Непривычная хрупкость

***

Генерал Нань Ян просыпается ближе к полудню с катастрофической головной болью. Будто вчера он пил, как в последний раз, и гулял во всех городах мира сразу. Малейшая задача вроде поднять руку к ноющему лбу кажется невыполнимой, но прикосновение к мокрой от пота коже странно успокаивает. К тому же, в незадернутое окно бьет свет, напоминая, что самое время вставать и разгребать последствия вчерашнего, очевидно, тяжелого дня.

Рядом с кроватью слышится шорох, и Фэн Синь невольно морщится — все звуки вокруг вдруг превратились в оркестр из плохо настроенных инструментов.

 — Г-генерал… — голос знакомый. Кажется, это мальчишка, поступивший на службу пару месяцев назад. Такой кучерявый, загорелый, низенький, но хорошо сложенный. Имени, хоть убей, в голове не возникает.

Фэн Синь вдыхает. Горло неприятно слиплось, и только вовремя возникший у носа стакан воды спасает от позорного хрипа. Верно, мальчишка когда-то был слугой заклинателя…

 — Сколько.? — сипло выдыхает генерал вместо благодарности, слишком уставший, чтобы упрекнуть себя за это.

Голос, не по-юношески низкий и оттого не режущий слух, раздается почти совсем рядом:

 — Вы проспали всего лишь с часа собаки до часа дракона, за это время ничего нового не произошло.

Фэн Синь хмурится. Впервые он спит так много, особенно учитывая, что богам достаточно медитации. Воистину, вчера должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, и как назло, он этого не помнит! Младший чиновник говорит спокойно, в его голосе не сквозит презрение или злость. Значит, вполне возможно, какого-то лютого позора или сильного вреда посторонним не было.

И все же давящее чувство мешает собраться и нормально спросить, что же, все-таки, случилось.

Только сейчас Фэн Синь замечает, что мальчик передает ему духовные силы. Странно, ведь он проснулся и совершенно не чувствовал их недостатка, зачем же тогда?..

 — Не надо, — снимая со своей руки чужие осторожные пальцы, Нань Ян, наконец, решает встретиться с солнечным светом, — у меня достаточно духовных сил, не трать свои.

Туман перед глазами едва пропускает силуэт небожителя, не то что выражение лица. Но Фэн Синь чувствует по наступившей тишине, что он явно пропустил что-то важное.

 — Генерал, — прокашливается подросток — Чэн Янь, точно, вот как его зовут — и убирает руки, судя по звуку, сложив на коленях, — Простите этого служителя, но… Вы что-нибудь помните о вчерашнем дне?

Теперь и тон подтверждает: Фэн Синь забыл что-то действительно важное.

 — Ничего, — честно отвечает Нань Ян, моргая и пытаясь рассмотреть хоть свои руки, прикрывающие глаза от солнца, — Абсолютно ничего.

Чэн Янь что-то делает со своим лицом. Оно определенно меняется, и будь генерал не в состоянии мокрой ваты — дернул бы ближе, к самому носу, чтобы увидеть хотя бы небольшие подсказки во взгляде и выражении лица.

Ладонь, которую Фэн Синь подносил к глазам на разное расстояние, расслабленно и со шлепком падает прямо ему на лоб.

Возможно, этот паршивец Му Цин был прав — он действительно первым делом решает вопрос кулаками и только потом уже думает, а был ли способ менее травматичный для окружающих. Если генерал Нань Ян просто и прямо спросит, Чэн Янь не сможет не ответить, и тогда больше половины неловкости исчезнет.

И все же где-то внутри сворачивается понимание: он не хочет знать, что произошло. Он не факт, что вообще выдержит это.

Фэн Синь едва не шлепает себя по лицу снова. Слыханное ли дело — небесный генерал, образец мужественности, а отталкивает неизбежную правду? Это больше в духе Му Цина, вот уж кто будет молчать и делать вид, что ничего не случилось, даже если накануне сгорел весь мир!

«Почему это чувство возвращается, стоит мне только подумать о Му Цине?»

Фэн Синю не страшно.

Страх — привилегия избалованных, лживых и слабых людей. Он выше этого.

Но сейчас, возможно, он как минимум близок к страху. Настоящему. Но он все еще небесный генерал, а небесному генералу не пристало потакать таким слабостям.

Фэн Синь сцепляет зубы и, игнорируя стянутую грудь, произносит:

 — Просто… Скажи от начала до конца, что вчера было.

Он готов услышать, что спьяну разрушил дворец Лин Вэнь и теперь должен какое-то невозможное количество благодетелей. Это хоть немного, хоть не в самом обозримом будущем, но можно выполнить.

Однако Чэн Янь рассказывает совсем иное, и от всплывающих воспоминаний чувство дыры в животе разрастается, охватывая ужасом всего Фэн Синя.

***

Миссия вполне вписывалась в масштабы того, что два южных генерала могут выполнить вместе без вмешательства младших чиновников. Логично, конечно, было ожидать, что командной работы у них не сложится: сразу после вознесения генералы устроили такую ссору, что половину улицы пришлось отстраивать заново. И тем не менее так же логично было и то, что значительную часть жизни они провели бок о бок, тренируясь, сражаясь на войне, отбиваясь от преследования, а значит хоть какая-то вероятность, что они не поубивают друг друга, была.

Фэн Синю чтение мыслей Лин Вэнь и Императора не давалось никогда. Все, что он мог сделать — это разозлиться, поворчать по поводу странного решения вышестоящих и послушно плестись вместе с Му Цином в мир смертных.

Деревня, из которой доносились молитвы о помощи, находилась не то чтобы совсем на юге. Однако поклонялись здесь Сюань Чжэню, за несколько десятков лет после становления богом уже получившему свой культ и первую тысячу храмов.

Какого хрена здесь делать значительно позже вознесшемуся небожителю вроде Нань Яна, обладавшего лишь горсткой последователей, тремя десятками служителей дворца и чисто формально выделенной территорией, до сих пор было непонятно.

Мысли унеслись в другую степь, когда атмосфера заметно изменилась. Только что небожители шли по самой обычной череде поселений и рощ, но стоило приблизиться к месту назначения, и кажется, воздух стал гуще и холоднее. То и дело хотелось поежиться, закутаться в плащ, а лучше — побыстрее уйти. И вдобавок волосы на затылке зашевелились — верный признак, что откуда-то кто-то следит за гостями, причем, следит с недобрыми намерениями.

 — Что-то не так, — вдруг подал голос Му Цин, с которым они не перемолвились словом с тех пор, как спустились, чтобы ненароком не разрушить что-нибудь по дороге. Тон, которым это было сказано, Нань Ян слышал в свой адрес лишь несколько раз — и неизменно оказывалось, что более внимательный и осторожный мальчишка, выросший в трущобах, заметил опасность, пропущенную даже телохранителем.

Но тогда было другое время. Без злосчастной горы с тридцатью тремя небожителями, полусумасшедшего принца и не менее злосчастного мешка риса.

Тогда Фэн Синь прислушивался, если было нужно, и верил боевому товарищу.

 — Без тебя заметил, — огрызнулся Нань Ян. Интуиция взметнулась, как разбуженная кошка: что-то в глубине души подсказывало, что ссориться с Му Цином сейчас ни в коем случае нельзя, иначе произойдет что-то ужасное. Но признавать, что разозлился зря, оказалось еще болезненнее, и Фэн Синь больше ничего не сказал.

Му Цин закатил глаза и предпочел так же без слов вернуться к наблюдению. На миссии, где они лишь вдвоем, говорить о плане и стратегиях незачем. Пусть Небеса хоть тысячу лет судачат о том, что два генерала Юга терпеть друг друга не могут и вместе не сработаются — раз за разом как совместные задания, так и очевидные совпадения доказывают, что вечные противники идеально дополняют друг друга в бою и без обсуждений следуют одному и тому же плану.

Фэн Синь ненавидит моменты, когда это приходится признать. Ненавидит, когда поздно вечером, сидя в своей спальне, невольно вспоминает чувство надежности и безопасности в сражении. Будто ни разу тот, кто ему спину прикрывал, не уходил. Ненавидит, потому что каждый раз вспоминает, как и ушел, и бросил в бою ничуть не проще, переживая заново.

На миссии приходится быть практичным. Му Цин — опытный воин, а значит, поводов отказаться от работы с ним нет.

Не скажешь же Лин Вэнь, что сначала ты невольно поддаешься иллюзии прошлого, начинаешь верить почти как раньше, а потом вспоминаешь, вспоминаешь, вспоминаешь, и как тогда хотелось головой об стол биться, так и до сих пор хочется.

А на аргумент «Мы разнесем как минимум три деревни окрест» давным-давно отвечают «Ну так не разносите»…

Фэн Синь не поворачивает голову. Му Цин идет рядом, его шаги едва слышны, шорох одежд можно уловить, только прислушавшись. Звона доспехов нет — генерал Сюань Чжэнь предстает в полном боевом облачении лишь на собраниях. Фехтование чжаньмадао требует минимума громоздкой защиты.

Фэн Синь пытается увести мысли в наиболее циничную сторону (забавно, ведь именно за цинизм он сам порицал Му Цина). Если думать слишком долго, можно снова прийти к ненужному беспокойству.

Жизненно важные органы и точка дяньтянь должны быть закрыты металлом…

Мысли Фэн Синя прерываются, когда он задевает носком обуви камешек. Который скатывается по дорожке, срывается и с громким всплеском падает в воду.

Му Цин застывает. Его бесстрастный взгляд леденеет, рука чуть дергается, будто уже сейчас желая вытащить из-за спины саблю.

 — Ты что-нибудь слышал? — спрашивает он. По-кошачьи суженные глаза медленно обводят окружающее пространство.

Поляна в небольшом лесу. Все как на ладони вплоть до ряда деревьев. Хотя… Разве они должны расти так плотно?

Фэн Синь немедленно собирается, выйдя из своих размышлений окончательно. Корит себя за беспечность — воин вроде него, воспитанный для защиты и постоянной бдительности, должен замечать странную обстановку еще на подходе. А они ведь с Му Цином сразу неладное почуяли…

 — Нет, — отвечает Нань Ян.

«В том-то и проблема. Ни птиц, ни животных, даже ветра нет.».

Поляна круглая. Они оба стоят в самом центре.

У Фэн Синя холодеет в груди. Идеальное место для ловушки или магического поля, пусть на земле и не видно рисунков или кровавых следов.

Наконец смотрит на Му Цина — кажется, в полной тишине с его стороны раздался то ли вздох, то ли всхлип.

Что-то тяжелое, рассыпающее мурашки по коже поднимается из живота Фэн Синя в голове, как прилив отравленной духовной энергии. Лицо Му Цина, до сих пор редко выражающее какие-либо эмоции, кроме презрения, бледнее, чем раньше — бледнее, чем у мертвеца.

В глазах, в сжатых губах, в часто и неровно вздымающейся груди — чистый ужас.

Они, скорее всего, попали в ловушку или на территорию сильного демона, но что могло так напугать генерала Сюань Чжэня, видавшего и громадных чудовищ, и ходячие трупы?

 — Му Цин? — Фэн Синь едва не прикусывает язык, слыша, как дрожит собственный голос.

Ему не страшно. Ему не страшно. Ему не страшно.

Услышав свое имя, Сюань Чжэнь вздрагивает, будто от иллюзии очнувшись. Мгновение стоит неподвижно, пытаясь успокоить дыхание. Его руки сжаты в кулаки, побелели от напряжения.

И вдруг, бросив на Фэн Синя нечеловеческий взгляд, Му Цин одним молниеносным ударом отбрасывает напарника за пределы поляны. Дерево должно было проломиться от того, с какой силой и скоростью тело в него врезалось… Но Фэн Синь этого не чувствует. Когда он, ослепленный всплеском духовной энергии, открывает глаза, по «стволу» расходятся круги, как по глади воды, на которую упал листик.

Иллюзия.

Искусная, тонкая, почти незаметная. Если здесь, за ее пределами, оглядеться, можно заметить, что солнце, в кругу деревьев светившее с востока, уже находится на горизонте. Искажение времени, пространства и… скорее всего, сознания.

Фэн Синь на это надеется. Его потеря бдительности — лишь следствие какого-то дурмана.

Думать об этом некогда. Му Цин вытолкнул его за пределы поля, но почему-то сам остался внутри. Возможно, уже подвергся влиянию темной ци. Страх, паника, ужас — все это, пропитавшее каждую деталь и исказившее привычный образ до неузнаваемости, отпечаталось в памяти и давит изнутри.

Генерал Нань Ян не пытается разобраться, по какой именно причине чувствовал себя так неправильно. Нет времени думать, что Му Цин какой-то привычный или непривычный. Нет времени думать, а волнует ли его вообще столь разительная перемена (и если волнует, то почему). Интуиция кричит благим матом: если сейчас ничего не сделать, размышлять придется уже на похоронах.

Фэн Синь подбегает к дереву и бьет ладонью по стволу. Снова круги разбегаются в стороны, но на этот раз не получается пройти насквозь.

Что за…

Небожитель бьет еще раз. И еще раз. И еще раз. Снова и снова вкладывает больше духовных сил.

Ничего.

Ярость, уже ничем не сдерживаемая, смешивается с потоками золотого света и бежит по рукам, луку и стрелам. Фэн Синь выхватывает родное оружие, одним прыжком оказавшись в двадцати шагах от границы барьера, целится и стреляет. Подобной атакой можно гору на каменные бусы разнести.

На этот раз круги становятся интенсивнее, а дерево немного искажается.

«Что за тварь установила настолько крепкий барьер?!»

Фэн Синь выпускает вторую стрелу. По ней бежит огонь. Если и этот удар не сработает, то с оставшимися духовными силами…

Дерево вспыхивает. Молния прорезает небо, хотя минуту назад было ясно и солнечно.

Барьер идет трещинами, в паре мест переливается красным, золотым и фиолетовым и с раскатом грома разлетается на осколки.

Фэн Синь видит голую землю. Ни травы, ни кольца деревьев, лишь местами редкие и хлипкие кусты. И лужи. Много глубоких луж.

Два божественных удара потребовали много духовных сил, но не настолько, чтобы Фэн Синь прямо здесь и рухнул. Он не ощущает ни капли темной ци — значит, уничтожен и барьер, и ловушка.

Но на мокром не пойми по какой причине, абсолютно пустом, хорошо проглядываемом и едва заросшем пучками травы участке леса Му Цина нет.

***

Чэн Янь рассказывает, что сам видел. Его генерал появился на Небесах в жутком потрепанном виде, с искореженной броней, порванными одеждами и разлохмаченными волосами. Сперва подумали даже, что миссия по поимке одного демона превратилась в битву со всем Призрачным Городом, однако никаких сообщений или признаков подобного в мире смертных не было. Нань Ян добрался до своего дворца в пару мгновений, игнорируя шокированные взгляды и попытки Пэй Мина и Лин Вэнь хоть что-то выведать. Под плащом он держал некий предмет, испускающий смутно знакомые волны духовной энергии, слишком слабые, чтобы понять, что это такое.

Уже в главном зале дворца генерал упал на колени у собственного алтаря, до сих пор используемого для связи с настоятелями храмов и жрецами. Отдернул полу плаща.

В его дрожащих ладонях едва дрожало пламя призрачного огонька.

 — Генерал без устали подпитывал призрачный огонек духовными силами, — заканчивает Чэн Янь совсем тихо, — а когда они почти иссякли…

Фэн Синю не нужно слушать дальше. В тот момент он был не в себе. Возможно, остаток влияния ловушки, скрестившись с чувствами, которые он сейчас не мог объяснить, затуманил сознание. Но если немного сосредоточиться, фантомное ощущение тепла в ладонях — действительно знакомого — вернется.

 — Генерал! — Чэн Янь вскидывает руки и отшатывается, когда Нань Ян вдруг садится на постели и, игнорируя головокружение, встает. Его шаги и вполовину не такие твердые, как положено. — Генерал, главный целитель советовал…

«К демону главного целителя,» — ноги трясутся, колени подкашиваются, но Фэн Синь не сбавляет шаг. Где-то здесь, где-то рядом та самая дверь. Проклятье, он что, не помнит планировку собственного дворца?!

Младшие чиновники расступаются, хоть по ним и видно, что хотят остановить и вернуть в постель. Фэн Синь никогда в них не сомневался и в любое другое время похвалил бы за преданность. Но не сейчас. Не тогда, когда до чертового главного зала какой-то чертов лабиринт. А позади — надоедливый (обеспокоенный, Небеса, он же вчерашний мальчишка) голос Чэн Яня. Лишь усталость не дает Фэн Синю рявкнуть что-то, о чем он пожалеет и чего его подчиненные явно не заслуживают.

Видимо, влияние проклятия, искажающего сознание, еще не прошло. Ноги сами привели — как могли — к знакомым дверям, в то время как разуму привычная дорога показалась в два раза длиннее.

«Надо будет помедитировать», — мелькает мысль и тут же растворяется. Нань Ян распахивает двери и практически вваливается в зал. И закрывает, едва не прищемив свою же одежду — может, хоть так он отгородится от волнующихся подчиненных.

Надо было не входить, а сперва подумать, готов ли он это сделать.

У алтаря сидят пять младших чиновников. Сложив одну руку в позиции меча, второй каждый из них передает поток ци во что-то, похожее на сосуд для беспокойных духов. Если приглядеться, можно увидеть, что это молитвенный фонарик. Часть из них сохраняется после Праздника Середины Осени, если загаданное генералу Нань Яну желание серьезно и существенно, но еще не исполнено.

Кто же знал, что один такой фонарик пригодится для чего-то, даже отдаленно не связанного с праздником.

Несмотря на, очевидно, очень сильную концентрацию, младшие чиновники ахают и оборачиваются на Фэн Синя.

Тот на них не обращает внимания. В ритуальном фонарике горит маленький призрачный огонек. Только не голубым, как все нормальные призрачные огоньки, а желтым светом.

Фэн Синь чувствует, как все внутри в клубок сжимается и дышать становится сложнее. Ему не нужно никаких проверок, привязок к разному оружию и исследований дворца Лин Вэнь. Он знает, что это за огонек.

Не говоря ни слова, Нань Ян подходит к фонарику, вытягивает руку и, откопав в своем золотом ядре накопленные за ночь духовные силы, под общий ошарашенный вздох выпускает их в сосуд.

 — Г-генерал… — голос робкий. Среди служителей дворца есть смышленый мальчишка, добившийся серьезных успехов в военном деле и совершенно не умеющий разговаривать с людьми, — г-генерал приказал этим младшим чиновникам з-заменить его на посту… И с-следить за состоянием духа генерала Сюань Чжэня…

Фэн Синь старается не корчиться, хотя лицо сводит от подтверждения того… что он, в принципе, и так знал.

 — Г-генерал, — еще раз зовет все тот же мальчишка. Его не удостаивают даже взглядом. — Генерал Нань Ян потерял много духовных сил. Больше, чем при нарушении обетов на пути самосовершенствования. Эти младшие чиновники — уже пятая смена за ночь. Согласно приказу генерала, передача духовной энергии не прерывалась. Генерал может отдохнуть и соблюсти предписание главного целителя, чтобы при желании иметь возможность передать духу генерала Сюань Чжэня больше духовных сил и не навредить собственному ядру.

Фэн Синь не задет очевидной дерзостью. Скорее, крайне ошеломлен. Этот фактически подросток говорит смелые и, что уж там, логичные вещи, с которыми глупо спорить, и при этом смотрит так испуганно, будто знает, что нарушил все правила субординации и сейчас может быть серьезно наказан.

Если бы у Фэн Синя был старший родственник, он бы еще мог объяснить и дар убеждения, и свое нежелание — невозможность — спорить. Но мальчишка? Младший чиновник? Даже на долю не такой уверенный, как Чэн Янь?

И как назло, его имя не всплывает в памяти…

Фэн Синь опускает руку. Младшие чиновники молча смотрят то на него, то на своего товарища, кажется, не меньше их ошеломленного.

 — Сколько вы здесь сидите? — спрашивает генерал Нань Ян.

 — Не больше четверти часа, — отвечает уже другой служащий. Тот же, кто сначала проявил чудеса убеждения, наконец-то выдыхает.

Четверть часа беспрерывной передачи ци. Немногие жители Средних Небес могут похвастаться возможностью сделать это и не упасть в обморок.

 — Те, кто нас сменят, все это время медитируют, — снова подает голос первый чиновник, выглядя так, словно готов умереть, но договорить.

Фэн Синь останавливает его кивком. Не очень хочется разбираться, сорвался ли мальчишка, впервые почувствовал хоть какое-то внимание к своим словам. Пусть найдет себе кого-то не настолько уставшего.

 — Я понял, — отвечает генерал, прикрыв глаза от всколыхнувшейся головной боли. Возможно, ему действительно стоило остаться в постели.

Нань Ян не смотрит на фонарик — слишком яркий свет усугубит головную боль. Он хочет взглянуть, он бы задал три тысячи вопросов, если бы не было пятерых младших чиновников. Имя одного из которых еще надо вспомнить. Все имена надо вспомнить, что, несомненно, получится, когда проклятие прекратит ковырять мозг, душу и духовное ядро.

Он выходит из зала не оглядываясь. Не останавливается на выходе, хотя можно было бы сказать что-нибудь этим перепуганным ребятам.

Мог бы собраться сам — сказал бы.

***

 — Генерал Нань Ян, ваше духовное ядро в порядке, — с нажимом произносит главный целитель, осторожно прерывая связь ци и отпуская запястье Фэн Синя. С пробуждения прошел час, в течение которого Чэн Янь успел переполошить дворец бога медицины, рассредоточить служителей Нань Яна, чтобы никто посторонний не пробрался и не разнес слухи сверх уже имеющихся, — и я сказал Вам это уже не в первый раз. Вы буквально проснулись только что, неудивительно, что духовных сил не так много, как было до миссии.

Фэн Синь вдыхает поглубже. Он и сам не хочет случайной вспышкой гнева оттолкнуть небожителя, чей сочувственный нрав известен во всех трех мирах. Больше о разрывающих голову вещах ни с кем не поговоришь.

 — Я понял, — кивает генерал, борясь с желанием вместо этого завалить целителя вопросами. Тем более, пока память восстанавливается в каком-то собственном режиме, от попытки сформулировать хоть одну фразу нещадно стучит в висках.

Возможно, его выдает взгляд. Целитель долго смотрит и затем качает головой:

 — Насчет генерала Сюань Чжэня… Сказать пока ничего нельзя.

Фэн Синь вскидывается и отчаянно смотрит на небожителя. Будто и не слышал вторую часть фразы.

 — Совершенный Владыка Лин Вэнь собирает сведения о проклятии. Ваш отчет оказал бы ей больше помощи, чем доведение самого себя до второго истощения.

Фэн Синь опускает взгляд, подцепив и следя за узором резьбы на нефритовом полу. Это пока спасает от головокружения и хоровода бессвязных мыслей и воспоминаний. С одной стороны, целитель прав: постоянная передача духовных сил Му Цину не даст ему накопить достаточно, чтобы это оказало хоть какое-то влияние. Даже младшие чиновники додумались сменять друг друга и усаживать в медитацию каждый следующий караул. С другой…

 — Написание отчета поможет вам сконцентрировать свое сознание, тогда избавление от последствий проклятия будет протекать спокойнее, — добавляет целитель, гремя чем-то, принесенным из своего дворца, — а после понадобится около трех недель или месяца, чтобы духовные силы были восполнены до прежнего уровня.

Фэн Синь не спорит. Он бы с радостью выпытал более быстрый способ, который непременно должен быть. Ведь кто-то вроде Его Высочества, Му Цина или даже Пэй Мина восстанавливается после серьезных травм куда быстрее, должен же быть способ…

К горлу подкатывает тошнота. Верно. Му Цин сейчас вряд ли сможет не то что быстро, но в принципе восстановиться.

***

 — Генерал Нань Ян, ваш отчет был написан достаточно сумбурно, чтобы дворец литературы потратил время не только на разбор почерка.

Фэн Синь прикусывает губу. Почти постоянная головная боль сейчас немного утихла. Это не мешало ему приходить три раза за последние три дня в суетливый и похожий на пчелиный улей дворец Лин Вэнь. Логика подтверждает, что сейчас к его действительно дурному почерку прибавилась неспособность ясно выразить хоть что-то длиннее пары строк.

Но как же раздражает ожидание…

 — Я понял, — эти слова — первое, что он научился говорить вместо того, чтобы вступить в перепалку или совершить глупость. И повторяет каждый раз. Раньше генерал чувствовал себя готовым спорить, требовать и кричать. Сейчас — только слушать.

Лин Вэнь, кажется, ошеломлена не меньше его подчиненных. В следующую минуту богиня перечитывает отчет, сверяясь с несколькими свитками на своем столе. Наконец, вздохнув и потерев лоб, она объявляет:

 — Проклятие и барьер — дело рук призрака как минимум ранга «свирепый». Судя по отчету, оно способно вызвать галлюцинации, исказить пространство и воздействовать на мысли. Одновременно и с разной силой. А также истощить духовные силы бога войны до того, чтобы убить.

Свиток падает на пол где-то в библиотеке, эхом отдаваясь в голове и сердце Фэн Синя. Он понятия не имеет, почему, но все тело охватывает почти смертельный ужас.

Нет.

Му Цин…

Он не мог…

 — Но ведь призрачный огонь… — рот внезапно пересыхает, и генерал не уверен, что его голос слышно, — в нем духовные силы Му Цина… И его сабля, она тоже…

Он сам не знает, что пытается сказать. Цепляется изо всех сил за ощущение знакомой ци в фонарике и куске металла. В упор не желает допустить и тени мысли, что ему могло показаться. Хорошо, что глаза на миг затуманиваются, и приходится снова выхватить узор то на полу, то на столешнице, чтобы не рухнуть. Хорошо, потому что Лин Вэнь смотрит взглядом, вполне допускающим ошибку Фэн Синя.

 — До сих пор подобного проклятия не было, — отвечает она вместо того, чтобы возразить, — Даже если бы мы говорили о Непревзойденном… Даже Собиратель Цветов под Кровавым Дождем, победивший всех небожителей, с которыми сражался, не стал бы прибегать к скрытности и ловушкам. Его силы хватит на прямое нападение.

Фэн Синь не хочет ей верить. Может, потому что ему противно признать, что какой-то демон способен победить двоих богов войны — и все же много лет назад он выступил более чем против двух, и бывшие слуги Наследного принца Сяньлэ среди них далеко не выделялись силой. А может, потому что других зацепок нет.

 — Генерал Нань Ян, если вы вспомнили что-то, что не внесли в отчет, это также поможет в поисках проклятия, — добавляет Лин Вэнь. — Не говоря уже о возможном скрытом вреде, нанесенном вам до того, как вы… покинули территорию барьера.

Нет такого небожителя, который мог бы ей соврать. По крайней мере, генерал Нань Ян подобным талантом не обладает.

 — Главный целитель не обнаружил ничего, что могло бы мне навредить, — Фэн Синь хмурится, положив ладонь на живот, — духовное ядро не повреждено, тело восстановилось так же быстро, как и обычно. Но голова болит до сих пор, и сосредоточиться не получается.

Лин Вэнь, прищурившись, окидывает его с ног до головы взглядом, будто может видеть насквозь.

 — Это появилось, как только вы с генералом Сюань Чжэнем переступили границу барьера?

Фэн Синь хмурится сильнее. Еще бы вспомнить, что там произошло и когда именно они эту границу переступили. Не признаваться же, что ни с того ни с сего задумался, прозевал иллюзию и в итоге чуть не стал таким же призрачным огоньком…

 — Если речь про головную боль, то нет, — пожимает плечами Нань Ян, — ее я почувствовал уже во дворце, придя в сознание. И… Наверное, память отшибло тоже в это время.

Лин Вэнь замирает.

 — Как вы сказали? — в ее голос проскальзывает неестественное, совсем непривычное волнение, и Фэн Синь поднимает голову, — Память отшибло, верно?

Странно слышать от нее такие выражения, и все же генерал лишь кивает. Глубокая складка между бровей богини куда красноречивее, чем лаконичный язык.

 — Дворец литературы отработает одну версию в ближайшее время, — Лин Вэнь выпрямляется и аккуратно сворачивает отчет, — и сообщит результаты. Генерал Нань Ян, вам нужно проследить за своим состоянием в течение недели. Если ничего не изменится, сообщите мне, если изменится… тоже сообщите.

В беседе с любым другим богом Фэн Синь бы не потерпел снисходительности и скрытности. В конце концов, за это он часто злился на Му Цина. Но Лин Вэнь… Какой ей прок от того, что генерал Нань Ян не узнает чего-то важного, пострадает и доставит хлопоты себе и остальным?

Бог войны кланяется и, стараясь не опираться о стены, выходит из дворца литературы. Чистые и светлые, Небеса сегодня почему-то раздражают своим сиянием.

***

Вечер абсолютно формально обозначен сменой цвета неба. Прихотью Императора Шэнь У. Боги не нуждаются во сне, для кого-то земной день может быть лишь очередным часом существования. Особенно сентиментальные таким образом пытаются «не забыть смертную жизнь и не потерять связь с последователями».

Фэн Синь в силу занятости не позволял себе роскоши соблюдать земной режим. Если он был настолько истощен или ранен, что нуждался в отдыхе, то предпочитал проспать сразу много и встать полностью восстановившимся.

Сегодня, увидев, как небо потемнело и явило самые красивые рисунки из звезд, Фэн Синь ловит себя на мысли, что надо вернуться. Куда? В годы жизни в Сяньлэ он возвращался во дворец, во время побега — в хижину. И то не всегда. Но сейчас… Он ведь в своем дворце? В чем тогда проблема?

Генерал обходит комнаты. Младшие небожители спят или не спят в зависимости от количества духовных сил и уровня совершенствования. Те, кому впору уже самим вознесения ждать, разбирают молитвы. Новенькие и более слабые — медитируют или разошлись по своим комнатам. Дворец Нань Яна функционирует, как обычно, как десятилетия до этого.

Двери в главный зал закрыты. Фэн Синь останавливается так близко к ним, что сделав шаг, сможет коснуться носом. В прошлый раз его разум был достаточно затуманен, чтобы не мешать войти. Сейчас, когда хоть что-то проясняется, вмешивается неожиданная робость.

Младшие чиновники хорошо справлялись со своей задачей вот уже три недели. Призрачный огонь не гас, фонарик надежно его хранил, собирая и концентрируя духовные силы.

Все было хорошо. И все было настолько плохо, что от каждой новой детали происходящего начинало тошнить.

Фэн Синь кладет ладонь на вырезанную на двери голову тигра. Гладкое дерево под кожей заземляет. Помогает сосредоточиться. Прошло три недели, постепенно становилось проще, уходила головная боль, удавалось все тверже стоять на ногах. Сейчас генерал Нань Ян почти восстановился.

По ту сторону дверей генерал Сюань Чжэнь — Му Цин — завис между жизнью и смертью.

Фэн Синь толкает двери, как только грудь стрелой прошибает осознание этого факта. Нереального, невозможного. Зажмуривается, будто стоит подержать глаза закрытыми — и увидишь живого и здорового Му Цина, усмехающегося, смотрящего презрительно: что, попался? Будешь знать, как витать в облаках на миссии. И подвергать нас опасности.

Фэн Синь не чувствует отторжения, представляя именно этот образ. Не замечает, что голос Му Цина в его голове произнес «нас».

С огромным трудом, слишком большим даже для бога, открывает глаза. Плечи сами собой опускаются, разрушая военную прямую осанку. Все как прежде. Как три недели до этого, хотя Фэн Синь совсем сосредоточился на своем восстановлении и до сих пор в зал не приходил.

Фонарик перед алтарем. Пять младших чиновников. Ровный ток духовных сил.

Никаких. Изменений.

Фэн Синь протягивает руку, как в первый день. Он едва успевает сдержаться, не сбить своей силой фонарик и не погубить огонек. Холод пробегает по спине, горло сжимается от мысли, как легко можно сейчас уничтожить Му Цина.

 — Генерал… — все тот же мальчишка. Если верить Чэн Яню, он чаще других просится в караул. Пожурить бы за такое пренебрежение духовными силами и ядром…

 — Хуа Лин*, скажи остальным отдохнуть. Через час пусть заходят те, кто вас заменит.

Хуа Лин ошарашен сильнее, чем в прошлый раз. Как ни странно, это возможно. Фэн Синю стыдно забыть имена собственных подчиненных, а Хуа Лину, кажется, слишком много того, что его имя помнят. Мальчишка кивает заторможенно. Младшие чиновники медленно, один за другим, прерывают ток энергии и выходят.

Как только двери за ними закрываются, Фэн Синь садится на подушку для коленопреклонения. В неподобающую позу, скрестив ноги. Богу его уровня не нужно для твердой концентрации складывать жест меча. Можно в принципе делать что угодно, контроль силы на высшем уровне.

Фонарик красивый. Даже не интересующийся всякими безделушками и лишними украшениями генерал может это заметить. Человек, собиравший его, работал в одиночку — видно, что не мастер с готовыми навыками. Если наклониться, можно прочесть желание, написанное на боковой стороне. Но Фэн Синя пока не волнует ни имя этого человека, ни суть наверняка давно выполненного желания (а иначе какой смысл держать именно этот фонарик здесь?).

Огонек горит ровно. То ли надежда лукаво заползла в сердце, то ли и правда светит поярче…

 — Му Цин.

Генерал не знает, зачем зовет его по имени. Призрачные огоньки слышат и видят. Но этот… необычный. Душа ни жива, ни мертва.

Нань Ян судорожно вздыхает. Горло снова сжимается, но он не может позволить себе проявить слабость. Как и эмоции. Фонарик все еще хрупкий. Такой непривычно хрупкий.

 — Му Цин, — голос невольно срывается, и Фэн Синь силой берет себя в руки. Если его глаза слезятся, то только от постоянного наблюдения за пламенем, — Лин Вэнь мне кое-что рассказала.

Как и час назад во дворце литературы, поверить сложно. Сформулировать, сказать — все равно что солгать. И вот парадокс, солгать в этом конкретном случае значит сказать правду.

 — То магическое поле, — продолжает генерал как можно ровнее, — оно действительно сильное. И заставляет видеть иллюзии. Мы нашли ритуал, там все подробно описано, я читал дважды… — глубокий вдох. Речь снова сбивается, построить связный рассказ так не получится. — Ты… Почему-то из нас двоих ты первым попал в эту ловушку. Потребовалась пара минут, чтобы ты осознал, что это иллюзия — я пнул тот камешек, и он упал в лужу. А на поляне… На поляне луж не было.

Это кажется смешным. Какой-то камешек спас одного и погубил второго.

 — Эта ловушка действует по-разному, — продолжает Фэн Синь, — если в голове человека слишком много невысказанных мыслей, а в сердце — воспоминаний, причиняющих страдания, не облегченные и не принятые, новые иллюзии появляются быстро. Обычный человек, заметив хотя бы несоответствие почвы под ногами и травы, которую он видит в иллюзии, начнет об этой иллюзии думать, и тут призраку открыт вход в его мысли и чувства.

Конечно же, Лин Вэнь сказала все куда понятнее. Настолько, что Фэн Синь смог добраться до сути.

Он все скомкал, перепутал даже сильнее, чем когда писал неразборчивый отчет. Но Му Цин ведь был рядом столько лет. Должен же понять.

 — Мне… немного повезло, — усмехается Фэн Синь, — я тугодум. В этом, признаюсь, ты был прав — проморгал иллюзию я и камень пнул тоже я. Но и мысли свои я чаще прямо говорю. На то, чтобы запутать меня, нужно было больше времени. А ты… Твои мысли для всех закрыты, ты говоришь одно, а делаешь другое, что на сердце — вообще не понятно. Вот ты заметил иллюзию, начал искать, что не так и где мы… А призрак в твою голову и пробрался.

Голос становится тише. Нужно время, чтобы продолжить. Фэн Синь не зря себе час взял.

 — Я видел, как ты был напуган, — генерал старается говорить. Если оставить все в себе, если не общаться с Му Цином, проклятие не исчезнет, — в том свитке говорилось, что любой, попавший в полную власть демона, переживает заново свои худшие воспоминания, а затем — все страхи своей жизни. Я тогда ненароком подумал, что ты чудовище увидел, но… Может, так оно и было. Я не знаю.

Фэн Синь сглатывает. Ему нужно сосредоточиться и нельзя молчать. Но все, что он может говорить — это признания, от которых становится только хуже.

 — Чтобы снять проклятие, я должен узнать, что за мысли тебя терзали и какие страдания ты не смог отпустить.

Сильнейшие страхи — последнее, что видит человек, прежде чем его сердце останавливается. Небожитель же теряет все духовные силы, пока пытается с этим бороться. Каждый, кто попадал в такую ловушку, либо умирал, либо терял рассудок.

 — У тебя есть шанс, — нужно успокоить дыхание. Он не может паниковать сейчас. Он не может сейчас сорваться. — Твое совершенствование такое же, как у Его Высочества и Императора Шэнь У, и вы все быстро достигали высокого уровня и набирали много духовных сил. Твой резерв не успел исчерпаться, когда я разрушил иллюзию и ловушку, только тебе пришлось уничтожить божественное воплощение, чтобы продержаться дольше…

Му Цин может знать все это. А может не знать. Его дух не поврежден слишком сильно, нужно лишь превратить крохотный резерв духовных сил в тот, которого хватило бы на восстановление духовного воплощения.

 — Я… Я буду каждый день передавать тебе свою ци, — это даже не обещание или клятва. Это факт. Фэн Синь не поступил бы иначе, будь на кону хоть его жизнь, — но это лишь поможет восстановить твое тело. Чтобы ты очнулся, а призрак исчез из твоей души… ты уже слышал, что я должен сделать.

Никто другой не может. Да и Нань Ян не позволит. Это его Му Цин оттолкнул. Это его ударил настолько сильно, чтобы выбить и тело из ловушки, и сознание.

 — Но я совершенно не знаю тебя, — выпаливает Фэн Синь, и его едва не трясет. Осознание своей беспомощности, безвыходности и бессилия — худшее, что он переживал, — я никогда не мог до тебя достучаться, мы не говорили по душам…

Фэн Синю трудно дышать.

Он абсолютно бесполезен. Контроль над эмоциями почти исчезает, перед глазами рябит. Похожий страх он чувствовал, когда исчез принц.

Воспоминания смешиваются. Пустая сожженная хижина — тогда он не пришел обратно вовремя. Сгоревший бордель — он не успел забрать Цзянь Лань. Проклятая поляна и лицо Му Цина, полное ужаса…

«Я бесполезен. Я ни на что не способен. Я никчемный, слабый, я…»

«ФЭН СИНЬ!!!»

Генерал Нань Ян выныривает из омута мыслей и страхов. Ударом гонга собственное имя гудит в ушах, заставляя замолчать все вокруг и внутри. Похоже на заклинание очищения.

Огонек в фонарике пляшет неистово.

На глаза Фэн Синя наворачиваются слезы, и только гордость заставляет не пролить ни одной.

 — Дурак, — усмехается бог войны, утирая глаза, — это не мою душу надо восстанавливать. Ты снова… Снова становишься таким непонятным… Снова помогаешь мне, хотя самому нужна помощь… Кто бы мог подумать, что ты будешь в лицо бросаться гадостями, а как замолчишь — закроешь мою спину.

Хочется смеяться и плакать. И еще хочется, чтобы этот засранец сидел рядом и слушал.

И был при этом нормальным Му Цином, богом войны, равным самому Нань Яну по силе. А не хрупким бумажным фонариком.

***

Служители Сюань Чжэня разбирают молитвы. Получается не так ловко и быстро, как под началом генерала. Многие важные и сложные просьбы богатых людей выполнить не удается.

Культ Сюань Чжэня редеет. И это очень пугает.

Утром в ворота дворца Нань Яна стучатся. Во время тренировки, так что Фэн Синь сам идет открывать, отправив младших служителей наворачивать по полигону круги и стрелять на бегу.

Стоит ему распахнуть двери, и стоявший за ними небожитель падает на землю в поклоне. Не дав Фэн Синю сказать ни слова, юноша срывающимся голосом выдавливает:

 — Этот младший служитель дворца Сюань Чжэня… просит генерала Нань Яна о помощи!

По камням течет кровь. Небожитель разбил себе лоб. Пустяковая рана, заживет быстро, но… Он ведь мог и посерьезнее удариться.

Нань Яну кажется, что это какой-то сумасшедший сон. Подчиненный Му Цина склоняется в три погибели, моля о помощи лично злейшего врага своего генерала (и не важно, что этот злейший враг пытается этого генерала спасти).

 — Служители дворца Сюань Чжэня по приказу Императора Шэнь У и Совершенной Владыки Лин Вэнь всеми силами поддерживают культ генерала Сюань Чжэня, доверив исцеление генерала дворцу Нань Яна, но… Но нам не хватает сил и времени!

Ох нет. Он плачет. Бедный ребенок.

Фэн Синь не слушает дальше. Подхватывает небожителя под локти, заставляя подняться с земли. Кровь течет по пухловатым, почти детским щекам. Ему что, пятнадцать было, когда во дворец попал?!

 — Ладно, — кивает Фэн Синь, подавляя боль в сердце от того, с каким шоком и надеждой смотрит в ответ мальчик, — я обязан Му Цину жизнью. Возвращайся во дворец и распорядись, чтобы все молитвы, на которые не хватает времени и сил, отправляли ко мне.

Юноша выглядит неплохо одетым, на его поясе меч. Значит, не последний среди чиновников, хоть и молодой. Его должны послушать. Да и наверняка положение вынудит.

Мальчик сердечно благодарит, все же согнувшись в поясном поклоне. Фэн Синь успевает увидеть эти огромные глаза, полные слез, прежде чем младший небожитель развернется и побежит во дворец Сюань Чжэня.

***

Работы становится больше. Фэн Синю не нужен сон, а потому все время он использует в полной мере.

Разбор молитв целиком и полностью ложится на плечи младших чиновников обоих дворцов. То, что им не по силам — на плечи генерала Нань Яна. С горем пополам удается войти в колею.

Вместо часа одностороннего разговора и передачи духовных сил приходится ограничиться получасом. Фэн Синь не жалуется. Почти.

 — Знаешь, что? Мне пришлось молитвы, обращенные к Цзюй Яну, выполнять, чтобы на два культа и душу твою сил хватило! Должен будешь, когда вернешься.

Молитвы сами по себе пустяковые. На них особо и времени не уходит, зато благодарность и рост культа наполняют таким объемом энергии, что хватает на все просьбы генералу Сюань Чжэню.

Вот тут-то Фэн Синь и застывает. Му Цин — бог войны, а молитвы ему приходят от сирот. От бедняков, прислуги и нищих бродяг. Помочь пережить зиму, не дать погибнуть скудному урожаю и помереть — единственной лошади. Укрыть от дождя, позволив переночевать в храме. Подать знак, стоит ли оставить еще не родившегося ребенка, если в семье нет возможности прокормить себя.

Фэн Синь исполняет молитвы. Видит глаза девушки, беременной, но живущей в разваливающемся доме. Как их с мужем вообще угораздило?.. И кидает яблоко. И кидает еще одно, когда в храме в тысяче ли отсюда мальчик лет десяти просит позволения прибираться и чистить статую за возможность переждать ливень и ураган.

Приходит много молитв о чудище, раздирающем в мясо скот. Все они с территории Му Цина.

Фэн Синь приходит в главный зал и, моргнув, замирает. Пять младших чиновников Нань Яна на месте. Шестой, не пойми как сюда затесавшийся — из дворца Сюань Чжэня. Тот самый мальчик, просивший о помощи.

 — Генерал! — служители все как по команде оборачиваются. Только этот мальчик сидит, сосредоточившись до такой степени, что вздулись вены на висках. Будто его не волнует риск наказания.

 — Генерал, Чжунчэн стоял на коленях перед воротами два дня, пока мы не впустили его!

 — Он просил только позволения передать духовные силы генералу Сюань Чжэню, мы тщательно следили за ним!

Фэн Синь жестом велит им замолчать. Небожители покорно возвращаются к своему делу. Когда генерал Нань Ян начинает передавать духовные силы в фонарик, они, как и все эти несколько лет, уходят, лишь испуганно оборачиваясь.

Чжунчэн не двигается с места. Фэн Синь усмехается и щелкает пальцами. Резкий звук заставляет юношу вскинуться, осматриваясь. Похоже, он случайно ушел в медитацию…

 — Я не собираюсь тебя гнать, — тут же объявляет Фэн Синь, на этот раз не смотря в глаза младшему служителю. А то неровен час — во дворце у себя поселит, — Твоя преданность Му Цину похвальна. На самом деле, у меня есть одно поручение, в ходе которого ты сможешь и передавать своему генералу духовные силы, и при этом не начнешь случайно медитировать. Учитывая специфику проклятия, для тебя это будет опасно.

Чжунчэн, краснея, сжимается, но не прерывает духовную связь и прижимает к себе вторую руку.

 — Этот… Этот младший чиновник просит прощения за доставленное беспокойство…

Нань Ян отмахивается и сосредотачивается на своем золотом ядре. Сейчас… Если ничего не выйдет, придется говорить при мальчике. Не то чтобы генерал был влюбленной деревенской барышней, боящейся при посторонних своего избранника за руку подержать.

«Му Цин, здравствуй. Сегодня я ненадолго. Меня отправляют на задание, так что в ближайшие несколько дней говорить с тобой будет Чжунчэн. Ты наверняка его помнишь, такой… С оленьими глазами. Он неплохой парень. Сможет продвинуться дальше, чем я. А я… Я скоро вернусь.»

***

Само убийство чудища заняло от силы несколько часов. Проблема заключалась в его способности скрываться. Кажется, хамелеон так не маскируется, как эта зверюга. Понадобилось четыре дня, чтобы ее выследить, два, чтобы примерно понять повадки, и три, чтобы подготовить действительно хорошую ловушку.

После такой победы в храм Сюань Чжэня просто обязаны посыпаться дары. Фэн Синю будет достаточно растянуться на кровати, возможно, со свитком, и дать мышцам небольшой отдых. Если бы не подготовка, он потратил бы больше духовных сил, но пожертвовав временем, генерал сохранил почти нетронутый резерв. Если не забыть стрелы, то и улик не останется. Людям лучше бы как следует отплатить своему богу…

Однако, когда Нань Ян возвращается на Небеса, шума вдруг оказывается больше, чем до его выхода. Жители Верхних Небес, даже воодушевленно разносящие последние новости, почти никогда так не суетятся. Стоило закончить телепортироваться, и в спину чуть не врезался кто-то, кажется, из дворца Мин Гуана. По крайней мере, на этот раз не ребенок, а вполне себе взрослый мужчина.

 — Э-э-этот младший чиновник просит прощения у генерала Нань Яна! — с формальным поклоном заикается небожитель.

Фэн Синь, неловко улыбнувшись, машет рукой:

 — Все в порядке. Только не пойму, что за беготня. Я же всего неделю на миссии был.

Младший чиновник выпрямляется с очень напряженным лицом:

 — Это… Это событие уже потрясло Верхние и Средние Небеса, боюсь, я и сам знаю недостаточно… Было бы лучше обратиться во дворец литературы!

С этими словами, не дожидаясь возражений, небожитель исчезает. Недоуменно проводив его, Фэн Синь пожимает плечами и идет к своему дворцу. Отчет Лин Вэнь он все равно понесет.

У ворот к богу подбегает ученик. По одному его виду понятно: случилась беда.

Фэн Синь пытается не осесть на землю прямо сейчас.

С Му Цином все должно быть в порядке. Чжунчэн встал бы на его защиту, закрыв собственным телом. Чэн Янь и вовсе не допустил бы саботажа или трагических случайностей…

 — Генерал! — ох. Так это и есть Чэн Янь. Вот же… — Генерал, ученик дворца Нань Яна, Хуа Лин… Был пойман на попытке вмешаться в жизнь смертного и сейчас заключен во дворце Лин Вэнь!

Это… неожиданно. Фэн Синь ни с того ни с сего чувствует облегчение. Возможно, это и принесет проблемы, возможно, вытащить Хуа Лина будет сложно, не говоря уже о том, чтобы мальчик избежал низвержения. Но страха, как минуту назад, уже нет.

Хотя, конечно, неприятное предчувствие все еще шевелится в душе.

***

Хуа Лина почти невозможно узнать. У него под глазами круги, побелела кожа, истончились запястья. Не знай Фэн Синь, что он обладает большим запасом духовных сил — подумал бы, что мальчишка пострадал от недосыпа и недоедания.

 — Я должен поговорить с ним наедине, — просит Фэн Синь, кивая на двух младших чиновников дворца литературы, — это, насколько я помню, правилами не запрещено.

Богиня, вздохнув, подзывает караульных к себе. В конце концов, младший чиновник выглядит достаточно плохо, чтобы не пришлось бояться за благополучие полного сил генерала. Будь здесь любой другой бог литературы, он бы завозмущался, говоря, что Нань Ян — заинтересованное лицо, но она слишком хорошо знает каждого, с кем работает.

Фэн Синь становится перед Хуа Лином. Тот на коленях, его духовные каналы должны быть запечатаны. Камера во дворце Лин Вэнь не роскошная, но и не убогая — постель, подушки для сидения и даже столик здесь есть. И все же мальчик сидит прямо на полу, глядя перед собой, словно обстановка и окружающие его люди никогда не менялись. Пустой взгляд и изможденное лицо пугают. Кажется, на щеках слезы засохли. Каким бы зашуганным ни был Хуа Лин, так он не выглядел никогда.

Фэн Синь подходит и кладет руку ему на плечо. Не особо надеется привести в чувство, скорее, проверяет духовные силы. И едва не отшатывается — все, начиная с золотого ядра и заканчивая самыми маленькими каналами, тоненькое, как нитки, и полно повреждений. Ни один младший чиновник не сможет долго оставаться в таком состоянии на Небесах.

Нань Ян прикрывает глаза на секунду. Ему абсолютно не хочется сейчас давить — одни демоны знают, зачем небожитель довел себя до такого состояния.

Бог войны спрашивает самым спокойным из возможных голосов:

 — Хуа Лин, что ты сделал?

Если верить Лин Вэнь, сделать он не успел ничего. Та смертная старушка, чьи молитвы много лет не доходили до Небес, умерла. Хуа Лин передавал ей духовные силы несколько часов после этого, но не смог остановить болезнь.

Кажется, юноша не только не собирается, но и в принципе не в состоянии ответить. Генерал Нань Ян уже открывает рот, чтобы продолжить задавать вопросы и наводить на самые короткие точные ответы, как вдруг Хуа Лин, разлепив пересохшие губы, хрипло шепчет:

 — Я хотел помочь матери. Генерал Сюань Чжэнь обещал прикрыть меня, но сейчас он… И у меня совсем не оставалось времени…

С этими словами мальчик, скривившись, сгибается в беззвучных рыданиях.

Его слова бьют колоколом в ушах Фэн Синя. Крутятся и крутятся, мешая нормально дышать и вывести слова из мыслей к языку. Надо что-то еще спросить, но перед глазами встает знакомое худое тело в обносках, взгляд затравленного волчонка и тощие пальцы, сжимающие метлу.

Нань Ян на негнущихся ногах покидает камеру. Караульные возвращаются. Глядя прямо в глаза Лин Вэнь, бог войны произносит так твердо и уверенно, как только может:

 — Мать Хуа Лина возносила молитвы дворцу Нань Яна. Она не могла дойти до храма, поэтому то, что она просила, я слышал только иногда. Сам Хуа Лин молился о благополучии матери постоянно, и странно, что этого никто не заметил. Перед уходом на миссию я велел ему контролировать исполнение молитв, а так как его собственные были среди остальных, то он же их и исполнял. Все соответствует приказу и не противоречит правилам.

Он надеется, что Лин Вэнь поверит.

Он понятия не имеет, кому на самом деле молилась эта старушка.

***

 — Ты совершенно бесстыдным образом сманиваешь моих подчиненных.

Глупое обвинение. Хуа Лин вряд ли обратился бы с подобной просьбой к Фэн Синю. Но… Историю Му Цина знали только два небожителя, и один из них низвергнут уже как два столетия.

Неразбериха разрешилась сегодня. Хуа Лин провалялся после освобождения три года, повезло еще, что Повелитель Ветров о нем похлопотал, и к аргументам Фэн Синя не придирались настолько, чтобы убедить императора назначить наказание.

 — Я и не знал, что ты раньше служил тому старику, небожителю Ле. От тебя больше ожидаешь работы на какого-нибудь бога войны, а не медицины. Уж где Хуа Лин об этом прослышал — тем более ума не приложу.

В этот раз контроль над током духовных сил не сбивается. Нужен уровень спокойствия, равный Просветлению, чтобы ци текла так ровно целый час.

Фэн Синь же, скорее, устал. Пытается улыбнуться — в конце концов, во дворце медицины Му Цин смотрелся бы куда органичнее. Но губы будто замерзли в одном положении.

 — Я поговорю с ним, — произносит Нань Ян еле слышным голосом. Чем чаще он сюда приходит, тем аккуратнее себя ведет, — Ты же не против?

Огонек горит ровно. Не дергается и не пускает лишних всполохов. А может ли?..

 — Мне нужно знать больше о вас обоих, — продолжает Фэн Синь, словно и впрямь увидел закатившиеся глаза и услышал знакомое фыркание, — Это шанс, понимаешь? Даже самый маленький…

Вглядывается в пламя. Если бы Му Цин ответил, хоть согласием, хоть несогласием, наверное, свет фонарика как-нибудь бы изменился.

«Я правда хочу узнать о тебе больше,» — эта мысль простреливает мозг своей неожиданностью и в то же время совершенно естественно занимает свое место. Фэн Синь все это время не думал, почему вообще продолжает вкладывать все силы в это занятие. Почему приходит и ищет абсолютно любые темы, чтобы продолжать говорить. Почему передает духовные силы, следя за тем, чтобы ни в коем случае не навредить…

Все здесь неправильно и необъяснимо. Как бы Лин Вэнь ни расписывала причины и следствия проклятия, Му Цин просто не может быть этим крохотным огоньком в бумажном тонком сосуде.

А что, если это была ошибка?..

Что, если Фэн Синь случайно поймал не тот огонек? Что, если он лишь ухватил частицу духовных сил, а самого Му Цина уже сотни лет как —

Генерал Нань Ян встряхивает головой. Стискивает зубы и заставляет себя уже в который раз сосредоточиться, не давая волю глупому срыву. С призрачным огоньком нужно быть аккуратнее. Держать себя в руках.

Он дожидается окончания часа молча. Впервые за все эти годы.

***

Небожитель Ле похож на самого обычного целителя. Старик, седой и морщинистый, даже не пытающийся принять облик молодого мужчины, как большинство его товарищей. Он пьет чай, пахнущий свежими травами и немного — туманом. Ловкие руки, точные движения никак не вяжутся с потемневшей кожей и старческой узловатостью суставов.

Небожитель смотрит на Фэн Синя глубоко изучающим взглядом. Как отец, дед, учитель и старший брат в одном человеке, хотя виделись два бога от силы два раза.

 — Му Цин действительно служил в моем дворце, — кивает старик, задумчиво поднося чашку к губам, но не отпивая, — он тогда только-только возобновил совершенствование, иначе как через положение младшего чиновника вознесся бы годам к сорока. Особенно на пост бога войны, не будучи фактически солдатом какой-либо армии.

Фэн Синь глотает неприятное чувство. Если подумать, Му Цин даже медитировать в годы их побега не успевал, притом что вместе с принцем следовал пути, на котором медитации обязательны.

 — Он был очень старательным, — продолжает целитель, глядя уже не на Фэн Синя, а на картину, изображающую тигра под ветвями цветущей камелии, за его спиной, — десять самых расторопных помощников не заменили бы его одного. Многие тогда пытались его в свой дворец переманить и недоумевали, что такой амбициозный юноша делает у посредственного и малоизвестного бога.

Генерал Нань Ян краснеет и прикусывает щеку. Небожители в большинстве своем тщеславны. Те, кто не кичится величием и не вступает в перебранки, обычно в принципе не слышны и не видны. Потому и не приходится часто слышать, как кто-то говорит о себе столь уничижительно.

 — У нас был уговор, — помрачнев, целитель делает глоток чая, будто намеренно оттягивая продолжение, — никому другому я бы не стал об этом рассказывать. Он сам просил. Да и вряд ли обрадовался бы, если бы услышали вы, генерал, или Наследный Принц Сяньлэ. Му Цин вообще… Много в себе держит. Потому и понять его сложно, и помочь ему. А даже если поймешь и попытаешься помочь, он редко когда эту помощь примет. Разве что на грани смерти.

Фэн Синь бы посмеялся над тем, как прав небожитель Ле, вот только смеяться не хочется. Одна горечь в горле и во рту.

 — Вы хотите помочь ему, я это вижу, — прищуривается целитель, — потому и расскажу. В конце концов, если все получится, я только рад буду увидеть привычное недовольство генерала Сюань Чжэня.

На этот раз Нань Ян искренне улыбается. Несмотря на все ссоры с Му Цином, сейчас он в этой мысли вполне солидарен с богом медицины.

***

К полуночи Фэн Синь возвращается в свой дворец. Руки трясутся, хорошо хоть во время разговора уже допил свой чай — было бы неловко разбить ненароком сервиз небожителя Ле. Ноги подкашиваются, и приходится опереться о столб. В голове одна за другой мелькают фразы, воспоминания, собственные слова, слова Се Ляня, слова Му Цина…

Наверное, упасть перед воротами своего же дворца было бы не очень хорошо. Приходится притвориться, что ничего не случилось. Младшие чиновники, к счастью, не замечают потерянного взгляда и неловкости в движениях. Фэн Синь распоряжается принести в спальню вино. Сейчас его дух нестабилен, а язык все равно не слушается. Уж лучше напиться до беспамятства и пропустить один день разговоров.

Пятая банка вина меняет ход рассуждений в прямо противоположную сторону. Он ведь обещал приходить каждый день! Му Цину и так плохо, а что он будет чувствовать, если без предупреждения останется в тишине? Фэн Синь нарушит еще одно обещание и еще одному человеку сделает больно.

Перед глазами четко вырисовываются только фрагменты. Вот лицо Чэн Яня. Трудно разобрать выражение, голос доносится как сквозь воду, и Нань Ян проходит мимо. Вот коридор. Не вписаться бы, конечно, в стену, но можно положить на нее ладонь и тогда точно знать, насколько далеко идти. Вот двери с резными мордами тигра. Закрытые. Надо открыть. Отпустить стену и открыть двери.

Свет фонарика — следующее, что видит бог войны. Все тело и душа вспыхивают, наполняются удушающей болью. Тени младших чиновником врываются в поле зрения и так раздражают, что Фэн Синь слишком резко бросает:

 — Вон!

Зал пустеет мгновенно. Смутные пятна больше не загораживают огонек. Генерал приковыливает к алтарю, очертания вырисовываются четче. Надпись на фонарике: «Пусть старший брат вернется с войны живым» — мелькает и пропадает. Золотистый свет, льющийся сквозь бумагу, кажется таким теплым…

Фэн Синь протягивает руку, но не передает духовные силы, а легонько проводит по прутьям каркаса фонарика. И вправду тепло.

 — Му Цин… — голос срывается. До этого слезы можно было списать на то, что глаза устали от беспрерывного смотрения на огонь, но сейчас мало кого удалось бы обмануть. Нань Ян падает на колени, но все еще не отнимает ласкового касания от фонарика. — Тот целитель мне все рассказал.

И сквозь текущие по щекам слезы говорит то, что Му Цин и так знает. И о договоре, что небожитель Ле будет покрывать своего служителя, пока тот навещает матушку. И о том, как почти невозможно было со всеми неустанными молитвами поправить ее здоровье. И как, едва похоронив единственного по-настоящему любившего его человека, Му Цин принялся готовить авантюру с мешками риса, грозившуюся кончиться его изгнанием и небесным наказанием вплоть до проклятых оков.

И как небожитель Ле лишь дважды видел Му Цина плачущим. В день смерти матери и в день, когда наконец-то удалось в обход всех караулов, Императора и дворца Лин Вэнь принести тот треклятый мешок с рисом.

 — Я думал, что ты специально так долго тянул, — Фэн Синь, сгорбившись, цепляется за каменный алтарь. Это не помогает, и он падает на пол, все еще глядя на огонек. Всхлипы мешают говорить, но он должен, — Я не знал, как все было сложно… Хуа Лин все еще не очнулся, он едва не достиг искажения ци после смерти матушки и постоянного страха быть пойманным… Как ты это выдержал?

От само собой всплывшего ответа Фэн Синь, сжав лицо в ладонях, плачет громче.

Он, Наследный принц и императорская чета. Му Цин не считал себя одиноким, даже когда к нему относились лишь как к слуге. Когда не давали совершенствоваться и заваливали работой, не умея самостоятельно даже пол подмести.

Он держался только на желании помочь им.

Фэн Синь зажимает уши, но это не спасает. Все, что тогда сказал принц, все, что крикнул он сам… Кинутый в лицо мешок риса и метла…

Му Цина, который так надеялся, что остался не один, просто носом ткнули в то, что он ошибался.

 — Я… Я знаю, почему ты прогнал Его Высочество, — практически воет Фэн Синь, потому что молчать нельзя, это убьет Му Цина, нельзя ни в коем случае молчать, — Я же… Я же сам сломал себе руку, когда надо было помирить принца с государем, а ты… Тебе же надо было еще рис принести… Ты не мог сразиться, да и Его Высочество тогда бы не выстоял без меча… Ты должен был остаться на Небесах… Му Цин, я все это теперь знаю!

Кто бы во дворце ни слышал его крики — все равно. Один, только один небожитель стоит тысячи пересудов за спиной и косых взглядов. Му Цин готов был пожертвовать гораздо бóльшим.

 — Я никогда не упрекну тебя больше… — голос звучит жалко. Будто ребенок, случайно сделавший больно любимой матери, обещает вести себя хорошо всю жизнь ради нее. — Я же сам его оставил, я делал все то же самое, но ты… Ты же вернулся… Я бы остался сам, если бы не прогнал тогда тебя, я…

От слез, переживаний и тяжелого чувства вины голова мутнеет. Фэн Синь отчаянно пытается как можно дольше видеть огонек, но сил на это не хватает.

 — Прости меня.

Сквозь темноту ему мерещится знакомое лицо.

***

Пробуждение настолько отвратительное, насколько возможно при условии, что накануне было выпито больше половины всего алкоголя во дворце. Головная боль разрывает на части, в ушах стучит, хорошо хоть обходится без тошноты.

Хотя, судя по вкусу желчи во рту, рвота в чуть менее сознательном состоянии уже была.

На лбу что-то мокрое и холодное. И шершавое. Тряпка.

 — Генерал! Генерал, вы меня слышите?

Голос выше, чем у Чэн Яня. Фэн Синь открывает глаза, готовясь выхватить силуэт и зажмуриться от слепящей боли…

Кто-то заранее позаботился о том, чтобы резкого света не было. Окна занавешены, горит лишь несколько свечей. Их достаточно, чтобы, какое-то время вглядываясь, понять: сидящий у постели генерала и меняющий повязки младший чиновник — не Чэн Янь, а Чжунчэн.

 — Генерал Нань Ян… Этот небожитель сейчас же доложит Чэн Яню и покинет дворец!

Покинет дворец?! Фэн Синь вздрагивает от этой мысли. Если Чжунчэн убежит… Он почему-то уверен, что просто не переживет это утро. Схватив мальчика за руку, возможно, слишком резко, генерал хрипло просит:

 — Нет… Не надо. Не сейчас.

Чудесный, умный ребенок возвращается на место, каким-то чудом угадав несказанное в железной хватке Нань Яна. Послушно складывает руки на коленях и молча ждет.

 — Что… Вчера произошло? — Фэн Синь едва может говорить. В прошлый раз, очнувшись так же и задав тот же вопрос, он получил худший ответ, какой мог представить. Если в пьяном тумане он ненароком разбил фонарик, погасил огонек, переборщил с духовной энергией…

Чжунчэн снимает с его лба уже нагревшуюся повязку и меняет на другую. Холодную. Проясняющую мысли.

 — Генерал Нань Ян потерял сознание, выпив слишком много вина, в главном зале. Служители храма Нань Яна перенесли генерала в спальню, но Чэн Янь… не был готов к тому, что нужно делать в такой ситуации. Дух генерала Сюань Чжэня поддерживали служители дворца Нань Яна, пока этот небожитель оставался подле генерала.

Это неожиданно. Фэн Синь полагал, что слуга заклинателя должен видеть многое, но, похоже, предыдущий господин следовал пути воздержания. И от вина в том числе. Чудо, что парень вообще попал во дворец Нань Яна.

Почему-то, представив, как с виду пугливый не меньше Хуа Лина юноша берет на себя обязанности Чэн Яня, а тот, всегда такой собранный и готовый ко всему, понятия не имеет, что делать с пьяным небожителем, Фэн Синь едва не смеется. Было бы еще до смеха. Странно, ведь раньше от любой шутки генерал по полу катался, схватившись за живот.

Похоже, не только Му Цин теперь «неправильный».

Всякие частицы веселья улетучиваются, стоит подумать об этом. Нань Ян хмуро смотрит в потолок.

 — Как много ты слышал? — спрашивает Фэн Синь, надеясь неизвестно на что. То ли на то, что мальчишка нашел его уже в беспамятстве и признание ошибок прошлого, подпитанное рыданиями, осталось между ним самим и фонариком, то ли на то, что Чжунчэн теперь знает все от начала до конца и сможет дать хоть какой-то совет.

Он сказал «дух генерала Сюань Чжэня». Значит, не сработало. Фэн Синь уже раскаялся в своих обвинениях и нежелании слушать, извинился… Небеса, да он там лежал и рыдал белугой! Неужели даже этого мало?

Чжунчэн молчит дольше, чем нужно. И отвечает тихо и осторожно, словно обращаясь к дикому зверю:

 — Поскольку генерал Нань Ян не мог передать генералу Сюань Чжэню духовные силы, этот небожитель остался в зале, когда остальные ушли.

Фэн Синю впору разозлиться. В возрасте Чжунчэна уже положено знать, когда уйти, а когда остаться. Но ведь он единственный в тот момент думал о том, что нужно Му Цину.

 — Какое твое полное имя? — вместо ругани, которой ждал мальчик, спрашивает Нань Ян.

 — Х… Хай Чжунчэн**…

Генерал все же улыбается. И даже не только уголками губ. Хай Чжунчэн. «Преданное дитя». Му Цин определенно знал, кого брать в свой дворец.

 — Понятно, — выдыхает Фэн Синь и улыбается чуть шире, когда мальчишка, пусть и напуганный и ожидающий его гнева, все равно поправляет сползающий компресс. — Похоже, небожители ошибались, заявляя, что во дворце Сюань Чжэня нет тех, кто может быть верным товарищем. Ты доказал мне это, так что доверять я буду тебе.

Чжунчэн, ахнув, выпучивает глаза. Глядя на его совершенно невинное лицо, хочется по макушке потрепать, да, кажись, от этого он в обморок упадет.

 — Ты слышал все, что я говорил?

Юноша кивает вместо ответа.

 — Хорошо, — Фэн Синь выдерживает паузу. Так непривычно обращаться за помощью к младшему чиновнику, будучи при этом неспособным сделать и понять вообще ничего, -тогда ты знаешь, что я собирался выведать, что причиняло душевную боль твоему генералу, и попытаться это исправить, чтобы призрак освободил его сознание, а духовные силы, собранные в фонарике, восстановили его божественное воплощение.

Чжунчэн снова кивает, и внезапно прежняя робость в нем сменяется сосредоточенностью и буквально видимым пытливым умом.

 — У тебя есть подозрения, почему после всего, что я сказал, Му Цин так и остался духом?

Младший Чиновник потирает задумчиво кончик носа. У Фэн Синя сжимается сердце от того, насколько очарователен и невинен этот жест.

 — Если этот небожитель правильно и понял, за что именно просил прощения генерал Нань Ян, — кажется, даже голос Чжунчэна меняется, когда он постепенно начинает проявлять свои истинные способности стратега, — генерал Сюань Чжэнь страдал от недопонимания со стороны еще одного человека. И если память не подводит этого небожителя, а слова генерала Нань Яна несут именно такой смысл, этот человек — Наследный принц Сяньлэ, по слухам, оставленный своими подчиненными, но… Теперь ясно, что не без причины.

Фэн Синь не знает, смеяться ему или плакать. Ребенок додумался до столь очевидных вещей, тогда как он и сам страдал от вины перед Его Высочеством. А каково было Му Цину, чью помощь отвергли еще болезненнее, попросту плюнув в душу?

 — Его Высочество тогда спасался от Белого Бедствия, он мало что ясно осознавал, — оправдание звучит почти смешно. И все же Нань Ян не может промолчать.

 — Я… Этот небожитель понимает, — поспешно отвечает Чжунчэн, сжимая ткань одежды на коленях, — но… Генерал Сюань Чжэнь ведь так и не смог объясниться, верно?

Верно. Совершенно верно. Ни один из них не дал Му Цину объясниться, так с чего бы ему думать, что Наследный принц все понял и простил так же, как Фэн Синь вчера вечером?

 — Я должен найти Его Высочество, — заявляет генерал, прикрыв глаза рукой. Свет в комнате не стал ярче, но голова все равно заболела, — я все ему объясню, он поймет.

Все еще под вопросом, как именно провести Наследного принца на Небеса. Но… Му Цин уже много чем рискнул и все приготовил, чтобы сотни лет назад нарушить правила ради них двоих и не попасться. Будь Фэн Синь проклят, если не сделает то же самое и позволит Му Цину вечно висеть между жизнью и смертью.

Чжунчэн подается вперед и прежде, чем Фэн Синь успевает что-то сделать, сгибается в земном поклоне.

 — Этот небожитель… Просит генерала Нань Яна взять его с собой в странствие! Генерал Сюань Чжэнь… Чжунчэн готов рискнуть жизнью ради его спасения и не вынесет ожидания в бездействии!

Фэн Синь вытирает лоб ладонью. Вздыхает. Жмурится и поджимает губы. Этот ребенок… Как вообще до сих пор боги не устроили бои за возможность переманить его в свой дворец? Вот уж действительно родители знали, какое имя нужно сыну дать.

 — Неужели ты доверишь присмотр за духом своего генерала кому-то другому? — спрашивает Нань Ян, похлопав мальчика по плечу, призывая выпрямиться. В глазах Чжунчэна яснее слов видна каждая мысль, борьба между одним и другим желанием, чуть ли не готовность создать клона и быть в двух местах одновременно. Небожителя его уровня подобный трюк запросто приведет к искажению ци, и Фэн Синь продолжает говорить, не дожидаясь ответа. — Я доверю тебе следить за тем, как восстанавливается Му Цин. Чэн Янь позаботится о том, чтобы не было проблем с молитвами. Вы двое справитесь с этим на высшем уровне.

Сомнение, отразившееся в лице мальчишки — как раз то, что нужно, и Фэн Синь делает последний шаг:

 — Но мне нужно, чтобы ты поговорил с Хуа Лином. Он хорош в сборе сведений и выслеживании людей. Возможно, ты как служитель Сюань Чжэня сможешь привести его в чувство.

Хай Чжунчэн молчит, взвешивая варианты. Он явно не уверен в своем даре убеждения, хотя мог бы соревноваться с Хуа Лином на равных. Но логика, в кои-то веки наполняющая слова генерала Нань Яна, перевешивает

 — Этот небожитель приложит все усилия!

***

Постоялый двор в деревне на севере не так уж роскошен. Да и у района дурная слава. Одних только борделей шесть штук на улицу, а уж процветание некоторых из них достаточно говорит о местном населении.

 — Если Наследный принц таков, как генерал рассказывал, он вряд ли успел к нынешнему времени накопить достаточно денег, чтобы жить в более приличном месте.

Слова Чжунчэна не выходят из головы. Фэн Синь даже думать низко не смеет о принце, и если бы не жил с императорской семьей в одном доме месяцами, вспылил бы и пресек весь дальнейший разговор. Однако сейчас нужно — необходимо — быть объективным: Его Высочество действительно не умеет зарабатывать. Остается лишь надеяться, что двести лет скитаний хоть чему-то его научили, и в этих загаженных переулках не найдется ничего.

В то же время Нань Ян не может избавиться от мысли, что сейчас был бы не так уж и против обнаружить принца где угодно.

Хуа Лин тих и мрачен. Чжунчэн говорил с ним наедине, и Фэн Синь так обрадовался согласию подчиненного сопровождать его в странствии, что даже не задумался, как себя сейчас чувствует младший небожитель.

Остается лишь надеяться, что он не сожалеет о своем спасении и не предпочел бы быть низвергнутым.

Фэн Синь покупает две паровые булочки с мясом. Младший небожитель еще не до конца восстановился, так что заменять еду медитацией было бы безрассудно. Юноша впервые за недели путешествия по местным поселениям проявляет хоть какой-то интерес к еде, кроме чисто формальной благодарности генералу.

Это последняя деревня на северной границе. Если они ничего не найдут, нужно будет вернуться в храм. Фэн Синь предупредил Му Цина, говорил и объяснял свои намерения больше трех часов перед тем, как пойти к Лин Вэнь за самыми последними новостями.

Чувство вины за долгое отсутствие никуда не девается. Будто семью дома оставил и ушел не пойми куда и не пойми зачем, смутно попрощавшись.

***

В течение следующих трехсот лет Фэн Синь и Хуа Лин путешествуют по землям, ограниченным горами, морем и степью. Первое и третье принц с запечатанными силами вряд ли пересек бы — разбойники, частые войны, кочевники и редкий шанс найти пропитание. Тело Его Высочества не стареет, но проклятые оковы заставляют и голодать, и уставать.

Неизменны и возвращения во дворец Нань Яна. Младшие чиновники справляются неплохо. Чэн Янь и Чжунчэн расторопно предоставляют только ту часть работы, которая входит в полномочия одного Фэн Синя. Как правило, молитвы, просьбы об истреблении демонов и… Мелочи, обращенные к Цзюй Яну. Служители постарше уже обращались с просьбой передавать им эти молитвы, чтобы генерал не слушал всякие непристойности, а культ Цзюй Яна продолжал приносить духовные силы. Нань Ян все больше склоняется к тому, чтобы согласиться.

В пятьсот двадцатый год, вернувшись с миссии, Фэн Синь едва не налетает на Чжунчэна. Или это Чжунчэн едва не налетает на Фэн Синя.

Лицо мальчишки залито слезами, и бог войны чувствует уже знакомый страх, замораживающий тело и дух. Пока не встречается с Чжунчэном глазами и не видит всепоглощающую, похожую на океан радость.

 — Генерал! — юноша хватает Нань Яна за руку бесцеремонно. Что, демон побери, случилось, пока его не было?! — Генерал, идемте! Скорее, вы… Вы должны это увидеть!

Фэн Синь бы обратил внимание и на внезапно изменившуюся манеру речи, и на то, что Чжунчэн тащит его по всему дворцу, позабыв, кто здесь генерал, а кто — подчиненный. Посмеялся бы над ошалелым лицом Чэн Яня, замершего в коридоре с грудой свитков при виде подобной дерзости. Если бы все это не было наверняка связано с Му Цином.

Юноша почти что пятками тормозит у дверей главного зала. Сердце Фэн Синя падает — он определенно не готов к тому, что там увидит.

Чжунчэн открывает двери так осторожно, словно малейшее дуновение ветра может повредить нечто очень-очень важное. И Фэн Синь не сдерживает хриплого вздоха, на внезапно слабых ногах заходя следом за мальчиком.

Фонарик по-прежнему на месте, и зал освещен желтым огоньком. Но вокруг него нити духовных сил сплетаются в фигуру человека, сидящего на алтаре в позе лотоса. Нань Ян может различить знакомую фигуру, руки, сложенные перед точкой дяньтянь в медитации. И пусть свет, исходящий от текущей ци, мешает смотреть пристально — Фэн Синь может различить изгиб бровей, тонкие губы, закрытые глаза и острые скулы.

Хочется прикоснуться. Так сильно хочется, что бог войны подходит ближе, почти не слыша всхлипы Чжунчэна. Протягивает руку, почти оглаживая пальцем линию подбородка и прядь волос.

Му Цин всегда был красивым. Но спустя пятьсот двадцать лет, в которые можно было видеть лишь призрачный огонек, Фэн Синь в полной мере осознает — Му Цин по-настоящему очень красивый.

Если бы он не воспринимал эту красоту как должное с самой юности, мог бы сейчас касаться живой кожи и волос, со стороны казавшихся идеально мягкими и гладкими?

Фэн Синь не двигается. Одна мысль выбивает все остальные. С чего вдруг ему так думать? Конечно, объективно кто угодно мог назвать Му Цина красивым, ухоженным и так далее, но даже Пэй Мин со всем своим бесстыдством и склонностью обсуждать внешность всех и каждого с непристойными комментариями обходит генерала Сюань Чжэня стороной.

Не в силах справиться с шокирующим осознанием, Нань Ян разворачивается и вылетает из зала. Сердце колотится, заглушая все остальные звуки. Кажется, его звал Чжунчэн. Непрошенные, глупые и совершенно невозможные мысли носятся одна за другой, мешая дышать.

Он должен был обрадоваться. Он, демон побери, должен от радости наговорить Му Цину кучу хорошего. Но слова просто не идут на язык. Не получается даже ощутить вину за то, что вот так сбежал.

Снова сбежал, как только картина мира пошла трещинами.

***

 — Прости за вчерашнее.

Фэн Синь сидит перед алтарем. Теперь, когда духовные силы Му Цина можно видеть во всей красе. Как и сплетающиеся с ними другие, чуть темнее, похожие не на свет звезд, а на расплавленное золото. Огибают талию, сворачиваясь в духовном центре и питая призрачный огонек. Пробегаются по плечам, бедрам, тонким запястьям и лодыжкам. Генерал Нань Ян тяжело сглатывает — в возникших фантазиях, где тело Му Цина из плоти и крови, нет ни капли приличия.

Он уже не так испуган. Потребовался целый день тяжелых раздумий и принятия самых невозможных предположений. Молитвы не помогали, и в конце концов значительная часть из них легла на плечи младших небожителей. Ребята взрослые, не помрут от стыда, читая прошения Цзюй Яну.

 — Я не должен был так убегать, не поздоровавшись, — продолжает Фэн Синь, прикрывая глаза, чтобы сосредоточиться на своей речи. — В конце концов, мне не пятнадцать. Но… Это было неожиданно.

Мягко говоря. Всю сознательную жизнь верить, что между вами невозможна дружба, а потом прийти к тому, чтобы влюбиться. Да так, чтобы без раздумий, без сожаления и без единого помысла: а зачем я так стараюсь? Фэн Синь даже о Цзянь Лань не заботился столь безоглядно. Даже ее оставил, едва услышав: «Уходи». А здесь и слышать не надо — будь Му Цин в сознании, не принял бы ни духовные силы, ни многовековое пребывание во дворце Нань Яна.

 — Ты мне ничего не должен, — произносит генерал, зачесывая челку свободной рукой, — Я… Я сам в это вляпался. Знал прекрасно, что мне ничего не светит, и все равно… Может, судьба такая.

Его выгоняли и оставляли множество раз. Тот же Му Цин, пусть и по очевидным причинам. И Фэн Синь, как домашняя собака, по иронии судьбы оказавшаяся на улице, сожалел о тех, кому был не нужен.

Но Му Цин же оттолкнул его тогда. Так боялся, что повредил на месяц сознание. Истратил духовные силы за один удар, лишь бы защитить.

 — Когда ты вернешься, — голос срывается. Фэн Синь не собирался плакать снова, но, очевидно, опозориться окончательно, стать противным настолько, насколько возможно — тоже его судьба, — я дам тебе выбить из меня всю дурь. И сам из тебя выбью. Ты… ты полный идиот, если ожидал, что я просто приму твою…

Он до боли сжимает волосы у корней. Если сорваться, можно разрушить все, к чему шли половину тысячелетия. Му Цин все еще очень хрупкий. Фигура из духовных потоков похожа на кружево: тронь неосторожно — и порвется, расплетется…

Через час придут младшие чиновники. До этого момента нужно держать себя в руках.

***

Двести лет проходят в перепадах от усталости и нежелания верить ни во что до отчаянной борьбы. Генерал Нань Ян не отдыхает почти. Нужно выполнять молитвы двум богам, тренировать младших небожителей, отправляться на миссии и возвращаться. Фэн Синь отдаляется от всех, одна Лин Вэнь терпит его бесцеремонные визиты, и то раз проговорилась, что приход генерала Нань Яна мотивирует богов литературы работать усерднее, и многие настораживающие случаи удается заметить заблаговременно.

Выпивать с Пэй Мином и так не особо хотелось. Как и в принципе встречаться лишний раз. Уж слишком понимающие взгляды генерал Мин Гуан бросает в его сторону. И без того, как говорится, тошно.

Лин Вэнь уже давно смирилась с вылазками в мир смертных на неделю, месяц или полгода. Если место, в которое отправляется Фэн Синь, мелькает в недавних свитках, то в дорогу богиня просит разобраться с местными неполадками. Потом, конечно, благодарит и привирает Императору. Которому, похоже, глубоко все равно, каким именно образом защищены южные земли. Было бы не все равно — целители бы от Му Цина не отходили.

День сменяется днем. Иногда, если выдается вдруг свободное время, Фэн Синь позволяет себе полежать в постели. Не спать, только смотреть то в потолок, то в стену. Силы в такие моменты оставляют, и только Чжунчэн не дает дойти до чувства невозможности и нежелания вставать в ближайшее тысячелетие. Хуа Лин, если не путешествует вместе с генералом Нань Яном, практически нигде не заметен.

Один час в день он говорит Му Цину то, что не сказал бы в лицо. Никто толком не знает, как работает проклятие, а значит, неизвестно, улетят ли слова в пустоту, когда оно будет снято. Впрочем, это неважно: Му Цин в любом случае не начнет внезапно ладить с Фэн Синем. Даже если узнает и поверит, что никаких обвинений и оскорблений больше не будет. Такой непорочный и закрытый, он скорее будет злиться на все и всех. И уж тем более — на того, кто признается ему в любви, при последней нормальной встрече прокричав только оскорбления.

***

Служители дворца Нань Яна носятся и кричат. Земля трясется, стены трескаются. Потолок вот-вот рухнет.

 — Все бегите в главный зал! — кричит Чэн Янь, хватая за руки Чжунчэна и Хуа Лина и таща за собой. — Генерал сейчас там, он не выйдет без духа генерала Сюань Чжэня!

Небожители, согласно загудев, бросаются вслед за ним. Спасать артефакты и оружейную сейчас бесполезно, Фэншен, как духовное оружие, вряд ли пострадает, даже упади на него весь дворец. Под звон колокола младшие чиновники собираются в главном зале, тут же рассредоточившись вдоль стен.

 — По моей команде! — выкрикивает Чэн Янь, усадив Хуа Лина справа от Фэн Синя и Чжунчэна — слева. Один из них чаще всех сражался и медитировал с генералом Нань Яном, второй — чаще всех передавал духовные силы генералу Сюань Чжэню.

Чэн Янь усаживается в центр выгравированного в камне магического поля. За восемьсот лет он достиг высокого уровня духовного развития и уже готовится к вознесению, так что контролировать работу барьера больше никто и не вызывается.

 — Поднимайте!

Потоки золотой и изумрудной ци взлетают с пола, сплетаясь в узор из шестилепестковых цветов и образуя купол. Пока потолок обваливается, младшие чиновники сдерживают барьер. У некоторых белеют от напряжения губы, а жест меча, концентрирующий ци, становится все труднее держать. Аура генерала Нань Яна обволакивает купол и подпирает изнутри, но это лишь наполовину облегчает задачу.

Когда землетрясение заканчивается, ничего, кроме пола, скрепленного духовными силами, не остается целым. Дворец осыпался вокруг, и младшие чиновники, сняв барьер, в ужасе оглядывают свои бывшие спальни и тренировочные залы.

Фактически они стоят под открытым небом. Только частично удалось спасти стены.

 — Генерал!.. — вскрикивает Чэн Янь, оглядываясь на алтарь, и осекается — защита Нань Яна не опущена, только сузилась до самого генерала, двух небожителей и фонарика.

Один из тех, кто был ближе к выходу, прибегает, когда оседает пыль. Он успел метнуться на центральную улицу и выхватить кое-что из разговоров. Вознесся на Небеса новый бог войны, да такой сильный и достигший таких высот совершенствования, что на генерала Тай Хуа упал колокол, а дворец Нань Яна оказался лишь одним из пострадавших.

 — Этот бог должен будет возместить немалые убытки! — Чэн Янь в гневе швыряет на землю обломок стены. — Ему лучше бы быть богатым, вроде Повелителя Вод! Что колокол, что золотой дворец Нань Яна стоят себе спокойно вот уже восемьсот лет! Это же надо, только появиться на Небесах — и сразу разнести полстолицы! В последний раз с таким шумом возносился…

Повисает тишина. Кажется, никто не дышит.

 — Ч-чэн Янь… — едва выдавливает младший чиновник, круглыми распахнутыми глазами глядя на выкопанный Фэншэн. — Надо нарисовать поле Сжатия Тысячи Ли… Генерал наверняка захочет встретиться с ним…

***

Фэн Синь, спотыкаясь и сбиваясь с дыхания, несется по мостовой. От золотого дворца путь к резиденции Лин Вэнь занимает всего несколько минут, от временного — почти полчаса.

Если слухи правдивы… Если он не ослышался…

Младшие чиновники и боги литературы отшатываются в стороны. Попасться под руку генерала Нань Яна никому не хочется, особенно когда в нем так хорошо видна готовность разрушить любую преграду на своем пути по кирпичику и отшвырнуть за шкирку хоть самого Императора.

Бог войны врывается в кабинет Лин Вэнь и, согнувшись от боли в груди, опирается о стену. Похоже, Хуа Лин был прав — оставлять рану после недавнего сражения с демонами на «само заживет» не стоило. Но он хотел лишь поговорить сначала с Му Цином, а потом уже и на перевязку идти, и за пилюлями для быстрого восстановления…

Со стороны стола Лин Вэнь слышится удивленный возглас:

 — Фэн Синь?!

Нань Ян, забыв про боль и про рану, поднимает голову. Белые одежды запятнаны пылью, на голове — простая шляпа доули, местами дырявая. Изменился взгляд. Проклятые оковы, не дающие стареть, сохранили в смертной жизни знакомые черты.

Фэн Синь, всхлипнув, падает на колени и бьется лбом об пол. Сжимает кулаки, впиваясь в ладони ногтями. Вина, страх, отчаяние и безумная мольба наполняют его голос:

 — Ваше высочество, спасите его!

Ему не отвечают. Замолкает, по ощущениям, весь дворец литературы. Паника, немного сглаженная усталостью и запыханностью, полностью охватывает разум.

 — Ваше Высочество… — генерал не замечает, что его голос дрожит и едва слышен только благодаря окружающей тишине, — Ваше Высочество, он… Он не виноват в том, что тогда случилось… Даже я обошелся с Вами хуже… Вы можете отомстить мне как угодно, но, умоляю, спасите его… Он не сделал ничего плохого, он не хотел ничего плохого!..

Шорох одежд возле самой головы. Руки принца мягко подхватывают Фэн Синя под локти и поднимают.

 — Посмотри на меня, — это не приказ, нет ни капли командного тона, но Фэн Синь подчиняется, как подчинялся, будучи лишь телохранителем.

Се Лянь не зол и не разгневан. Искреннее глубокое беспокойство с долей радости от встречи написано на его лице, но никак не гнев. Будто Фэн Синь только что сломал себе руку, чтобы примирить царскую семью.

 — О ком ты говоришь?

Ох. Верно. Он не назвал имя, а принц, судя по всем признакам, и не думал первым делом вспомнить давнюю обиду.

Надежда накрывает с такой силой, что генерал Нань Ян едва связывает слова:

 — Это Му Цин… Он защитил меня, а сам… Я все расскажу, Вы все поймете… Он не хотел ничего плохого…

***

После стольких лет это похоже на сон. Так похоже, что закрадывается страх: сейчас Фэн Синь проснется, и окажется, что Его Высочество не вознесся, а Му Цину еще долго ждать исцеления. Мостовая под ногами ощущается вполне четко, рана ноет тоже по-настоящему, но прошло столько времени…

Се Лянь не стал ждать в кабинете Лин Вэнь. Детали миссии, которая сможет покрыть его долг перед генералом Тай Хуа, попросил сообщить позже в сети духовного общения. Принц бежит вместе с Фэн Синем во временный дворец, на ходу слушая сбивчивый рассказ, в котором смешалось все: и история злосчастного мешка с рисом, и ловушка демона, и способ снять с Му Цина проклятие, и каким-то боком Хуа Лин, Чэн Янь и Чжунчэн.

 — Примерно это я и сам понял, пока странствовал, — мрачно отвечает Наследный Принц, поворачивая за угол, — тебе не стоило расшибать лоб — вас с Му Цином я виню не больше, чем самого себя, так что помог бы в любом случае.

Фэн Синь даже поблагодарить не может — дыхания хватило только на то, чтобы объяснить самые важные вопросы. Как же недостойно для бога войны.

 — Говоришь, если я скажу Му Цину, что понимаю и не виню его, демон освободит его разум? — уточняет принц.

 — Ага.

 — Хм, — Се Лянь как-то умудряется задуматься и не врезаться в стену. Как же далеко до проклятого дворца! — А ты уверен, что он не винит себя еще и в смерти своей матери?

Фэн Синь, споткнувшись, оцарапывает ладонь о камни.

 — Я имею в виду, — подхватив его под локоть и помогая восстановить темп бега, продолжает принц, — Что, если разговора только с нами недостаточно? Или если он хочет услышать не то, что ты просишь меня сказать? Му Цин ведь пострадал так сильно именно потому, что держит в голове и никогда не высказывает слишком много.

Нань Ян глубоко вдыхает и выдыхает. Он слишком устал от «а если». Этих «если» не было, когда он разрушил ловушку и вытащил призрачный огонек. Не было, когда он докапывался до глубин души Му Цина окольными путями, хотя мог ограничиться передачей духовных сил и ждать вестей от Лин Вэнь. И тем более… Что ж, они были, когда Фэн Синь рассказывал о своих чувствах каждый день, но это ведь его не останавливало!

 — Просто скажите, что думаете и чувствуете, — отвечает генерал, и Се Лянь, не выматывая его больше, согласно кивает.

Ворота дворца вырисовываются только через пять проклятых минут.

Чэн Янь и Хуа Лин, руководившие размещением спасенных вещей во временной резиденции, тут же подбегают к Фэн Синю.

 — Вы идете с нами, — безоговорочно приказывает генерал, и оба небожителя повинуются, бегут чуть позади, не спрашивая ничего о Се Ляне.

В главном зале сидят все те же пять младших чиновников. Чжунчэн среди них. Чэн Янь и Хуа Лин сразу занимают места рядом с ним, почти что магией притягивая в свои руки подушки для коленопреклонения. Остальные служители, аккуратно прекращая передачу духовных сил, покидают зал, не дожидаясь приказа.

Се Лянь садится на колени перед алтарем. Божественное воплощение Му Цина все еще не сформировано до конца. Сплетенный из сетки духовных каналов, он кажется даже более хрупким, чем человек, столетиями питавшийся чем попало и носящий одежды странствующего монаха.

 — Му Цин, — первые же слова сказаны тоном, выдающим сразу весь смысл, — я надеялся, когда вознесусь, встретить вас обоих. Прошло восемьсот лет, мы все многое пережили и… Возможно, стали совершенно не теми людьми, которых помнили. Ты был бы в ужасе, узнав, что я сейчас себе позволяю в вопросах жилища, еды и одежды. Если бы Фэн Синь так не беспокоился о тебе, я бы и от него кучу упреков выслушал.

В этом принц прав. Фэн Синь сейчас совершенно не в состоянии делать что-либо, кроме как молиться кому угодно, чтобы все получилось.

 — В прошлом мы сказали друг другу много того, о чем сожалеем, — продолжает Наследный принц, грустно улыбаясь, — если бы я знал, что причиню тебе столько боли, следил бы за своим языком. Сейчас я осознаю, что был лишь избалованным мальчишкой, не видящим дальше собственного носа и желаний.

Белая лента разматывается и легонько гладит Се Ляня по щеке.

 — Я прошел много дорог и потерял не один дом, так что сейчас могу понять, как ты боялся за свою матушку, — глаза принца блестят, но голос все еще ровный, — так что не виню за то, что ты тогда ушел. И… уверен, она была очень хорошей матерью. И наверняка гордилась бы тобой.

Огонек вспыхивает ярче. Фэн Синь, зажав себе рот, чтобы не отвлечь Се Ляня, с рваным выдохом делает шаг к алтарю.

 — На той горе перевес действительно был не в нашу сторону, — Се Лянь, похоже, не замечает его, ни на секунду не прерываясь, — и по сути ты спас меня, прогнав оттуда. Я тогда ничего не соображал. Сейчас, конечно, уже очевидно, что все слишком сложно, чтобы обвинять тебя в предательстве. Ты ведь не знал, почему я не хотел тебя слушать. Это… это действительно было глупо и просто ужасно. Я ведь только что сам был низвергнут за вмешательство в жизнь смертных и так и не догадался, почему ты выбрал любым способом сгладить ссору и не привлекать к себе внимания.

Маленький кусочек света с каждым словом все больше заполняет фигуру. Нань Ян молится всем богам, которых знает, чтобы Его Высочество не замолчал в последний момент. Он не пьян, но ноги держат слабо. Рука Му Цина под его ладонью не чувствуется, только тепло ци.

 — Учитывая, что большую часть жизни мы были в разных мирах, ты вряд ли сейчас мне поверишь, — Се Лянь говорит тише. Похоже, теперь он не сможет сохранить вид спокойного и уверенного в своей правоте. Хотя и до состояния Фэн Синя пока далеко. — Но я правда считал тебя своим другом. И поэтому тогда вспылил. Возможно, наша дружба была не к месту, и ты видел это лучше меня, но… Сейчас я говорю правду. Неважно, будет ли это взаимно, но я давно тебя понял и простил.

Генерал Нань Ян падает у подножия своего же алтаря, вцепившись в камень одной рукой.

И второй — в живую ладонь Му Цина.

Молчание заполняет комнату. Свет духовных сил гаснет, и тонкое тело превращается в настоящее. Ткани темных одежд стекают на пол, длинные волосы падают под собственным весом с плеч.

Генерал Сюань Чжэнь открывает глаза. Взглянув в них, Нань Ян с тихим рыданием прячет лицо в крепко сжатой кисти, бледной, холодной, тонкой. Такой знакомой. Му Цин приподнимает свободную руку к лицу. Касается виска, будто чтобы унять боль. А затем медленно и осторожно опускает на затылок склонившегося перед ним бога войны.

 — Восемьсот лет… — шепотом произносит Му Цин, прикусывает губу, сгибается, прижавшись губами к растрепавшимся волосам Фэн Синя, морщится и всхлипывает, — Ты такой идиот…

Всего через секунду так же разрыдаются младшие небожители. Потом, сильно потом, и их притянут в объятие, чуть-чуть непривычно хваля за преданность и старания.

Но здесь и сейчас два бога войны южных земель держат в своих руках целый мир. Глотают мешающий дышать ком в горле, касаются друг друга с прежней осторожностью, будто восемьсот лет необходимости контролировать свою силу запомнились лучше, чем вся остальная жизнь. Фэн Синь запоминает все: и что волосы Му Цина действительно шелковые на ощупь, и что, если достаточно долго греть своим дыханием, его ледяные руки становятся теплыми. И что от трепетных прикосновений перестает болеть голова.

И что не драться, когда сложно говорить словами, тоже может быть правильно.