Тьма

Среди пустых могил ты о спасенье грезил

Голодных мертвецов бушующая рать

Смеялась над тобой, ну что ж ты так не весел

Тянула руки к телу, спеша тебя порвать

Что вам сделал некромант — мастер тёмных дел

Он навеки одинок, смерть его удел

Никогда вам не понять, что в душе его

Тьмы там нет, там только боль, больше ничего

Амбрелла «Что вам сделал некромант?»

***

      Вэй Ин рассыпается на осколки, не в силах себя удержать. Он должен быть сильным, дерзким. Сильнее всех, чтобы никто больше и пальцем не прикоснулся к тому, что дорого. Идёт, несмотря на всё то, что теряет, не смотря на тех, кого отталкивает. Несмотря на себя и на то, насколько же он на самом деле устал и разбился.

      Война выворачивает наизнанку всё людское, вывернула и его доброту, обратив злым смехом, не отражающимся в глазах, и ордами мертвецов рядом вместо вечного тепла, которое он раньше дарил. Вэй Ин говорит себе, что это ради семьи. Ради шицзе, ради Цзян Чэна. Он не мог иначе. Это честно и правильно. Но что толку, если всем плевать? Что толку, если он теперь мёрзнет постоянно и не спит почти, потому что кошмары и тьма восстают, стоит только прикрыть глаза. Он вынужден идти по осколкам своего же сердца за тенями бывших клятв, потому что выполнить их уже нельзя. Он отдал почти всё, и у него осталась тьма, холодная, насмешливая и злая. Иногда кажется, что она встаёт на его место, она говорит злые слова и жалит больнее, чем острые клинки. Но Вэй Ин ненавидит искать себе оправдания, и не смеет перекладывать ответственность с себя на что-либо ещё.

      За всем этим никто не видит, насколько он сейчас слабый и неприкаянный, насколько не знает, что ему делать и куда себя уместить, чтобы обрести своё место. Месть свершена, он убеждает сам себя, что его место в Юньмэне, мечется, стараясь помогать брату или забываться в развлечениях, но ничего не находит, и даже доброта Янли вспыхивает искоркой внутри и угасает. Как прежде уже не получится, на пепелище не разгорится костёр. Гореть уже совсем нечему. Что-то в очередной раз с треском и скрежетом рушится. Вэй Ин уходит на Луанцзан, окончательно переставая верить всему миру, кроме, разве что, семьи. Он очень устал, и самоуверенность отлично скрывает эту усталость и стылую боль в глазах. Почти все уже верят, что ему всё равно. На себя, на семью, на мир заклинателей и любые его идеалы.

      На горе он немного оттаивает, стараясь ради горстки казалось бы, чужих людей. Ровно настолько, чтобы болеть начало сильнее, чтобы иногда становилось по-детски одиноко, и хотелось, чтобы кто-то пришёл, забрал и защитил. Но Вэй Ин давно взрослый и очень сильный, он может сам, его не надо никому защищать. Никто и не будет. Будут только шаг за шагом подталкивать к бездне, насмехаясь и тыкая пальцем. Гнев сильнее боли и страха, и он на них злится. На весь этот неправильный, несправедливый мир, на весь огромный мир, в котором абсолютно некуда идти. Больное обречённое отчаяние и злость в его положении — почти мир и благодать на сердце. Однако, Вэй Ин упорно делает вид, что нет ничего такого, смеётся с а-Юанем, пьёт со стариками клана Вэнь и говорит с Вэнь Нином и Вэнь Цин о будущем. Они тоже прекрасно всё понимают, им нисколько не легче, чем ему, и самообман помогает забыться.

      А потом мир сходит с ума, окончательно разбивая его на куски. Тьма смеётся в тон смеху заклинателей, получивших своё, получивших священное право убить отступника. На самом деле, им плевать на смерти людей, которых они не знали, они хотят кого-то истово ненавидеть, проклинать и рвать на куски. Если честно, он и сам себя ненавидит. Сильнее всех прочих. В мире больше не осталось никого, за кого он мог бы держаться, и внутренний маленький напуганный мальчик сжимается в комок, рыдая от холода, боли и одиночества. Вэй Ин смеётся багряным и злым смехом и играет на флейте. Его скрывают потоки тьмы и толпы мертвецов, слёз уже никто не видит. Так он думает, прежде, чем окончательно сгореть и провалится в голодную тьму.

      Ему удалось оградить мир от своей главной ошибки — Стигийской тигриной печати. После ритуала он рвёт на себе одежду, кожу, и кричит как раненый зверь. Эхо напоминает смех. Он один, отдавший свой свет за семью и идеалы, и не сумевший сберечь ни того, ни другого. И когда он смотрит на поле брани, за его спиной уже никого нет. Ни одного человека. Завывает буря, а заклинатели ведут свои войска к горе. Его брат ведёт войска к горе. Он имеет право на ненависть, но болеть от этого не перестаёт ни на грамм. Последняя мелодия — последний его приказ. Мертвецы задержат армию. А те, которые поближе, раздерут его на сотни клочков. Тьма тянется навстречу, обнимает и укрывает, утаскивая в не менее одинокое забытье. Душа лишь невероятным чудом не разлетается на осколки совсем, когда её обладателя рвут уродливые мёртвые руки. Больно, холодно и очень одиноко. Это безумие. Неизбежный конец для него.

***

      Его мягко, но надёжно держат сильные руки, а нежные чужие прикосновения успокаивают и собирают из осколков. И Вэй Ин правда без понятия, чем это заслужил. Даже тьма теперь стала теплее, обернулась подспорьем, а не врагом. Всё же сила зависит от состояния своего обладателя, ой как зависит… Он лениво потягивается, поворачивается в кольце рук, тянется за поцелуем. Лань Чжань тут же отвечает, не прекращая легко гладить по плечам и спине. Потребовалось умереть и воскреснуть, чтобы понять, что он никогда не был один, даже в самом конце. Пришлось принять ещё больше вины и боли за то, как бессовестно он плясал на чужих чувствах и приносил одни страдания. Лань Чжань же воистину святой, прощает и согревает, а не заслуженно отталкивает обратно в одиночество и злую тьму. И Вэй Ин больше всего на свете боится, что потеряет это. И честно старается оставить свои сожаления позади.