилететь ему уже в лоб, сколько подозревая, что тогда уже Линда может с ним уже никогда больше не заговорить. Даже если проигнорирует совет насчет бегства – скорее уж доволочет таки до ближайшего отделения «скорой помощи». Ну, или полиции, где медицинскую помощь тоже вполне способны оказать! Для начала…
- Ладно. Надеюсь, ты доволен! – нервно дрожащими скорее уж от злости, чем от заявленного испуга, руками Белинда вернула сумку на плечо. – Я же во всей школе оставалась последней, кого только теперь получилось запугать!
Сколько уверенности, будто ему ради этого приходится стараться!
- Могла бы вместо угроз «скорой помощью» предложить мне помочь до дома добраться! Вдруг я все же потерял бы сознание из-за твоих «Бесов», иногда последствия удара не проявляются сразу…
- Если надумаешь изображать обморок, у меня лошадь за углом не припаркована, чтобы куда-то тебя волочь, так что скорее я все же вызвала бы специалистов.
Вполне возможно, девушке, несмотря на внешнюю худобу, непринужденно таскающей, помимо школьных вещей, в сумке томик размером с энциклопедию, вполне хватило бы сил обойтись и без лошади, но все же к лучшему, что так далеко дурацкая шутка не зашла.
- Зайдем к нам, раз уж мы рядом? – осторожно предложила Линда. – Тебе лучше обработать ссадину…
- Я же сказал, это ерунда! – Адам с трудом подавил снова нахлынувшую вспышку раздражения, причин которой до конца не мог понять. Девушка нахмурилась – не столько сердито, сколько с той нарочитой строгостью, будто бы он был капризничающим ребенком. Во всяком случае, мама именно так много лет назад смотрела, если он отказывался есть овощи!
Только мама не смогла бы заставить себя коснуться его лица теперь. Она… пыталась раз или два после аварии и каждый раз просто обнимала его нервно дрожащими руками, виновато пряча взгляд. Какого бы мнения отец ни был о нраве Адама, но доводить маму до слез тому вовсе не нравилось… только как быть, если слезы вызывала одна только попытка посмотреть на него? Неловкость за это все только усугубляла…
Чья угодно неловкость все только усугубляла!
- Ты уверена? – надеясь, что насмешливый тон поможет ему скрыть растерянность, на всякий случай спросил Адам. Учитывая, что удар школьной сумкой он спровоцировал, Белинде вовсе не обязательно было так стремиться помочь, чтобы продолжать считать себя хорошим человеком. – Ты говорила, что твой отец работает дома, не думаю, что окажусь приятным гостем. Мягко говоря.
- Будь иначе, я не стала бы этого говорить, – зато Линда вернулась к уже привычному своему тону, то ли восстановив эмоциональное равновесие, то ли достаточно убедительно сделав вид, будто восстановила. – Что касается папы, то он всегда говорил мне, что людей важно принимать такими, какие они есть.
Адам вскинул руки, будто демонстрируя безоружные ладони. И эта девушка еще спрашивала, считает ли он ее странной!
Дом располагался на ничем особо не примечательной улочке частного сектора, но в отдалении от остальных, на самом краю с лесопарком, разделявшим разные городские кварталы, а неогороженный сад вокруг вполне мог прикинуться частью этого парка, Адам даже не заметил небольшое, хоть и в два этажа, строение между деревьев сразу, немного удивившись, когда Линда уверенно пошла дальше хотя улица с ровными рядами коттеджей, казалось, уже закончилась. Впрочем, смысл в такой обособленности был – насчет «шумной» работы девушка ничуть не преувеличивала – даже не приблизившись к домику вплотную можно было услышать, как внутри гаражной пристройки что-то дребезжало, рычало и даже периодически гремело. Над крышей, будто крошечная мельница, неторопливо вращался ветряк, а довершая сходство в небольшом притоке парковой речки крутилось водяное колесо, собранное, судя по виду, из деталей старого велосипеда.
- Это портативная электростанция, – проследив его взгляд, с оттенком сдержанной гордости объяснила Белинда. – Папа изучает разработки разных альтернативных источников энергии, кроме того, для его работы часто требуется автономный генератор, чтобы свет при скачках не отрубался во всем доме. У него есть своя разработка электродвигателя для автомобиля, способного подзаряжаться от специальных экологичных генераторов, но гранд на их производство пару лет назад получить не удалось. Экспериментальный образец пострадал в аварии буквально накануне научной выставки, где папа надеялся получить финансирование, а за наш личный счет… в общем, все это займет больше времени. Хоть с работой самого двигателя авария никак не была связана, шанс мы тогда упустили.
- Вы или он? – едва сдержав улыбку, уточнил Адам.
- Думаешь, если я безнадежный гуманитарий, то в принципе не умею что-нибудь делать? Впрочем, инженерных талантов я и впрямь, увы, не унаследовала, но это не значит, что я не могу помогать, если потребуется! Папа вряд ли закончит раньше восьми, так что просто не обращай на шум внимания, – неопределенно махнув рукой, она направилась мимо гудящего и временами подрагивающего гаража к высокому крыльцу домика.
Как Адам и предполагал, семья Линды явно была из тех, у кого особых богатств не водится, но и нужды тоже не испытывают. Уютно обставленные комнаты внутри домика казались слегка тесноватыми, хотя, наверное, только ему с непривычки после родительской виллы и пустынного тетушкиного особняка, и скорее потому, что полки с книгами, загадочными артефактами и какими-то хитроумными механическими игрушками съедали большую часть свободного пространства. Может, обитатели и могли бы позволить себе вещи новее и дороже, как Белинда могла бы позволить себе более модный и разнообразный гардероб, если бы только видели в этом достаточно смысла уменьшать траты на свои интересы и увлечения. В этом тут явно были единодушны. Пока девушка, мимоходом указав Адаму взглядом на диванчик, доставала с одной из полок аптечку, успела мимолетом рассказать и о паре подвернувшихся диковинок, привезенных ее мамой из путешествий, и о нескольких мелких бытовых изобретениях отца.
- Твоя мама ученый?
- Полевой биолог. Но в экспедициях невозможно не узнать гораздо больше, чем в рамках собственной специальности, – слегка погрустнев, добавила Линда и поставила извлеченную аптечку на журнальный столик. – Не могу вспомнить, где зеркальце…
- Не нужно! – поспешно оборвал ее Адам и, слегка смутившись от недоуменного взгляда, неохотно добавил. – Я… не люблю зеркала. Так справлюсь.
Белинда укоризненно, снова будто бы общаясь с ребенком, покачала головой.
- Тогда я помогу, – без вопросительных интонаций заявила она, присаживаясь на край диванчика, и, не дожидаясь ответа, сама открыла аптечку на столике.
- Говорю же, справлюсь. Я уже почти два года как с отражениями не лажу, давно привык обходиться…
- Сиди смирно, – сухо потребовала Линда, смачивая ватный диск в перекиси водорода. Очки она сняла, аккуратно положив на том же столике, но, поскольку читала Белинда всегда без них, следовало полагать, на расстоянии меньше метра и сама все нормально видела. Когда прохладная и одновременно жгущаяся влажная вата коснулась саднящей кожи, Адам все-таки дернулся от неожиданности и раздраженно выдохнул сквозь зубы. – И не надо на меня рычать, пожалуйста. Я ведь уже извинилась…
- Тебе извиняться было и не за что.
- Мне жаль, если мои слова прозвучали обидно. Не стоило лезть с нравоучениями, когда тема с такой вероятностью окажется болезненной… Может быть, именно поэтому я и не умею заводить друзей? – она выдавила беспомощную невеселую улыбку. – Повезло, что папу и господина Альвиса я всю свою жизнь уже знала!
- Перестань, – оттолкнув ее руку, попросил Адам.
- Жечь быстро перестанет, не капризничай.
Едва получилось сдержать улыбку. Жжение перекиси и впрямь почти сразу сменялось прохладным покалыванием. Жечь постоянно может только собственная злость: когда неважно, что Линда не сказала ничего обидного, неважно, что его уже бывшие приятели из старой школы вовсе не отворачивались от Адама сами – и неизвестно, отвернулись бы вообще, не оттолкни он всех первым – злость щетинилась своими едкими иглами независимо от того, что делали люди вокруг. Терпеть жалость было невыносимо, попытки приободрить и убедить, что что-то не так уж плохо, выводили из себя, когда просто пытались деликатно не замечать – злило ничуть не меньше. В любом ведь случае – у них-то все хорошо! Ну, может быть, не совсем все, но чужие проблемы и переживания неизменно представлялись такими мелочными и глупыми. В уединении жгучая злость унималась, оборачиваясь колкими ледяными иглами – наверное, Адам и правда предпочел в итоге одиночество. Пусть и как меньшее из зол.
- Помнишь, ты сказал, что не собирался строить из себя Грегора Замзу? Так вот я – не Эмма Бовари. Я вовсе не считаю, будто жизнь должна быть остросюжетной или романтичной… ну, разве что в детстве, может быть, и считала. Ты прав, ничего хорошего нет в том, если реальность вдруг начинает подражать искусству.
- Линда, я просто…
Незаконченную фразу поглотил грохот и лязг, ведь домик будто подпрыгнул от легкой встряски, зазвенели безделушки и механические произведения на полках, даже лампы в оранжево-золотистых абажурах закачались. А потом, мигнув, погасли.
Что она там говорила насчет автономного генератора?
- Прости, – поспешно, но без особой паники, явно успев привыкнуть к таким происшествиям, Линда вскочила с диванчика, на ходу подхватывая со столика очки. – Иногда так бывает. Проверю на всякий случай, все ли в порядке…
- Слова, настолько подходящие какому-нибудь дешевому триллеру, что меня удивляет отсутствие грозы снаружи и тревожной музыкальной темы со скрипками! – заметил Адам, заставив девушку слегка нервно хихикнуть, прежде чем она выбежала из комнаты. Свет, правда, вернулся раньше, чем Линда успела бы заглянуть в гараж или подвал – что-то за стенами негромко зажужжало, а лампы снова загорелись. Хлопнула дверь, сквозь гудение донеслись неразборчивые голоса – содержания разговора не получилось уловить, даже когда они приблизились.
Отец Белинды оказался невысоким полноватым пожилым мужчиной почти без всякого внешнего сходства с худощавой и долговязой дочерью. Вернее, у него тоже были карие подслеповатые глаза – очки сейчас были сдвинуты на взъерошенную макушку – но обычного карего, а не бархатисто-коричного цвета. И волосы, вероятно, были темно-каштановыми, пока их цвет не размыла пегая седина…
Куда больше пегой седины, чем пару лет назад.
А еще он оказался Морисом Бонне! Ведь фамилией Белинды за не особенно длинное школьное знакомство Адам как-то ни разу и не поинтересовался… да если бы и узнал, не такая уж она и редкая, чтобы не показаться случайным совпадением.
- Добрый вечер, – неловко поздоровался господин Морис, рассеянно щурясь. Может, он и не сможет разглядеть толком случайного гостя. Все-таки… – Прошу прощения за этот беспорядок, эксперименты иногда сворачивают не туда…
- С чего и начинаются либо катастрофы, либо великие открытия! – с добродушной насмешкой добавила Линда. – Пап, это Терас, вольнослушатель из нашей школы.
- Добрый вечер, господин Бонне, – растерянно поздоровался Адам, размышляя, не лучший ли сейчас момент спешно попрощаться и уйти. Морис, чуть хмуря густые взъерошенные брови, спустил очки на слегка мясистый крючковатый нос и, едва их не выронив, оцепенело замер.
- Пап, ну где твои манеры. Сам вечно ворчишь, что я почти ни с кем не общаюсь в школе, а теперь устраиваешь представления перед гостем!
- Ты же не для того меня пригласила, чтобы больше тебя такими разговорами дома не донимали? – попытался вяло пошутить Адам. Все же его вид многих шокировал, это вовсе не обязательно значило, что Морис узнал его… тем более, по сравнению с прошлой их встречей сейчас он хоть относительно на человека похож. – Линда, мне, наверное, лучше…
- Милая, ты не проверишь, не забыл ли я установить на место все предохранители? Свет еще не работал, когда я вышел из мастерской.
- Мы бы услышали, если что-то там включилось, – с неуверенной подозрительностью возразила Белинда, но из комнаты все же вышла.
- Ты Адам Лерой, верно? – негромко спросил Морис, помолчав, видимо, в ожидании, пока шаги дочери не отдалятся.
- Лучше обращаться ко мне Терас. Вас это беспокоит? Насколько я помню, в суде весьма однозначно обвинили в аварии меня, а Вас посчитали просто неудачно оказавшимся в неподходящем месте в неподходящее время. Не припоминаю, правда, чтобы речь шла о каком-то «экспериментальном прототипе»… если эксперименты и впрямь иногда сворачивают не туда – но это мало что меняет, правда? Даже если бы я и захотел предъявить снова какие-то претензии, даже доказать это вряд ли смогу.
- Даже если?
- От того, что та авария разрушила бы на одну жизнь больше, мне не стало бы легче. Тогда я об этом не думал, потому что был шокирован и зол… разумеется, мне не следовало Вам угрожать, это было глупо.
Адам вполне осознавал, что никакой вины второго водителя в происшествии не было. Что с тем же успехом он мог разбить машину о столб или витрину магазинчика, но от осознания тогда толку было мало. Даже знай он тогда про научную ярмарку и прототип двигателя, про перечеркнутые перспективы инженерного проекта – разве счел бы это хоть отдаленно сопоставимым с тем, что самому пришлось пережить? Не получалось отделаться от мысли, будто все могло бы и обойтись как-нибудь, не окажись на перекрестке именно в тот момент другой машины, не получалось отделаться от захлестывающей обиды на то, что пострадал сам – как тогда казалось, только сам – и очень уж хотелось найти виноватого. Но не только закон, но даже собственные родители тут были категоричны, хуже того, только за Адамом уже числилась длинная история штрафов за мелкие нарушения. Оттого отчаяние и гнев жгли только больнее, а все, что было в его силах – наговорить после разбирательства гадостей и пустых угроз.
- Хочешь сказать, что больше не злишься? – с сомнением шевельнул усами Морис. – Или дело в Линде? Меньше всего мне хотелось бы, чтобы моя дочь становилась моральным заложником из-за того, что Я оказался в неподходящем месте в худший возможный момент – независимо от того, мог усугубить риск аварии мой экспериментальный двигатель или нет. Она тут уж точно ни при чем!
- Я тоже совершенно этого не хочу. Поверьте, господин Морис, мы с Белиндой познакомились случайно и я понятия не имел, что ее отец – это Вы. Уж простите, но фамильного сходства между вами мало.
- Полагаю, я не в той ситуации, чтобы просить тебя держаться от нее подальше?
- Полагаю, просить Вы можете о чем хотите, просто вряд ли я стану к этому прислушиваться. К тому же, это потребовалось бы ей как-то объяснить, а я ни малейшего желания этого делать не имею. Почему, кстати, Вы сам ничего ей не сказали? Это не вписывается в образ дружелюбного родителя, который всегда учил принимать людей, какими бы они ни были? – сдержаться от ядовитой колкости напоследок не вышло.
Морис с шумом втянул воздух, смешно шевельнув усами, и явно собирался, соскребя всю возможную решимость, что удалось отыскать в своем характере, высказать некое негодование, но не успел до возвращения Белинды, поэтому удрученно сдулся обратно. Видно, и впрямь ничуть не больше Адама хотел распространяться об аварии.
- Извини, мне, наверное, пора, – чувствуя себя на редкость глупо, заявил юноша. – Всего доброго, господин Морис.
Линда изучила недоверчивым взглядом сперва его, потом своего отца, но ни возражать, ни спрашивать ничего не стала.
- Спасибо тебе, – добавил Адам, когда она вышла следом. – Линда, мне правда жаль…
- Тогда просто не делай так больше. Пожалуйста.
- Разумеется…
Не имело совершенно никакого смысла что-то от нее скрывать, ведь даже если и Морис не станет рассказывать, сам Адам все равно будет помнить при каждом разговоре… при каждой встрече. Но объяснить ничего так и не получилось. Прощание вышло каким-то до нелепости неловким.
Дождь и ранние осенние сумерки разогнали почти всех жителей города по домам. Золотистыми сферами, рассеянными моросью и отразившимися в глянцево-мокром асфальте, улицы освещали фонари, но прохожих для такого раннего времени встречалось необычно мало, поэтому Адам, поколебавшись, стянул капюшон и подставив лицо дождевым каплям.
В полумраке стеклянная витрина одного из неработающих магазинчиков обернулась темным зеркалом, позволившим всмотреться на миг в свое мутноватое отражение.
- «Мне правда очень жаль, что я угрожал твоему отцу просто ради пустой безобразной истерики», – едва слышно пробормотал Адам, будто пытаясь запомнить строчки из стихотворения или реплику в спектакле. Зыбкий двойник за стеклом брезгливо оскалился. – Хотя на самом деле – жаль, что единственный, возможно, во всем мире человек, у кого я не вызываю отвращения, оказывается, имеет действительно серьезную причину для неприязни. А ведь я только понадеялся, что еще более скверно в собственных глазах выглядеть уже не буду…