Жуткое, жаркое лето. И цикады как с цепи сорвались — ощущение, что на каждом плече сидит по оркестру из этих тварей, и они пиликают-пиликают на своих маленьких скрипках.

Рейген вытирает лоб платком, впихивает его в карман пиджака. По спине уже течёт, рубашка мокрая насквозь.

Суета вокруг — прямо как в американских фильмах, картину портит только плотный парень у приоткрытых сёдзи, который кричит, что без экспертов никого в дом не пустит. К нему безошибочно и пробирается Рейген, достаёт удостоверение и утыкается в ту же стену:

— Нет. Пока эксперты не посмотрят, никого внутрь не пропущу. Мне не нравится это дело, нечего там шататься и…

— Слушай, — доверительным тоном обрывает его Рейген. — Я не собираюсь ничего трогать. Да и твои эксперты ничем тебе помочь не смогут. Но на меня работает один легендарный парень… Ты, пожалуй, слышал о нём. Так вот — дай одним глазком глянуть, и если этот случай стоит его внимания, то я ему звякну, и он будет тут как тут.

Завороженный его словами, толстяк отодвигается в сторону, но на всякий случай предупреждает ещё раз:

— Одним глазком.

— Слово офицера, — кивает Рейген и просовывает голову за дверь. Собирался он сдержать его или нет — остаётся неизвестным, потому что он тут же вываливается обратно, извлекает из внутреннего кармана телефон и, нажав всего одну цифру, спокойным голосом произносит:

— Моб? Через сколько сможешь быть на Окинаве?.. А Теруки далеко от тебя? Ну, смотри, это сразу намного упрощает дело!..

Эксперты все же прибывают раньше Моба. Самоуверенный Рейген автоматически становится тут главным, и, чтобы впустить их в комнату, нужно его величайшее позволение. Он только небрежно отмахивается — даже если внутри что-то сдвинут со своих мест, Мобу это не помешает, ведь он детектив другого плана.

Где-то через полчаса после появления экспертов на ясном небе разгораются две молнии. На всякий случай Рейген отходит на шаг назад. Теруки приземляется первым, на нём рубашка и шорты. Моб падает рядом, какое-то время остаётся скрюченным, издаёт булькающие звуки, а потом его прорывает, и на асфальте появляется лужица болотного цвета.

— Вот так, дыши-дыши, — командует Рейген, пока Моб вытирает платком рот и опять сгибается пополам, сделав рядом вторую такую же лужицу. Рейген, знавший, что так и будет, протягивает ему бутылку воды.

— Что-то настолько срочное, что надо было… — начинает Теруки, поморщившись.

— В самолёте происходит то же самое, — безразлично отмахивается от обвинений Рейген. — Но в самолёте он будет блевать три часа, а тут пару минут. Так ведь, Моб?

Тот булькает что-то невнятное, пьёт из бутылки и, надув щёки, пытается удержать воду в себе.

Теру плюёт на попытку достучаться до совести начальства и осматривается по сторонам — они в каком-то переулке, среди мусорок. Заметив его замешательство, Рейген пожимает плечами, помогает Мобу подняться и проверяет, хорошо ли он вытер лицо.

— Кагеяма Шигео, известный благодаря мне как Моб, один из самых знаменитых детективов. Я что — должен был вызвать его прямо на место, чтобы весь отряд полиции полюбовался, что он ел на обед?

На Мобе тоже пиджак и строгий галстук, теперь растрёпанный, словно его в этом виде выбросили из окна. И всё же — Теруки уже начинает обмахиваться документами от жары, а на Мобе нет ни капельки пота. Рейген ему, как маленькому, поправляет ворот рубашки, выравнивает галстук, смахивает мусор с плеч. Достаёт коробочку с мятными леденцами, вытряхивает пару на ладонь. И, как тренер заправского боксёра, удерживая Моба за плечи, спрашивает:

— Готов?

Моб кивает, хотя он всё ещё бледен.

Рейген со своим подопечным прибывает на место так, словно до этого тут толклись зеваки, а теперь наконец подоспела полиция. И, так ничего и не объяснив, впихивает Моба в комнату традиционного японского домика и задвигает за его спиной сёдзи. Оставшись снаружи, спорит о чём-то с оставленным там же Теруки.

Замирают люди в голубых халатах и масках. Моб кланяется им молча, наконец отлипает от двери и проходит внутрь.

Это похоже на католические алтари, из которых вырезали скульптуру бога, и оставались только идущие в разные стороны лучи света. Но здесь вместо света — кровь. И белый силуэт внутри следов от этого фейерверка. Как величайшую драгоценность, эксперты как раз прячут в пакет оторванную кисть. На ней след, словно из ладони вырвали кусок. Моб, как запущенный в новую квартиру кот, обходит комнату в два круга — широкий и поуже, чуть задерживается у руки, которую ему протягивают, и у силуэта — и, не забыв попрощаться, выскальзывает наружу.

— Где здесь туалет? — невозмутимо спрашивает он людей, которые ждут от него чего-то вроде пророчества или благословения. Один из полицейских, опомнившись, вызывается проводить. Пока в комнату снова проникают остальные офицеры, на этот раз вместе с Теруки, Рейген уходит за Мобом.

Его снова рвёт в пожелтевший кафель раковины, и несколько минут Моб остаётся скрюченным, затем выпрямляется и включает холодную воду, чтобы умыться.

— Ну? — спрашивает прислоняющийся к стене Рейген. Носовым платком он снова стирает с шеи пот. — Жаль, я не могу перемещаться, как вы. Тоже давно свалил бы отсюда.

— Теру может взять вас с собой, — вытирая губы, предлагает такой же невозмутимый Моб.

— Не, не люблю эти ваши передвижения. Меня потом похлеще, чем тебя, колбасит. Так что узнал?

— Ничего, — прикрыв глаза, отзывается Моб.

— Как ничего? — возмущённо переспрашивает Рейген. Моб пожимает плечами:

— Там никого не было. Как давно это случилось?.. Кровь ещё свежая.

— Вот именно. Часов пять прошло, не больше. Он ещё должен быть на месте.

— Но призрака не было, — отзывается Моб. — Конечно, можно ещё поискать по округе… Но мне кажется, что тот, кто сожрал человека, съел и его душу.

— Эй, погоди-ка… — снова переспрашивает Рейген, наклонившись ниже, хотя он выше Моба всего сантиметров на пять. — Съел?

Моб удивлённо поворачивается к нему, не отнимая платка от лица.

— Да. Съел. У вас были другие варианты, учитель?

— Ну конечно, съел! — подхватывает Рейген. — Просто удивлён, что ты понял это, всего раз взглянув.

— Ничего нового я не узнал, — поправляет Моб, и по нему неясно, раскусил он обман или нет. — Где Теру?

Тот влетает в туалет оголтелый, с пластиковым мешком и единственной уликой — надкусанной рукой.

— Моб, ты только посмотри! Разве тут не явный след зубов?!

Моб извиняется, вежливо кивает и снова склоняется над раковиной, и не тошнит его только потому, что желудок уже пуст.

***

В Токио сезон дождей — ливни сплошной стеной, и на улицу Шо надевает пляжные шлёпанцы, потому что, куда не пройди, воды всё равно по щиколотку.

Квартирка небольшая, в какой обычно живут студенты, утешая себя мыслью, что это — временно. Спальня для одного футона, маленькая кухня, минимум мебели. Стол не поставить, потому что футон всё ещё разложен, и на нём дремлет Рицу. На звук открывшейся двери он оборачивается и приподнимается.

— Я купил грибов и овощей. Как насчёт приготовить что-нибудь? — задорно спрашивает Шо, бросая пакеты на пол у двери.

— В рисоварке ещё был вчерашний рис. Добавь в него овощи и ешь, — вяло отзывается Рицу. Работающий телевизор передаёт новости, но там какие-то политические дебаты, что-то о сельскохозяйственной реформе. Шо подходит к ящику, касается ладонью экрана. Словно шла не телепрограмма, а видео, записанное на кассету: изображение идёт волнами, начинает отматываться назад. Шо останавливает его на интервью.

Этого человека можно принять за политика. Вполне возможно, что именно туда он и метит со временем, но это неинтересно. За его плечом в строгом костюме Кагеяма Шигео — родной брат Рицу.

— Вижу, ты не в настроении, — так же задорно комментирует Шо. — Ладно, я приготовлю, а ты прибежишь на кухню, как почуешь запах.

Он направляется к выходу.

— Брат не должен был с ним связываться. Этот человек просто использует его, чтобы пробиться. Брат под его вл…

— Разве тебе не плевать? — перебивает Шо, остановившись в дверях, но не оборачиваясь. — Разве тебе есть дело до того, чем занят брат? И насколько это опасно?..

Рицу отрицательно качает головой, но они оба знают, что никого он этим не обманет.

***

— Ни одной души в округе. Как думаешь, кто-то сожрал их всех? — спрашивает Теру так задорно, словно они грибы ищут.

— Вряд ли. Знаешь, если бы я был призраком, и кто-то рядом их ел, я бы постарался очень хорошо спрятаться. О, нашёл, — Моб комментирует это тоже так, словно ему наконец попался гриб. В своём строгом костюме он стоит на четвереньках и заглядывает под дом на сваях. Теруки, только что проигравший, на всякий случай уточняет:

— Котика? Собаку?

Призрак выглядит довольно неприятно — зелёный шар с алыми губами и щеками. Забившись в дальний угол под домом, он ждёт ответных действий. Будь это кот, наверное, и лапой бы ударил.

— Мы просто хотели бы спросить... — начинает Моб ласково.

— Меня спросить, щенок? — разражается лаем дух. — Меня спросить?! Я тебе кто, чтобы отвечать на…

— Давай его просто изгоним, наверняка он злой, — наклонившись рядом, предлагает Теруки. Дух сразу добреет:

— Так чем могу помочь?

— Почему вы прячетесь? — начинает Моб. Он ведёт себя с духом, как с животным — безвредным, напуганным.

— Я не прячусь. Просто у земли прохладнее и солнце не печёт.

— Но ведь у вас нет тела, чтобы чувствовать жару или прохладу, — напоминает Моб. Дух ворчит что-то, подбирается ближе, выползает из своего укрытия, и детективам больше не нужно стоять тут на четвереньках.

— Просто чтоб ты знал, щенок, — начинает негромко дух, — Я ничего не боюсь. И именно чтобы тебе доказать это — я расскажу. Сегодня утром в город прибыл человек. И охотится он за такими, как вы. Уже поймал местного священника, потом одного из этих экзорцистов-самоучек.

— Два трупа, — кивает Теру. Чтобы не перебивать, он набирает на телефоне сообщение для Рейгена: «Ищите второй».

— Людей с силой? Зачем они ему? — переспрашивает Моб.

— Откуда мне знать. Может, в жертву какому богу приносит, а может, демона подкармливает.

— Сможешь найти его? — спрашивает Моб, и призрак снова переключается в режим злого духа:

— Я что, на дурака похож?!

Теру показывает страничку книжки, в которой неровным подчерком расписан обряд изгнания, дух готовится бежать, но Моб вклинивается в этот безмолвный спор:

— Да, я вижу, как ты напуган…

— Я не напуган!

— … и не буду тебя заставлять.

Дух смотрит на него секунду-другую, а потом не может сдержать расплывшейся улыбки.

— Он только что подумал о том, что можно скормить нас этому охотнику, — цыкает Теруки.

— Да, но он отведёт нас к нему, — кивает Моб. — Так ведь, господин злой дух?

— А ты довольно самонадеянный, да? — с той же ухмылкой спрашивает призрак. Теруки от такой наивности смеётся в голос:

— Знаешь… Кто бы это ни был и каким бы сильным ни являлся, он проиграл в тот момент, когда Моб вышел на его след.

***

В жару на улице не так много людей, к тому же район безлюдный. Для того, чтобы происходящее совсем превратилось в фильм ужасов, не хватает только полуночи. Наступление ночи Теруки воспринял бы с радостью, но чёртово солнце жарит их на медленном огне.

— Как тебе не жарко? — спрашивает Теруки, платком стирая пот с шеи.

— Не знаю, — отзывается Моб. — Я не пользуюсь способностью. Я в принципе не так восприимчив к жаре.

— Может, заглянем на пляж, прежде чем возвращаться?.. — продолжает Теруки. Он останавливается, заметив, что Моб за ним больше не идёт — тот стоит посреди дороги, под палящим солнцем, и смотрит перед собой.

— Эй, — окликает Теруки и заглядывает напарнику в лицо, но глаза у Моба пустые, он словно без сознания. — Что? Жара всё-таки доконала и тебя?

Моб отвечает на шутку по-своему — падает прямой доской, как стоял, лицом вниз.

***

Он просыпается на футоне в своей комнате — второй этаж, под потолком светильник, в доме спокойно и тихо.

— Брат, мама просила тебя поторопить, — окликает Рицу от двери. — Я уже ухожу, так что вставай…

Рицу разворачивается и замирает — Моб без предупреждения оказывается рядом. И обнимает его со спины.

— Ты чего? — не понимает Рицу.

— Прости меня, — выдыхает Моб. — Знаешь, я на самом деле очень тобой горжусь, Рицу. У меня были только психические силы, а ты мог…

— Ты что несёшь?

Рицу спрашивает это не дружески — тон его злой, раздражённый. Моб его только единожды таким слышал, и это был симптом краха для них как братьев.

— Гордишься? Мной? — Рицу словно тошнит смехом, он пытается закрывать рот. — Ты издеваешься?

Дом начинает сворачиваться вокруг них, трещат стены.

— Ты хочешь тринадцать лет исправить какими-то извинениями? — продолжает Рицу, сжав руки в кулаки. — Ты…

От его ярости закипают стены, мир Моба рушится, и он не сопротивляется этому — всё будет как будет, и если Рицу проще убить его, чем простить, то…

Он приходит в себя на прохладной поверхности медицинской кушетки, с влажным полотенцем на голове.

— Мы поначалу подумали, что у тебя тепловой удар, — оправдывается Теруки, вытирая пот с его лба. Протягивает салфетки, и Моб с удивлением прикрывает кровоточащий нос, а Теруки осторожно стирает кровь с уголков его глаз. — Он тебе чуть мозг не поджарил. В чём дело? Вы в разных весовых категориях?

— С кем? — не понимает Моб. Тело чувствует себя отдохнувшим, а вот голова трещит, как разбитый колокол. — Разве тут не было Рицу?

— Брата? — переспрашивает Теруки. Грустнеет и отходит намочить полотенце. Моб упирается взглядом в зелёный шар, зависший на уровне его глаз.

— Я те жизнь спас, — с вызовом заявляет тот.

— Он предупредил, что у тебя что-то в голове происходит, — подтверждает Теруки.

— Твой брат небось помер из-за твоей силы, раз воспоминания о нём готовы тебе башку сломать? — продолжает дух.

— Рицу не умер, — спокойно отвечает Моб, пока Теруки делает вид, что ему нужно больше времени смочить полотенце. — Его… Перепутали со мной восемь лет назад. Похитили, и с тех пор я не видел его.

Дух присвистывает:

— Получается, и ты не всемогущий.

Возвращается наконец Теруки и укладывает полотенце на голову напарника.

— Он покинул город. Оставил тебе напоследок этот подарок, а возиться с нами ему было некогда. Но судя по тому, что у тебя до сих пор носом кровь и сосуды в правом глазу полопались, у нас были бы большие проблемы.

— Но он убивает людей, и нам придётся его найти, — Моб укладывается обратно на кушетку, прикрывает глаза. — Я думаю… надо купить билет на самолёт. Я сейчас не в том состоянии, чтобы перемещаться по крышам.

***

Это место похоже на муравейник — люди движутся так, словно на полу нарисованы знаки и по периметру стоят светофоры и регулировщики. Они оба вносят хаос в это спокойствие и тут же привлекают внимание охранника.

— Простите, — обращается он к ним, выбравшись из-за стола и остановившись перед нарушителями. — Вам назначено? Подойдите к стойке регистрации.

— Расслабься, мужик, — рыжий оглаживает его плечо, но тёмных очков не снимает. — Мы ненадолго. На улице дождь, переждём и выйдем.

Охранник, завороженный, поворачивается к большим стеклянным дверям. На небе гуляют тучи, но дождя ещё нет. Когда он оборачивается возразить — двое гостей уже в самом центре здания.

— Руку, — командует Шо. Он снимает очки, убирает в сумку на поясе. Пока охрана начинает стекаться к ним, Рицу сцепляет свою руку с его, в замок.

Мир пошатывается, как подвыпивший клерк вечером в пятницу. Нарушается порядок, и человечки-жучки начинают бегать кругами, думая, что началось землетрясение. И постепенно один за другим замирают, когда осознают, что за стёклами дверей нет города, первый этаж находится намного выше, и сам их небоскрёб парит над землёй.

***

— Что это? — спрашивает Рейген, указывая на повязку Моба. — Глаз цел?

— Да, — кивает тот. — Немного перестарался.

— Я не получал отчёта, что каннибал с Окинавы пойман.

— Возможно, — возражает Теруки, заслонив напарника собой, — если бы вы перестали дёргать нас из города в город, мы могли бы сосредоточиться на одном расследовании.

— Что поделать, если на всю Японию всего ничего детективов-эсперов, — пожимает плечами Рейген. — Зато финансирование, как у полного подразделения.

— И где это финансирование? — тут же наседает Теруки.

— Именно поэтому, — меняет тему Рейген, — вам нужно заканчивать расследования. И за каждое законченное я доплачиваю вам, разве нет?

Моб не отвлекается на мелочные разговоры, он указывает на небоскрёб, поставленный горизонтально на другие дома.

— Я могу вернуть его обратно, — предлагает он.

— Сойдёт за премию, а? — намекает тут же Теруки, и Рейген отводит его в сторону. Периметр оцеплен, за ленту никого не пускают. Трупы, которых было меньше, чем полагалось в таком случае, давно запакованы в чёрные мешки и ждут вывоза, как мусор. Инцидент случился несколько часов назад, и Моб чувствует, что здание пусто. Поэтому поставить его на место — всё равно, что строителю кирпич положить на уже размазанный цемент. Но, когда Моб поднимает башню, ещё даже не вернув её в вертикальное положение, он чувствует, как будто оскальзывается при переноске тяжелой коробки.

Земля уходит из-под ног, Моб снова опадает, оставаясь в сознании. Здание, как живой монстр, как Годзилла из старых фильмов, ноет, с него осыпаются осколки стекла и цемента. Моб, как в кошмарном сне, наблюдает за тем, как кусок небоскрёба, до этого зависший в воздухе, начинает падать.

И в эту секунду Теруки хватает его за плечо и орёт на ухо, стараясь перекричать звон и звуки паники вокруг них:

— Вместе! Кагеяма, вместе!

Он редко зовёт его по фамилии, только в такие отчаянные минуты. И Моб видит, как Теруки едва не складывается под тяжестью башни, и снова подхватывает ношу. Ему не то чтобы трудно, во всяком случае, легче, чем Теруки, краснеющему от натуги, хотя он только помогает. Просто из-за временной слабости он чуть не устроил ещё одну катастрофу на этом месте, потому что осколки могли бы задеть кого-то, а то и убить. И виноват был бы Моб.

Когда небоскрёб возвращается на место и оседает пыль, Моб произносит, спохватившись:

— Спасибо.

В следующую секунду он подхватывает Теруки, не дав ему упасть.

— Ну ты, блин… — пытается отдышаться тот, показывает большой палец в знак одобрения, ещё раз глубоко выдыхает и становится на ноги.

— Извини, — тут же спохватывается Моб. Он словно возвращается в школьные годы, когда Теру мог прикрыть его просчёты, помочь с чем-то, когда ошибка была не такой глобальной, как катастрофа в центре Токио.

— Блин, ни одного преступника не встретили, а уже оба схлопотали, — Теруки рукавом прикрывает нос, из которого хлещет кровь. — Как ты, блин, это делаешь? И я ведь даже за тебя не волновался, пока не понял, что ты поплыл. Слушай, там босс сказал, что есть видео тех, кто это сделал. Мы ж почти всех эсперов наперечёт знаем, — и снова, невпопад:

— Что ж за жизнь-то такая...

Вездесущий Рейген в комнате охраны реагирует на них так, словно Теруки и Моб — по-прежнему школьники, а он тут со взрослыми порно смотрит. Он выпихивает их из комнаты и закрывает широкой спиной экраны.

— Не удалось достать записи, — врёт Рейген, раскорячившись в дверях. — Идите, вы оба хорошо потрудились, но вам надо отдохнуть.

— Мы ещё не заработали на премию, рано отдыхать, — настаивает Теруки, когда Моб уже готов поверить и уйти.

— Заработали, так и быть, — настаивает Рейген. — И вообще — у вас разве других дел нет? Поймали каннибала с Окинавы? Злого духа из старой башни? Сколько там на вас записано уже?

В Мобе что-то меняется. Только что уставший, нерешительный, готовый развернуться и уйти, он делает шаг к Рейгену.

— Отойдите, пожалуйста, — просит он.

— Возвращайся домой, — Рейген перестаёт паниковать и тоже становится прямым и уверенным. — Это дело не для тебя. Я передам его Серидзаве.

— Я не против. Но я хочу знать.

Даже Теруки больше не вмешивается. Но Моб и Рейген оба — как неприступные стены, готовые к штурму.

— Простите, — начинает уверенный голос тоном, стирающим значение этого слова и превращающим его в обычное: «Обратите внимания на меня». — Я хозяин здания, Сузуки Тоичиро. Я не хочу начинать расследования. Я думаю, это была просто атмосферная аномалия. Так что детективы и в самом деле могут отправляться домой. Что касается записей — они принадлежат моей компании. А раз расследования нет, то эти записи — моя собственность. Разве не так?

— Кагеяма, Теруки, идите домой, я тут сам договорюсь, — смягчается Рейген. За их спинами, дальше по коридору, человек с огненно-красными волосами, в строгом костюме. Если Рейген — стена, то Сузуки — бетонное основание, на котором держится бизнес. Рейген, который мог заболтать кого угодно, обмануть, уговорить, рядом с этим человеком даже выглядит дешево, и нет уверенности, что они смогут договориться. Но Моб подчиняется — кланяется начальнику, потом Сузуки и направляется по коридору к выходу.

Гость ловит его, осторожно придержав за плечо, хлопает по кармашку пиджака, успев сунуть в него сложенную купюру:

— Спасибо за беспокойство. Позвоните мне как-нибудь, когда надоест мотаться по стране за копейки.

Моб так же осторожно и незаметно возвращает купюру, даже не взглянув на неё, снова кланяется и удаляется. Уже на выходе он слышит мягкий приглушённый голос Рейгена:

— Я не могу замять это дело. Погибли люди. Ваши же сотрудники.

— Это стихийное бедствие. Я выплачу компенсацию семьям и организую похороны.

***

— Ну что? Сходим перекусить? Отдохнём? — предлагает Теруки уже на улице. — Или сразу отправимся смотреть, что там сняли камеры наблюдения?

— Но ведь запись… — начинает неуверенно Моб, показывая себе за спину.

— Это копия. Оригинал по-прежнему в здании, из которого уже несколько часов как эвакуировали людей, а значит, нам никто не будет мешать.

То, что Теруки ошибся, становится понятно ещё на подходе к восстановленному небоскрёбу — их встречает с десяток хмурых людей, не особо похожих на клерков.

— Полиция, — Теруки, не растерявшись, козыряет удостоверением. — Особый отдел. Разойдитесь, нам туда можно.

— Частная собственность, — тем же самоуверенным тоном отзывается самый крупный. — Вам сюда нельзя, вас не вызывали.

Моб знает, что обычно за этим следует, и перехватывает Теруки за плечо, чтобы дёрнуть к себе, защитить собеседника от ментальной атаки, но вместо этого между напарником и охранником рассыпаются искры. Моб замирает — такое происходит, когда сталкиваются атаки двух эсперов.

— Люди погибли, — мямлит Моб, но тут же собирается с духом, выходит вперёд, против десятерых, и Теруки со спокойной совестью отходит в сторону.

— Это не мы, — облизнув губы, заверяет охранник, чувствуя, как вокруг Моба вибрирует воздух. — Понял? Не мы. Но мы справимся сами.

— И что вы сделаете, когда найдёте тех, кто это сделал?

— Ничего не сделаем, ясно? — продолжает насупившийся охранник. Моб только руку начинает поднимать, и этим уже вызывает у него панику. — Эй! Ничего мы не сделаем. Это сын босса… Отец сам его вразумит, ясно?

Поднятая рука забирается во внутренний карман, извлекает визитку.

— Пожалуйста, если возникнут проблемы, обращайтесь.

Моб даже кланяется, как обычный клерк.

Кагеяма Шигео, известный с лёгкой подачи Рейгена как Моб, довольно популярен среди эсперов. С ним предпочитают не связываться, потому что он может вырастить гигантское брокколи посреди города или, как сегодня, поставить на место сломанный небоскрёб. И лежащее на боку здание — уже довольно тревожная новость: значит, объявился эспер такой же силы, как Моб. Но Моб — мягкий и застенчивый, со всеми вежливый, спокойный и отзывчивый, он не станет разрушать город. И даже этих ребят, стоило им надавить, Моб, конечно, мог бы отправить в полёт, наплевав на их силу, но не стал бы. Моб принципиально старался не драться с людьми, если некого от них защищать. Он пытался и не выделяться особо, и в школьные годы часто случалось, что его слава доставалась другим. Мало кто знал, какая сила есть у Моба на самом деле: в классе ещё поговаривали, что он гнёт ложки, когда Шигео уже мог школу по кирпичику разобрать, ужаснуться и склеить обратно.

Сама фигура Моба, его авторитет мог предотвратить больше половины ментальных преступлений, потому что и духи, и эсперы боялись, что его могут пустить по их следу. Даже те мелкие сошки, что продолжали гнуть ложки и щелчком пальцев поджигать свои же брови, хотя на такие преступления Моба бы не отправили.

Теруки тоже был сильным эспером на фоне всех тех, кто мнил себя телепатами. Но недостаточно сильным, если сравнивать с Мобом. Он мог поднять в воздух самого Моба, но раскидать охранников-эсперов случайным чихом — нет, ему бы понадобилось приложить больше усилий.

— Почему Рейген не хотел, чтобы мы видели сына финансового воротилы переворачивающим небоскрёб? — не понимает Теруки. — Хотел получить с него взятку?

— Учитель не такой, — отзывается Моб. Учителем он его зовёт скорее по школьной привычке, когда Рейген, который тогда содержал странную контору по экзорцизму, сам должен был притворяться телепатом, чтобы разводить людей на деньги. Как бы гнусно это ни звучало. А Моб уважал его за то, что свою работу Рейген выполнял, и даже буйных духов по мере своих сил старался гонять. — Он мог бы замолчать этот случай, если бы не погибли люди…

— Это да, — соглашается Теруки. — Ну так что? Ты домой или у меня переночуешь?

Моб часто оставался у Теруки и спал на неудобном диване в общей комнате. Ночами сила выходила из-под контроля, и Моб либо переворачивал квартиру вверх тормашками, либо сам летал по городу на кровати и всё равно оказывался в итоге в доме Рейгена или Теруки. Сила Теру почему-то смогла это уравновесить, и Моб спал спокойно.

— Думаю, что стоит, — кивает тот. — После Окинавы я всё ещё нестабилен.

Моб давно смирился с тем, что может быть опасен для окружающих.

***

Ночью, в чужом доме, он долго смотрит в потолок. Горит небольшой светильник, потому что ночёвка с Мобом в одной квартире чревата обнаружением в поздний час предметов не на тех местах, где их оставил. Как-то среди комнаты меланхолично стояла корова, потому что у Теруки вечером закончилось молоко. Возможно, она решила, что её в очередной раз похищают пришельцы.

Воспоминания о Рицу, снова пробуждённые случившимся в Окинаве, не дают покоя.

Перед похищением у брата появились психические силы. Способностей своих он не скрывал, его приняли за самого Моба, и вскоре явились охотники. Похищен был Рицу и ещё несколько ребят из «Лаборатории пробуждения», которую он посещал в надежде развить дар до такой же силы, как у брата.

Всю жизнь они с Мобом ладили, защищали друг друга. Рицу был умнее, симпатичнее, входил в школьный ученический совет, для родителей он был гордостью. Моб же только гнул случайно ложки за ужином в причудливые рогалики и ломал в щепки палочки. Он считал брата лучше и гордился им так же, как мама с папой.

Оказалось, что Рицу всю жизнь боялся его силы. Если бы не это, они были бы замечательными братьями. Но перед исчезновением Рицу наговорил каких-то глупостей, которые, возможно, и забылись бы, если бы им потом довелось поговорить снова.

Моб искал его. Нашёл место, где держали похищенных вместе с Рицу, но брата там уже не было. Никто из руководства не мог ответить, куда забрали Рицу. «Приехал из главного офиса парень с проверкой и увёз его. Мы не знаем, куда». Остальные дети были, а вот Рицу…

Ему было тринадцать, Мобу — четырнадцать. В подвале штаба располагались пыточные — кресла с ремнями, шипы, щипцы. «В этих комнатах у слабых эсперов развивали более сильный дар», — пояснили Мобу. После этого его накрыло — он представил брата в одном из таких кресел.

Когда Моб очнулся в больнице — некого уже было спрашивать, от штаба осталась воронка, от похитителей — несколько лужиц.

***

Рицу, привязанный к медицинской кушетке, ещё подросток. Под ногтями трёх пальцев на левой руке — иглы, под ладонью бережно положена марля, чтобы кушетку не запачкало кровью. Основной свет выключен, горят только красные аварийные лампы. У Рицу мешки под глазами и пересохшие, растрескавшиеся губы. Он поворачивается, когда справа проливается яркий свет из коридора. В дверях стоит Моб и трясётся, не зная, что делать.

— Рицу… — мягко зовёт он и отпускает ручку двери так, словно от спасательного круга отказывается. — Тебе больно, Рицу? Кто это сделал?

Пошатываются стены. Рицу хочет что-то сказать, успокоить, но голоса нет. Снова в агонии сотрясается всё здание, гаснет аварийный свет.

— Брат, — глухо зовёт он.

Перед глазами — потолок, руки, да и тело, свободны, правая тянется вверх, рядом на футоне сопит что-то тёплое. Рицу поворачивает голову и чувствует, как на простыню сползает слеза.

Шо возится, потревоженный его движениями, накрывает их обоих сползшим одеялом, целует в висок.

— Кошмары?

Рицу кивает. Шо вздыхает огорчённо, сильнее прижимает его к себе.

— Мне снилось, что брат пришёл меня спасти.

— А я чем хуже? — шепчет Шо и закидывает на него ногу, чтобы прижаться плотнее.

— Ты не хуже. Ты пришёл, — Рицу поддаётся, поворачивается к нему. — А брат нет. А если бы пришёл — было бы только хуже.

— Всё ещё боишься его? — насмешливо спрашивает Шо. Он горячий, с ним не нужно никакое одеяло даже в минусовую температуру. Рицу раздражённо фыркает. Он уже успокоился, сердце больше не колотится так бешено, пропала испарина. Один бы он так быстро не смог заснуть, но с Шо по-другому, что-то в нём возвращает Рицу к душевному равновесию, не даёт завязнуть в прошлом.

— Наверное, эти кошмары от того, что мы сегодня сделали, — продолжает Рицу. Шо отпускает его, приподнимается на локте, чтобы заглянуть в лицо. Серьёзнее, уже не так мягко, спрашивает:

— Жалеешь?

— Нет. Они тоже причастны. Знают, что происходит, участвуют в этом. А вот брат… Он, пожалуй, огорчился бы. Разочаровался. Его приучили, что нельзя вредить людям.

— Приручили, — передразнивает Шо, снова опускает голову на подушку, губами припадает к плечу Рицу. — Посадили на цепь и заставили сторожить дом.

***

Теруки просыпается со скептическим ожиданием увидеть новые изменения в своём доме, внутренне молясь, чтобы только все стены были целы, и не находит в комнате почти ничего нового. Если не считать Моба, что спит у него под боком на кровати, предназначенной для одного человека. Одеяла у них два, но одно наполовину валяется на полу.

Это намного лучше коровы посреди гостиной, но всё же утренней эрекцией намекает на заинтересованность Теруки в Мобе. Поэтому, пока напарник спит, он осторожно выбирается из-под одеяла, перешагивает Моба и крадётся в сторону ванной.

Ощущение тёплого, мягкого, сонного Моба он стирает с тела холодной водой.

Все эти предосторожности напрасны — Моб просыпается, только когда Теруки уже доедает завтрак, влетает растрёпанный в кухню, пытается что-то пояснить.

— Всё не так страшно, — успокаивает Теруки, наливая ему чай и пододвинув стул. — Стены и окна целы. Всего-то ты пробрался ко мне в кровать.

Моб снова пытается что-то говорить, вспыхнув до кончиков ушей, но замолкает, как только перед ним появляются вафли на завтрак.

— Ешь скорее. И давай всё-таки попробуем найти нашего каннибала, пока он ещё кого-нибудь не съел.

— А вчерашний небоскрёб? — Моб успокаивается разом, но щёки и кончики ушей ещё алеют.

— Во-первых, нам этого не поручали, а во-вторых — тебе что, мало дел? Небоскрёб вернули на место, там свои эсперы, свои разборки, и они сами решат свои проблемы. А у нас разгуливает по Японии какой-то эспер и оставляет от остальных только обглоданные кости. Я хочу сказать — народу, конечно, погибло меньше, но всё же как бы не получилось, что у нас посреди Токио дух размером с тот небоскрёб загребает и жрёт всех, кто не успел сбежать.

— Ой, ты прав, — кивает Моб. — Но как же его искать? Ведь с Окинавы он сбежал, и…

Теруки, ни слова не говоря, щелчком пальца опрокидывает бутылку, похожую на солонку, от неё откатывается крышка, но изнутри ничего не высыпается.

— Эй, — зовёт Теруки.

— Никого нет дома, — отзывается бутылка странно знакомым голосом.

— Вылезай, пока не стало хуже, — тянет Теруки угрожающе, и из горлышка показывается зелёный хвост.

— Если ты думаешь, что я буду работать на тебя бесплатно, то очень сильно ошибаешься, — продолжает хвост. Моб узнаёт его — тот самый дух, что провожал их на Окинаве. — Или что я сделаю что-то под угрозами…

— А если нет… — начинает Теруки, поигрывая на ладони алыми искорками.

— Я могу поделиться с тобой своей силой, — предлагает Моб. У Теруки соскальзывает со стола локоть, и он едва не прикладывается лицом о столешницу.

— Моб! — быстро шепчет он. — Давай только так, чтобы с ним и я мог справиться в случае чего. А не как в прошлый раз!

Дух высовывается из горлышка, как краб из раковины, и таращит на Моба один глаз. Оттуда же показывается его довольная улыбка:

— Что, правда?

— Эй, Моб, он что-то задумал, — предупреждает Теруки негромко.

— Ничего. Мы будем рядом, — легкомысленно соглашается Моб, протягивая руку к зелёному хвосту.

***

У Шо во время позднего завтрака начинает вибрировать телефон. Улыбнувшись на обеспокоенный взгляд Рицу, он выскальзывает в коридор квартиры, чтобы принять вызов.

— Здорово, пап.

— К чёрту твоё «здорово», — отзывается трубка. — Я простил тебе выход из проекта, хотя сам знаешь, что обычно бывает за такое. Я даже простил, что ты прихватил с собой один из экспериментальных образцов — ну ладно, мальчик растёт, либидо играет, хотя ты в курсе…

— Ой, бать, ты говоришь так, словно я из института сбежал, прихватив студенческий. Бать, ты так не шути. Я ушёл от вас не потому, что наигрался в вашу войнушку, а потому, что не принимаю эту систему. Ты меня растил, по мере своего свободного времени, конечно, и теперь думаешь, что я ушёл, сяду в углу и буду дуться на тебя. Бать, я тебя в сотый раз спрашиваю, ты что творишь?

— Вот как, — голос задумчивый, но уверенный. — Шо, ты же понимаешь, что я могу отобрать твою игрушку. Я, Шо. Не те мальчики и девочки, которых вы по стёклам размазали, когда моё здание перевернули, а я. Загляну к тебе, чтобы забрать его обратно в лабораторию. Ты же понимаешь, что я церемонюсь с тобой только потому, что ты мне не чужой. Но ты же все границы переходишь. Будь это кто другой, так уже сидел бы тут с…

— Так не угрожай, а приходи, — вздыхает Шо. — Ну, что замолк? Ты думаешь, я остался тем же мальчишкой? Что я — тебя бояться буду, что ли? Я твоих людей перебил с десяток, так давай, отправь за мной шавок, пусть наденут мне мешок на голову и к тебе притащат. Попробуй отобрать Рицу, он-то тоже сильно вырос с тех пор, как я его забрал. И прикинь, без твоих пыток вырос. Или ты думаешь, что я мелкий шкет? Который насрал у тебя под дверью и теперь ржёт за углом? Нет, пап. Это было объявление войны.

— Шо, я тебя уверяю, ты себя переоцениваешь. Ты не хочешь объявлять войну. И я по-прежнему готов принять тебя с твоим другом обратно, это будет куда безопаснее, чем…

Устав от этого спокойного голоса, Шо нажимает отбой, с довольной улыбкой возвращается в кухню и натыкается на встревоженный взгляд Рицу.

— Мы оба знали, что так будет, — продолжает улыбаться Шо, и ни намёка на грусть в его лице.

— Тебе это только в радость, — напоминает Рицу, отвернувшись к тарелке. От нервов зубцы на его вилке скручены в причудливые узоры и продолжают шевелиться, и подцепить кусок яичницы ими уже невозможно.

— Ты так хорошо меня знаешь, — мягко мурлыкает Шо, целует Рицу куда-то в висок, забирает у него вилку, выпрямляет зубцы. — Не волнуйся. Я тебя им больше не отдам.

***

— Что это? — дёрнув глазом, спрашивает Рейген, указывая за спину Мобу.

— Вы можете его видеть? — удивлённо переспрашивает Теруки, оторвавшись от бумаг. Дух больше не зелёная сопля, помещавшаяся в бутылке, он теперь на две головы выше Моба и в два раза шире в плечах. Правда, цвет не изменил и выглядит то ли пугающе, то ли карикатурно.

— Конечно, могу, — фыркает Рейген, хотя остальные люди вокруг них не обращали на духа никакого внимания. Во всяком случае, такого, какое возникает у людей при виде зелёного амбала, словно вылепленного из пластилина. Теруки смотрит на начальника уважительно и решает пояснить:

— Он свидетель. Если что, его даже я смогу развеять.

— Куда уставился? — задрав вверх нижнюю губу, спрашивает дух, получает от Теруки искрой по пояснице и сбегает в угол.

— Не дави на свидетеля, — назидательным тоном требует Моб. Теруки недовольно цыкает:

— Он давит на твоего начальника. Рейген, так почему нам нельзя было видеть вчерашнюю запись с камер?

Вопрос внезапен настолько, что пару секунд слышно, как тикают часы на руке Рейгена. После этого он садится за свободный стул и достаёт сигареты.

— Тут нельзя курить, — успевает предупредить удивлённый Моб. Рейген курит, но изредка и когда ничего уже не помогает успокоиться.

— Там понимаете, в чём дело… Семейная ссора. Влиятельный отец и его влиятельный сын. Я не хочу, чтобы вы в это лезли. Семейные разборки и…

— Погибли люди, — уставившись в отчёт, прохладно напоминает Моб. Со стороны может показаться, что это его не волнует, но и Рейген, и Теруки знают его слишком хорошо, чтобы поддаться этому тону.

— Именно, — кивает Рейген. — И я не хочу, чтобы в этих шестерёнках ещё и вас перемололо. Вы там ничего сделать не сможете, а мучиться от этого будете.

— Я мог бы поговорить с его сыном. Где можно его найти? — поворачивается Моб. На одном его глазу по-прежнему повязка. Моб снимает её дома, но на улице предпочитает не пугать людей и не привлекать внимания покраснением и лопнувшими сосудами.

Теруки молчит, словно разговор его и не касается. Когда-то он был известным школьным хулиганом, раскидывавшим своей силой противников, сколько бы их ни было. А потом столкнулся с Мобом. Нельзя сказать, что они «поговорили» — Теруки попытался убить Моба, тот не сопротивлялся, пока не потерял сознание и нечто, всегда дремавшее где-то глубоко в подсознании Моба, не разнесло школу по кирпичу. На Теруки подействовало, больше он людей без необходимости не бил. Но даже ему чутьё подсказывает, что с парнем, перевернувшим башню, Моб, может, и договорится, но не с его отцом.

— У него организация эсперов, — продолжает Рейген. — Я спрашивал, военные ими уже занимаются, но сажать их пока не за что… У тебя ещё много незаконченных дел, так что давай ты не будешь лезть в эту мясорубку. Если понадобится вмешательство эспера — тебя первого же и позовут. А пока займись более насущными делами.

— Да уж, — поддакивает Теруки. — Тебе рано ещё умирать, ты ещё брата найти хотел.

Рейген давится сигаретным дымом, а прокашлявшись, натыкается на взгляд всех троих, даже дух на него таращится.

— Отвык курить, — отмахивается от дыма Рейген и тушит только до середины прогоревшую сигарету. — Ладно, на вас убийца с Окинавы, а вы по-прежнему в Токио. Давайте-ка…

— Так он в Токио, — обрывает Моб. Компьютерная мышка скользит по столу сама, несколько раз кликает. — Токио большой город. И больше всего подобных убийств происходило тут. Просто тихих.

— Похоже, он вылетал на Окинаву, чтобы увести нас подальше отсюда, — Теруки приподнимается со стула, перехватывает мышку сам. — Кажется, у него какой-то план.

— Организация эсперов, да? — Моб отрывается от бумаг. — И всё в одном месте.

— Да вы издеваетесь, — выдыхает Рейген. Вместо того, чтобы обрадоваться, он выхватывает телефон и начинает листать что-то на экране. — Слушай, Моб, тут из Осаки поступали сообщения о странных огнях над кладбищем… Как бы там не…

— Мужик, а ты чё запаниковал? — удивляется дух.

— Нормально всё со мной, — утверждает Рейген, но под взглядом Моба садится на место. — Я не хочу подпускать тебя к этому делу.

— Я так и понял, — спокойно кивает тот. — Но они не будут против. Я не шпион и не хочу их развалить, пока что я хочу только защитить их.

— А они стоят того, чтобы ты их защищал? — Рейген поджигает новую сигарету, хотя Моб и смотрит с осуждением, а по столу раскиданы бумаги.

— Странно слышать это от вас, — качает головой Моб. — Все люди стоят того, чтобы я их защищал. Но явно есть что-то, чего вы не хотите говорить.

— Потому что ты туда сломя голову помчишься, — ворчит Рейген, зубами прикусив фильтр. Теруки даже присвистывает:

— Видать, правда что-то очень серьёзное. Теряюсь в догадках, что может так мотивировать Моба, — он было улыбается своему каламбуру, но улыбка быстро сползает с его лица. Моб не видит его, он смотрит в глаза Рейгену, и тот даже не может подать знак, отвести взгляд, чтобы не попасть под подозрение.

Тайна в эти секунды оказывается такой близкой, словно за прозрачным стеклом от Моба, и только солнечный свет мешает ему её рассмотреть. Любое неосторожное, неловкое движение, попытка закрыть это стекло приведёт к тому, что Моб только больше заинтересуется. И они застывают в этом хрупком равновесии, боясь и дышать и не дышать, чтобы мельчайшим колебанием не нарушить его.

— Я попробую поговорить с ним, предупредить, — Моб копается в карманах, не замечая того, что является центром этого затишья. — Ах да, я же вернул ему визитку… Учитель, у вас ведь осталась? Он сам просил позвонить.

Рейген практически слышит, как по стеклу, за которым спрятана тайна, расползаются трещины.

— Учитель? — повторяет Моб, глядя на него снизу вверх и ожидая визитку. Теруки, лихорадочно соображая, что делать, никак не может найти ответа, только смотрит, бессильно поджав губы. А может быть, пронесёт? В конце концов, нападение было только вчера. Их каннибал должен действовать быстро, а напавший на фирму — наоборот, затаиться на несколько дней.

Синхронизировавшись под тяжестью общей тайны, Рейген и Теруки приходят к одинаковому выводу. И, превратившись разом в спокойного и самоуверенного начальника, Рейген отдаёт картонку визитки.

— Вернуть только не забудь, — напутствует он. — Так значит, он пытался тебя переманить?

— Я предупрежу, что звоню по делу. По одноразовому делу, — кивает Моб, набирая номер. Для звонка он выходит за дверь архива, и почти одновременно Рейген и Теруки падают на стол, переговариваются яростным шёпотом:

— Он там вряд ли будет, но если будет — уноси Моба оттуда.

— Легко сказать. Вы сами видели, что бывает, когда у Моба сдают нервы. А при виде брата они сдадут, тут я уверен.

— Тогда сделай так, чтобы они не увиделись, — почти приказывает Рейген.

— Не виделись с кем? — переспрашивает скучающий дух у стены.

Когда Моб возвращается, Теруки пытается запихать мускулистого зелёного амбала в мелкую бутылку, в которой дух сидел раньше. Крик и ругань такие, словно ощипывают заживо попугая.

***

От самых дверей их сопровождает тихий спокойный клерк; он проводит их мимо лабораторий, двери в которые приоткрыты, мимо офисов с гулом разговоров, мимо полупустых столовых. Это похоже на обычный офис фирмы, занятой в продажах. Никаких тёмных подвалов, летучих мышей под потолком или экспериментов с зомби, люди просто заняты своим делом. Но Моб не может перестать видеть, как это здание отрывается от фундамента и переворачивается, как летят через окна те, кто не успел зацепиться, или те, у кого было недостаточно телепатических сил, чтобы зависнуть в воздухе.

— Сюда, — произносит клерк, открывая огромные двери. Сузуки картинно ждёт их у окна, сцепив руки в замок за спиной. Он встречает гостей прохладной улыбкой, как мясо, которое подбросили в клетку сытому тигру.

— Добрый день, Кагеяма, — здоровается Сузуки. Моба привыкли называть Мобом даже начальники, даже другие полицейские. Зачастую они бы и не вспомнили его фамилии, но это ничего. Почему-то в устах этого человека фамилия звучит, как пощёчина. — Вы всё же решили согласиться на экскурсию? Я вас заверяю, у нас общие цели — с помощью фантастической силы сделать этот мир лучше.

— Я и делаю его лучше в своей сфере, — кивает Моб. На Теруки внимания не обращают только потому, что когда в залив заплыл тунец, лучше ловить его, чем форель.

— Да, понимаю, что вас уже не отговорить, но что-то же вас привело? Хотите найти моего сына или проверить, что я не нашёл его и не… запер под домашний арест?

Сузуки может говорить прямо, более того — мог бы давить, угрожать, шантажировать, чтобы Моб присоединился к его организации, но сегодня лев не голоден.

— Я объяснял по телефону: я здесь для защиты организации и поимки того, кто может на неё напасть.

— Очень благородно с вашей стороны, — кивает президент, и у Теруки от снисходительности этого тона само вырывается:

— Не обольщайтесь. Вы просто самый лакомый кусок мяса для того хищника, которого мы хотели бы поймать.

— Тогда не стоило беспокоиться. Мы сами в состоянии отловить хищника. Но я подумал, что это будет неплохой повод устроить для вас экскурсию. Слышал, про нас ходят всякие неприятные слухи. Вплоть до того, что мы похищаем детей.

Теруки осторожно косится на Моба, но тот спокоен. Нет никаких слухов. Эсперы сильнее, если поддерживают друг друга. Если Моб и Теруки вдвоём могут играть городом, как коробкой с кубиками, то этим эсперам нужно было собраться в толпу человек по пятьдесят, чтобы сдвинуть с места канализационный люк. Поэтому слабо верилось, что их просто так отпустят, и как военные следили за этой организацией, но не могли выдать себя, так и организация наверняка продолжала наблюдение за Мобом.

Теруки понимает, что когда эта секта перейдёт к решительным действиям, про них двоих, да и про весь штат Рейгена, вспомнят и попробуют захватить. Только придут за ними, конечно, не те, что могут общими усилиями сдвинуть крышку канализационного люка. Когда всё закрутится всерьёз, за ними явится сам Сузуки.

— Может, мне стоит начать выплачивать вам зарплату? Вы же собираетесь появляться тут каждый день, чтобы поймать злоумышленника. Может…

— А, не волнуйтесь, — перебивает Моб. Обычно он до крайности вежлив, даже с незнакомцами. Теруки слишком давно с ним знаком, чтобы понимать, насколько этот человек раздражает его напарника. — Скорее всего, нападение будет совершено в ближайшее время. И мы либо его пропустим, и нам больше нечего будет тут делать, либо предотвратим и уйдем.

— Что ж, я совсем не собираюсь вас тут задерживать. Запирать. Или держать против воли, — с улыбкой Сузуки откланивается и выходит. В комнате охраны, кроме них двоих, ещё остаются люди, вроде бы занятые своими делами, но Теруки предпочитает оставить своё мнение при себе. Только улыбается Мобу ободряюще. Ничего, и это пройдёт.

***

— Меня вот что раздражает, — ворчит Теруки по дороге домой. Народу на улицах уже мало, а Моб всё поглядывает на часы, боится опоздать на последний поезд, — пока мы тут сидим, выжидаем, он может атаковать где-то в другом месте.

— Мы могли бы попросить остальных помочь нам…

— Да ладно, — вздыхает Теруки обреченно. — У них своих дел невпроворот. Наверняка не менее важных. Я видел Серидзаву недавно, когда он вернулся с задания. На нем лица не было.

— Ему сложно даются выходы к людям, — кивает Моб. — Я поначалу тоже себя так чувствовал.

— Эй.

Теруки совсем забыл про духа, потому что его почти весь день не было видно. Прятался где-то, может, в той же бутылке, а теперь выбрался и, видимо, шёл за ними. Вообще опрометчиво было забывать о призраке, с которым Моб поделился силой, но тот давно мог сбежать.

— Вот тот мужик, — указывает на другую сторону улицы призрак. Народу не так уж много, на той стороне — только кавалер, провожающий свою девушку до метро, клерк, который ведёт велосипед рядом с собой вместо того, чтобы на нём ехать, и мужчина в светлой рубашке, растрёпанный, с отросшими волосами. Сейчас лето, а на его шее тёплый плотный шарф. Моб спотыкается, хватается за бордюр, дух на всякий случай прячется за него.

— Ты его знаешь? — шепчет Теруки. Им не нужно уточнять, что это за мужик: дух тут для поиска только одного конкретного человека. Моб только кивает.

Мужчина оборачивается, но улицу оглядывает вскользь, вряд ли заметив их. После беглого осмотра он поднимается по лестнице в ничем не примечательный домик. В таких обычно снимают квартиру студенты, только начавшие жить самостоятельно.

— Да, — кивает Моб. — Я должен был сразу догадаться.

С Могами он встречался несколько лет назад при не самых радужных обстоятельствах — это была девочка, «одержимая». Когда Моб попытался избавить её от «демонов», его самого засосало в её сознание. Это были полгода ада для Моба, которые для реального мира заняли несколько минут. И меньше всего Моб хотел бы вспоминать, что тогда испытал. Могами показал ему не просто мир без его способностей, а агрессивный к нему мир без друзей.

— Он не скармливает эсперов своим демонам, — Моб быстро взбирается на бордюр. — Могами и сам не человек.

Дорогу он перемахивает в один прыжок.

***

— Странно, — Шо в пижаме с коротким рукавом несколько секунд изучает пустой коридор, прежде чем пожать плечами. Дверь закрывать он не спешит, успокаиваться тоже. За ними охота, он чувствовал чьё-то присутствие в коридоре, а теперь оно рассеялось.

— Шо, — зовёт из спальни обеспокоенный голос. Шо осторожно запирает дверь, начинает расстегивать пижаму.

— Рицу, давай-ка убираться… — глухо предлагает он — и замирает. В коридоре напротив него стоит Рицу с поднятыми руками. За его спиной Сузуки меланхолично целится в затылок Рицу из пистолета, хотя мог бы убить его, не пошевелив и пальцем. Отец выше Рицу на голову и смотрит сверху вниз на сына, словно тот так и остался ребёнком.

— Ты же знал, на что нарываешься, — спокойно начинает Сузуки. Рицу он рассматривает так, словно это любимая рубашка сына, а не человек.

— Знал, — кивает Шо с улыбкой.

А потом звучит выстрел.

Пуля — не проблема. Рицу достаточно сильный эспер, чтобы остановить её на подлете. Если отец правда хотел убить его — должен был попытаться сделать это своей силой. И даже при этом Шо подоспел бы на помощь, вдвоём они бы пересилили.

Но случается что-то более фантастическое, чем переворачивание токийского небоскреба, чем остановка пули в воздухе или вообще существование телепатов. В груди Рицу появляется дыра от сквозной пули, изо рта брызгами вырывается кровь, и он падает на пол лицом вниз. Кажется, что и не дышит. Фигура отца вырастает, и первый порыв, атаковать, остается пустым — силы нет. Всё равно что приказывать парализованным ногам поднять тебя.

— Ты думал, что справишься, — гремит Сузуки. — Что ты вырос и стал равным мне. Но до меня тебе по-прежнему далеко.

Страшно даже не это. Тень его, становясь самим телом, расползается по квартире, по коридору, погребает под собой истекающего кровью Рицу.

***

— Добрый день, — вежливо кивает Моб. — Мы были знакомы. И недавно сталкивались.

Моб так спокоен, словно лопнувшие в глазе венки и чуть не вскипевший мозг — совсем не последствия прошлой встречи. Будто на полу коридора не лежит огненно-рыжий парень, так похожий на помолодевшего господина Сузуки.

— Кагеяма Шигео, — кивает Могами так же спокойно. Проблема в том, что силами они практически равны, могут сражаться, могут нейтрализовать, но убить или выиграть друг друга — не получится. — Ты подрос. В прошлый раз у меня было мало времени на полноценную иллюзию. Я атаковал грубо.

— Да, это было очень сильно, — признает Моб, коснувшись повязки на глазу. — Я так понимаю, что нам сложно будет договориться.

— Отчего же? — слегка пожимает плечами Могами. С прошлой встречи Моб знает, что у противника шрам от веревки на шее, который он теперь прикрывает шарфом. Но вот так, нос к носу, они никогда не встречались, потому что Могами не предпринимал попыток стать чуть более человечным, он был подобен проклятью с личностью. — Ты можешь закрыть глаза на происходящее. Я почти закончил, еще пятнадцать-двадцать человек. В зависимости от силы. Еще трое, если позволишь закончить с этими двумя… Или никто не понадобится, если решишь пожертвовать собой.

— Вы же знаете, я себе не принадлежу, — отзывается Моб. Они оба говорят тихо, как журчащая речка.

— Жаль. Мог бы сразу всех спасти. Если ты ждешь атаки, то я не собираюсь нападать. Надеюсь только, что больше мы не встретимся. В ближайшую неделю по крайней мере.

Он проходит мимо Моба, ощущается как холодный ветер, но при первом же намеке на движение Могами резко разворачивается, вскидывает руки. И — оказывается в плотном огненном кольце.

— Моб! — окликает Теруки, сдерживая ужас, когда Могами начинает оборачиваться. Одновременно с этим тот деформируется — чернеют глаза, трескается кожа, он разрастается.

Теруки совсем не слабый эспер и первое время Рейген раздумывал о том, не подобрать ли им напарников слабее, чтобы два сильных телепата могли действовать в двух разных местах. Да и Моб не выглядел так, словно ему нужна помощь кроме чисто психологической поддержки в общении с людьми. Но Рейген склонился к мысли, что есть задания, которые сложны для Моба, и вот тут слабый телепат ему не помощник.

Кольцо становится огненным обручем для Могами, который не может из него выбраться, а размером уже такого, что обруч того и гляди лопнет. Он подпирает потолок, с которого сыплется труха, но по-прежнему держится в рамках квартиры. Человечного в Могами уже почти ничего нет, это черный сгусток, похожий на расползающееся по воде нефтяное пятно с красными огнями глаз.

— Загоняю, — командует уже спокойнее Теруки. От сгустка ветер такой, что их обоих вжимает в стены. Светлый сосуд, в котором раньше сидел их свидетель с Окинавы, появляется у Теруки в руках. Ветер колеблет его как бумажный, но все же не разбивает. Кажется, время тянется мучительно долго, прежде чем хвост сгустка затягивает в горлышко бутылки, и в это же время у Теруки кончаются силы. Он сползает, прислонившись к стене, затем и вовсе становится на колени, поднимает голову проверить, что Моб выстоит.

Могами теперь яростный черный вихрь, сопротивляющийся хищник на грани заточения, он рвет в клочья стены, проламывает потолок, но становится все меньше и меньше с каждой секундой. А по ту сторону этого смерча стоит Моб в своем деловой костюме, который даже не помялся. Стоит и смотрит так, словно в зоопарк пришел и этот беснующийся лев где-то далеко, за толстым стеклом вольера. Ветер, который сделал несколько полос в стенах, Мобу только чуть растрепал волосы. В этот момент прямой, уверенный Моб невероятно крут, как никогда достоин той легенды, в которую раздул его Рейген. В который раз Теруки понимает — Моб не его напарник, не его друг и никогда не будет его парой. Потому что Моб нечто фундаментальное, нечто общее, и у него, как у идола, не может быть никого, за кого он будет беспокоиться, кто сможет нарушить его равновесие, отвлечь от работы.

Моб и правда себе не принадлежит, как же он сможет подарить себя другому?

Все успевает закончиться до того, как Теруки додумает мысль. Когда снова восстанавливается спокойствие, он понимает, что мог держаться только из чувства долга, и теперь, расслабившись, падает на развороченное татами, похожее на потрепанную соломенную крышу.

— Я… Это, — пытается отдышаться Теруки. — Я бы встал, но мне будет приятнее, если ты вызовешь машину. Я бы очень хотел добраться домой лежа. Заранее спасибо.

Теруки поднимает голову, чтобы проверить, понял ли его Моб. В конце концов, посмотреть на его обеспокоенное лицо, не каждый день такой чести удостаиваешься. Но лица на Мобе и вовсе нет, только смотрит он не на Теруки, а в одну из комнат, спальню что ли.

— Моб? — окликает Теруки, предположив, что Моб мог увидеть там труп вроде тех, что были на Окинаве. Тогда тем более им обоим понадобится машина, по крайней мере когда Моб проблюется.

Но Моб окликает растерянно:

— Рицу?

Словно кто-то большой пузырь жевачки в комнате надул, и в тот момент, когда он лопается, Моба отбрасывает к стене, хотя он и прикрывается от атаки.

Воздух вокруг Рицу посверкивает, переливается, но глаза совсем не радостные.

— Мы уходим, — предупреждает Рицу, взглянув в сторону напарника. — Не мешайся.

У него кровоточит нос, красные лопнувшие капилляры в глазах, в уголках их еще свежая кровь.

— Нет, Рицу, — зовет Моб. — Мы тебя искали… Все это время мы искали тебя, я искал! Я во всех городах был… Я…

Моб никогда не выглядел настолько растерянным, неуверенным. Теруки понимает, что лежать нельзя, пытается встать, но снова падает на пол.

— Да, я знаю, — кивает Рицу. — Я очень старался, чтобы не нашел.

Он разворачивается к своему компаньону, отмахивается от попытки Моба приблизиться, снова впечатывает его в стену. Странно, что Моб не сопротивляется — то ли сил после битвы с Могами не хватает, то ли не может драться с братом.

— Рицу, — еще более потерянно зовет Моб.

— Да блин! — вмешивается Теруки, который пока только разговаривать и может. — Тоже мне обиженный! Ты знаешь, сколько сил он потратил, чтобы тебя найти?! Ты понимаешь, что он, который старался не высовываться, стал легендой, пошел в полицию, чтобы найти тебя?! Понимаешь, как он себя винил, когда…

— Пустые слова, — перебивает Рицу спокойнее. — Я не вижусь с родителями, чтобы у них не было неприятностей. Можешь это им передать.

— Тот Рицу, которого я знаю!.. — начинает Моб на грани отчаяния.

— Нихера ты не знал того Рицу, — обрывает тот, подхватывает с пола Шо, взваливает на плечо.

Иногда Теруки с Мобом выдавались спокойные дни или тихие перелеты, поездки. Глядя куда-то вдаль в эти минуты Моб вспоминал о двух самых ценных для него людях — Рейгене, который дал ему смысл, сделал его полезным и оправдал его опасное существование, и младший брат. Моб помнил, как они с Рицу ловили жуков летом, как тот был во всем его лучше, и поддерживал так, будто это он был старшим. Хотя Моб и потерял его, те времена он вспоминал с улыбкой.

Рывком Теруки отрывается от пола, с низкого старта бросается вперед. Рицу начинает блокировать, но слишком медленно, вместе со своей ношей он падает на пол. Теруки пытается было припечатать его психической силой, но та остается лишь пшиком зажигалки с кончившимся бензином, и Теруки приходится действовать как обычному человеку — свалиться сверху, вцепиться в руки. По правде сказать, он думает, что пришел его конец, когда вокруг Рицу снова появляются искорки. Но Моб, который не стал бы драться с братом, делает это для защиты Теруки. Их придавливает к полу такой силой, словно гравитацию увеличили в несколько раз. Теруки может только откатиться подальше, потом отползти.

— Пойдем домой, Рицу, — Моб вытирает кровь из носа, стоит над братом снова спокойный, уверенный. — Хватит бегать. Восемь лет прошло.

***

Для тех, кого эсперы ловили, кто мог гнуть прутья решетки и сжигать охранников живьем, была своя тюрьма, с прозрачными толстыми стеклами перегородок.

Моб выглядел довольным собой. Он нашел брата, остановил и спрятал его от Сузуки с корпорацией. Даже клетки у Рицу и Шо были соседние, через толстое стекло друг от друга.

— Да ладно, вопрос времени, когда до бати дойдет, что я тут, и он придет меня вытащить. Сначала адвокатами, потом… не знаю. Тебя он вряд ли тронет, ты же брат живой легенды. А он хочет Моба в свою армию.

Рицу слушает молча. Они сидят, прислонившись к одному стеклу спинами, рассматривают остальные вольеры. Заключенных немного. Только с час назад ушли родители Рицу, только четверть часа, как он перестал плакать.

— А, насрать, — делает вывод Шо, и Рицу по голосу понимает, что тот улыбается. — Мне не стыдно, слышишь? За то, что похитил тебя. Я так всю жизнь жил. Что-то захотел — забрал.

— Тебя никто в этом и не обвиняет, — хрипло возражает Рицу. — К тому же у нас, нормальных людей, это называется «спас», а не похитил.

— Пф, незнакомое слово, — шутит Шо. — Я б записал, но нечем. Они не дураки говорить отцу, что я здесь… Что ты здесь. Это будет означать войну. А хотя… Знаешь! — громче прибавляет Шо, чтобы слышали все:

— Я б посмотрел на битву бати и твоего брата! Вот было бы зрелище! Прямо как Годзилла против… кого он там драл, а? Рицу, ты б на кого поставил?

В дальней стене открывается входная дверь в блоки, впускают двоих.

— На брата, — негромко отзывается Рицу, прячет лицо в ладонях отчаянно пытаясь понять, успела ли сойти краснота после слез. При родителях он вел себя как малолетний преступник, попавшийся в клетку. При брате тоже не хотелось быть слабым.

— А я на батю, — Шо тоже смотрит, как приближаются гости.

Рицу успели продержать в лаборатории три месяца, ему тогда было тринадцать, как и Шо. Все три месяца он отчаянно верил, что брат придет за ним. Конечно, в последний момент он наговорил Мобу кучу гадостей, и теперь стыдно было надеяться на его помощь, но боль так оглушала, что готов был принять спасение от кого угодно. Рицу не мог не влюбиться в Шо после того, как тот вытащил его из ада. Что-то вроде комплекса спасенного.

А Моб просто поставил башню на место. Башню, в которой три месяца пытали его брата, чтобы выжать из таланта все, что можно.

— Мама плакала, — с укором сообщает Моб. — Говорит, ты совсем другой… Что ее Рицу по-прежнему где-то.

— Она свыкнется, — кивает Рицу.

— Люди погибли, — переходит к делу Моб. Его напарник дальше, за его спиной, делает вид, что его тут нет. — Рицу, зачем?..

— Люди? — Рицу приподнимает одну бровь, встает, подходит к стеклу. — Для тебя все люди равны и все хорошие. Что, если я скажу, что это были не люди?

— Люди, — возражает Моб.

— На втором этаже того здания, за железными дверями… Меня именно там держали, брат. И все время, что я был там, меня пытали. Они считали, что так смогут развить мой дар еще больше. И не только меня, там были и другие: дети, взрослые. Были тогда, когда меня одного оттуда вытащили, практически купили своей свободой.

— Это был я! — вставляет Шо, с улыбкой вскинув руку. — Приятно познакомиться, брат!

— А другие оставались там. Я только теперь с силами собрался против них выступить и вытащить из лаборатории всех, кого они похитили. Они не были людьми, брат. Я перестал считать их людьми после месяца пыток. А что сделал ты? Пришел, вернул на место их здание. Может, ты еще и прибрался там? Починил их лабораторию, чтобы они могли похитить новых детей, набрать новый персонал?

— Надо было сразу обратиться ко мне, — мотает головой растерянный Моб, и Рицу бьет в стекло боком кулака, рядом с лицом брата.

— И что бы ты сделал? Прочитал бы мне лекцию о том, что нельзя делать людям больно. Убивать тем более. Все люди хорошие, достойные и сила мне дана не для того, чтобы их как букашек об стекло давить.

Зная, что ответа не будет, Рицу возвращается в свой угол. Шо уже стоит, продолжает махать Мобу и, когда понимает, что Рицу закончил разговор, начинает звать:

— Братюня! Я тут! Мы тут поспорили, кто будет сильнее — ты или мой батя. Как насчет смахнуться? Он у тебя брата спер! Это, кстати, семейное, да!

Ощущение, что он слишком далеко, и Моб его не слышит. Он разворачивается уходить, не попрощавшись. Но идет неестественно быстро, привыкшие к его спокойной походке Рицу и Теруки замечают это. Напарник выбегает следом за Мобом.

В коридоре начинает твориться что-то, чего Теруки собственно и ждал, но что в карцерах блокировалось, как и силы всех эсперов, запертых там. Но за пределами камер в железных стенах начинают появляться причудливые вмятины. В меру своих сил Теруки их выпрямляет, стараясь при этом не отставать от Моба, и, если не приглядываться, то в принципе и не заметно, что он тут что-то ломал.

Едва не происходит непоправимого, когда за открывшейся дверью оказывается человек. Но это — Серидзава, и силу Моба он удивленно блокирует.

— Рейген вызывает, — сообщает он. Теруки улыбается, чтобы сгладить ситуацию, интересуется:

— Как задание?

— Не очень. Я психанул и разнес дом и асфальтовую дорогу рядом… Дом-то под снос, а за дорогу меня лишают премии.

Теруки присвистывает, спешит за Мобом. Тот, растерянный, что едва не отыгрался на том, кто попался под горячую руку, успокаивается, замыкается.

***

У Рейгена огромный кабинет с шикарным аквариумом. Сразу видно, куда идут выделяемые на отдел деньги.

Сегодня босс мрачен, и вряд ли только из-за доклада Серидзавы. Моб останавливается в дверях, оборачивается попросить.

— Подожди снаружи.

Он пытается закрыть дверь, но Теруки подставляет ладонь, входит вместе с ним и на удивленный взгляд возражает:

— Мы напарники. Что бы ты там не решил, хоть Токио с землей сравнять, я буду на твоей стороне.

Может когда-нибудь Моб будет новому напарнику с улыбкой рассказывать о том, какую роль в его жизни сыграли Рейген, будь он неладен, брат, когда был хорошим, и Теруки.

— У меня для вас билеты в Китай, — Рейген подвигает две картонки к ним ближе. — Вылет завтра с утра, так что идите собираться и спать.

— Командировка? — интересуется Теруки задорно. Моб смотрит на начальника, не на билеты. — О, даже бизнес-класс. Похоже на взятку.

— В Токио вы какое-то время не нужны. Если что-то случится, я вас вызову.

— То есть, тут мы мешаемся, — поправляет Моб.

— Пока вы тут, я не смогу быть спокоен. Я сам попробую это уладить.

— Учитель, — негромко зовет Моб, прямо-таки взывает к их общему прошлому. — Вы же знаете мои принципы.

— А еще как дорог тебе брат. И сколько ты его искал, — кивает Рейген. — Я позабочусь обо всем.

— Я побуду тут на всякий случай, — настаивает Моб. Пока Рейген не возразил, в разговор вмешивается Теруки:

— Если Сузуки решит, что пришло время действовать, что он все равно на грани тюрьмы, то кроме Моба его уже никто не остановит. Если он узнает, что сын, который сломал его офис и привлек к нему внимание, тут, то кроме Моба его никто не защитит. Моб достаточно умный, чтобы просто посидеть в штабе.

— Китай, — Рейген подвигает билеты к ним снова. — Билеты дорогие. Дело очень важное и неприятное. Там тоже только Моб сможет справиться.

— Планета в опасности? — усмехается Теруки.

— Это твоя работа, — словно игнорируя его, нажимает Рейген. — Ты нашел брата, он в безопасности, родители его увидели. Ты тут сделал все, что мог. Или хочешь сделать что-то еще?

Моб теряется, неуверенно качает головой:

— Нет, не хочу.

Рыбки в аквариуме беснуются так, словно чуют катаклизм.

— В Китае тоже умирают люди, — мягче продолжает Рейген, давит на совесть. — Вот смотри, у меня есть фотографии жертв. И чем быстрее ты туда отправишься, тем меньше их…

Моб забирает со стола билеты, кланяется.

— Мы постараемся закончить как можно быстрее.

— Ура, Китай, — комментирует Теруки.

При выходе он задерживается в дверях, чтобы посмотреть на осунувшееся лицо Рейгена с мешками под глазами. Моб тоже должен был это заметить. В эту минуту прощаешь Рейгену и этот кабинет, и командировку как можно дальше, и то, что для Моба он важнее Теруки, и даже брата важнее.