Время летит так быстро. Сия довольно примитивная мысль беспокоит каждого, пожалуй, на протяжении всей их жизни. Вдаваться в подобного рода размышления что-то из рода довольно обыденного. Ты думаешь о своей ближайшей карьере, может о дальнейшем обучении, может о путешествиях, может и вовсе о своей личной жизни. Это можно было бы назвать мыслью, может даже планами, да вот только, всё же, уместным будет формулировка «мечта». Не всегда предполагаемые вершины достигаются такими же темпами, коими ты представляешь это, лёжа в своей кровати, согреваемый тёплым одеялом. Это не те будни, которые с благоговением можно занести в личный дневник, выводя шариковой ручкой свои маленькие свершения и «хочу». От того, что ещё можно считать таковым, есть лишь то, что ты всё ещё находишь в себе силы просыпаться по утрам и идти на учёбу или же работу. Бессонница мучает, ровным счётом, как и вина. Не этого ты ведь хотел, правда? Ты хотел встречать рассветы с любимым, но теперь встречаешь утренние рассветы из-за того, что попросту не можешь уснуть. В такие моменты и минуты, проведённые с самим собой, мысли гнетут. Желая лучшего будущего, нередко натыкаешься на значительные трудности, и вместо желанного загородного домишки, ты просыпаешься в кровати съёмной едва ли заставленной квартирки, зная, что этот день пройдёт также, как и предыдущие. Ты опечален этим?.. Опечален тем, что не в силах найти поддержку в окружении, дабы наконец-то взять себя в руки и сделать что-то наиболее значимое?.. Кто встречает тебя дома? Кот? Пёс? А может и вовсе гнетущая темнота пустой комнатушки и тихий звук капель, падающих с плохо закрученного крана, ударяясь о самое дно раковины?

Не волнуйся. Ты никогда не будешь один, стоит лишь напрячь взгляд и приглядеться в темноту.

      — Полетели! — мальчишка широко расставил ручонки в стороны, имитируя крылья самолёта и заливисто смеясь, наворачивая круги по ухоженному заднему двору, ступая ногами по аккуратной траве, что до сих пор ещё хранила в себе редкую росу, после утреннего тумана, что осел на улицах Лондона белёсой завесой, — Не догонишь, не догонишь!

      Солнце уже взошло на своё законное место, пусть редкие облака значительно мешали, прикрывая своими кучевыми тельцами всякую возможность солнечным лучам игриво поблескивать в сером взгляде детских глаз. Светло-каштановые рожки уже давно растрепались от этих игр, но пряди всё равно мягкой «карамелью» поблескивали в солнечном свете. В такую погоду совсем едва заметные блеклые веснушки на носу ребёнка были видны наиболее явно.

      Мальчик смеётся, демонстрируя ещё совсем крошечные молочные зубки. Родители сидели на скамейке, расположенной на заднем дворе их двухэтажного дома, с улыбкой наблюдя как резвится их чадо, перебирая ногами по зелёной лужайке. Улыбка невольно появляется на лице. Торд с самых ранних годов был очень активным малышом, потому всегда влезал в неприятности, чему свидетельствует узорчатый пластырь на коленке и лёгкие ссадины на локтях, когда малыш решил, что может поехать на велосипеде без защиты, «как настоящий взрослый». Отец тогда с нешуточным беспокойством оглядывал как мальчик забавно хлопает глазами, кажется, ещё не до конца осознав, что его попытки побыть немного «взрослым» закончились шишками, а пускать слёзы начал лишь тогда, когда матушка, пусть и с укоризненными комментариями, заботливо обрабатывала ранки.

      Любящая семья. Томимые будни. Торду правда нравилось то, что у него сейчас есть. Ему хорошо. Без всяких детских преувеличений и непредвзятости картины мира. Младший никогда не забудет заботливых рук матери, а уж тем более любящего отца, что подхватывал сынишку на руки, кружа в воздухе, лишь бы услышать детский смех.

      Родители предполагали сыну большое будущее, чему свидетельствовал интерес к новому и к знаниям. Ричард помнил, с каким рвением его сын помогал ему в гараже. Никогда не забудет, как мальчишка разобрал на детальки его электрическую зубную щётку. Ларссон был одарённым ребёнком, с детства тянулся к саморазвитию. Сколько вопросов родители заслышали от этого мальчишки: «почему небо голубое?», «почему пёрышки уточки не намокают в воде?», «почему» из множеств всевозможных «почему». Да вот только со сверстниками у мальчишки немного не ладилось, потому нередко малыша родители забирали из детского сада, замечая как тот утирает запястьем красноватый нос, сидя на заднем сиденье машины, понуро смотря в окно, изредка шмыгая носом. Держался, ведь он не разноется как «какая-то там девчонка», тем временем как несколькими десятками минутами ранее его светло-каштановые рожки хмуро дёргал такой же мальчик, что попросту пользовался тем, что для мальчишки было неприемлемым ударить кого-то. Потому родители и старались отдавать крохе всё своё возможное внимание, дабы тот не чувствовал себя одиноко, в последствии подобного времяпрепровождения, ведь так нередко слышали как слёзно он шепчет один лишь только вопрос, сидя за столом в момент семейного ужина: «я странный, да?..». Дети бывают жестоки, но сейчас улыбка сына вынуждает улыбнуться как мать, так и отца, поддавшихся ощущению лёгкого спокойствия и предстоящих перемен. Они правда не хотели, чтобы их чадо чувствовало себя так, но как же сложно, когда работа не позволяет стать для ребёнка полноценным другом.

      Торд на улыбке оббегает аккуратную клумбу, тем самым пугая небольшую дымчатую кошку, что аккуратно игралась с цветами, редко и вовсе смыкая резцы на листочках. Бутоны распустились, являя свою красоту в полном свете, и изредка покачивались, когда мальчишка бегал прямо близ подле них. Сегодняшний день навевал лишь на положительные эмоции.

      — Милая, — мистер Ларссон склоняет голову набок, глядя на супругу на мягкой улыбке; он дожидается, когда женщина обратит на него своё внимание, но после спрашивает совсем тихо, будто в нежелании, чтобы кроха их услышал, будучи занятый своими детскими играми, — как думаешь, может нам стоит переехать?..

      — Ричард, мы уже говорили об этом. Там ему будет гораздо сложнее, ты же знаешь это, да и потом, ему осталось совсем немного, а потом школа. Вот увидишь, всё наладится, просто дай ему немного времени, важно, чтобы мы просто были рядом, — женщина с мягким взглядом серых глаз взглянула на беспокойного мужчину рядом с собой.

      Разумеется, что переживания одолевают не только одного родителя. Просто двое паникующих на корабле будет явным перебором, не хотелось создавать ребёнку ещё больший стресс. Хотя, куда уже хуже, если сейчас ему предпочтительнее просто бегать одному, нежели в компании таких же детей?

      — Том, так нечестно! — мальчик останавливается, дуя щёки и смотрит в никуда, а мать даже как-то поневоле чуть склоняет голову набок, вздрогнув, услышав абсолютно незнакомое имя из уст ребёнка.

      Повисла тишина, в процессе которой младший как-то непонятливо смотрит в сторону, но в момент чуть вскидывает брови, робко взглянув на родителей.

      — Торд?.. С кем ты разговариваешь, дорогой?..

Человек больше всего боится того, чего не может увидеть.

«Дорогой, кажется, ночью я видела кого-то в зеркале..»—

«Милая, тебе показалось.. На уровне самовнушения, не волнуйся, иногда такое бывает.. Ты просто переутомилась..»—

«Я уверена, что слышала шаги..»—

      И, кажется, тогда Том был прав. Спустя пару недель после того случая атмосфера изменилась до неузнаваемости. Родители по началу шутливо восприняли новость о воображаемом друге сына, предполагая, что эмоциональное состояние малыша хотя бы придёт в как таковую норму. Ведь в моменты он правда смеялся с такой искренней детской невинностью. Это ведь неплохо, верно? Неплохо, что в тихой комнате Торд оборачивается на кого-то без конца? Неплохо, что он говорит с кем-то, глядя в тёмный угол посреди ночи? Неплохо, что он рассказывает о том, как ночью Том разговаривает с ним о звёздах? Это же ведь неплохо?..

      И даже тогда, когда Торд робко попросил стакан горячего шоколада и для своего друга. В его глазах этот парнишка выглядел обычным мальчиком, только вот реакция родителей тревожила, вынуждая Ларссона беспокойно сводить брови «домиком», глядя на флуоресцентные звёздочки и кометы на стене, которые так мягко облюбовал Том, водя по краям и лёгким шероховатостям фалангами пальцев.

      — Ты думаешь, это правда обрадует маму? — сероглазый мальчишка вскидывает брови, оглянув, как черноглазый пристально оглядывает рисунок, но в момент лишь тихо смеётся, мягко улыбнувшись.

      — Разумеется, Торд! — Томас жмёт плечами.

      Ларссон лишь робковато сжимает в руках восковой мелок, коим водил по поверхности листа очередного альбома. Вероятно, Том предложил не такую уж плохую идею; нарисовать всю семью, и Торд не забыл.. Не забыл нарисовать этого черноглазого миловидного мальчишку, что держал его за руку..

Никогда, Торд, пожалуйста, никогда больше.. Его нет.. Малыш, его попросту нет.. Хватит, эта игра слишком затянулась.. —

      — Чего ты расхныкался?.. — Томас на беспокойной улыбке мягко поглаживает Ларссона по голове.

      В последнее время мама и впрямь разнервничалась. Торд не привык, чтобы мама повышала голос. Он ведь есть.. Вот же он.. Совсем рядом.. А сидя на кухне за завтраком, на мягкое «Том» из чужих уст, та сжала кружку с утренним кофе настолько сильно.. И Торд правда не мог сказать, напугана та или же вовсе зла на него.

      Ларссон робко забирается под одеяло, но чувствует, как осторожно его приобнимают со спины, и мальчик не сдерживает тихие всхлипы. Разумеется, что в детской голове всё выглядит иначе, нежели есть на самом деле. Шёпот над самым ухом вынуждает чуть вздрогнуть.

      — Ну, хватит.. У тебя же голова разболится.. Я не хочу, чтобы ты плакал. Я тут, Торд, тише.. — Торд поворачивается к нему и ткнётся носом в плечо друга, сглатывая, — Я не могу смотреть, когда кто-то делает тебе больно. У меня есть идея, только пообещай мне не плакать..

Эта чёртова кружка разбилась сама по себе! Ричард, я устала! Нам нужно обратиться куда-нибудь.. Ты видишь, что происходит?.. —

      В машине было тихо и напряжённо, в то время, как сам Торд виновато опускал взгляд на носки своей обуви. Он боялся врачей, и Том, зная это, аккуратно оглаживал ладонью его предплечье, не находя в себе сил смотреть на то, каким терзаниям предался его друг. Родители молчали; отец то и дело, что поглядывал на сына в зеркало заднего вида. Он бы и хотел сказать что-то, но сидевшая рядом супруга, которую едва ли можно было узнать, ввиду нервозных повадок, в процессии коих та беспрестанно постукивала стопой по коврику в салоне машины, вынуждала его молчаливо продолжать вести авто по направлению в частную клинику. А Торд винил себя.. Он странный.. Неправильный..

Это феноменальное явление, все анализы в норме, но учитывая ваши рассказы.. —

Доктор, умоляю Вас, это не то, что можно охарактеризовать как «детские забавы», —

Дайте мне время, я назначу наиболее подходящие препараты.. —

      — Гадость.. — выдыхает Торд, держа в ладонях плюшевого крольчонка, попутно оглядывая то, как понуро Томас смеряет его взглядом, не тая сочувствия и беспокойства.

      С появлением в его жизни этих таблеток, его одолевала сонливость и слабость, а Томас, то исчезал на какой-то период, то появлялся вновь. Это пугало Ларссона, он не хотел оставаться наедине с всепоглощающими мыслями, но Том, будто предвидел тот момент, когда он был вынужден уйти,

      — Чшш.. Слушай, твои родители явно немного недовольны моим присутствием здесь.

      — Что ты хочешь этим сказать? — Торд сводит брови «домиком» и Томас чувствует подступающую комом к горлу вину, — Пожалуйста, Том.. Они просто напуганы.. Я ведь вижу тебя..

      — Боюсь, что сейчас они просто не готовы.. Для этого нужно время.. Я не оставлю тебя, я обязательно вернусь, просто немного не сейчас, иначе это нанесёт вред тебе, понимаешь?

      Торд возмущённо нахмурился, сдерживая слёзы. Слёзы обиды на взрослых, и злости за это вынужденное расставание. Том опускает взгляд, но тут же недоумённо сглатывает, чувствуя как мальчишка обнимает его, стискивая в объятиях дрожащими ладонями, тихо, беспомощно шепча,

      — Пожалуйста..

      — Торд..

      — Том, я не смогу..

      — Торд, — окликивает его юноша чуть более серьёзно, между тем, ненавязчиво укладываясь вместе с ним на постель, в явном желании утешить; даровать желанное спокойствие.

      — Я н-не справлюсь, я н-не смогу, я правда не.. — его речи утихают, когда он чувствует ответные объятия со стороны Риджуэлла, и его сердце точно удар пропускает от щемящей груди боли и тихого шёпота подле самого уха.

      — Я обязательно вернусь, просто не забывай меня, ладно?..

      И Торд кивает, доверчиво и наивно, позволяя себе тихо всхлипывать, уткнувшись в плечо мальчишки носом. Эта ночь станет для них последней главой в их дружбе, и Ларссон не мог осознать это в полной мере. Он долго не может заснуть, боясь того, что Том исчезнет, но засыпает под утро, как-то даже невольно, истощённый препаратом и чужими успокаивающими поглаживаниями.

С наступлением утра его комната погрузилась в томимое одиночество. Он светил фонариком в проём шкафа, заглядывал под кровать. Робко звал его, но встречался лишь с гнетущей тишиной, повторяя эти действия изо дня в день, подобно замысловатому "ритуалу". Томас исчез, и в детском мышлении самый долгий отрезок времени, на который мог пропасть Том была неделя-две от силы. Но годы шли, а со временем и сам Торд позабыл о нём. Оставил как пережиток прошлого, на задворках памяти.