Твоя спина впечатывается в стену с гулким звуком, сила удара выбивает воздух из лёгких. На секунду в глазах темнеет, но времени опомниться нет — две металлические клешни тут же впиваются в плечи, разрывая ткань костюма и нежную кожу под ним с лёгкостью раскалённого ножа, входящего в кусок масла. Порезы неглубокие, поэтому раны больше задевают гордость, чем и правда травмируют. Нехватка кислорода обжигает лёгкие и ты делаешь глубокий вдох, с жадностью глотая прохладный вечерний воздух.
Ты вскидываешь голову и видишь силуэт хозяина, а заодно и создателя, удерживающих тебя механизмов. Его величественная тяжёлая фигура закрывает собой все источники света, будто желая скрыть тебя от остального мира. Кажется, что тьма исходит от него самого. Отто Октавиус приближается к тебе неторопливо, словно даже нехотя, и останавливается прямо напротив. Только по лёгкому движению головы можно понять, что он оглядывает тебя.
— Попалась, пташка. — Бросает он без каких-либо эмоций, просто констатируя факт.
За тёмными стёклами очков не видно выражения его глаз, но ты просто знаешь, что они горят тем же злорадным азартом, который испытывает охотник, поймавший дичь, за которой гонялся весь сезон. От этого сравнения почему-то становится весело. Кто тут добыча — вопрос спорный.
Признаться честно, вырываться из трёхпалых лапищ абсолютно не хотелось. Ты поёрзала для приличия, но больше попыток высвободиться не предпринимала, позволяя рукам свободно висеть вдоль туловища. Если бы не солнцезащитные очки на его лице, то в отражении его глаз ты бы могла увидеть твоё собственное, почти садистское, наслаждение нынешним положением.
Мимо домов, в тёмный переулок которых заманил тебя этот безумец, проезжает машина, на несколько мгновений освещая его лицо. Твой взгляд успевает выцепить кривую ухмылку с лёгким налётом гордости, которую хочется стереть с его лица наждачкой.
Он открывает рот, без сомнения, чтобы сказать очередную остроту, которую ты будешь прокручивать в голове ещё несколько дней, но вся эта беготня настолько завела тебя, что слова изо рта вырываются сами, минуя любые остановочные и обрабатывающие информацию пункты в твоём лихорадочно возбуждённом мозге:
— Полегче, тигр. Я, конечно, люблю по-жёстче, но сперва хотя бы пригласите меня на ужин для приличия.
Отто замирает на месте, и ты даже не пытаешься остановить поток сознания:
— Ну ладно, ужин можно пропустить, вы и сами выглядите как целый обед из пяти блюд и десерт сверху...
С почти детским восторгом ты наблюдаешь за изменениями на его широком лице. Мужчина, кажется, настолько ошарашен этим нелепым и абсолютно несвоевременным комментарием, что даже не замечает, как его металлические устройства разжимаются, выпуская твои порядком одеревенелые плечи из своей хватки.
Наверное, будь ты настоящей героиней, как пресловутые Мстители и Люди-Х, эта фраза была бы отвлекающим манёвром, который мог позволить тебе сбежать или нанести очередной удар, пользуясь замешательством оппонента. Но ты с трудом вписывалась в эти рамки, поэтому спокойно признавалась самой себе в своих даже самых тёмных желаниях. И список этих самых желаний вот уже которую неделю возглавлял он.
Ты подмигиваешь и подаёшься ему навстречу, протягивая руку к его лицу, но Октавиус отшатывается, делая шаг назад, и почти спотыкается об один из своих отростков. Это выглядит настолько комично, что ты заливаешься хохотом.
Он застывает, явно не ожидая такого поворота событий. Судя по нахмурившимся бровям, его задевает твоё веселье. Он снова открывает рот, но ты опять перебиваешь его:
— О, не дуйтесь, Доктор, я вполне серьёзно. Не моя вина, что вы такой... Высокий, сильный, умный, а эти щупальца... — с каждым словом ты приближаешься всё ближе, пока твоя рука не ложится на лацкан внутреннего пальто, едва касаясь единственного открытого участка кожи. — Только догадываюсь насколько они могут быть... полезными.
Ты широко ухмыляешься, с удовольствием отмечая про себя, как даже в темноте видно, как краска постепенно заливает его лицо и шею. Это даже мило, если не думать о том, что час назад этот же человек хотел ограбить ювелирный магазин, сильно покалечив нерадивого охранника.
Несмотря на явный откровенный подтекст твоих слов, мужчина стоит как вкопанный, не предпринимая никаких действий. Ты почти разочарована.
— Жаль, а я думала, что вы будете более решительным.
Ты насмешливо цокаешь языком и обводишь взглядом его тело. Взгляд задерживается на широкой, покрытой испариной, груди на несколько мгновений дольше, чем позволяют нормы приличия. И определённо намного дольше, чем того требует ситуация. Ты позволяешь себе коснуться его кожи большим пальцем, осторожно поглаживая.
— Но какой вид… — Выдыхаешь ты мечтательно.
— Ах, ты маленькая чертовка… — Доносится до тебя едва слышный шёпот и ты в который раз за вечер оказываешься прижатой к стене. От неожиданности ты даже вскрикиваешь, пальцы впиваются в его грудь в попытке стабилизироваться.
Одна из его металлических тентаклей резво обвивается вокруг твоих рук, соединяя их за спиной, а другая вокруг ног, полностью лишая тебя возможности двигаться или вырваться из их мёртвой хватки. Устройства слегка приподнимают тебя до уровня его лица.
Октавиус быстрым движением руки снимает очки, открывая, наконец, свои шоколадного оттенка глаза в обрамлении густых чёрных ресниц. Они прищурены и ты почти задыхаешься от интенсивности его взгляда, чувствуя себя ещё более уязвимой. Но несмотря на бедственное положение, ты не можешь не заметить, как увеличены его зрачки.
Он подтягивается ближе, накрывая твоё тело своим. Его грудь прижимается к твоей так сильно, что ты буквально чувствуешь, как каждый его вздох впечатывает тебя в стену всё сильнее, неровная поверхность кирпичей неприятно царапают спину, но это только возбуждает сильнее.
Ваши лица оказываются в опасной близости друг от друга, настолько близко, что его слегка учащённое дыхание обжигает губы, а кончик его длинного с горбинкой носа слегка щекочет твой, задевая короткие волоски.
Ты рвано вдыхаешь и в ноздри ударяет горький и отчётливый запах остывающего асфальта и бензина; и едва слышный — дорогого одеколона вперемешку с лёгким запахом пота. Амброзия ароматов душит, оседая липкой вуалью на горле, и немного пьянит. Или это от ощущения его горячего тела, вдавливающего твоё к остужающей прохладе кирпича? Контрастность температур и разливающееся по телу чувство сладостного предвкушения заставляет тебя забиться мелкой дрожью.
Отто довольно хмыкает и чуть наклоняет голову. Его губы едва касаются уголка твоих, а нос упирается в щёку прямо у края маски, скрывающей верхнюю половину лица. Ты сглатываешь, не в силах пошевелиться от внезапной интимности его движений. Он аккуратно и мучительно медленно поднимается до самой мочки уха и каждый миллиметр твоей кожи словно плавится под его прикосновениями.
Твои глаза захлопываются сами собой, когда его рот останавливается около внутренней раковины уха и Октавиус прижимает губы ко входу. Его глубокий вкрадчивый голос вливается в ушной канал словно раскалённая лава и отзывается сильным, почти болезненным, спазмом внизу живота.
— Ты уверена, что ты готова к моей решительности, пташка?
Ты находишь в себе силы, чтобы выдохнуть упрямое:
— Удиви меня, Доктор.
Его хриплый смешок в ответ посылает волну электричества от самого уха до кончиков пальцев, она проходит по телу и останавливается где-то в районе живота.
— О, замолчи. Называешь меня доктором так, будто тебя это не возбуждает.
Разум сдаётся, не в силах придумать хоть какое-то оправдание и ты просто киваешь, признавая его правоту. Он довольно мурлыкает:
— Бесстыдница.
Без всякого предупреждения его зубы впиваются в ложбинку под ухом. Ты тут же чувствуешь, как нежная кожа наливается кровью на месте укуса. Ты резко тянешь воздух носом и его влажный язык змеёй скользит по коже, словно извиняясь за причинённую боль. Внутри пульсирует от желания и тебе становится почти стыдно, но ты отбрасываешь эти чувства, сосредотачиваясь на других ощущениях.
Отто прокладывает дорожку мокрых поцелуев до самых ключиц и останавливается только когда доходит до воротника костюма. Мягкое дуновение ветра приятно охлаждает теперь влажную поверхность кожи. Ты слышишь собственный стон будто издалека. Звук кажется инородным и разум не сразу понимает, что он исходит из твоего же горла.
— Только посмотри на себя: такая… податливая. Тихая. Мне нравится.
Механические руки сдавливают твои конечности сильнее и ты шипишь.
— Тише, мальчики. Мы же не хотим сломать её раньше времени.
Кончики пальцев его настоящей руки осторожно касаются твоей груди. Они блуждают по поверхности костюма, вырисовывая причудливые узоры. Этого недостаточно и ты подаёшься навстречу, желая почувствовать больше, но он вовремя одёргивает руку. Ты тихо фыркаешь от нетерпения и он неодобрительно качает головой.
Он тянется к твоему лицу, но тут же останавливается на полпути. Ты смотришь на него непонимающе, но вопрос застревает в горле, когда он подносит руку к губам и обхватывает зубами краешек перчатки на среднем пальце.
Ты завороженно наблюдаешь за тем, как его ладонь плавно выскальзывает и предмет одежды остаётся в зубах. Ты шумно сглатываешь и его ухмылка превращается в широкий оскал. Октавиус явно наслаждается твоей реакцией. Он быстро стягивает перчатку со второй руки и убирает их в карман. Не теряя больше ни минуты, он кладёт горячие ладони на твою грудь и слегка сжимает её. Вы стонете в унисон.
Тепло от его рук распространяется по телу маленьким пожаром, сжигая последние остатки каких-либо чувств кроме похоти. Доктор не спеша массирует грудь и издаёт хриплый стон. Ты облизываешь губы и его взгляд тут же обращается к ним, но сокращать расстояние он не спешит. Октавиус медленно опускает одну руку от грудной клетки до самого живота. Ладонь плавно скользит по поверхности тела и останавливается на ремне.
Он разворачивает ладонь и движение слегка щекочет живот даже через костюм, от чего мышцы сокращаются и это даёт Отто достаточно пространства, чтобы запустить руку под ремень.
Он останавливается и поднимает вопросительный взгляд. Джентльмен даже в такой ситуации, он дожидается утвердительного кивка и только тогда опускает руку дальше, минуя нижнее бельё. Другая рука перемещается на талию, крепко сжимая её пальцами.
Пальцы доходят до лобка и зависают над половыми губами, но так и не касаются их, дразня разгоряченную плоть. Ты хныкаешь и пытаешься опустить бёдра в попытке получить хоть какое-то удовлетворение, но Октавиус лишь цокает языком.
Не в силах терпеть это издевательство ты торопливо шепчешь:
— Пожалуйста.
Он слегка наклоняет голову и переспрашивает голосом, полным самодовольства: — Пожалуйста, что, дорогая?
— Пожалуйста! — Просишь ты громче, — Пожалуйста, прикоснись ко мне...
— Ну раз уж ты просишь так вежливо…
Тут же средний палец грубо надавливает на головку набухшего клитора и ты вздрагиваешь всем телом как от удара током. Ты громко и вульгарно стонешь, нисколько не скрывая, насколько приятны его прикосновения.
Он шумно выдыхает и бормочет что-то себе под нос, ты различаешь только слова «уже» и «влажная», но даже не думаешь переспрашивать. К этому моменту тебе уже наплевать на всё, единственное, чего ты хочешь — чтобы он не останавливался.
Умелые пальцы двигаются медленно, нежно и неторопливо лаская клитор. Тяжёлая голова опускается на его плечо, из горла вырываются хриплые поскуливания. Давления недостаточно, чтобы удовлетворить тебя и ты напрягаешь бёдра, прижимая его руку сильнее, в бессовестной попытке достигнуть пика самостоятельно.
Он только смеётся в ответ и его грудная клетка вибрирует под тобой, задевая напряжённые соски. Сжалившись, он запускает сначала указательный, а затем и средний пальцы в твоё лоно, их место занимает основание большого пальца. Он двигается быстро и уверенно, постепенно наращивая темп и ты прячешь лицо в основании его шеи.
Даже через пелену бьющейся крови в ушах и шума улицы, ты слышишь влажные звуки входящих в тебя пальцев. Ты уверена, что ваши стоны и тяжёлое дыхание слышны всей округе, но в этот момент Отто надавливает ладонью на набухший пульсирующий комок нервов ровно с такой силой, что в глазах появляются искры и любые мысли вылетают из головы, оставляя только приятную пустоту.
Твоя нога непроизвольно дёргается и колено оказывается прямо между его ног, его промежность упирается в верхнюю часть бедра и ты чувствуешь, насколько сильно он возбуждён. Движение заставляет его гортанно зарычать и он делает непроизвольный толчок бёдрами навстречу.
Рука на талии сжимается так сильно, что ты уверена, что завтра на этом месте останутся отпечатки его пальцев. Ты напрягаешь мышцы бедра, создавая дополнительную стимуляцию, и он почти захлёбывается стоном. Он притягивает тебя ближе, вжимаясь так, будто хочет слиться с тобой воедино.
Он уже не сдерживается и его таз двигается в одном ритме с рукой, приближая вас обоих к долгожданному оргазму. Мышцы вокруг его пальцев сокращаются, вторя движением. Ты уже чувствуешь, что близка.
Наслаждение накрывает тебя внезапно, взрываясь в теле миллионом салютов и тело сводит судорогой. Рот распахивается в безмолвном крике и чтобы не закричать, ты сжимаешь челюсти и зубы впиваются в его шею, оставляя глубокий след. В ответ Октавиус издаёт звук, больше похожий на рык.
Ты всхлипываешь в последний раз и обмякаешь на нём. Он делает пару резких толчков тазом и замирает; его протяжный стон теряется в кромке твоих волос. Вы стоите так несколько минут, пытаясь отдышаться, постепенно приходя в себя после произошедшего.
Он осторожно убирает руку, покрытую результатами вашей связи, и вытирает пальцы о внутреннюю ткань пальто. Путы на руках и ногах ослабевают и опускают тебя на землю; ты почти падаешь, но он вовремя подхватывает твоё обмякшее туловище.
Он даёт тебе ещё несколько минут, чтобы собраться с силами, и, наконец, отстраняется.
— Что ж, развитие событий этого вечера приобрело весьма неожиданный поворот, но вынужден признать, что весьма приятный.
Одна из клешней возвращает упавшую в порыве страсти шляпу на законное место и Отто поправляет её. Он поворачивается к тебе и насмешливо кланяется, придерживая головной убор двумя пальцами.
— До следующей встречи, Т/и.
Шелестит он и от тона его голоса, с которым он произносит твоё имя, у тебя почти подкашиваются и так трясущиеся ноги.
Только когда его фигура полностью скрывается из поля зрения, ты осознаешь, что он назвал тебя по имени. Настоящему имени.
— Какого х...