Странная погода в эту осень – вдруг зацвела сакура нереальным, алым цветом. Рейген вообще впервые видел, чтобы это дерево так цвело. Лепестки ее сыпались на дорогу, укрывая ее ярким ковром, и было похоже, будто на асфальт осыпаются розы. Так было не по всему городу, как он позже понял – только около его офиса. Рейген не был бы Рейгеном, если бы не сделал из этого новую рекламную компанию и не сочинил историю о том, что это кровавые слезы всех изгнанных им духов, и стоит такой лепесток растолочь с саке и пить на ночь – уйдут насылаемые духами кошмары. Всего за три тысячи йен, и пять процентов скидки, если возьмете сразу две.
Но странности продолжались. В один из солнечных дней прямо перед клиентом на столе Рейгена документы разрослись в душистые разлапистые папоротники. Рейгену больших усилий стоило сделать вид, что так все и задумано, и даже прикрикнуть на придуманного расшалившегося духа. Странно, но папоротники после оклика и правда присмирели, по крайней мере, перестали разрастаться дальше.
Другое маленькое чудо случилось, когда они с Мобом возвращались по темным закоулкам – Рейген провожал ученика к автобусной остановке. Сначала Рейген принял это за снег, хотел сказать что-то вроде: «Странно, разве уже пора?», но на землю опадали не снежинки, а бесконечное количество голубых огоньков. Люди тоже останавливались, доставали телефоны, начинали фотографировать. Моб шел рядом, потупившись, и Рейген подумал, что ему, наверное, не привыкать. Но вид и в самом деле был шикарный, особенно когда светящиеся пушинки осели на дорогу, на людей, на дома. Казалось, что раньше времени наступило Рождество, и темные задворки вдруг стали праздничными центральными улицами.
Что-то творилось с кипятком в конторе, и чай, который заваривал Рейген, всегда отчего-то был сладковатым, хотя он не добавлял сахара. Он пробовал другой сорт и другую воду, но чай все равно получался приторным. То же творилось и в чашке Моба, но тот пил спокойно, привычно, удивился, когда Рейген сказал о том, что вода сладкая.
– Да? – Моб отхлебнул еще, но проглотил, кивнул:
– И правда, сладкий.
Как-то сладким стал даже рамен в кафе около офиса, и тогда плевался не только Рейген, но и другие посетители.
Самое странное случилось, когда вдруг «зацвел» офис, причем не растениями – белая шерсть, на ощупь похожая на мягкую вату, перла из щелей в стенах, из ящика, из потолка. Вздохнув огорченно, Рейген отодвинулся от стола, пожаловался:
– Совсем невозможно работать. Я выйду ненадолго, а ты разберись тут пока, Моб.
Стоя на общем балконе, он курил, глядя в вечернее небо, такое непривычно звездное и близкое. На сиреневом бархате звезды тоже сияли алым, и казалось, что багровая огромная луна пульсирует, как настоящее живое сердце.
– Учитель, – окликнул заглянувший на балкон Моб. – Все, в офисе чисто.
– Ты же понимаешь, что я мог бы и сам, – затушив окурок, заверил Рейген. – Но тебе наверняка скучно без практики.
– Ничего, мне было не сложно, – кивнул Моб. Рейген прошел мимо него, в коридор, на ходу предложив:
– Слушай… Думаю, хватит на сегодня. Никто уже не придет. Как насчет перекусить? Только не в раменную, ладно?
– Конечно, – кивнул Моб. За Рейгеном оставался красный след, похожий на скопление огоньков от его сигареты. Но учитель не замечал их.
В Мобе бушевало сто процентов любви.