Гарри опускает свою широкополую шляпу ниже на глаза, чтобы уберечь их от слепящего вечернего солнца, и перебрасывает свёрнутую верёвку в правую руку, сжимая само лассо в левой. Сахар под ним идёт неспешным шагом, а Гарри раскручивает петлю над головой, создавая устойчивый ритм, чтобы потом накинуть её на бредущего рядом бычка. Чуть опустив руку, Гарри бросает верёвку, но та только разрезает пыльный воздух, чтобы, не долетев до быка, упасть на землю.
— Дерьмо, — ругается себе под нос Гарри, покачивая головой, и сматывает верёвку, оставляя её свисать с бедра, пока Найл ловко затягивает лассо на роге животного.
— Как твоя рука? — спрашивает Найл, ослабляя петлю и отпуская быка, а Гарри вытягивает правую руку перед собой, хмуро глядя на покрытые шрамами и искривлённые пальцы. Он крепко сжимает их в кулак, а затем расслабляет и поворачивает кисть так, чтобы посмотреть и на ладонь.
— Перед дождём побаливает, — отвечает Гарри (Найл понимающе кивает, вероятно, думая о своём собственном повреждённом колене) и добавляет: — А потом перестаёт.
— Пройдёт всё. Подожди, — советует Найл, направляя свою лошадь чуть ближе. — Доктор ведь это сказал?
Гарри вздыхает, резко дёргая свёрнутую верёвку, словно проверяя силу своей хватки: та больно проходится по мозолям и выскальзывает из правого кулака:
— Док говорит, что она никогда не восстановится окончательно. Поэтому я и пытаюсь бросать левой.
— Как я, — улыбается Найл, шутливо приподнимая шляпу в сторону Гарри.
Тихо проворчав согласие, Гарри снова раскручивает лассо над головой и набрасывает на быка — опять промашка, — поэтому приходится притянуть верёвку к себе в очередной раз.
— Как ты, только вот моя левая бесполезна.
Найл вытягивает руки перед собой, широко растопырив пальцы, и крутит кистями.
— Давай расскажу тебе историю.
— Сейчас? — недовольно стонет Гарри, отчаянно желая, чтобы бык взлетел, а не медленно плелся к коровнику, что даёт Найлу возможность рассказать историю подлиннее, а Стайлс и так ужасно хочет есть.
— Короткая, — обещает Найл, спрыгивая с лошади, и идёт в сторону коровника. — За ужином.
— Ладно, — отвечает Гарри, ведя Сахар за собой.
Они тщательно приводят в порядок лошадей, чистя их щётками, и насыпают корма, а в качестве особого угощения добавляя перезрелые дикие яблоки.
По пути домой парни останавливаются у костра, на котором весь день на медленном огне томились бобы. Оба насыпают себе порцию, а Гарри добавляет в котелок воды, чтобы еда не пригорела. Это же будет их обедом завтра. И завтраком, даже если к этому и прибавятся яйца от несушек Найла. Сидя бок о бок на крыльце, они едят свой ужин, и Найл не произносит ни слова, пока они не заканчивают и не заходят внутрь.
Дом Найла скорее напоминает хижину — совсем крошечный и всего с двумя комнатами, к которым можно будет сделать пристройку, если он однажды обзаведётся женой. Конечно, Хоран всегда говорит, что в его сердце нет места для женщины: там помещаются только лошади и друзья.
Когда Гарри усаживается на свой спальник, то взглядом обнаруживает Найла, стоящего в дверном проёме и не отрывающего от него взгляда:
— Сказка на ночь, Эйч?
— Ну, видимо, — пожимает плечами Гарри, складывая руки за головой и скрещивая лодыжки.
— Моему папе не нравилось, что я левша, — начинает Найл, прислоняясь к стене и вскидывая руку в воздух, — закатил такую истерику, когда заметил, что я не правой пользуюсь. Сказал, что ничему не сможет меня научить. Клялся, что переучит.
— Не сработало, — усмехается Гарри.
— А могло бы, — хмыкает Найл. — Какое-то время, по ощущениям, конечно, пару лет, он привязывал мою левую руку за спину и заставлял пользоваться только правой, — стиснув зубы от одной только мысли о подобном, Гарри морщит нос, а Найл продолжает. — Он перестал, когда мамы не стало. Казалось, для него это не имело значения, но…
— Не очень-то мне нравится такая сказка, — перебивает Гарри
— Дай закончить, — Найл недовольно вскидывает брови и прочищает горло. — Много лет спустя, когда отец уже умер, я узнал, что он от рождения левша. Его мама отучила его.
Ещё мгновение Гарри внимательно смотрит на него, ожидая продолжения:
— И это всё?
— Почему бы тебе не попробовать? — спрашивает Найл, а Гарри окидывает его мрачным взглядом.
— Привязывать руку?
— Потренировать левую, — закатывает глаза Найл, словно это самая очевидная вещь на свете.
Подняв свою левую руку, Гарри отвечает:
— Так я именно этим и занимаюсь.
— Я говорю о том, чтобы попросить чьей-нибудь помощи с этим, — Найл быстро пересекает комнатку и становится рядом с Гарри, смотря на него сверху вниз. — Когда мой папа умер, я жил с друзьями моей матери и человеком, который научил меня ездить верхом...
— Меня не нужно учить ездить, — усмехается Гарри.
Найл в ответ только чуть пинает его ноги:
— Но нужно научить слушать.
— Прости, — извиняется Гарри, виновато морща нос.
— Да всё хорошо, Эйч, — Найл усаживается на корточки рядом. — Человек, который научил меня — левшу — всему, что я знаю о верховой езде и лассо, сможет обучить и твою упрямую задницу.
— И что заставляет тебя так думать? — уточняет Гарри.
— Потому что в этом есть смысл, — настаивает Найл и снова поднимается, хлопая себя руками по бёдрам. — Я не знаю больше ни одного левшу, который и лассо кидает левой. Единственные левши, которых я знаю, кроме него, — это я сам и Джон Триммер, но и он с веревкой управляется правой. Луи сам научился кидать лассо левой, а потом научил и меня.
— Луи? — переспрашивает Гарри хмурясь. Они с Найлом знакомы так давно, что этот срок позволил Стайлсу поехать к другу, как только его рука зажила достаточно, чтобы сесть в седло, и остаться вместе с Сахарком до полного выздоровления, но до этого дня он никогда не слышал о человеке по имени Луи.
— Луи «Томмо» Томлинсон.
— Томмо научил тебя ездить верхом и бросать лассо? — переспрашивает Гарри, моментально усаживаясь в постели и заправляя выбившиеся волосы за уши. — Он — легенда, Ни! Какого чёрта?
— Он не любит, когда о нём так говорят, — Найл чуть наклоняется и похлопывает Гарри по голове как ребёнка.
— Я думал, он умер или с ним что-то случилось, — задумчиво изрекает Гарри, покачивая головой. — Это же он выигрывал турнир три года подряд в Аризоне?
— Четыре. А потом ушёл на пенсию, — говорит Найл, а Гарри морщится, раздумывая, как какая-то травма могла вывести такого человека из строя. — Но четырёх лет побед ему хватило, чтобы купить землю. Сейчас у него ферма где-то к югу от Прескотта (город в штате Аризона - прим. переводчика).
— А он захочет учить меня? — неуверенно переспрашивает Гарри, хватая шляпу и пробегаясь пальцами по краю полей.
— Мне так кажется, — утвердительно кивает Найл и сжимает губы в тонкую полоску. — Стоит попробовать. Я могу отправить письмо и попросить за тебя. Не гарантирую, что оно вообще дойдёт или он ответит. Лучше сразу отправляться.
— Сомневаюсь, что трёхдневная поездка стоит того, — хмурится Гарри.
— Всё равно подумай, — пожимает плечами Найл и выходит из комнаты, поворачиваясь в дверях спальни. — Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь. Ты же знаешь.
Гарри заставляет себя посмотреть Найлу в глаза и негромко поблагодарить друга.
С трудом подавляя зевок, Найл исчезает в темноте, бурча:
— Не за что.
________________________________________
Даже несмотря на своё падение и последующую травму, Гарри всё равно занял высокое место на своих последних соревнованиях из запланированных на год, что означало, что новых проблем со здоровьем он не приобретёт. Или его не ограбят по пути в Прескотт. Гарри и здоровой рукой плохо управлялся с револьвером и винтовкой, а с повреждённой стоит целиться на три фута левее, чтобы хотя бы примерно попасть. Но когда он покидает дом Найла, в кобуре у него всё равно два полностью заряженных пистолета. И Гарри очень повезёт, если за три дня пути по пыльным дорогам, ему ни разу не придётся использовать их.
На третий день в седле Гарри вдруг понимает, что не может вспомнить, когда последний раз мылся. В обычной ситуации он бы не возражал (с того самого момента, как Гарри покинул дом, он с трудом справлялся со стиркой или мытьём волос, о чём он почти перестал думать, когда они отросли и мама научила заплетать их), но сейчас, хоть Гарри и был весь грязный, манеры всё ещё были при нём и он не мог заявиться на порог незнакомого человека, когда от него так пасёт.
Чётко следуя наставлениям Найла, Гарри приближается к Прескотту с восточной стороны и спешивается, давая Сахарку возможность отдохнуть. По словам друга в часе от города находится ручей, который, если двигаться прямо по нему, приведет к дверям дома Томмо, но когда Гарри наконец слышит знакомый звук бегущей воды, рядом не видно ни души.
Гарри позволяет Сахарку подойти к речушке, а сам усаживается на высохшую траву на самом берегу и стягивает сапоги. Вздохнув, он шевелит уставшими пальцами и потягивается всем телом, прежде чем подняться и начать раздеваться.
Гарри особо ничего не может поделать со своими чапами (кожаные ноговицы (гетры, гамаши), рабочая одежда ковбоя, которые надеваются поверх обычных штанов, чтобы защитить ноги всадника во время езды по зарослям чапараля, от укусов лошади, от ушибов при падении, проч. - прим. переводчика) и жилеткой (только потрясти и стряхнуть пыль), но он всё равно разворачивает кусок мыла, стягивает брюки, рубашку, белье, гольфы и бандану и заносит вещи в воду, принимаясь стирать.
Как только со стиркой покончено, Гарри развешивает одежду на ветке ближайшего дерева и распускает волосы, стянув с них кожаную завязку и пропуская спутанные локоны сквозь пальцы. А затем, наконец, сам ступает в прохладную воду.
Мыло помогает ему избавиться от пота и грязи, а после мытья волос Гарри и вовсе откладывает его на камень на берегу. Для того, чтобы одежда окончательно высохла под тёплыми лучами солнца, нужно время, которое Гарри собирается потратить на плавание в речке. Он погружается чуть глубже, пока вода не достаёт до талии, опускается так, что на поверхности остаётся только голова, и прикрывает глаза, прислушиваясь к тихим звукам вокруг.
Но всякое спокойствие рассеивается, когда кто-то направляет на Гарри дуло ружья. Подняв руки над головой, он ставит ноги на песочное дно ручья и встаёт, чувствуя, как сильно колотится сердце в груди. Вся трёхдневная поездка была такой спокойной, что Гарри потерял бдительность. Похоже, сейчас он поплатится за это.
— Повернись, — приказывает незнакомец, и Гарри подчиняется, щурясь от яркого солнца. На берегу ручья рядом с Сахар стоит мужчина, от которого так и исходит властность. Удерживая прицел прямо на Гарри, незнакомец подходит ближе к лошади и расстёгивает сумку, пристёгнутую к седлу, на что Стайлс делает неконтролируемый шаг вперёд. В этой сумке все его деньги, а пистолеты в кобурах разложены на камнях и никак не могут ему помочь. Мужчина закрывает застёжку и требует: — Вылезай из воды.
Так и держа руки поднятыми, Гарри с трудом балансирует на неровном дне ручья, но все равно медленно подбирается к берегу и чуть спотыкается, когда вода достигает уровня колен. Скользя взглядом от дула к земле, Гарри размышляет, так ли закончится его жизнь.
Несмотря на жару, тело Стайлса покрывается мурашками под пристальным взглядом мужчины, но тем не менее просит:
— Не трогай мою лошадь.
Незнакомец ухмыляется и машет головой в сторону Сахар:
— У меня в конюшне найдётся местечко для прекрасного серого скакуна. А сейчас скажи мне, какого чёрта ты делаешь в моём ручье?
Гарри удивлённо моргает и вдруг замечает в тени за Сахарком ещё одну лошадь.
— Я… Я остановился, чтобы наполнить флягу. И моей лошади надо было попить. А мне… ополоснуться. Я прошу прощения за вторжение. Я не…
— Сомнительный ответ на мой вопрос, — говорит мужчина, присаживаясь на корточки и беря один из пистолетов Гарри. Затем он снова поднимается на ноги и указывает ружьём на Стайлса. — Одевайся.
Быстро кивнув, Гарри подходит к дереву, на котором висит его одежда и натягивает ещё влажное белье, путаясь в ткани, но всё равно исхитряясь не упасть.
— Ещё раз, мне очень жаль. Мне сказали следовать вдоль ручья, чтобы добраться до места, куда я направлялся, и я…
— Кто сказал тебе это? — спрашивает мужчина, подходя ближе.
— Мой друг по имени Найл Хоран, — отвечает Гарри, снимая с ветки брюки.
— Ох, дерьмо, — вздыхает мужчина, а Стайлс замирает, стоя только одной ногой в штанах. Он поднимает глаза на незнакомца, и тот коротко качает головой. — Кажется, ты ищешь меня.
— Ты… — Гарри выпрямляется, а брюки падают на землю. — Ты Томмо?
— Единственный и неповторимый, — усмехается Томмо, опуская ружье и проводя пальцами по краям шляпы. — А ты кто?
— Стайлс. Гарри Стайлс, — представляется Гарри, с трудом удерживаясь от того, чтобы не протянуть Томмо руку для пожатия. Вместо этого он наконец нормально надевает брюки. — Найл сказал, что ты сможешь помочь мне.
— Помочь тебе? — вскидывает подбородок Томмо. — И почему я должен хотеть сделать это?
— Я… — нахмурившись, Гарри стягивает рубашку с ветки. Нервно пожёвывая внутреннюю сторону щеки, он просовывает руку во влажный рукав. — Я не знаю. Найл сказал…
— То, что говорит и делает Найл Хоран, не имеет никакого отношения ко мне.
— Ты научил его управляться с лассо и ездить верхом, — говорит Гарри, полагая, что стоит начать с известного факта.
— Может и так, — поджимает губы Томмо, отступая в тень, где стоит его лошадь. Он протягивает пистолет Гарри, и тот сразу же хватает его, прижимая к груди. Вскочив в седло, Томмо указывает в сторону тропинки между деревьями, которая, кажется, идёт вдоль ручья. — Моя ферма. Можем пройти там.
Прежде чем Гарри успевает ответить, Томмо щёлкает языком, и его лошадь двигается, оставляя Стайлса стоять у ручья, полураздетого и гадающего, какого чёрта сейчас вообще произошло.
Сахар ржёт, а Гарри встряхивает волосами:
— Хорошо, девочка. Дай мне только обуть сапоги.
Как только он справляется с этим, застёгивает рубашку и закрепляет кобуру на талии, то сразу же усаживается в седло. Стайлс завязывает волосы и направляет Сахар по тропинке, пока перед глазами не предстает маленькая ферма. Там амбар, пастбище, а позади деревянный домик. Гарри привязывает Сахар к столбу у самой двери и забирает с собой сумку, тихо посмеиваясь себе под нос. Его мама бы не обрадовалась, если бы узнала, что он впервые встретился с Томмо, будучи абсолютно голым, но по крайней мере он был чистым.
________________________________________
— Найл точно окажется с моим ботинком глубоко в его… — Томмо прерывается, когда замечает, как Гарри оттопывается, сбивая налипшую на каблуки грязь.
— Прости, пожалуйста, — спешит извиниться он, снимая шляпу и прижимая её к груди, и замирает у самой двери в ожидании приглашения пройти в дом.
— Заходи, — говорит Томмо, вешая свою собственную шляпу на крючок у входа.
— Спасибо, — благодарит Гарри и заходит, сразу же принимаясь оглядывать окружающую обстановку. Дом оказывается больше лачуги Найла и куда симпатичнее, чем Стайлс ожидал, с двумя дверями, которые ведут в другие комнаты, и очагом, поддерживающим тепло зимой. В окнах даже есть стёкла, что указывает на достаток Луи, а вокруг деревянного квадратного стола располагаются четыре стула. Гарри прикрывает за собой дверь, закусывая губу и пытаясь решить, что ещё сказать.
— Гарри Стайлс, — протягивает Томмо, скребя ногтями щетину на подбородке. — Ты выиграл Прескотт два года назад.
— Да, — подтверждающе кивает Гарри, — но в прошлом году только третье место.
— Знаю, я был там, — скрестив руки на груди, Томмо осматривает Стайлса с ног до головы.
— Слышал, что тебя сбросил жеребец в Шайенне (город на северо-западе США, штат Вайоминг - прим. переводчика).
— Да, — повторяет Гарри, раздумывая, что ещё Томлинсон знает о нём.
Томмо кончиком языка проводит по нижней губе:
— Ещё я слышал, что повреждение у тебя такое сильное, что в седло тебе не вернуться.
— Ну… поэтому я и здесь, — говорит Гарри, прочистив горло.
Сузив глаза, Томмо отвечает:
— Я не доктор.
— Нет, эм… Конь повредил мне правую руку. И сейчас для верховой езды она довольно бесполезна. Но левая в порядке, — объясняет Гарри, выставляя обе руки перед собой. — Найл предположил, что ты сможешь обучить меня сидеть в седле и управляться с лассо с помощью левой руки.
— Да я и не учитель, — пожимает плечами Томмо, коротко усмехаясь. — Думаю, у Найла шарики за ролики заехали.
Ехать три дня только чтобы узнать, что Томмо даже не захочет пробовать. Гарри глубоко вздыхает:
— Но ты ведь его научил.
— Я должен был. Найл жил на моей семейной ферме. Нужно же было ему как-то зарабатывать на жизнь, а правая рука у него была как грабля, — фыркает Томмо. — Ему нужно было учиться, а кому ещё было его учить?
— Тебе?
— Ну да, мне. Но это было давно, и я…
— Ты научился делать всё левой…
— Я всегда мог, — перебивает Томмо с разочарованным вздохом. — Не так хорошо, как правой, но кое-что могу. Бросание лассо далось мне довольно легко. Проще, чем Найлу.
Медленно вращая шляпу в руках, Гарри тихо говорит:
— Тогда ты сможешь научить и меня. И я могу заплатить тебе, Томмо, я...
— Прибереги свои деньги, — отмахивается Луи, играя желваками. Он выдыхает через нос, а его ноздри при этом расширяются. — И не называй меня Томмо. Никто так меня не зовёт с того момента, как я прекратил состязаться. Зови меня Луи.
Счастливо вздыхая, Гарри спрашивает:
— Так ты научишь меня?
— Не гони лошадей, — морщится Луи, проходя мимо Гарри через дверь и на улицу. Он оборачивается на Стайлса, а потом указывает на Сахар. — Для начала тебе надо заменить её.
— Ну нет, — качает головой Стайлс, снова надевая шляпу. Он запускает руку в сумку и выуживает оттуда кусок яблока, протягивая его лошади. — Сахарок была моей с жеребячьего возраста.
— Ещё одна причина сменить лошадь, — подчёркивает Луи, становясь рядом с Сахар и почёсывая её шею. Она льнет к прикосновению, а Гарри только закатывает глаза. — Она никогда не сможет привыкнуть к смене тобой руки. Может даже травмироваться. Лучше будет начать всё с нуля. Вы оба будете учиться одновременно.
— Я не откажусь от Сахарка, — отрицательно машет головой Гарри, стиснув зубы.
— Ты можешь позволить себе двух лошадей сразу? — спрашивает Луи, отступая от Сахар. Она сразу же следует за ним, на что Томлинсон усмехается и принимается чесать шею лошади.
— Я… Я правда не смогу больше ездить на ней? — понуро переспрашивает Гарри. Луи же в ответ отрицательно качает головой, а Стайлс вздыхает. — Если я не буду платить тебе, то, наверное, потяну двух лошадей, но… чёрт.
— Обдумай всё ещё раз, — просит Луи, поворачиваясь, чтобы вернуться в дом. — Ты будешь спать в амбаре. Ужин у меня как только стемнеет, завтрак — на рассвете. Ухаживать за собой будешь сам. А ещё нужно вычистить стойла, переложить сено. В общем, дел много.
— Хорошо, — соглашается Гарри, оттягивая кончик своей косы. — Нужно сделать что-то прямо сейчас?
— Нет, но мне кажется, тебе стоит осмотреться здесь, прочувствовать это место, — предлагает Луи, стоя в проёме. Он хватает шляпу и закрывает дверь. — Во время прогулки поговорим о лошадях.
Луи ведёт его к сараю, в котором хранятся инструменты, а затем к уборной, где Томлинсон говорит о том, что им предстоит перенести её, когда похолодает. Гарри закатывает глаза, как только его спутник отворачивается. Когда он жил у Найла, это было первой вещью, которую они сделали, стоило его руке хоть немного зажить. Но, по крайней мере, у Найла хватило совести закопать старую яму и выкопать новую самому. Что-то подсказывало Гарри, что Луи не будет также добросердечен.
— По дороге сюда ты видел пастбище, — говорит Луи, взмахивая рукой в нужном направлении, пока они обходят амбар.
— Ага, — подтверждает Гарри.
Луи проводит его через распахнутые двери и указывает на сеновал:
— Будешь спать здесь. Если ты, конечно, не предпочтёшь спать в стойле со своей лошадью.
— Хорошо, — отвечает Гарри, приподнимая шляпу, чтобы оглядеться. Всё выглядит как обычный амбар, хотя не то чтобы стоило ожидать чего-то большего. Гарри зажмуривает глаза и качает головой. Наверное, он просто устал.
Три дня в седле, вяленое солёное мясо, сухари и подгнившие дикие яблоки вместо нормальной еды, бессонные ночи, во время которых Гарри дёргался от каждого звука в ожидании змей, грабителей или индейцев, сказались на нём. И не то чтобы Стайлс думал, что справился бы хоть с кем-то, особенно во сне.
— Ты всё ещё ездишь на Изгое? — спрашивает Гарри, когда не замечает в конюшне знаменитого гнедого жеребца Томлинсона.
Сузив глаза, Луи внимательно смотрит на него несколько секунд:
— Изгой сломал ногу прошлой зимой.
Съежившись от стыда, Гарри говорит:
— Мне очень жаль.
Открывая одно из стойл, Луи произносит:
— Он был добрым конём. Сахарок может стоять здесь.
— Спасибо, — тихо благодарит Гарри. Он ступает в пустующее стойло и вздыхает, вспоминая о теме, которой до этого избегал. — Не похоже, что у тебя есть ещё лошадь для меня.
— Нет, — отрицательно машет головой Луи. — И я… я не знаю никого, у кого она бы была.
— Уф, это дерьмово, — морщится Гарри, пиная разбросанное сено носком ботинка. Склонив голову, Луи вопросительно смотрит на него, поэтому Гарри бросается извиняться. — Прости, я...
— Да ничего, — отмахивается Луи, закрывая стойло. — К ручью иногда приходит стадо мустангов. Я видел их как-то.
— Ты это к чему? — непонимающе хмурится Гарри.
— Пытаюсь сказать, что если сможешь поймать и удержать одного, потом сможешь сломать его, — запустив руку между деревяшками стойла, Луи щёлкает пальцами, и глаза Гарри поражённо распахиваются, когда он замечает, как к воротам подходит прекрасная пегая лошадь. — Если сможешь сделать это, сэкономишь деньги и время. Думаю, ты хочешь поучаствовать в турнире в этом году.
— Мустанг? — Гарри пригибается, заглядывая между перекладинами, пока Луи с ладони кормит лошадь кукурузой.
— Как она, — кивает Луи, и лошадь ржёт, будто понимая, что речь идёт о ней. — Это Опунция.
Это не самое странное имя для лошади, но Гарри все равно переспрашивает:
— Опунция?
— Ага, — лошадь нюхает раскрытую ладонь, словно ища ещё что-нибудь вкусненькое, а Луи ухмыляется. Морщинки в уголках его глаз становятся глубже, и выражение его лица перестаёт быть угрюмым, жёсткая линия челюсти расслабляется, а на губах появляется улыбка. — Как кактус. Ей подходит.
— Мне нравится, — кивает Гарри.
Прочистив горло, Луи убирает руку и вытирает её о штаны:
— Мустанги рано приходят попить. Пойдем утром и посмотрим.
— Ладно.
— Поставь Сахар в стойло, — говорит Луи, направляясь к двери конюшни. — Рагу готовилось весь день. Ужин будет к вечеру. А у меня ещё есть дела.
— Если я могу чем-то помочь—
— Расседлай свою лошадь. Встретимся на ужине, — повторяет Луи, приподнимая шляпу, и уходит.
________________________________________
Сахар кажется довольной хорошей чисткой и тем, что ей наконец не приходится самой разыскивать пропитание себе. Всё-таки она весьма избалованная, ведь почти всю свою жизнь провела на ранчо у Найла или Гарри, хотя там она не была уже много лет. С того момента, как Гарри стал участвовать в соревнованиях для ковбоев, ни у него, ни у Сахар не было места, которое они могли бы назвать своим домом. Не считая, наверное, ранчо Найла, на котором они время от времени бывали. Если с Луи всё пойдет хорошо, то и Гарри и Сахар останутся здесь надолго. Дольше, чем где-либо.
Как только Гарри заводит Сахар в стойло, он по лестнице забирается на сеновал, взбивая старое, ставшее уже хрупким сено и притягивая его со всех уголков, прежде чем расстелить сверху свой спальный мешок и улечься возле окна. Возможно, он и спит в сарае, но Гарри всегда нравилось иметь возможность видеть звёзды в ночи.
Земли у Луи совсем мало, это даже трудно назвать полноценной фермой или ранчо, и за всё время, что Гарри провёл здесь, он не видел ни единой души, кроме Луи. Но Стайлс всё равно вытаскивает из прикреплённой к седлу сумки весь свой выигрыш, сложенный в кожаный кошелёк, обернутый в кусок потёртой ткани. Гарри внимательно пересчитывает деньги и складывает их обратно, взглядом ища место, куда мог бы их спрятать. Рядом с лестницей отстающая деревяшка, за которой Стайлс оставляет свою ценность, цепляя ткань за торчащий гвоздь. Надёжнее этого только всё время носить деньги с собой.
После того, как Сахар накормлена и напоена, кровать подготовлена, а деньги спрятаны, Гарри совершенно нечего делать до самого ужина. Он снимает чапы и откладывает их на сено, а затем садится, чтобы стянуть сапоги. Носки всё ещё влажные после купания, и пока у Гарри есть время, он избавляется и от них, чтобы высушить, и укладывается на спину, закидывая руки за голову и накрывая лицо шляпой.
Он засыпает, думая о поимке и укрощении мустанга, и ему снится, как его сбрасывает самая большая лошадь из всех, что Гарри встречал в реальности. Когда Стайлс просыпается, всё его тело трясётся, а сам он свернулся в комочек из-за кошмара, поэтому спешит скорее подняться на ноги, чтобы избавиться от остатков сновидения. Сейчас Гарри не до страха, но он винит в этом тот факт, что не ел с самого утра.
Стайлс подходит к дому Луи, когда солнце ещё не опустилось за горизонт, оттопываясь от грязи на пороге, и проходит внутрь, сразу же замечая Томлинсона, стоящего босиком и помешивающего что-то в большой кастрюле. Парень вскидывает голову, а Гарри чувствует, как жар ползёт вверх по шее. Ощущение такое, что его поймали за подсматриванием, хотя он просто ждал разрешения пройти дальше.
— Давай, бери тушёное мясо, — говорит Луи, ложкой взмахивая в направлении двух плошек. — Поедим за столом.
— Пахнет вкусно, — замечает Гарри, кивая и забирая еду. — Спасибо.
Выдвинув стул, Луи садится и предлагает:
— Сначала попробуй, а потом уже благодари.
— Всё ещё лучше того, чем я питался в дороге, — произносит Гарри, усаживаясь напротив Луи и пристально наблюдая за ним, чтобы понять, собирается ли тот помолиться. Когда же Томлинсон без слов принимается за еду, Гарри следует его примеру, с трудом удерживаясь от того, чтобы не сравнить ложку с лопаткой. Блюдо оказывается просто потрясающе вкусным, и, как и Луи, Гарри выскребает остатки со дна миски и спешит положить себе ещё. К концу трапезы оба парня дважды накладывали добавку, и Стайлс вызывается вымыть посуду. — Я слышал, что на востоке есть какие-то водяные насосы.
Луи кивает, вытирая масло со стенок железного котелка, чтобы тот не проржавел:
— Моя сестра переехала на восток. Последнее, что я слышал, — это то, что у них туалет в доме.
— Такое зимой хорошо, — задумчиво изрекает Гарри, насухо вытирая руки об рубашку. — Здесь, конечно, наверное, не так плохо, но вот в Вайоминге в январе и феврале было просто ужасно выходить на улицу.
— Зимы тут не очень суровые, — подтверждает Луи, провожая Гарри и усаживаясь вместе с ним на крыльце. — Холодно становится, но, мне кажется, и близко не так, как в Вайоминге.
— Не буду скучать по нему, — говорит Гарри, дёргая кончик косички. — Хорошо бы иметь насос. Только представь, насколько проще стало бы принимать ванную. Просто терпеть не могу набирать воду.
— Оно и не нужно, когда ручей рядом, — пожимает плечами Луи, указывая в направлении водоёма.
— Наверное, ты прав, — щёки Гарри вспыхивают, когда он вспоминает, как был пойман совершенно раздетым, поэтому, прочистив горло, сразу же переводит тему. — У тебя есть сестры?
— Пять. И один брат. Все младшие, — отвечает Луи. — Четыре старшие учительницы. А двое младших всё ещё живут с матерью.
— У меня старшая сестра, — делится Гарри, размышляя, какого это, расти с таким количеством братьев и сестер. — Она вышла замуж и переехала в Нью-Йорк, когда я только начинал участвовать в турнирах. С того момента я с ней больше не виделся.
— Очень долго, — вздыхает Луи. — Самых младших я никогда не видел. Они родились значительно позже того, как я уехал. Странно. И не подумаешь, что можно скучать по кому-то, кого никогда не встречал, но…
— Моя сестра родила сына недавно, — вставляет Гарри, бросая взгляд на профиль Луи в тусклом свете. — Назвала его в мою честь. Хотелось бы увидеть его.
— Может, если выиграешь в Прескотте, поедешь на восток, — говорит Луи, глядя на него. — Надо возвращаться. Сегодня луны нет.
Гарри поднимается, обтряхивая руки:
— Спасибо за ужин. И, эм… Увидимся утром.
— На рассвете. Нужно прийти туда до лошадей, — подчеркивает Луи, заходя в дом и оставляя Гарри в одиночестве.
________________________________________
Несмотря на то, что спать Гарри ложился с набитым животом, утром он всё равно просыпается голодным. Стайлс добирается до домика ещё до восхода солнца, где и встречается с Луи.
— За ночь фасоль приготовилась, — констатирует Луи, разливая по чашкам кофе и подставляя одну Гарри. — Ешь скорее, нужно выдвигаться к ручью, — у Гарри даже не хватило времени поблагодарить Луи, прежде чем тот начал рассказывать их план. — Как я и говорил, я много лет не управлял лошадью левой рукой. Я думал об этом вчера перед сном. Одно дело — поймать лошадь. Да и забраться ты сможешь с левой стороны. Но совершенно другое — это когда ты приведешь лошадь сюда и станешь ломать, тогда тебе захочется садиться верхом справа. Но тебе придется привыкнуть самому и приучить лошадь делать всё слева.
— Я никогда ничего подобного не делал, — задумчиво говорит Гарри, покусывая губу и раздумывая, что может пойти не так, учитывая, что они говорят о стаде мустангов и ни одна лошадь не с завязанными глазами, не заперта и никем не удерживается, а затем шепчет: — А что, если я не смогу удержаться?
— Тогда попробуем на другой день, — пожимает плечами Луи. — Остальной табун сбежит, как только ты оседлаешь одного и тот начнет брыкаться.
— Как ты поймал Опунцию? — спрашивает Гарри, проглатывая последние капли горького кофе.
— Не упал, — пожимает плечами Луи, ополаскивая чашку в ведре, стоящем у плиты. — Выбери лошадь, которая повернута к воде, и направь её в ручей. В середине будет достаточно глубоко, чтобы она быстро устала. Тогда мы и накинем верёвку на неё и приведём сюда.
— Кажется, хорошо, что я умею плавать, — хмыкает Гарри, откладывая вымытую тарелку на плиту. Когда он заканчивает, Луи забирает ведро и выносит на улицу, выливая его в корыто для лошадей. Он хватает верёвку, и Стайлс делает тоже самое, беря Сахар под уздцы.
— Пойдём пешком, — уверенно произносит Луи, опуская шляпу ниже на глаза. — Нужно тихо подобраться, чтобы не спугнуть их.
— А что если табун не придёт? — спрашивает Гарри.
— Попробуем завтра. Но у меня такое чувство… — умолкнув, Томлинсон закидывает верёвку на плечо, и они выдвигаются к ручью, бредя по тропинке.
Гарри не отрывает взгляда от земли, осторожно обходя ветки, чтобы не издать лишнего звука или шороха. Он ступает прямо за Луи, буквально стараясь попадать в его следы, и почти сразу же врезается ему в спину, когда тот вдруг останавливается.
Вместо того, чтобы рыкнуть на него, Луи тянется назад и похлопывает Гарри по боку, а затем машет головой в сторону просвета между деревьями, сквозь который виднеется ручей. На берегу по крайней мере дюжина мустангов всех мастей и размеров, и все они, склонив головы, пьют воду.
И только несколько лошадей подходят Гарри по росту, но одна глубоко беременна, а другая настолько далеко, что Гарри придется пройти мимо всего табуна, чтобы добраться до неё, а это невозможно. К счастью, Гарри и Луи стоят против ветра, поэтому мустанги их не почувствовали.
— Рядом с нами, гнедая, — шепчет Луи так близко к Гарри и так мягко, что тому требуется мгновение, чтобы осознать его слова.
Она абсолютно великолепна. Примерно пятнадцать ладоней в длину, тёмно-коричневого, почти цвета горького шоколада оттенка с чёрными «чулками» и ушами, гривой и хвостом. — А она не беременна?
— Не эта, — Луи указывает на другую кобылу, которая явно беременна. — Вот та родит совсем скоро.
— Блять. Хорошо. Что мне делать? — Гарри встряхивает правой рукой и задумчиво смотрит на левую.
— Ждать, — шепчет Луи, бесшумно сдвигаясь чуть ближе и присаживаясь на корточки. — Подожди, пока они закончат пить. Они будут двигаться вверх, возможно, по руслу ручья. Когда это случится, ты подберёшься к ней, запрыгнешь и вцепишься в гриву. А затем… ну, не отпускай.
— Звучит несложно, — выдыхает Гарри.
— Несложно? Да. Просто? Нет.
Глубоко вздохнув, Гарри надувает щёки и присаживается рядом с Луи, ожидая нужного момента. И он наступает, как только Стайлс усаживается удобнее, вытягивая ноги, и смиряется с тем, что прождать придётся всё утро. Он подскакивает на ноги, скользя взглядом от гнедого мустанга, всё ещё стоящего у воды, к Луи, который также поднимается — так тихо, что Гарри даже не сразу замечает его рядом с собой. Томлинсон вскидывает брови, кивком головы указывая на лошадь, и Гарри снимает шляпу, протягивая ему.
— Подержишь? — спрашивает Гарри, стирая пот со лба банданой.
— Иди, — подталкивает Луи, отступая на шаг и освобождая путь Стайлсу, который старается как можно тише подойти к берегу.
Сильно сгорбившись и сложившись чуть ли не пополам, Гарри ступает в вязкую грязь, которая (и он искренне на это надеется) поглотит звук его шагов. Ему удается подкрасться к гнедому мустангу слева и остаться незамеченным, но моментально замирает, как только оказывается рядом, не зная, как сесть верхом без помощи стремян.
Оглянувшись через плечо туда, где всё ещё прячется Луи, Гарри комично расширяет глаза, пытаясь так задать свой вопрос. Томлинсон, кажется, понимает его и снимает шляпу, прыгая на месте и оттягивая свои волосы.
Гарри не остаётся ничего другого, кроме как всё-таки попытаться — он левой рукой хватает кобылу за черную гриву, а правую закидывает на холку и подпрыгивает. Лошадь пугается, когда Стайлс касается её, и старается отойти, но Гарри усаживается верхом раньше, чем она начинает брыкаться. Стайлс врезается пятками в бока мустанга, когда та резко заходит в воду, вставая на дыбы, и ему удается удержаться, вцепившись в гриву и напрягшись всем телом.
Кобыла оказывается с норовом похлеще, чем у любого жеребца, которого объезжал Гарри, и он правда удивлён, что ещё не свалился на землю. Она брыкается по ощущениям несколько часов — правая рука Стайлса немеет, левую сводит судорогой, а мышцы ног дрожат от напряжения.
Лошадь всё не унимается, мечась в ручье и вставая на дыбы каждый раз, как Гарри тянет её за гриву, чтобы отвести дальше от берега. Если она все-таки сбросит его, то на земле со всеми этими острыми камнями Стайлс скорее повредит себе что-нибудь, а сейчас ему даже простые синяки не нужны.
Когда кобыла наконец уматывается, Гарри, из последних сил цепляясь за шею животного, даже не замечает, как Луи легко накидывает на неё верёвку и тянет к себе из ручья, где Стайлс соскальзывает со спины. Ноги не выдерживают, и он падает в грязь, смеясь, переворачиваясь на спину.
Со своего места на берегу Гарри наблюдает за тем, как Луи ведёт лошадь к деревьям, и только в этот момент осознаёт, что его оставили одного. Он с трудом поднимается на ноги и, спотыкаясь, бредёт за Томлинсоном и своей новой лошадью. Шляпа Гарри всё так же висит на сломанной ветке и, схватив её, Стайлс следует за Луи, размышляя, что они будут делать весь оставшийся день.
________________________________________
— Снова, — вздёрнув подбородок, требует Луи, но в его голосе всё равно звучит нетерпение. Он даже не поворачивается к Гарри, будучи слишком занятый тем, что чинит загон, который мустанг выломал, как только они его туда завели и сняли верёвку с шеи.
Гарри ослабляет хватку правой рукой на верёвке, раскручивает петлю над головой левой, пока ритм не становится естественным, и позволяет той лететь в сторону побелевшего от времени коровьего черепа, насаженного на столб. Опять мимо. Сняв верёвку, Гарри тянет её назад и готовится снова бросать.
— Ты слишком усердно стараешься, — замечает Луи, хватая балку и хорошенько встряхивая. Он намеренно пропускает мимо ушей вздох Гарри, и когда Луи наконец оказывается доволен починкой, оборачивается и прислоняется к загону. — Ты не можешь бросать левой так, как делал это правой.
Прищурившись, Гарри потирает челюсть. Он настолько крепко сжимает зубы, что это практически больно. Гарри снова наматывает верёвку и спрашивает:
— Это всё?
— Послушай, — вздыхает Луи, снимая верёвку с одного из столбиков, где она висела всё это время. Он подходит к Гарри, держа петлю в правой руке. — Причина, по которой мы уделяем столько внимания работе с веревкой, заключается в том, что тебе нужно начать с нуля. Ты просто не можешь перенести всё то, что ты можешь правой, в левую руку. Придётся учиться снова. Выясни, что тебе удобно. Что удобно твоей руке.
Гарри почёсывает подбородок и задумчиво перебрасывает верёвку из правой руки в левую:
— В левой ничего не удобно. Как будто чужой рукой пользуюсь.
— Привыкнешь, — отмахивается Луи, вытягивая обе руки вперёд. Верёвку он сжимает в правой, и хватка почти такая же как у Гарри: ладонью вниз, большой палец перекрывает указательный и средний, но когда петля оказывается в левой, захват становится совершенно другим. Теперь ладонь его повернута вверх, а большой палец расположен вдоль веревки. — Видишь? Тебе необязательно держать так, как я, но ты не можешь использовать одинаковую хватку. Попробуй сжать покрепче или наоборот посвободнее. Петлю побольше. Или поменьше. Пробуй разные способы, пока не найдёшь то, что работает для тебя.
— Хорошо, — вздыхает Гарри, поворачивая кисть и расслабляя хватку. Он встряхивает руки, и Луи отступает назад, чтобы дать ему пространство.
Примерно с шестью футами верёвки в руках, Гарри раскручивает лассо и поднимает его над головой, ощущая, как то вращается всё быстрее и быстрее. Но вместо того, чтобы опустить прямую руку вниз, как он привык, Гарри чуть сгибает локоть, отпуская верёвку. Та приземляется прямо на череп коровы, повиснув на одном из рогов, и Гарри поражённо ахает.
Улыбаясь от уха до уха, он восторженно выкрикивает:
— Я сделал это!
Луи коротко кивает, забрасывая на плечо свою верёвку. Он подходит сараю и требует:
— Ещё раз.
Гарри хмурится и стягивает петлю, сжимая её в левой руке. Он оборачивается, смотря на уходящего Луи, и отводит верёвку в сторону, как делал до этого. Подняв руку, Гарри снова раскручивает лассо, которое всё стремительнее набирает скорость. Он отпускает её, пристально глядя на свою цель, и верёвка, описав дугу, обхватывает плечи Луи. Прежде чем тот успевает сказать хоть что-то, Гарри натягивает верёвку, и Луи почти падает, отступая назад. Он через плечо оглядывается на Гарри, ослабляя петлю, и та падает на землю:
— Неплохо, Стайлс.
— Спасибо, — гордо улыбается Гарри.
— Бросай свои игрушки, — кидает Луи, указывая на верёвку. — Надо сено перевезти. Будешь учиться делать это левой рукой.
Нет никакого смысла дуться на эти слова, но Гарри всё равно сверлит взглядом спину Луи на пути к сараю. Он всегда менял руки, когда бросал сено, поэтому левую задействовать не так уж и сложно, но Луи внимательно смотрит, чтобы правая никак не участвовала, и не даёт ему отдохнуть, пока дело не сделано. Когда же Гарри наконец заканчивает, он жутко измотан и страшно хочет есть.
Гарри потягивается, а затем разминает плечи, стараясь поубавить напряжение в них, массирует кулаками поясницу, и, видя, как Луи делает то же самое, спрашивает:
— Могу я помочь с ужином?
— Можешь поймать его, — отвечает Луи, протирая лицо банданой. — Ты рыбачил раньше?
— В детстве, — пожимает плечами Гарри, не отставая от Луи, когда тот идёт к дому.
— Отлично. Тогда сможешь поймать рыбу, — внутри лучи солнца освещают полы, проникая сквозь окна, и Гарри снимает шляпу, заправляя выбившиеся из косы волосы за уши. Луи ведёт его прочь из гостиной, и Гарри на секунду кажется, что тот покажет свою спальню, но в тёмной комнате кровати нет. Вдоль стен стоят разнообразные инструменты, а под окном — умывальник, в углу — удочка, ведро и подсак. Луи хватает всё это и продолжает. — У меня есть бечёвка и парочка крючков, но тебе самому надо найти хорошую палку и грузило.
— Что-нибудь ещё нужно сделать? — уточняет Гарри, вновь надевая шляпу.
— Придумаешь, что ещё сделать? — спрашивает Луи, качая головой. — Бобы всё ещё тушатся на плите. Можешь добавить туда воды. И помешай. А потом найди уже палку, и встретимся у ручья.
— Хорошо, — кивает Гарри, проверяя, есть ли чистая вода в ведёрке у плиты. Он делает именно то, что сказал Луи: проверяет огонь и направляется к лесу, чтобы найти палку. Боже, он так давно не рыбачил, что не сомневается — все пройдет ужасно.
Основание для удочки находится довольно легко: ветка примерно с палец шириной, идеально подходящая. Гарри отламывает её от дерева и, опустившись на колени, срезает сучки и обрывает листья, а затем принимается искать камушек, который можно будет использовать в качестве грузила.
Сегодня было чертовски сложно, но намного лучше, чем Гарри ожидал, и если он сможет завершить череду хороших событий поимкой ужина до захода солнца, то этот день станет самым счастливым с момента победы в Прескотте два года назад.
Когда Гарри выходит из тени деревьев около ручья, то не замечает Луи, но на плоском камне на берегу лежит моток верёвки, рядом с ним нож, а на земле стоит ведро с одиноким крючком на дне. Гарри пожимает плечами и усаживается на камень, оценивая гибкость выбранной им палки. Ножом он отрезает бечёвку и привязывает к одному концу, приматывая камушек и добавляя крючок.
Согнувшись в три погибели, Гарри ступает на мягкую и влажную землю у самой кромки воды в поисках червя, которого он сразу же и находит. Наживка моментально оказывается на крючке, и Гарри откладывает удочку на камень, стягивая с ног сапоги вместе с носками. Закатав штаны до колен, Гарри входит в ручей.
— Гарри! — окликает его Луи, и Гарри находит того, стоящим по пояс в воде: без верха, но в шляпе. Задняя сторона шеи Гарри вспыхивает от одного взгляда на обнаженную грудь Луи и мысли, что толща воды, должно быть, скрывает отсутствие одежды внизу. — Оттуда ты особо ничего не поймаешь!
Гарри оборачивается и замечает ветку, на которую ещё вчера набрасывал свои собственные вещи, а теперь оттуда свисает одежда Луи.
— Ты голый? — спрашивает Гарри, щурясь, словно это позволит ему увидеть что-то сквозь воду.
— В чем мать родила! — довольно усмехается Луи, забрасывая удочку в глубину ручья. При этом мышцы его спины соблазнительно перекатываются, и на секунду Гарри удается разглядеть ямочки внизу спины. — Но ты вполне можешь остаться в штанах.
— Я… — Гарри прочищает горло, скрывая тем самым смешок, и указывает на одежду Луи, оставленную на берегу. — Нет. Нет, я, эм… Я просто…
Развернувшись и поскользнувшись при этом, но сумев устоять, Гарри неспешно отходит в тень. Он расстёгивает рубашку и перекидывает через ветку, а затем глубоко вздыхает, качая головой из-за такого неуместного смущения.
Это же просто Луи. Гарри миллион раз раздевался перед Найлом и даже в куче неловких ситуаций, как, например, в тот раз, когда они заночевали на одной стоянке, а проснулись все в бегающих по ним муравьям. Они оба, на ходу снимая с себя одежду, бросились в разные стороны в полной темноте, сбрасывая с себя кусающихся насекомых.
Гарри спускает штаны вместе с бельём, встряхивает их и размещает рядом с остальной одеждой, а затем возвращает шляпу на голову. Не задумываясь, он прикрывает рукой член и яйца и идёт к воде.
С удочкой в руке Гарри ступает в ручей, задерживая дыхание, когда вода касается верхней части бёдер, а затем, втянув воздух сквозь зубы, он сгибает колени, погружаясь в воду. Та оказывается не слишком холодной, но между ног всё словно сжимается.
Гарри останавливается на приличном расстоянии от Луи, чтобы случайно не «поймать» его, когда будет закидывать удочку.
— Верни обратно, а потом забрось левой рукой, — требует Луи, и Гарри драматично вздыхает, но подчиняется.
— Ещё немного, и я вообще забуду, как пользоваться правой рукой, — бурчит Гарри, наблюдая, как крючок погружается в воду.
— А ты не этого добиваешься? — переспрашивает Луи, вопросительно глядя на него.
— Я… Я имею в виду, что есть некоторые вещи, для которых она всё ещё хороша.
— Прескотт не так далеко, — замечает Луи, кивая куда-то в сторону города. — Там есть бордель, если ты готов заплатить.
— Я не… — Гарри откашливается в кулак, отворачиваясь от Луи, чтобы скрыть румянец. — У меня теперь две лошади, которых надо прокормить.
Луи поводит плечом и перебрасывает удочку в левую руку:
— Я сам убежденный холостяк (завуалированное признание в том, что мужчина — гей - прим. переводчика).
— О, — шепчет Гарри, а его живот сжимается от одной мысли о том, что Луи спит с другим мужчиной.
Боковым зрением он замечает, как Луи поворачивается к нему и смотрит в упор:
— Это одна из главных причин, по которой я переехал сюда. По большей части здесь всем всё равно.
— Мне всё равно, — моментально бросает Гарри, крепко зажмуриваясь.
— Угу.
— Правда! — съёжившись, Гарри заставляет себя взглянуть на Луи.
— Клянусь. Твоя личная жизнь меня не касается, да?
— Только пока ты не хочешь стать её частью, — усмехается Луи.
Прежде чем Гарри успевает обдумать свой ответ, нечто дёргает бечёвку, поэтому Стайлс тянет удочку на себя, неосознанно перехватывая её в правую руку:
— Что-то есть.
Луи хватает Гарри за запястье и произносит:
— Не меняй руку.
— Хорошо, хорошо, — вжимая ветку в живот и крепко сжимая её левой рукой, Гарри делает неуверенные шаги назад в надежде, что более надёжная почва под ногами сделает его устойчивее. Пока Гарри всё оттягивает удочку, Луи хватается за верёвочку, вытягивая из воды рыбку. Она меньше, чем Гарри ожидал, чуть больше его ладони.
— Ну, хоть что-то, — хмыкает Луи, подтягивая верёвку и передавая бьющуюся рыбёшку Гарри. — Опусти её в ведро с водой, Стайлс. Пусть поплавает, пока не наловим столько, чтобы наесться.
Гарри кивает, чувствуя неловкость от того, что всё больше его обнажённого тела показывается, когда идёт к берегу. В тот момент, как он оборачивается, Луи не смотрит, поэтому Гарри успокаивается. Он берётся за нож, который так и лежал на камне, и отрезает верёвку, чтобы вытащить крючок изо рта окуня, а затем опускает рыбу в ведро и снова прикрепляет крючок к своей леске, нанизав ещё одного дождевого червя.
— Неплохо справился левой, — отмечает Луи после того, как Гарри насаживает червя на крючок и возвращается к ручью.
— Кажется, да, — произносит Гарри, входя в воду по пояс. Игнорировать их наготу значительно легче, когда нижняя часть тела скрыта, но Стайлс всё сильнее осознает свою близость к Луи. — Кстати, что я всё-таки поймал?
Луи хохочет и, присев, быстро окунается в воду с головой. С мокрыми волосами, откинутыми назад, он выглядит совершенно по-мальчишески, и его голубые глаза сияют в свете вечернего солнца. Снова поднявшись во весь рост, Луи говорит:
— Леща. Ну, или лещика, тут как назовешь. Рыбы эти любят прятаться в растениях и воде поглубже. Большую часть года они меня кормят, пока ручей совсем холодным не станет.
— Тебе повезло, что эта речушка совсем рядом, — кивает Гарри сам себе, забрасывая поплавок подальше.
— Нет тут никакой удачи, — отмахивается Луи, сматывая верёвку, а затем в очередной раз закидывая крючок. — После моей третьей победы, денег я заработал достаточно, чтобы купить землю и построить на ней дом. Это место показалось идеальным, потому что я думал, что ещё пару лет поучаствую в соревнованиях. После четвертой победы я смог добавить к дому ещё две комнаты.
— Почему ты закончил соревноваться? — спрашивает Гарри, погружаясь в воду, чтобы охладить перегревшуюся кожу. Он зажимает в подмышке самодельную удочку и расплетает косу, пробегаясь пальцами сквозь спутанные пряди только для того, чтобы слегка смочить их и опять завязать.
Веревка на удочке Гарри неожиданно дёргается, прерывая разговоры, и он тянет за нее; вот только крючок появляется на поверхности абсолютно пустой. После повторного заброса, Гарри повторяет свой вопрос Луи, на что тот вздыхает.
— Просто не хотел этим больше заниматься. Начал, потому что нужны были деньги, и я знал, что смогу выиграть. А когда я победил четыре раза… Ну, и я больше не был таким уж юным. Так что стал думать, что дальше буду только проигрывать.
Гарри понимающе мычит, но не говорит ни слова — просто не знает, что сказать. Если бы Луи не оставил соревнования, Гарри бы столкнулся с ним два года назад. И он очень сомневается, что выиграл бы, встреться он с Томмо на его территории.
— Не хотел проигрывать, — подчеркивает Луи, пожимая плечами. — Я всегда понимал, что если сделаю это, то год за годом буду возвращаться, только чтобы погреться в лучах уже обретённой славы.
— Думаешь, я делаю именно так? — судорожно сглатывает Гарри. Он достаточно зрелый, чтобы признать, что и сам думал так раз или два.
Луи в очередной раз тянет удочку и цепляет нового червя на крючок.
— Я думаю, что то, что ты делаешь — безумие. Но… Кто я такой, чтобы судить? Может, ты достаточно упёртый, чтобы урвать победу в июле.
— Да? — недоверчиво уточняет Гарри, не в состоянии скрыть своё удивление.
— А тебе так не кажется? — у Луи клюёт, и он сразу же тянет на себя удочку, двигаясь к берегу, пока наконец ещё один лещ, больше, чем тот, которого поймал Гарри, не показывается из воды. Луи молча снимает улов с крючка и сразу же цепляет на него свежую наживку, подходя ближе к Гарри. К разговору он возвращается, только снова оказавшись в воде. — Если сомневаешься, что можешь победить, то зачем вообще участвуешь?
— Дело ведь не только в победе, — говорит Гарри. — Конечно, хотелось бы опять выиграть, особенно Прескотт или Шайенн, но для меня… — прервавшись Гарри начинает увлечённо возиться с верёвкой, пытаясь собрать мысли в кучу. На эту тему он даже с Найлом не разговаривал. — Когда тот жеребец сломал мне руку, говорили, что моей карьере конец. Все. Даже Найл.
— Но ты хочешь закончить всё на своих собственных условиях, — заканчивает Луи, словно обликая мысли Гарри в слова.
— Именно.
— Я хотел сделать так же.
— Но мне всё равно кажется, — неуверенно говорит Гарри, кусая внутреннюю сторону щеки, — что выиграть ещё раз было бы хорошо.
Луи усмехается и пихает Гарри локтем под рёбра, а уже через секунду вытаскивает ещё одну рыбку. После этого каждый из них ловит ещё по одной (все они оказываются меньше первых двух), и затем они наконец выбираются из воды.
Огромный плоский камень оказался удобным местом для чистки рыбы, и с учётом того, что работали Луи и Гарри вместе, управились они быстро. И Гарри лишь немного краснеет от мысли, что они вот так просто сидят абсолютно голые, но и только потому, что Луи с усмешкой просит его не зацепиться крючком за член.
Вернувшись домой, Луи принимается за готовку рыбы, сладкое и нежное мясо которой они с Гарри позже едят прямо из сковородки. За день Гарри устал настолько, что даже и не помнит, как забирается на свою лежанку и немедленно проваливается в сон. На утро он просыпается с ужасной болью в мышцах и изо всех сил надеется, что она утихнет, потому что Луи ему уж точно спуску не даст.
_______________________________________
Из-за того, что ферма Луи довольно маленькая, делать тут особо нечего, за исключением выращивания овощей и фруктов для него самого и парочки соседей. В первую свою неделю Гарри узнал о группке вдов, живущих рядом с Прескоттом, о которых заботится Луи. Полдюжины совершенно одиноких женщин, которым некому помочь и которым худо бы пришлось без Луи.
Несколько дней в октябре Гарри и Луи проводят убирая кукурузу, и Томлинсон рассказывает, как провёл свои первые месяцы здесь, копая неглубокие каналы от ручья к посадкам, чтобы не приходилось таскать воду. Покончив с полем, они переложили всю кукурузу в тележку. Туда же Луи добавляет пару бушелей подсушенных чёрных бобов и запрягает Опунцию, становясь сбоку от лошади.
— Как часто ты это делаешь? — спрашивает Гарри, когда они доходят до лачуги на краю городка.
— Так часто, как надо, — отвечает Луи, похлопывая Опунцию по шее. — Четверо из этих вдов живут в этом домике. Раньше они сами обрабатывали землю, но с возрастом им это стало совсем тяжело. Вот я и помогаю, чем могу.
— Это похоже на тебя, — пожимает плечами Гарри, туже завязывая кончик косы. Он бы делал то же самое для своей мамы, если бы она не переехала с Джеммой в Нью-Йорк.
— Как я уже сказал, делаю, что могу.
Дверь дома распахивается ровно в тот момент, как они ступают на протоптанную дорожку, и Гарри второй раз оказывается на мушке. Он молниеносно замирает, вскидывая руки, а Луи рядом только хохочет.
— Это я, Элизабет, — кричит он, приветственно взмахивая рукой, и женщина наконец опускает ружье.
— Мэри сказала, что на дорожке какой-то незнакомец, — хмурится Элизабет, окидывая Гарри недоверчивым взглядом, но всё-таки оставляет оружие у стены дома. — Ты нанял мальчика для работы на ферме?
— Да нет, — отвечает Луи, подводя Опунцию ближе к дверям, чтобы было удобнее разгружать тележку. — Это Гарри. Он будет мне помогать какое-то время.
Элизабет понимающе мычит, осматривая Гарри сверху донизу, и, шагнув назад, оповещает:
— Это Луи и мальчик, которого он нанял.
Когда Элизабет оборачивается, у неё из-за спины показываются три старушки, которые так же внимательно осматривают Гарри. Настолько внимательно, что тот краснеет, и когда одна из них, поправив волосы, подмигивает, румянец на его щеках становится ещё ярче. Женщина кивает двум другим, и те тоже улыбаются. Кажется, что на троих у них пропали две дюжины зубов.
Луи указывает на старушку пониже и представляет:
— Это Мэри. Милая кудрявая дама — Энн. А та, что осматривает тебя как крупный рогатый скот, — Маргарет.
— Он ужасно милый, — констатирует Маргарет, заправляя за ухо выбившуюся прядь седых волос.
— Боюсь, он не может позволить себе содержать Вас, — улыбается Луи, а Маргарет только машет на него рукой.
— Не нужны мне его деньги, — отмахивается она, а глаза Гарри распахиваются от удивления.
Он целенаправленно занимает себя тем, что принимается выгружать из телеги бобы и проверять колёса, но отвлекается, слыша, как Луи хихикает и хлопает себя по бёдрам.
— Не стоит, мэм. Вы смущаете его. Гарри! Бросай это!
Гарри неохотно поднимается на ноги, не в силах скрыть свои раскрасневшиеся щёки.
— Да, сэр?
Вскинув брови Луи, произносит:
— Давай быстрее и перестань трепаться с этими милыми дамами.
— Но… — хмурится Гарри, но всё равно покорно следует за Луи, занося кукурузу в дом.
Когда они заканчивают, вдовушки выстраиваются в ряд и машут им, пока Гарри и Луи, который ведёт Опунцию под уздцы, отправляются домой.
— Так Маргарет, эм…
— Проститутка? — заканчивает Луи за Гарри. — Да, была когда-то. Мисс Маргарет известна всей округе в качестве ночной бабочки. Насколько я знаю, она покончила со всем этим, когда встретила Энн.
— Они, эм… женаты? — уточняет Гарри.
— Можно и так сказать, — отвечает Томлинсон и снова оглядывается, чтобы помахать. — Не знаю, какая тут роль у Мэри и Элизабет, да меня это и не касается.
Гарри неловко поправляет шляпу и натягивает бандану, чтобы скрыть рот и нос, а Луи смеётся.
— Не скрывай своё смущение рядом со мной, — просит он и, открыв свою флягу, делает глоток.
— Их, эм… — теперь Гарри опускает бандану и сам отпивает воды. — Но их же четверо!
Луи понимающе мычит и кивает, пока Гарри опрокидывает последние капли из фляги в рот:
— Мне кажется, это что-то типа карусели (вся фишка в "друг за другом", в оригинале было daisy chain, эвфемизм для группового секса - прим. переводчика).
Гарри давится водой (она даже выливается у него изо рта), а Луи хохочет, прикрывая рот тыльной стороной руки. Когда дыхание Гарри наконец выравнивается, он вытирает лицо и произносит:
— Две другие женщины, к которым мы сходим… Они, эм…
— Люси и Джейн сестры, — улыбается Луи. — Они были замужем за близнецами, которые привезли их на Запад из Вирджинии. Мужья отправились в Калифорнию, но так и не вернулись.
— Они умерли? — спрашивает Гарри, но Луи в ответ только пожимает плечами.
— Надеюсь, — ворчит Луи и тут же переводит взгляд на Гарри, чтобы убедиться, что спорить тот не собирается. — По крайней мере, они заслужили это после того, как бросили своих жён в пустыне на произвол судьбы, и ускакали на поиски золота.
— Не могу сказать, что ты неправ, — согласие Гарри, кажется, успокаивает Луи, и какое-то время они идут в комфортной тишине. Знакомство с Люси и Джейн происходит уже без такого сильного смущения, и они направляются в городок.
— Придумал имя? — спрашивает Луи, а Гарри ухмыляется.
— Специя, — когда Луи на эти закатывает глаза, Гарри понимает, что имя идеальное, и пропевает. — Сахар и Специя — отличная концепция (отсылка на песню Sugar And Spice And Everything Nice - прим. переводчика).
— Ты ведь в курсе, что так себя ведут только маленькие девочки? — тянет Луи, копируя Гарри, и ухмыляется. — Ну, мне так говорили.
— Не знаю, — отмахивается Гарри, — но мне кажется, имя хорошее.
— Завтра начнём ломать её.
— Я, эм… — Гарри прочитает горло и смотрит на Луи поверх спины Опунции. — Я никогда этого не делал.
— Никогда не укрощал лошадь?
Гарри отрицательно качает головой.
— Мне никогда не нравилось смотреть. И делать этого я тоже не хотел.
— Тогда как ты вообще исхитрился заняться объездкой мустангов и заарканиванием?
— Я неплохо управлялся с лассо, — вздыхает Гарри. — Трюки давались легко, а потом я перенёс свои навыки на бычков. Сложности были только с родео — я никогда этого не делал, — но там можно было неплохо заработать, так что…
— Многие воспринимают укрощение лошади так, будто сама лошадь сделала что-то плохое, — хмурится Луи, уводя Опунцию с тропы на пыльную дорогу в сторону Прескотта. — Я так думаю, что и тебя надо сломать, прежде чем позволить тебе сделать то же самое со Специей. А знаешь, мне нравится. Хорошее имя.
— Спасибо, — благодарит Гарри, пока до него доходит смысл слов Луи. — Что ты имеешь в виду под «сломать меня»?
— Видишь, как себя ведёт Опунция? — спрашивает Луи, и Гарри кивает, хлопая лошадь по холке. — Мы говорим друг с другом.
С губ Гарри срывается смешок, но он тут же виновато опускает глаза, когда Луи хмуро смотрит на него:
— Прости.
— Мы говорим друг с другом, — повторяет Луи, вскидывая бровь, словно проверяя, посмеет ли Гарри рассмеяться ещё раз. — Я мягок с ней. Опунция мне доверяет. Не хочу, чтобы она боялась меня. Она уже… Лошади не хищники. А вот люди — да. Для них естественно бояться нас, так что я стараюсь не усугублять.
— Никогда не смотрел с этой стороны, — задумчиво протягивает Гарри. — Поэтому мы завели Специю в загон и просто оставили в покое.
— Ага. Мы даём понять, что у неё есть еда и вода, что она в безопасности и мы не обидим, — говорит Луи. — Если она доверится тебе, то позволит сесть на себя верхом. Безопаснее для вас обоих.
— В этом явно есть смысл, — соглашается Гарри. — И я доверяю тебе.
— Я ценю это, — кивает Луи и останавливает Опунцию около входа в «Лавку Пейна». — И в этом тебе тоже нужно довериться мне. Мы должны купить ткань. У тебя только один комплект одежды, и если ты всё-таки планируешь задержаться, то тебе потребуется ещё хотя бы два. Нельзя жить так, словно ты всё время в поле пасёшь скот, когда есть возможность помыться чаще, чем раз в неделю. Ты начинаешь попахивать.
Щёки Гарри вспыхивают, и он нервно натягивает шляпу ниже, вжимая ещё и голову в плечи:
— Я не… Я не…
— Чш-ш-ш, Гарри, — просит Луи, привязывая Опунцию к столбу. — Я ещё не забыл, каково жить в тяжёлых условиях. Купим ткань и сошьём тебе новую…
— Я не умею шить.
— Хорошо, что я умею, — улыбается Луи. — Как я уже сказал, купим ткань и, если захочешь, ещё и какое-нибудь вкуснопахнущее мыло, которое тут продаётся. Мне нужно будет забрать парочку вещей, а потом можно выдвигаться обратно.
— Ладно, — вздыхает Гарри, стряхивая пыль с одежды, и только сейчас понимает, насколько он на самом деле грязный. Прошла уже неделя с того момента, как он купался в ручье, и Гарри до сих пор трудно осознать, что вода так близко и доступно. Он похлопывает себя по внутреннему карману на груди, где спрятан кожаный кошелёк, и заходит в магазинчик.
Последний раз Гарри был в магазине много месяцев назад, когда покупал себе новые сапоги. А теперь, в дополнение к уздечке для Специи и шерстяному одеялу на зиму, ему нужна ещё ткань для новых рубашек и штанов, да и мыло бы не помешало.
Амуниция находится в задней части лавки, и Гарри направляется туда один, выбирая по совету Луи уздечку без удил. Из любопытства он оглядывает и продающиеся седла, но быстро уходит. Одеяло оказывается выбрать легко — оно просто должно быть тёплым, — поэтому Гарри выбирает шерстяное и серое, предварительно проверяя, хватит ли его длины, чтобы укрыть его, и относит покупки в основную часть магазина.
— Прошу прощения, — привлекает внимание продавца Гарри, и тот кивает из-за прилавка, забирая из рук выбранное.
— Возьмёте седло?
— Нет, эм… Нет, спасибо, — качает головой Гарри. — Мне бы ещё ткань, только я не знаю, сколько надо.
Постукивая по потёртому деревянному прилавку, мужчина предлагает:
— Оставь пока всё здесь. Какая именно ткань нужна?
— Я… не знаю, — виновато пожимает плечами Гарри, нервно натягивая жилет. — Что-нибудь для брюк и рубашки, я думаю, сэр.
— Лиам, — подмигивает продавец. — Не обязательно называть меня «сэр».
— О, эм… Лиам, — Гарри тянется вперёд для рукопожатия, и Лиам крепко сжимает его ладонь в своей. — Приятно познакомиться. Я Гарри.
— Видел, что ты пришел с Луи. Вы друзья? — спрашивает Лиам, выходя из-за прилавка. Когда Гарри кивает, Лиам кричит куда-то за спину. — Зейн, посмотри за кассой! — и другой мужчина — какой-то странно знакомый, — появляется из подсобки, но Гарри не успевает подумать, где же мог видеть его, потому что Лиам отводит его к полкам с тканью.
Имени «Зейн» он раньше не слышал, но уже через секунду Гарри вспоминает, где же видел его.
— Это же Зи? Вольтижер (вольтижировка — дисциплина конного спорта, в которой спортсмены выполняют программы, состоящие из гимнастических и акробатических упражнений на лошади. - прим. переводчика)?
Лиам улыбается и кивает:
— Единственный и неповторимый. А ты занимаешься родео, да?
— Именно, — хмыкает Гарри. — Как ты догадался?
— Ты знаешь Зи, — пожимает плечами Лиам. — Луи довольно известен среди ковбоев, но если они не причастны к соревнованиям, то и никто и не признаёт его. Ковбои знают других ковбоев.
— Ковбои знают других ковбоев, — повторяет Гарри, слово стараясь распробовать незнакомое слово. Оно сильно отличается от привычного «вакеро» или «баккару» (другие наименования для ковбоев - прим. переводчика), которое никогда ему не нравилось, а вот «ковбой» звучит так, будто он коровий сын.
— Ага, — кивает Лиам, вытаскивая рулон коричневой ткани. — Вот эта подойдёт для брюк. Достаточно плотная, чтобы не протираться от езды в седле каждый день, особенно если ты будешь в чапах.
— Как думаешь, сколько мне понадобится для двух пар брюк и рубашек? — уточняет Гарри, хмуро глядя на рулон.
— Не эта, — говорит Луи, появляясь с другой стороны от Лиама.
Прижав руку к груди, Гарри спрашивает:
— Почему нет?
— Слишком жёсткая, — забрав из рук Лиама рулон, Луи кладёт его на место и вытягивает ткань цвета голубого безоблачного цвета. — Вот этого хлопка на две рубашки, Ли, и у тебя нет больше того черного полотна?
— Та, что ты купил в январе? — переспрашивает Лиам, находя нужный рулон раньше, чем Луи успевает ответить. Он достаёт его, а Луи одобрительно мычит. — Я отрежу на прилавке. Ты сказал, на две пары?
— Спасибо, Ли, — благодарит Луи, хлопая его по плечу. — Убедись, что на длину этих ножек хватит.
Гарри подавляет смешок и говорит:
— Это же просто штаны, Луи.
— Да? — спрашивает Луи, скользя ладонями по своим бёдрам. — Мыло, про которое я тебе рассказывал, на полке за прилавком.
— О, эм… — Гарри крепко зажмуривается, вспоминая, как Луи намекнул, что он пахнет не очень. — Хорошо. Я посмотрю.
Гарри подходит к стойке, где Лиам отрезает ткань, и окидывает взглядом полочку с мылом, неуверенный, откуда начать и стоит ли понюхать или выбрать по бумажке с названием запаха, обернутой вокруг каждого куска.
— В этом сухие мятные листья.
— Ой! — Гарри резко оборачивается, встречаясь взглядом с Зейном, и с трудом удерживает мыло в руках. — Привет, эм… Мятные листья?
Зейн кивает и забирает кусок из рук Гарри.
— В этом мятные листья и уголь. Подходит для мытья тела, но не для стирки цветных вещей. Для того голубого хлопка я бы посоветовал обычное щелочное мыло.
— Ладно, эм… — Гарри находит его на полке и кладёт на прилавок. — А для чего уголь?
— Он помогает убрать грязь и сало, — рассказывает Зейн, наклоняясь и снова вставая с маленькой стеклянной баночкой, полной серого порошка. Он откручивает металлическую крышку и высыпает немного на ладонь. — Это новый зубной порошок. Мы только начали его закупать.
— Зубной порошок? — хмурится Гарри, разглядывая насыпанное в ладони Зейна.
— Для чистки зубов, — объясняет Зейн, отряхивая руки. — Ты смачиваешь тряпочку, погружаешь в порошок, а затем трёшь зубы. Я попробовал и мне понравилось. Может, начну делать его сам, как и мыло.
— Ты делаешь мыло?
— Звучишь удивлённо, — тихо усмехается Зейн. — Я ведь могу заниматься не только родео.
— Я… Не то чтобы я… Думаю, всё дело в том, что я не знаю ничего о производстве мыла. Всё это кажется какой-то магией.
— Да нет совсем, — улыбается Зейн. — Я могу показать тебе процесс, но только не сегодня.
Резко кивнув, Гарри отвечает:
— Не сегодня. Но покажешь?
— Конечно, — кивает Зейн, завинчивая крышку баночки с зубным порошком.
— Я бы купил и его тоже, — машет головой в сторону порошка Гарри, и Зейн достает из-под прилавка новую баночку.
— Что-нибудь ещё?
— Ткань, которую отрезает Лиам, одеяло и уздечка, мыло, — считает Гарри, перебирая позиции списка в голове. — Это всё.
Лиам оборачивает ткань в бумагу, а Зейн вкладывает кусочек мягкой шерсти для зубного порошка, обещая научить Гарри мыловарению ближе к зиме, когда дел на ферме станет в разы меньше. Гарри убирает мелкие покупки в карманы жилетки и в ожидании Луи распрягает Опунцию и отводит её попить перед обратной дорогой.
Пока она пьет, Гарри встряхивает бандану и затем снова завязывает вокруг шеи, мечтая, чтобы мысль о покупке новой возникла у него, пока он был в магазине. Сейчас она у Гарри только одна, очень мягкая, но старая и потёртая в местах сгибов.
— Я уже подумал, что кто-то украл Опунцию, — хмыкает Луи, заставляя сердце Гарри сбиться с ритма второй раз за день. — Были какие-то сложности с тем, чтобы привести её сюда?
— Нет, совсем, — отвечает Гарри, поглаживая Опунцию по холке. — А что?
Луи почёсывает подбородок и переводит взгляд на Гарри, глядя поверх спины лошади:
— Она особо тебя не знает. Я удивлён, что она спокойно пошла.
— Я сказал, что веду её попить, — говорит Гарри, морща нос. — Думаю, я кажусь ей безобидным.
— Сюсюкаешься с моей лошадью? — Опунция поднимает голову и фыркает, вызывая у Луи смешок.
Закусив нижнюю губу, Гарри пожимает плечами:
— Если только чуть-чуть.
Переводя взгляд с глаз Гарри на его губы, Луи вздыхает:
— Ну, тогда ты можешь запрячь её обратно. Если будет время, займёмся сегодня твоей новой одеждой.
Так как на обратном пути заходить им никуда не нужно, то до фермы они добираются значительно быстрее, и Луи сразу же отправляет Гарри к ручью ополоснуться.
Как и всегда, Гарри сначала стирает одежду, используя мыло Зейна, и развешивает на ветке, пока пробует зубной порошок. Он весь пачкается и даже немного просыпает, но после во рту делается свежо и чисто. Закрыв баночку, Гарри направляется в воду, чтобы помыться. От мятного мыла кожу покалывает, а уголь заметно её отшелушивает, как и говорил Зейн. Гарри даже промывает волосы и, закончив, усаживается на плоском камне, чтобы обсохнуть и распутать узелки в кудрях, пахнущих мятой. Он сразу же решает, что заплетёт волосы только перед сном.
Когда солнце нагревает плечи Гарри, он проверяет одежду, но высохли пока только чулки и нижнее белье. Он вздыхает, раздраженный тем, сколько времени уходит на сушку одежды, и с неохотой признаёт, что дополнительный комплект одежды позволит мыться чаще. Желания ждать у Гарри нет, поэтому он натягивает мокрые штаны и идёт к домику, где его ждёт Луи.
________________________________________
Стоять в центре гостиной в доме Луи в одном только нижнем белье явно было не тем, чего Гарри ожидал от этого дня. Или любого другого дня, честно говоря.
— Не двигайся, — требует Луи и уже не впервой.
— Я стараюсь, — ворчит Гарри, прикрывая глаза и надеясь заставить своё тело прекратить шевелиться.
В последний раз он занимался этим, когда был всего лишь мальчишкой после того, как вдруг резко вымахал, и его мама вынудила его стоять на трехногой табуретке, пока измеряла для пошива новой пары штанов. Табуретка безостановочно покачивалась, но сейчас Гарри было куда труднее поймать равновесие. Ни один мужчина в его жизни ещё не был так близко к его члену.
Опустившись на колени на полу перед ним, Луи поднимает зажатую в руках портновскую ленту. Он разматывает её и уточняет:
— Ты хочешь, чтобы брюки обтягивали?
— Да? — вопросительно отвечает Гарри, думая, что подтяжки, которые у него есть и нужны для удачной посадки. Его нынешнюю пару — кожаную и ставшую мягкой от частой носки — подарила ему Джемма. Но Гарри предполагает, что всё равно сможет носить подтяжки, даже с парой подходящих по размеру брюк.
Зажав карандаш между зубами, Луи подносит один конец ленты к самому верху внутренней стороны бедра Гарри. Пока Стайлс задерживает дыхание, Луи нежно нажимает на измеритель, и остаток падает вниз. Томлинсон кивает и, глянув на ленту, записывает длину карандашом.
— Это длина по внутреннему шву, — отмечает Луи, усаживаясь на пятки. Глаза Гарри поражённо распахиваются, когда Томлинсон проводит рукой между его бёдер, измеряя объём самой широкой части и также записывая результат.
Поднявшись на ноги и потянувшись, Луи засовывает карандаш за ухо и просовывает ладони между боками и руками Гарри, оборачивая ленту вокруг талии. У Гарри сразу же начинает кружиться голова, и он запрокидывает её, стараясь ровно начать дышать. Он бездумно пялится в потолок в ожидании, пока Луи сделает все необходимые замеры.
— Сколько тебе лет? — спрашивает Луи.
Уронив голову назад, Гарри отвечает:
— Двадцать семь.
— Отлично, просто хотел убедиться, что ты больше не вырастешь, — закусив губу, Луи опускает ленту ниже; так, что она оказывается на верхней части ягодиц, и Гарри кажется, что он сейчас хлопнется в обморок — костяшки пальцев Луи оказываются в считанных миллиметрах от его члена. Томлинсон делает шаг назад, а Гарри задаётся вопросом — пропадёт ли когда-нибудь его румянец. Он привык, что на него смотрят во время участия в соревнованиях, но это не распространяется на моменты, когда он практически раздет.
— Последнее измерение для твоих брюк.
Один конец ленты Луи размещает под пупком Гарри. Затем приседает и заводит измеритель между ног Стайлса и дальше, пока не добирается до верха нижнего белья.
— Брюки должны сидеть на этом уровне? — уточняет Луи, кончиками пальцев ведя невидимую линию по голой коже Гарри, чуть выше того месте, где находится его белье.
Встряхнув головой, покрытый мурашками Гарри переспрашивает:
— Что?
— Думаю, подойдёт, — констатирует Луи, отмечая расположение ленты, и его рука кажется такой теплой на пояснице Гарри. — Хорошо. Я запишу всё, и перейдём к замерам для рубашек.
Так быстро, как только может, Гарри натягивает на себя штаны, радуясь, что теперь его прикрывает что-то потолще ткани белья. Замеры для рукавов даются ему в разы проще.
Гарри прикрывает глаза, когда Луи лентой обхватывает шею, а подушечки его пальцев касаются нежной кожи горла и ключиц. Когда же Томлинсон переходит к торсу Гарри, тому начинает казаться, что он может самовоспламениться.
— Что это? — спрашивает Луи, тыкая ногтем чуть ниже левого соска Гарри.
Стайлс в ответ пищит позорно высоко и вцепляется в запястье Луи:
— Родимое пятно. У меня их два.
Присев так, чтобы его глаза оказались на уровне груди Гарри, Луи прищуривается, пристально разглядывая оба пятнышка.
— Кажется, у тебе есть ещё одна пара сосков.
— Что? — Гарри хмуро опускает взгляд на грудь, смотря, как Луи прочерчивает линию, соединяющую его соски.
— Да они же расположены в ряд, — замечает он, продолжая вести невидимую линию по животу Гарри до самых брюк. — Как у коровы.
— Луи! — Гарри отталкивает его так сильно, что Луи почти падает, но всё равно продолжает смеяться, указывая на грудь Стайлса.
— Если у тебя ничего не получится с родео, то, может, у «Барнума и Бэйли» (Луи говорит про известный цирк уродов, созданный Барнумом - прим. переводчика) найдётся для тебя местечко, — смеётся Луи, вытирая слёзы. Вот только улыбка пропадает с его лица, когда он видит Гарри. — Эй. Я же просто шучу.
Скрестив руки на груди, Гарри выдаёт сквозь зубы:
— Это родимые пятна.
— Ладно, ладно, — уже тише говорит Луи, поднимая руки в знак капитуляции. — Я не хотел тебя обидеть.
Гарри кивает и опускает руки.
— Нужно измерить что-нибудь ещё?
Луи заканчивает уже через минуту и, пока он перепроверяет отметки, Гарри надевает рубашку обратно. Так солнце уже село, особо делать им нечего, поэтому парни усаживаются за стол и ужинают в полной тишине. После Гарри помогает убраться и уже собирается пойти в свой сарай, когда Луи протягивает ему свёрток.
— Я узнал у Лиама и Зейна, что ты купил, — говорит Луи, опуская руку на пакет, когда Гарри принимается разворачивать его. — Ничего особенного. Просто кое-какие нужные вещи.
Осторожно, чтобы не порвать бумагу, так как её можно использовать в дальнейшем, Гарри открывает свёрток и выкладывает на стол всё, что лежит внутри. И сразу же начинает хихикать, хоть румянец и заливает шею. Там лежат две пары короткого нижнего белья, голубая бандана, две пары носков, хлопковое полотенце и красный комбинезон для сна.
— Сколько я тебе должен? — спрашивает Гарри и уже тянется ко внутреннем карману жилета.
— Не думай об этом, — качает головой Луи. — Потом как-нибудь расплатишься.
— Луи, я… — Гарри поднимает на него взгляд, видя, что щёки Луи чуть покраснели, и неожиданно для себя самого отвечает. — Спасибо. Ты прав. Мне нужно это всё. Особенно пижама. Скоро зима, а в сарае станет холодно.
— Да, — кивает Луи. Он зевает, прикрывая рот рукой, и машет головой в сторону спальни. — Увидимся утром.
— Хорошо, — завернув обновки обратно в бумагу, Гарри засовывает пакет под мышку и направляется к двери. — Приятных снов, Луи.
Луи скрывается в спальне, не дожидаясь ухода Гарри, а тому остаётся только размышлять о возможных причинах такого быстрого исчезновения. Возможно, он не так уж и успешно скрывал своё волнение от нахождения Луи так близко к нему полуголому. Оставалось надеяться, что к утру дискомфорт испарится, или Гарри извинится перед ним.
Как и каждую ночь, перед тем, как забраться в кровать, Гарри разговаривает с лошадьми. Он рассказывает о своём дне, походя и к Опунции, и к Сахар и хорошенько почесывая их, а затем переходит к стойлу Специи и просто смотрит на него, пока лошадь глядит на него в ответ.
— Решил назвать тебя Специя, — мягко и медленно говорит ей Гарри. — Купил тебе уздечку. Без удил, так что тебе должно понравится. И Луи сказал, что мы начнем заниматься тобой завтра. Честно говоря, я нервничаю. Боюсь, что ты возненавидишь меня за то, что я поймал тебя и оставил у себя.
Специя фыркает, чуть пугая Гарри, и он тихонько посмеивается. И улыбка не сходит с его лица, даже пока он забирается в кровать и натягивает своё новое шерстяное одеяло до самого подбородка.