0
Удар.
— Что за ребячество, — говорит Дилюк.
Хруст под каблуком.
Эола надеется, что это ломаются кости.
Судя по тому, как трудно прямо стоять без помощи Рагнвиндра, у неё сломался каблук.
— Не предложишь даме присесть? — невесело склабится Эола, пытаясь встать как-нибудь поудобнее.
— Ну, садись.
Он, судя по голосу, улыбается.
Из всего, что можно назвать мебелью, в этой комнате есть только матрас. Ещё есть узкий подоконник, но его Дилюк подпирает своим задом. Эола подозревала, что у Рагнвиндра есть какая-то тайная нора в городе: всякий раз ездить в Монд, в Долю Ангелов, с фамильного шато слишком много, а время — деньги; но отчего-то ей казалось, что тут должно быть более обжито.
Эола, недолго думая, ковыляет к голому матрасу, но, вместо того чтобы сесть, ложится на него. Добротный. Крепкие пружины почти не прогибаются под её весом.
Повернув голову набок, Эола видит на полу тёмные, маслянистые пятна, оставшиеся от её сапог. Кровь.
— Впервые вижу, чтобы Эола Лоуренс реально кому-то отомстила, — подумав немного, замечает Дилюк.
Его крупные руки ложатся ей на талию. Секунда — и пол уходит у неё из-под ног.
— Пусти!
Дилюк быстрым, уверенным жестом взваливает её на плечо. Переполненный бухлом и гренками желудок сворачивается в тугой узел.
— Меня сейчас вырвет!
Но самое страшное — то, что она не может больше дотянуться ногами до Этой Мрази, свернувшейся клубочком рядом с перевёрнутым столом.
— И что ты мне сделаешь теперь? Добавишь в чёрный список?
— Стоило бы, — вздыхает Рагнвиндр. — Вы, Лоуренсы…
— Всё, я пошла, — рассерженно перебивает Эола, порываясь скатиться с матраса, но когда переворачивается на живот, то голова начинает кружиться. Никак не подняться.
— …вы всегда перегибаете палку, когда надо кого-то оскорбить, — беспощадно заканчивает Дилюк. — Но бить своих… Эола, что там произошло? Это на тебя не похоже.
Эола слегка поднимает голову на скрип. Это Дилюк, скрестив ноги, уселся на краешек матраса.
— Долгая история. Давай как-нибудь обойдёмся чёрным списком Ангелов?
— Нет.
— Или хотя бы вернёмся к этому, когда я буду трезвая и не вонючая?
— Я могу набрать ванную, — обещает Дилюк.
— Большую ванную кипятка, — бурчит Эола.
— Договорились.
I
— Хватит называть меня своим “племянничком”, — говорит Мика.
— Что?
Капитан разведотряда Эола Лоуренс аж поперхнулась. Река полусухого сидра вместе с насыщенной газами пеной тут же течёт по её пищеводу вверх. Эола предусмотрительно прикрывает лицо ладонью; вовремя, учитывая, как опасно начинает жечь в носу.
Вообще-то, Эола хочет рассмеяться. Обычно Мика, следуя за ней на работе, всё время молчал. Иногда, когда к нему обращались напрямую, говорил “да, мэм” или “хорошо, мэм”, иногда даже “замечательно, мэм”. Эта его последняя фраза включала в себя больше слов, чем капитан услышала от него за последнюю неделю, и больше, чем за всю историю их недолгого знакомства — слов, которые Эола не рассчитывала услышать вообще.
По правде говоря, гораздо больше он ей нравился, когда молчал. Даже минуту назад было менее неловко, когда тишина за их общим столом была гуще, чем желе, забытое на морозе; и даже учитывая, что ему одному до сих пор не позволено пить в Доле Ангелов, что пьёт одна Эола — а он сидел и смотрел своими несчастными синими глазами поверх пустой тарелки. Эола даже подумывала заказать ему что-то за свой счёт, всё равно он не смог бы возразить.
А потом он сказал это.
— Извините. Мне бы не хотелось, чтобы… чтобы…
Мика заливается румянцем по самые уши.
— Да. Я услышала с первого раза, — шмыгнув носом, говорит Эола.
Встаёт на ноги. Делает короткую зарядку. Потом кричит:
— Чарли! Повтори мне. Два раза.
— Мэм…
Мика складывает руки в замок и принимается нервно ковырять заусенцы на аномально узких руках. На его молчаливом языке это значит “а не хватит ли вам?”
— Это для тебя, племянничек, — поясняет Эола шёпотом. И подмигивает: — Дилюка сегодня нет и не будет, а Чарли слишком занят, чтобы следить и за вторым этажом тоже.
Мика так раскрывает свои большие круглые глазищи, что они становятся ещё больше и ещё круглее. Хотя, казалось бы, куда уже. А потом хмурится, запоздало осознав, что просьба его беспощадно проигнорирована.
К кружке он не прикасается, но с её появлением, по крайней мере, пялится на густо стоящую пену, а не Эоле в глаза.
— У разведотряда сейчас… интересные времена, — говорит она, хлебнув свежего сидра и перебив резко металлический привкус во рту. — У меня не было нормального геодезиста лет сто. А недавно, когда я его всё-таки нашла — в твоём лице — ко мне явился один рыцарь и попросил — нет, даже потребовал! — выгнать тебя из разведотряда и вообще исключить из Ордо Фавониус.
— Мой брат? — уронив взгляд себе под ноги, спрашивает Мика.
— Не знаю, — врёт Эола, — мне, по большому счёту, всё равно. Я напомнила ему, что капитан первого разведотряда — по-прежнему я, направил тебя ко мне магистр Варка, а распределением кадров занимается Рыцарь Одуванчик. Поэтому, если у него есть претензии, то пускай предъявляет им. После этого его энтузиазм подвыветрился. Но что-то мне подсказывает, что лучше тебе ассоциироваться с моим опальным кланом, чем со своей фамилией.
— А вас не обвинят…
— В кумовстве? Пф. В Ордо Фавониус нет посторонних людей. Каждый — чей-то кум, сват, брат.
— Ясно, — говорит Мика. — Спасибо, мэм.
От улыбки на его щеках появляются небольшие красивые ямочки. Совсем как у Эмбер.
II
Эола пьёт эль в гордом одиночестве в своей съёмной квартире, когда слышит дробный стук в дверь.
Это Людвиг Гёте, старый хрен, хозяин всего этого дома. Он — из тех, кого шёпотом зовут новой аристократией. Всего три поколения тому назад его предки были простыми работягами — держали трактир и сдавали койки на чердаке почётным путешественникам, которым не хватало денег на нормальное жильё. Сейчас сын Гёте владеет самой большой гостиницей в Монде, где не брезгуют оставаться даже Предвестники Фатуи, а отец, Людвиг, сдаёт квартиры, преимущественно местным жителям и иностранцам, с которыми хорошо знаком. Цены у него высокие, иногда неоправданно. Но за свою приватность Эола готова платить дорого. Лучше так, чем вернуться домой после долгой экспедиции и обнаружить дверь — сломанной, важные дорогие вещи — украденными, а всё остальное — перевёрнутым вверх дном.
Покупка собственного жилья ближе к центру города решила бы проблему. Но с тех пор, как Эола вступила в Ордо Фавониус, надеяться на такие щедрые подарки от родителей, тем паче дядюшки, больше не приходится, на собственные силы — тоже: рыцари-командующие получают много, но недостаточно, чтобы жить на широкую ногу. Но лучше так, чем в золотой клетке и в окружении родни.
За спиной у Гёте топчется очень знакомый желтопёрый птенец.
— Что случилось? — спрашивает Эола.
— Извините, госпожа. Я пытался сказать, что вас здесь не живёт, но этот молодой человек был очень настойчив. Даже назвал адрес и номер квартиры.
— Госпожа Эмбер сказала, что вы ищете соседа, — глядя куда угодно, только не ей в лицо, говорит Мика.
Предательница, про себя отмечает Эола. При случае надо будет ей отомстить.
— Кх-хм… — говорит Эола. — Всё нормально. Это мой племянник.
Хотя у Мики светлые волосы, как у Эолы, даже дураку будет ясно, что родственного в них мало, стоит только присмотреться получше. Разве что дурак попадётся старый и слепой.
— Разбирайтесь сами, — с некоторой растерянностью заключает Людвиг.
В какой-то степени она и правда ищет себе соседа. Точнее, соседку. Точнее, возможность заиметь в свои соседки Эмбер. Для девушки, которая трахается как кролик, она порой очень плохо понимает намёки на близость.
Будь Эола Лоуренс мужчиной, было бы проще. Или нет. Эмбер с упорством, достойным лучшего применения, убеждает себя в том, что её увлечение девушками — поветрие временное и пройдёт со временем, стоит лишь найти подходящий член. Но они с Эолой “дружат” уже почти два года, а подходящего члена всё нет и нет. С одной стороны, эти свободные отношения — очень удобно, с другой — хочется определённости, с третьей — в голову к Эмбер, воспитанной дедом самых честных правил, в голову просто так не залезешь, внутренние предрассудки не вынешь.
Мика пялится на Эолу, не зная, куда себя деть, а особенно — свои глаза.
— Терпеть не могу эту фразу, но мои глаза находятся выше, — напоминает Эола.
— Извините! Я не смотрел…
— Пф! Ещё пытается оправдаться. Проходи, нечего стоять.
Мика быстро-быстро, пока она не передумала, хватает тяжёлую — может, с него самого — сумку с пола парадной и вкатывается к ней в квартиру.
Занятно.
III
В полумраке общего коридора не сильно бросалось в глаза, но сейчас, на свету в тесной кухне, особенно ясно видно, что глаза у Мики на мокром месте. Были недавно.
— Ну давай. Рассказывай, — велит Эола.
Парень шмыгает носом.
От алкоголя он, как обычно, воротит нос; вместо пинты эля перед ним стоит огромная суповая чашка с чаем и банка варенья из сумерской розы.
— Мне нужно пару дней, чтобы забрать деньги из банка, после этого могу заплатить за этот месяц. В следующем… смогу к определённой дате. Если вы определите.
Да дохлые боги с ними, с деньгами!
Эола закатывает глаза. Этот парень продолжает удивлять её, и не только своим скрываемым доселе талантом к составлению длинных предложений.
— Сейчас почти десять вечера, — напоминает она. — В такое время нормальные люди решения о переезде не принимают. У тебя что-то произошло.
— Ничего важного, — заверяет Мика.
— Лапшу мне на уши не вешай, — Лоуренс подпирает подбородок кулаком. — А впрочем… Я — твоя начальница, а не подружка.
— У меня нет друзей, — сообщает Мика с такой простотой, что сразу становится неловко, — извините.
Ещё бы они у него были, злорадно думает Эола, если всё время молчать — кому это понравится?
— За такое не извиняются.
Если подумать, даже она, почитав его личное дело, толком ничего о нём не выяснила. Микаэль Шмидт, как и его брат Хоффман, родился в Монде, но рано уехал, жил и учился в Сумеру и Фонтейне. Школу закончил при Академии Сумеру, экзамены сдал экстерном, но в даршан Кшахревар пройти не смог — не столько из-за юного возраста, сколько из-за отсутствия актуальных научных работ. Трёхгодичный курс училища геодезии и картографии окончил с отличием, за два года вместо трёх, тогда же вернулся в Монд, без проблем прошёл вступительные испытания и принял присягу Ордо Фавониус. Его старший единокровный брат, тоже рыцарь, тут ни при чём. Даже если бы Мика был простым парнем с улицы, с его результатами Варка бы точно его взял, тут к астрологу не ходи.
Мика долго пялится на полупрозрачное варенье. Затем, осмелев, накалывает разбухшие лепестки на вилку.
— Если хочешь молчать, молчи, — заключает Эола, — до утра можешь остаться во второй комнате. Там есть софа. Утром взвесишь всё ещё раз и подумаешь, хочешь куда-то там переезжать или нет.
В её скромной съёмной квартире две комнаты, если не считать кухни и ванной. Одна из них обустроена как спальня, вторая — как кабинет. Если бы на месте Мики была Эмбер, в кровати бы нашлось место обеим.
В её квартире преступно тонкие стены, сквозь которые слышно, как кто-то воет в подушку по ночам.
Конечно же, Мика завтра останется.
IV
— Так сколько я вам должен?
У них на двоих на завтрак яичница из полудюжины яиц, остатков ржаного хлеба и упаковки бекона на полудюжину ломтиков.
— Нисколько не должен.
Первые примерно полгода в Ордо Фавониус тебя держат на птичьих правах. Денег платят примерно соответствующе, а работы наваливают немеренно. Иные могут сколько угодно называть тебя рыцарем и делать вид, что уважают, но правда в том, что за ту же самую неинтересную и никчёмную работу легендарная горничная ордена Ноэлль получает в несколько раз больше. Что, наверное, немного сглаживает степень неинтересности и никчёмности в её глазах.
Потом, когда испытательный срок проходит, грузить начинают если не меньше, но хотя бы теми делами, которые нравятся, а платить — приятно больше. Но Мика ещё не настолько долго работает, и жить ему, судя по всему, и так будет трудно в ближайшее время.
— Спасибо…
Мика маленькими глотками пьёт какао. Эола пьёт кофе.
— Может, объяснишь, что вчера было?
— Ничего страшного, — говорит Мика. — Если вам неудобно — или вы уже нашли себе новую соседку или соседа, — я постараюсь поскорее уйти.
— Да не в этом дело, — Эола барабанит ладонями по столу.
Полупустые чашки опасно вздрагивают.
— Ладно. Наверное, у вас есть право знать. Вернувшись в Монд, я начал жить со своим старшим братом. Наши родители в разводе. Мы не виделись очень много лет, пока я учился и жил за границей, и за этот срок очень сильно отдалились друг от друга. На первое время, из доброты душевной, он согласился меня принять. Но так уж сложилось, что во взглядах на… некоторые вопросы мы… фатально разошлись. Я не могу больше напрягать его своим присутствием.
К концу речи голос у него совсем ослаб и надломился, чуть не срываясь в нелепый фальцет. Может, дело в том, что Мика очень редко использует свой дар речи в полную силу.
Обычно у молодых людей в его возрасте голос уже доламывается, взрослым становится, и по очертаниям тела ясно, какой из юноши вскоре вырастет мужчина. По Мике — неясно. Мика, несмотря на то, что ему почти двадцать один, и скоро он сможет считаться совершеннолетним во всех странах Тейвата, выглядит как тринадцатилетний подросток. Это очень сильно настораживает, вообще-то. Даже смущает.
— Мика, спрошу прямо, — Эола продолжает нервно дребезжать пальцами о столешницу, — твой брат как-то… обижает тебя? Может быть, прикасается не… там, где следовало бы?
— О, нет, — прижимая руки к алеющим щекам, болтает головой Мика. — Он бы никогда.
— Честно? Вы поссорились вчера?
— Не то чтобы поссорились…
— Мика.
— Мы не успели. Вчера он был очень пьян, и мне грустно было наблюдать за этим. Но если вам кажется, что решение уйти я принял спонтанно… в общем, это не так.
— Душная история, — заключает, наконец, Эола, пригубив полуостывший кофе.
— …Я думал, вы меня поймёте. Учитывая, какие у вас отношения. С семьёй.
— Что?
Кофе едва ли не уходит не в то горло.
— Вы же Эола Лоуренс, да. Я давно не жил в Монде, но знать историю своего города — как минимум полезно для… геодезиста. В общем, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы узнать, что вы пошли против семьи, вступив в Ордо Фавониус, и теперь живёте отдельно.
— Много ты ещё обо мне знаешь? — сжав крепко фаянсовую кружку, цедит Эола.
— Не… не злитесь на меня, пожалуйста! Я просто поспрашивал Магистра, с кем именно мне придётся работать. Но это нормально же? Знать, с кем работаешь.
— Я не злюсь. Просто… если что-то хочешь узнать, спроси у меня. Ладно?
— Если вас это… утешит — неподходящее слово… В общем, господин Варка рассказывал о вас только хорошее. И я знаю, вы цените честность и прямолинейность в людях.
— Всё-всё, — фыркает Эола, — хватит подмазываться. Можешь жить у меня, сколько хочешь. Но с Хоффманом я всё равно поговорю.
— Не стоит, — белеет Мика.
Но чтоб она его спрашивала.
Не хочется потом оказаться крайней в конфликте двух братьев. Как бы Шмидты ни были далеки друг от друга, они всё же кровные родственники.
Лоуренсы от них, конечно, отличаются. Но сохранили бы они свои богатства и статус аристократии при такой-то сомнительной репутации, если бы не стояли друг за друга, а?
V
У жителей Монда есть разные соображения касательно того, каким образом у людей появляются Глаза бога. Церковь Барбатоса считает, что бог ветра ходит среди людей и дарует свою силу всем, кто ему по каким-то причинам приглянулся. Нелепица, конечно. Барбатос — Анемо Архонт; откуда у него может взяться сила Электро, Пиро, Гео, Дендро?
Откуда у него сила Крио?
В одной из книг Эола встречала версию, что Глаза даруют боги Селестии, но это даже более нелепо, чем с Барбатосом. Богам с неба плевать на людей, если они ещё существуют.
Своих правителей-Архонтов люди хотя бы знают. Гео Архонт раз в год спускается с гор, чтобы наставлять народ Лиюэ; Гидро Архонт иногда читает лекции в университете и любит фотографироваться с детьми. Милости и внимания Электро Архонта удостоятся те, кто решится на дуэль с высокими ставками перед её резиденцией в Тэнсюкаку.
Крио Архонт курсирует между Заполярным дворцом в столице Снежной и Летним дворцом у себя на родине. Два раза в год простые подданные могут её увидеть: когда она позволяет зиме закончиться и когда заставляет закончиться лето.
Свой Глаз бога Эола получила в первый день осени. Не той, которая по календарю, а осени настоящей; когда подул холодный ветер, а листья за одну ночь стали жёлтыми. Тогда ей впервые показалось: теория, что все Архонты сами выдают Глаза своей стихии, независимо от страны, в которой живёт их избранник, не так уж плоха.
Решив разобраться в этом вопросе, Эола быстро пришла к выводу, что у всех владельцев Крио Глаза бога есть одна общая черта: у всех них какие-то проблемы в семье.
Интересно, кто из родственников мог бы плюнуть Царице в салат? Был ли это отец или мать — интересно, у неё вообще есть родители? Был ли это муж, сын, дочь, сват, сестра, брат?
А может, у неё и вовсе никого нет? Сидит себе за семью замками в окружении верных удобных Фатуи и думает — “мне бы сейчас такие проблемы”?
Было бы забавно.
— Капитан!
Хоффман мрачно отдаёт честь, несуразно шлёпнув себя по груди щёткой для чистки лошади.
Гнедая кобыла, которую он чесал, с интересом трогает Эолу тёплым носом в плечо. Но, скоро осознав, что вкусняшек не будет, теряет к ней всякий интерес.
— Шмидт, — так же мрачно приветствует Хоффмана Эола.
По лицу видно, что если бы мог — сбежал бы, да боится оставить одну из драгоценных лошадок капитана Альбериха на падшую аристократку из клана Лоуренс. Она бы на его месте тоже боялась, на всякий случай. Иногда кажется, что лошадей капитан кавалерии ставит выше людей.
— Хочу, чтобы ты знал. Твой брат вчера вечером переехал ко мне.
— Вы с Микой уже хорошо ладите? Здорово.
— Ничего не хочешь сказать? — Эола скрещивает руки на груди.
— Слушай, ну, несколько дней назад я и правда повёл себя как идиот и сказал полную чепуху. И обязательно было сразу же доносить на меня младшей… младшему брату?!
— То есть, в том, что ты поссорился с Микой, виновата я.
Эола гневно щурит стальные глаза. Хоффман, изрядно напуганный, закрывает подопечную лошадь собой. Мало ли.
— Да не ссорились мы. Я вообще не понимаю, что произошло. Но если дело в том случае, передай — я постараюсь всё объяснить.
— Может, мне сначала изложишь свои аргументы? — интересуется Эола.
— Ну… У Мики была интересная жизнь. Очень сложная местами. И теперь, вернувшись в Монд, он взял и поступил в Ордо Фавониус, чтобы что? Торчать на одном месте и в одной должности много лет? Его здесь не нужно.
— В отряде разведки не нужен геодезист? С логикой всё нормально? Давай ты будешь своим делом заниматься и не мешать тем, кто занимается своим.
— Сделаю всё, что скажешь, — вздыхает Хоффман. — Только Мику мне верни.
— Ничего не могу обещать.
Старший Шмидт выглядит так, словно и сам готов расплакаться. Очень интересно.