Интересно, как себя чувствует человек, который не только потерял всё, но и забыл о том, что он что - то потерял? То есть, в какой - то момент ты открываешь глаза, пустым взглядом уставляешься в потолок и на вопросы "кто ты?", "откуда?", "есть ли у тебя кто - то?" ты не можешь ответить. Не потому что ты потерял имя, семью, а потому, что ты даже не подозревал, что у тебя что - то такое было или наоборот, не было. Ты не помнишь, ты абсолютно новый человек, словно заново родившийся, впервые увидевший белый свет. Юнги и сейчас видит этот самый свет, правда, этот слишком яркий, слепящий и всего навсего от прожектора. Да и память он к сожалению не терял... Или же к счастью?
Ох, нет, вряд ли ему теперь будет позволено, хотя бы изредка, в своих мечтах думать об этом самом слове, которое он на самом деле даже описать для себя не может. Что для Юнги счастье? Сбежать из этого места или чтобы это побыстрее закончилось? Что именно закончилось? Да и имеет ли это значение? Сможет ли Юнги обрести то самое счастье, если не знает, чем оно является для него? Это всё равно, что придумать что - то и только потом, через какое - то время, дать этому значение или же значимость. Звучит глупо и нелепо.
- Делайте ставки! - Оглашает ведущий, после которого множество голосов начали предлагать свою цену.
- Девяносто тысяч! - Выкрикивает тот, кто ближе к сцене.
- Сто тысяч! - Откуда - то с левого бока.
- Двести тысяч! - Чуть дальше от первого.
- Триста пятьдесят!
"Интересно, это много или мало?"
- Четыреста пятьдесят!
"Ух, наверно вот это много, кто это предложил?"
- Пятьсот шестьдесят! - Повышает свою ставку тот, кто закричал первым.
- Шестьсот!
- Шестьсот пятьдесят! - Пытается посоревноваться первый.
"Ух, какой настырный" - думает Юнги, глядя на не очень симпатичного альфу с круглым лицом, толстыми губами, сальными волосами и толстым животом, на котором он сложил свои маленькие ручки. - "Наверно, он меня и купит. Вряд ли кто - то ещё будет повышать ставку, ни за что".
- Семьсот пятьдесят!
"Оу, всё-таки будут, но теперь это, наверно, сражение не за товар, а за собственную гордость, если это можно так назвать конечно".
Ставки повышаются до миллиона, а Юнги, смотрит на двух сражающихся мужчин и более чем, ощущает себя куском мяса, брошенным голодным, невоспитанным псам. Жалкое зрелище. Хорошо ещё, что тут нет зеркала, и Юнги не видит этого со стороны, себя не видит, ведь он и является этим самым...
- Три миллиона!
Юнги обрывает свой мысленный поток и поднимает глаза от деревянного пола, уставляясь в толпу. Остальные присутствующие в зале делают тоже самое и громко перешёптываются между собой, пытаясь найти того, кто сделал таких огромных масштабов ставку. Даже Юнги стало интересно, он уже думал, что более ненормального, кроме тех двух псов, здесь нет. Оказалось иначе.
- Три миллиона раз!
"Серьёзно? Но ведь даже не понятно, кто сделал эту ставку".
- Три миллиона два!
- Три миллиона пятьсот!
"Ух нет, похоже этот более чокнутый. Что мне делать - то с тобой? На пробежку тебя выводить?"
- Десять миллионов. - Снова этот спокойный, но такой подавляющий голос. Юнги даже показалось, что по спине мурашки пробежали. Хотелось заглянуть в эту толпу и узнать, кому принадлежит этот волнующий голос. Но вот, стоит ли?
- Десять миллионов, раз!
"Надеюсь этот толстяк не такой долбанутый, чтобы ещё повысить".
- Десять миллионов, два!
"Ну, судя по его лицу, нет. Прекрасно".
- Продано за десять миллионов господину под номером восемь.
"Всё? Ну наконец - то, устал тут стоять". - Вздыхает Юнги и следует за подошедшим к нему альфой.
"Значит, я стою десять миллионов долларов? Я думал меньше. Или наоборот..."
- Шевели своим задом, господин не должен ждать, - подталкивает в спину ещё один альфа, отчего Юнги едва не врезается в того, кто идёт впереди.
Юнги на это мог бы огрызнуться, сказать бестолковому альфе пару ласковых, жаль желания нет. Он просто продолжает идти в том же темпе, что и шёл, не обращая внимания на толчки и грубые слова альфы.
Спустя минут семь только они выходят через чёрный вход на тёмную улицу, подсвеченную единственным горящим фонарём на стене у двери и светом фар от стоящего, почти у самого входа, автомобиля.
Стоит Юнги спуститься со второй ступеньки из трёх, как из машины выходит мужчина, и подав Юнги руку, ведёт его к машине, открывает дверцу, призывая сесть на заднее сидение, что Юнги молча и делает. Смотрит через тонированное окно на высокое здание, которое с этой стороны утратило свой шарм и напыщенность. Сейчас оно выглядело, как обыкновенное, непримечательное здание какого - нибудь, недорого учебного заведения. Юнги поежился от этих мыслей и ещё раз облегчённо вздохнул, ведь он наконец покинул это место. Хоть омега и пробыл в этом месте всего около двух часов, ему казалось, прошло по меньшей мере два дня. А сколько косметики нанесли ему на лицо, он наверно и за всю жизнь столько не использовал. Слишком много румян на бледных щеках, которые не спасла тонна тонального крема и подводки на глазах. Юнги не любит настолько броский макияж, если и подводил глаза, то совсем чуть - чуть, чтобы слегка выделить, а чёрным карандашом никогда не пользовался, самым тёмным в его опыте был тёмно - коричневый. В принципе и чёрный не плох, если бы его было не так много, но получилось то, что получилось. Он пытался заговорить с тем омегой, который красил его и укладывал волосы, но тот только перематерил его, а напоследок сказал: "как хочу, так и крашу, а теперь заткнись и сиди ровно". Юнги на это только вздохнул, но возражать больше не стал, вспомнив, что ему и не позволено было как - то выражать своё мнение. В прочем, ему наверно никогда нельзя будет теперь это делать. Вряд - ли тот, кто его купил, сделал это для того, чтобы интересоваться его мнением. Интересно, а на сколько он его купил? Ну, не всю ведь жизнь, да? А что будет после того, как он надоест своему покупателю? Он его просто отпустит, на улицу выкинет или снова продаст? Что тогда с ним будет? Может, можно спросить этого угрюмого водителя? А может и не нужно. Да, зачем это делать, тогда, когда всё равно. Ведь на самом деле, жизнь Юнги особо и не поменяется, так же будет бесполезным болванчиком, который только и может, что головой кивать, на каждый отданный приказ и не иметь права, сказать что - то против.
- Минут через пятнадцать, будем на месте, - оповещает по прежнему угрюмый альфа, кинув на омегу взгляд через зеркало. Юнги отворачивается от окна и смотрит на отражение, хмурит чуть брови, воспроизведя в голове голос, которым была сделана ставка, и понимает, что они совершенно не похожи. Может, ему будет позволено спросить?
- Приедем, куда? - Робко спрашивает, прочистив горло. Как всегда, стоит Юнги помолчать немного и начинается эта хрипота, словно он неделю рта не открывал. Слишком жалко, даже для Юнги.
- В Красную Звезду, - спокойно отвечает альфа, выворачивая руль и столкнувшись с недоумением в отражении, объясняет - это бордель господина.
- Оу, - несдержанно роняет Юнги, не сразу осознав, что сказал это вслух, - так значит, бордель, - еле слышно, шепчет.
- Ну, это не просто бордель, - зачем - то продолжает альфа, услышав тон омеги, - это клуб, в котором играют, просто отдыхают, а так же пользуются услугами борделя.
- И какую роль там буду выполнять я? - Думает, если уж начал спрашивать, то стоит дойти до конца. К тому же, несмотря на угрюмый и уставший вид альфы, он очень даже легко идёт на разговор.
- Это будет решать господин, - отвечает, затормозив у красивого, яркого, словно мини замок из сказок диснея, здания.
- А кто он? - Окинув лишь слегка заинтересованным взглядом по истине прекрасное творение архитектуры, возвращает внимание альфе. - В зале ведь, были не вы?
- Нет, - сдержанно отвечает, и выходит из машины, после чего открывает дверь Юнги и подаёт руку, помогая выйти, - а с господином вы скоро познакомитесь. Он вам расскажет всё остальное.
Юнги на это лишь кивает и, подталкиваемый альфой идёт к высокому входу в здание. В момент, когда они уже поднялись по мраморным ступеням, Юнги оборачивается к альфе и задержав взгляд на въезжающий во двор автомобиль ровно две секунды, решает задать, как он думает, последний вопрос:
- Как вас зовут? - Смотрит в тёмные глаза, единственное кажется, к чему у омеги был виден искренний интерес. Альфа столбенеет на мгновение, но быстро собирается и отвечает с таким же, обыкновенным видом, как и в машине.
- Чон Хосок.
- Спасибо вам, Чон Хосок, - чуть опускает голову в поклоне и ступает на последнюю ступень лестницы, ожидая, когда альфа откроет дверь, что Хосок и делает, пропуская омегу вперёд.
Внутри Юнги встречает поражающий обычного человека своими размерами холл, в центре которого настоящий фонтан, внутри которого скульптура ангела, смотрящего вниз, с опущенными крыльями. Чем ближе они приближались к нему, тем сильнее забирал этот фонтан внимание омеги, заставляя его забыть об остальном.
- Простите, Чон Хосок? - Спрашивает омега, когда они останавливаются у лифта, уже пройдя мимо фонтана, - я наверно уже надоел вам со своими вопросами, но вы можете ответить ещё на один, пожалуйста?
- Вы можете спрашивать у меня всё, что вы пожелаете, я могу дать вам ответы, практически на любой ваш вопрос.
- А на какой не можете?
- На все, которые касаются лично господина, например его местоположение, времяпрепровождение...
- Ясно, это мне и не нужно, - быстро проговаривает Юнги, проходя в открывшиеся дверцы, зеркального внутри лифта.
- Тогда, что вы хотите узнать? - Пропустив в голос лёгкие нотки удивления, спрашивает.
- Вопросов на самом деле два, раз уж я могу спросить обо всём, что не касается лично господина. Этот фонтан, там в холле, этот ангел...
- Это падший ангел или вроде того, я в этом не силён, - пожимает плечами Хосок, - знаю только, что господин сам заказывал этот фонтан и лично контролировал изготовление скульптуры. Второй вопрос? - Невозмутимо спрашивает альфа, поглядывая на счётчик этажей.
- Это место, Красная Звезда, почему оно так называется? - Смотрит туда же, куда и альфа, своим заинтересованным тоном, привлекая к себе внимание.
Альфа поворачивает лицо к профилю мальчишки и удивляется тому, сколько интереса было в голосе и сколько же безразличия в этом взгляде, густо подведённых глаз. Обычно все, кого Хосок приводил сюда, были крайне эмоциональны. Кто - то очень рад и сгорал от нетерпения, пытаясь вытащить из него хоть что - то, что касалось господина. Кто - то наоборот, был очень напуган или же через чур высокомерен, считая себя тем самым, избранным, не подозревая, что именно из-за такого плешивого характера, очень быстро окажется на нижних этажах. А этот же мальчишка, какой - то странный, смотрит на всё безучастным взглядом, вопросы задаёт неестественные, вежливый через чур, словно приехал в гости к своему другу, но перед его родителями, нужно вести себя крайне прилично. Хоть и не было в нём и доли наигранности, странный он. Словно всё происходящее вокруг, его не касается, а он обыкновенный наблюдатель. Наблюдатель собственной жизни, которой распоряжаются за него. Именно это Хосок видит в этом мальчишке и сейчас даже жалеет, что не пошёл на сам аукцион и не видел того, как вёл себя этот мальчик на сцене, как он выглядел, пока стоял там? Каким взглядом смотрел на людей, предлагающих за него цену? Таким же он был безразличным?
Дверцы лифта тихо открываются, а Юнги всё так же, смотрит в никуда, в глазах пустота и безразличие. Не правильный какой - то.
- Потому, - прокашлявшись, решает дать хоть какой - то ответ, прежде чем покинуть лифт, - что господин его так назвал.
Юнги на эту недосказанность внимания не заостряет, лишь головой кивает, спокойно принимая ответ на свой вопрос, коим он на самом деле и не являлся.
- Вы правда ничего не хотите больше спросить? Может, что - то касательно господина? - Не выдержав этого откровенного пофигизма, спрашивает.
- Вы же сами сказали, что не дадите ответов на эти вопросы, так зачем я буду досаждать вам ими? - Как - то скучающе произносит, дёрнув плечами, - более того, меня это на самом деле не интересует, Хосок. Поэтому не нужно так удивляться. О, и простите, что назвал вас вот так, по имени, это было не вежливо с моей стороны. - Опустив голову, договаривает, а Хосок и не знает, что ответить.
- Можете называть меня так, как вам будет удобно, - наконец проговаривает, когда они останавливаются у двойных деревянных дверей.
- Лучше вы скажите, как мне к вам обращаться, ведь это дорогое удовольствие, когда вас называют так, как того хотим мы сами, - с оттенком лёгкой грусти, но по прежнему без эмоций на лице, тихо проговаривает и отворачивает взгляд к двери.
Хосок на эти слова ничего не отвечает, слишком задумывается о их значимости и нехотя, раскрывает перед омегой двери, пропуская его в большую комнату, которая выглядела, как спальня, судя по огромной кровати, в центре комнаты.
- Пока что, это будет ваша комната, здесь вы найдёте всё необходимое, если чего - то не окажется, то можете сообщить об этом своему помощнику, который скоро прибудет и объяснит вам всё более подробно. Если у вас больше нет вопросов конкретно ко мне, то я покину вас.
- У меня есть один вопрос, - окликает уже собравшегося выйти из комнаты, Хосока, - мы с вами ещё увидимся?
- К сожалению, я не знаю точного ответа на этот вопрос, а тот который знаю, вряд ли вам понравится, - уклончиво отвечает и Юнги впервые, как они вышли из машины, замечает, что альфа уже не выглядит таким угрюмым, каким был в машине, только лёгкая усталость на его лице отпечаталась, а сейчас ещё и некоторая сострадательность во взгляде появилась.
Юнги, не желая знать подробностей, просто кивает и проходит к маленькому, цвета, крем - брюле, диванчику, расположенному у боковой стены. Присаживается на его краешек, сложив руки на коленях, не слышит, как щёлкает дверной замок, уставляется в одну, видимую только ему, точку на стене и ждёт. Его жизнь всегда была ожиданием чего - то, вот и сейчас, ничего совсем не изменилось. Разница лишь в том, что раньше, до этого момента, ещё примерно неделю назад, он мог предположить, чего ему ждать от своей жизни, сейчас же, полная неизвестность. Может хоть она, будет интереснее?
- Фу, ужас какой. Кто же тебя так намазал?
Юнги моргает и замечает стоящего перед собой, высокого омегу со светло - русыми волосами и цвета миндаля, глазами, очень пристально разглядывающего его макияж.
- Я не знаю имени этого человека, - пожав плечами, отвечает Юнги.
- За то я знаю, - цокнув, отвечает парень, который, видно, был не на много старше самого Юнги, - это человек явно не обладающий вкусом, всё испортил только. Давай поднимайся, иди в душ, а я пока приготовлю для тебя наряд. - Парень за руку тянет Юнги и ведёт его к повороту недалеко от кровати. Юнги думает, что сам, вряд ли бы заметил его и глупо спрашивал бы, где тут душ, а потому, был искренне благодарен этому человеку. - Там в шкафчиках есть всё, что нужно и даже больше, но если чего - то не окажется, то позови и мы это решим, - открыв дверь ванной комнаты, проговаривает и собирается уходить, когда Юнги окликает его.
- Подождите, могу я спросить? - Снова неуверенно, снова слишком хрипло. Сколько же времени он просидел один?
- Конечно, спрашивай, - потерянно кивает парень.
- Как вас зовут?
Вроде и такой простой и совершенно логичный вопрос, но парень теряется и как - то подозрительно уставляется на омегу, задавшего этот вопрос.
- Джин, это всё, что ты хотел спросить? - Неверяще переспрашивает, думая, что это просто предлог для какой - то просьбы, но омега кивает и проходит в ванну, оставляя Джина непонимающе пялиться на уже закрытую дверь.
В ванной действительно оказалось всё, что было нужно Юнги и намного больше, чем он ожидал, услышав слова Джина. Не став долго задерживаться, Юнги выходит из душа уже через пятнадцать минут, чем снова удивляет явно не ожидающего его так быстро, Джина.
- Ты уже всё? - Подняв брови, спрашивает. Юнги просто кивает и снова присаживается на тот же краешек дивана, на котором сидел до того, как его оттуда подняли. - А я вот определиться не могу: этот или этот? - Джин поворачивается к Юнги лицом, показывая на два предмета "одежды", в разных руках. А именно в левой, портупея из тонких серебряных цепей, а в правой, тоже портупея, но уже из жемчуга. Джин поднимал по одной руки, разглядывая данные аксессуары, а Юнги думал о том, что это наверно нелегко, выбирать.
- Тебе какая больше нравится? - Вдруг спрашивает Джин, серьёзно глядя на Юнги. Юнги смотрит в ответ, но заинтересованности в его взгляде, по прежнему, ноль. Юнги просто ведёт плечами, а Джин опускает руки и непонимающе смотрит на парня. - Слушай, но не мне же это одевать, выбирай.
- Мне всё равно, - безэмоционально отвечает, на что Джин вздыхает и образно, примеряет на Юнги обе вещицы.
- Ладно, тогда будет жемчуг, но если хочешь...
- Я же сказал, мне всё равно. Делай так, как считаешь нужным, - смотря куда - то сквозь, перебивает устало. Джин не отвечает, просит парня сесть перед зеркалом, чтобы начать сушить и укладывать волосы странного омеги, а так же, сделать человеческий макияж.
Спустя минут сорок, Джин отходит чуть в зад, довольно разглядывая свою законченную работу.
- Ну как, нравится? - Спрашивает, поправляя некоторые пряди.
- Да, нормально, - и снова никаких признаков заинтересованности, хоть Юнги и был благодарен Джину, что тот хоть и использовал чёрный карандаш, но его было практически не заметно.
- Какой - то ты странный, - всплеснув руками, присаживается на край постели.
- Почему? - Так же безразлично спрашивает, словно его вынудили задать этот вопрос.
- Ты сейчас серьёзно спрашиваешь? Я столько времени потратил, чтобы создать такой шедевр, а у тебя такая реакция.
- Прости Джин, я не хотел обесценить твой труд, - проговаривает, повернувшись к как - то по детски надутому парню, - спасибо, что не стал так жирно красить глаза. Так мне намного легче.
Джин смотрит на парня перед собой и не понимает, издевается он или действительно такой, с приветом.
- Чёрт со всем этим. Вставай, тебе нужно одеваться. Господин скоро позовёт.
- А как его зовут? - Спрашивает Юнги, поднявшись на ноги, - или этот вопрос, тоже под запретом?
- Не совсем, но странно, что ты спрашиваешь. Мы к нему обращаемся господин Чон. Ты к нему никак не обращаешься, пока он сам тебе не скажет, понятно? - Юнги молча кивает и тянет вниз пояс халата, позволяя ему скатится по плечам на пол. - Но почему тебя так интересуют имена? - Подходит к парню и помогает надеть портупею на оголённое тело, на несколько секунд задержав взгляд на тонкой красной полосе идущей от правого плеча и спускающегося по спине меж рёбер, до самой поясницы.
- Ты сказал, что я странный, но для меня странные вы. Так удивляетесь, когда вас спрашивают об этом, но разве имя человека, не самое главное, что у него есть? - Поворачивает лицо к Джину, заглядывая в задумчивое лицо.
- А ты у нас, значит философ? - Со смешком спрашивает, не желая воспринимать слова омеги всерьёз.
- Нет, я тот, кто не понимает, как можно так пренебрежительно относится к тому, что у тебя есть, - говорит не с вызовом или провокацией, напротив, спокойно. Именно это и заставляет Джина оставить свою несерьёзность и по настоящему задуматься. В полной мере сделать это, не даёт зазвонивший телефон, на который Джин мгновенно отвечает.
- Тебе пора, - как - то грустно проговаривает, выслушав то, что было сказано по телефону и идёт к выходу, кивая и Юнги на него.
Они идут по коридору и снова проходят в лифт, поднимаясь на самый последний этаж. Джин постукивает ногой, а Юнги просто смотрит в пол.
- Не холодно? - Повернувшись к Юнги, спрашивает, присматриваясь к рукам, на коже которых прослеживались мурашки. Оно и не удивительно, парень по сути голый, ещё и босиком. Ещё одна странная вещь, ему действительно настолько плевать на то, как он выглядит и во что сейчас одет? - Эта штука, на самом деле такая красивая, - касается пальцами переливающегося в свете лампы жемчуга, - но я сам вряд ли смог бы ходить в этом, даже поверх одежды, - проговаривает и смотрит на профиль парня, дожидаясь его реакции на эти провокационные, как сам Джин надеется, слова.
Но вот у омеги, как кажется, цель довести Джина до дёргающегося глаза. Он безразлично пожимает плечами, даже не удостоив Джина взглядом. Выглядит так, словно не его только что привезли с живого аукциона, где альфы покупают шлюх себе в бордели, и не он вовсе сейчас стоит обвешанный жемчугом, который по факту ничего и не скрывает. Джин не отрицает, да омега красивый и фигура хороша, но чёрт, как можно быть таким? Он бы ещё понял, будь бы этот малец просто высокомерным, но здесь словно что - то нездоровое.
- Тебе страшно? - Спрашивает, когда уже выходят из лифта, где на них смотрят альфы из охраны.
- Нет, - незамедлительно и уверенно, и всё так же безразлично.
- Послушай... - начинает было Джин, когда они останавливаются в шаге от массивных, двойных дверей, которые тут же раскрывает один из охранников, которого Джин мысленно проклинает в этот момент. Им кивают проходить и Юнги, к удивлению Джина, делает этот шаг первым.
- Должник прибыл, господин Чон, - оповещает какой - то голос, а Юнги именно в этот момент, прикрывает глаза, слыша это ненавистное, всем сердцем, обращение. Единственный фактор, который он не может игнорировать так же, как и всё остальное в своей жизни, например, как собственный вид или голодные взгляды на его обнажённое тело, покрытое лишь висящим на нём жемчугом. Только вот, загвоздка получается, потому что унизительное обращение, оказалось не единственным. Юнги открывает глаза и сталкивается со взглядом чужих горящих глаз, расположившегося на диване альфы. Единственный взгляд, на который Юнги не всё равно, не потому, что он принадлежит именно тому человеку, для которого теперь его тело, а потому, что он единственный, который он чувствует как - то иначе. Взгляд этого человека пробуждает в Юнги способность чувствовать... отвращение к самому себе.
Альфа, до этого сидевший откинув руки за спинку дивана, стоило услышать объявление о приходе должника, моментально меняет позу, съезжая едва не на край дивана, желая поближе разглядеть омегу. Он с искренним восхищением любовался тем, как прекрасна эта белая кожа и как идеально подчёркивает совершенную, тонкую фигуру жемчужная портупея. Красиво уложенные, тёмные волосы, создавали приятный глазу контраст, от которого казалось, что лицо омеги светится, а эти тонко подведённые глаза, напоминали Чону взгляд кошечки. Спускаясь взглядом по тонкой шее, которую уверен, сожми чуть сильнее, переломится, словно палочка, обводит взглядом торчащие из под жемчуга ключицы, и спускаясь взглядом по осиновой талии, не выдерживает, сглатывает, глядя на эти стройные ножки. Не смотря на то, что совсем недавно он наблюдал за парнем с монитора, передающего запись с камеры видеонаблюдения, вживую омега выглядит ещё прекраснее, словно сказочный. Чон остаётся доволен.
В глазах альфы Юнги читает желание, соревнующееся с восхищением и от этого становится тошно, хочется прикрыться, закричать на альфу: "Ты что, ненормальный? Закрой глаза, отвернись брезгливо, плюнь под ноги с приказом увести и выбросить куда - нибудь в канаву. Или же будь таким же псом голодным, но не смотри так. Только не на меня. На таких как я, так не смотрят, это я на тебя смотреть так должен и в ногах твоих быть, моля о незаслуженном внимании."
В голове все эти слова проговаривает, по факту молчит, возвращая лицу ту же беспристрастность.
Чонгук же мысленно считает скольким, по своей ошибке, людям позволил увидеть это чудо света.
- Подойди ко мне, - тихо проговаривает, подманивая омегу к себе ладонью, - остальные пошли вон, - добавляет громче и властнее.
Юнги на этом тоне, как и на том, которым альфа попросил его подойти, внимания не заостряет. Молча подходит, держит голову ровно, взгляд безразличным. Останавливается напротив сидящего альфы, молчит, что делать дальше не знает, поэтому просто ждёт.
- Присядь, - кивает на место рядом с собой.
Юнги на долю секунды теряется, но быстро возвращает себе самообладание и садится туда, куда указал альфа, выпрямляет спину, складывает руки на коленях.
Чонгук смотрит и мысленно парня с фарфоровой куклой сравнивает и если бы не лёгкий, природный запах левзея, напоминающий запах леденцов, что так гармонично сочетается с его собственным, анисом, Чон бы и не понял, что это живой человек. Слишком красивый, слишком пусто в этом стеклянном взгляде. Чонгук мог бы предположить, что парень просто зажат, но тут же отвергает этот домысел, потому что в парне нет и доли испуга или какой - то неуверенности от непривычной среды вокруг. Но присмотревшись чуть дольше к лицу, Чонгук понимает, парню просто всё равно, но эта безразличность возникает именно со словом "уже". Чонгук думал, что она исчезнет, когда омегу привезут сюда, надеялся, что он выразит хоть какой - то протест касательно одежды, в которой должен будет пройти как минимум через десятерых альф и предстать в ней перед самим Чоном. Но и здесь абсолютное безразличие. Даже эта пустота во взгляде, она другая.
Есть множество красивых омег, возможно и красивее этого, но в головах их будет пустота, как и в глазах, но на какие - то вещи они будут загораться: деньги, наркотики, алкоголь, получаемое внимание. В общем то, что слишком просто и понятно, что ещё больше развращает ум. Этот же омега, Чонгук уверен, в его голове множество мыслей, некоторые из них уже успел услышать, но как он может оставаться таким беспристрастным ко всему происходящему вокруг него и с ним конкретно, не понимает. Он хочет увидеть хоть какие - то эмоции на этом лице, в этих глазах.
- Что будешь пить? - Кивает на стоящий рядом столик, уставленный различным алкоголем.
- Мне всё равно, - отвечает тихо, но чётко, плечами легко ведёт. Взгляд всё такой же, безразличный, ни один мускул на лице не дёрнулся. Чонгук чувствует себя дураком.
- Тогда мне сделать выбор за тебя? - Спрашивает, присматриваясь к правому плечу омеги, чуть хмурит брови пробегаясь взглядом вниз по оголённой спине, отодвигает чуть в сторону нитку жемчуга, спускающегося от шеи, касается кончиком пальца тонкой полоски.
- Как пожелаете, - ещё тише отвечает Юнги, чувствуя это горячее касание к своей спине. Хотелось бы дёрнуться, сказать не трогать, не смотреть, но снова молчит, эмоций себе не позволяет.
- Значит, будем виски? - Отпустив жемчуг, выпрямляется в спине и возвращает взгляд омеге. Юнги на это только едва заметно кивает и ведёт плечами. - Как мне понять этот жест? - Задаёт вопрос, запустив пятерню в свои волосы, слегка взъерошив их.
Юнги поворачивает наконец к Чонгуку лицо и с интересом разглядывает светлые, длинные пряди. Они придавали красивому лицу нежности и мягкости, но не лишали взгляда властности, создавая удивительно, завораживающий контраст.
- Что именно осталось для вас непонятным? - Спрашивает искренне не понимая вопрос альфы.
- Я задал вопрос, а ты кивнул и дёрнул плечами. Кивок означает согласие, второй же жест, незнание. Ты сделал два этих жеста одновременно, так как мне понять твой ответ? Согласен ты с моим предложением или не знаешь? - Не зло, не грубо, абсолютно спокойно, как опытный преподаватель разжёвывает тему любимому ученику, который в этот раз её не понял. Юнги это удивляет.
- Это означает, что мне всё равно, - глядя в глаза напротив, отвечает, - и разве, вы должны спрашивать о том, что я хочу? - Прищуривший, задаёт волнующий его вопрос.
- По твоему не должен? - С искренним интересом, спрашивает, наполняя свой бокал, а после и ещё один, предварительно бросив в него пару кубиков льда.
- Если бы я ответил, что не пью, вы бы не стали наливать? - Смотрит какое - то время на пальцы альфы, сжимающие бокал, а после возвращает его глазам. Видит, как альфа задумывается, а после поднимает взгляд на Юнги. Ответ очевиден. - Так какой тогда был смысл вам спрашивать, а мне отвечать? - Снова ведёт плечами, отворачивая лицо.
Чонгук смотрит на красивый, светящийся профиль омеги и думает, что возможно и отдал бы ему очко в этой словесной битве, но он этого не сделает.
- Считаешь меня монстром, которого совсем не волнует чужое мнение? - Вместо этого спрашивает.
- Я никак не считаю, - не поворачиваясь, отвечает, - но если бы, я был не прав, вы бы вряд ли задали этот вопрос.
Чонгук не отвечает, только мысленно соглашается с доводом парня и делает глоток из бокала.
- Как ты получил свой шрам? - Спрашивает, откинувшись на спинку дивана.
- Ножом, - безэмоционально отвечает.
- У тебя хоть иногда бывают, хоть какие - то эмоции? - Спрашивает Чон, чувствуя, что его начинает это немного раздражать или скорее, немного пугать. - Или может, у тебя алекситимия? - Всерьёз спрашивает, надеясь, что это не так.
- Алекситимия - это врождённая аномалия, мне же просто безразлично происходящее. Но случаются моменты, когда я проявляю какие - то эмоции, которые не доставляют мне дискомфорта.
- Разве может проявление эмоций, доставлять дискомфорт? - Хмыкает альфа, ожидая, что омега повернётся к нему, но тот этого делать кажется не собирается. - И перед тем, как ответить, повернись ко мне, пожалуйста. Я не хочу говорить с твоим затылком. - Пока омега послушно разворачивается, Чонгук задаёт ещё один вопрос. - И какие эмоции ты проявляешь чаще всего?
- Чаще всего это интерес, - отвечает на второй вопрос, пытаясь пока собрать в голове ответ на первый, в тайне надеясь, что они его просто пропустят. - Допустим, мне была интересна скульптура в фонтане на первом этаже. Я проявил свой интерес касательно её, спросив о ней у Чон Хосока.
- Чем она тебя могла заинтересовать? - Удивлённо глядя на омегу, приподнимает уголок губ.
- Не знаю, - пожимает плечами, - этот ангел был с опущенной головой и крыльями, словно нёсший вину. Я даже хотел подойти и рассмотреть её поближе.
- Почему не сделал этого? - Придвигается ближе к омеге, не понимая, как он это делает: тон голоса очень заинтересованный и живой, но взгляд и лицо, всё такие же. Разве это возможно? Теперь он начал понимать, о чём ему говорил Хосок.
- Я не знал, что могу это сделать. И это касается всего. Никто не объяснил мне здешних правил, как нужно себя вести. Я ожидал услышать это от вас. Признаться честно, не только это, - в этот момент Чонгук уверен, во взгляде напротив что - то блеснуло и это не игра света.
- Спрашивай, если я посчитаю нужным, то отвечу.
- Как вас зовут и как мне к вам обращаться? - Чуть склоняет голову набок, открывая тем самым участок шеи, где пульсирует жилка, на которую Чон засматривается.
- Моё имя Чонгук, - отвечает на первый вопрос, отрываясь от созерцания, боясь, что непременно перейдёт к действиям, совершать которые пока не хочется. Ему нравится этот диалог. Так же, Чонгук задумывается над тем, как бы он хотел, что бы этот человек называл его.
- Значит, Чон Чонгук? - В этот момент проговаривает омега, а Чонгук не совсем хочет верить своим желаниям в этот момент.
- Повтори ещё раз, - сталкивается с непониманием в чужом взгляде и просит ещё раз, - моё имя, без фамилии, повтори его.
- Чонгук, - выходит, чуть более хрипло, чем до этого, чему омега не может дать объяснения.
В Чонгуке же что - то щёлкает. Кончиками пальцев он касается впалой, прохладной щеки, оглаживает её, получая истинное наслаждение от её мягкости и бархатистости, смотрит на вишнёвые, плотно сжатые губы и своими их легко касается, опуская ладонь на прохладное плечо.
Юнги в этот момент чувствует себя той же статуей, что на первом этаже. Его тело словно парализует, а в голове полная пустота. Он не знает, что делать, когда собственных губ, касаются чужие, мягкие, тёплые, вызывая покалывание в кончиках пальцев. Словно Юнги долгое время был на морозе, лежал на заснеженной дороге, а теперь пришёл в теплое место, где его тело начало отогреваться, а кровь, снова нормально функционировать в теле. Наверно даже слишком нормально, потому что когда Юнги чувствует, как кончик чужого языка проводит меж его губ, становится жарко где - то в области груди.
- Не сжимай их так сильно, - шепчет в самые губы, уставившись в чужие глаза. Юнги на это только кивает и чуть разжимает губы, чем альфа тут же пользуется, запуская в чужой рот свой язык, начиная мягко исследовать его.
Юнги не понимает, что с ним происходит. Он знает, что альфа целует его, но пытается понять не только свои чувства касательно этого, но и зачем альфа это делает? Когда чужой язык, касается языка Юнги, омега чувствует вкус алкоголя, усилившийся запах альфы и свой собственный. Это было как - то... приятно? Разве покупают омег на аукционах, чтобы задавать им вопросы, делать приятно? Юнги это всегда иначе представлял. Может альфе приятно от этого? Юнги сомневается, не целуют таких, как он, не касаются так нежно, не дарят тепло, но... так хочется позволить себе, насладится этим моментом.
Сжав ладонь в маленький кулачок, Юнги неуверенно пробует ответить на поцелуй, пытаясь повторять за движением языка альфы и чувствует, как чужая ладонь на его плече сжалась чуть сильнее, а сам альфа, придвинулся ближе, укладывая вторую руку на талию. В этот момент, Юнги становится по - настоящему жарко, от тепла чужого тела, что тесно прижато к его собственному. Жемчуг впивался в кожу и Юнги уверен, что когда снимет его, на его теле ещё долго будут видны следы от него, но почему - то сейчас это совсем не волнует. Только этот поцелуй и рука Чонгука, оглаживающая спину, поднимаясь то вверх, то вниз, по позвоночнику, вызывая в теле Юнги лёгкую дрожь.
Почувствовав это, Чонгук отрывается от чужих губ, но только для того, чтобы переместить их на щеку, скулу, а после и на шею, плавно спускаясь к ключицам, параллельно укладывая подрагивающие руки омеги на свои плечи.
Юнги не сопротивляется, но в этот раз, не потому, что нельзя, а потому, что не хочется. Сжимает тонкими пальчиками чужую рубашку на плечах, открывает шею лучше для вернувшихся к ней губ альфы, дышать чаще начинает, когда чужие зубы слегка прикусывают кожу у кадыка, после чего альфа сразу зализывает это место, заставляя Юнги чувствовать те эмоции, которые он не описать, не выразить, не показать не может. Может только с кусочком воска себя сравнить, который плавиться в чужих, умелых руках. В руках Чонгука.
Но разве Юнги не должно быть всё равно?
Чонгук снова спускается, прокладывает дорожку до правого плеча омеги, оставляет крайне нежный поцелуй на месте, где начинается шрам, а рукой ведёт прямо по нему вниз, заставляя этим действием, Юнги сильнее задрожать, а с губ сорваться сбитому вздоху, словно омега просто не смог удержать его. Возвращается к припухшим от прошлого поцелуя губам, пальцами рёбра пересчитывает, нависает сверху, заставляя омегу на диван улечься. Ведёт рукой по бёдрам, чуть сжимает, после снова ею вверх возвращается, запуская ладонь под нити жемчуга, затвердевший уже сосок подушечкой большого пальца оглаживает, чуть сжимает, ловя губами тихое мычание омеги. Снова возвращается к шее, не удерживается, засасывает кожу в ложбинке между плечом и шеей, слегка прикусывает, создавая видимость метки. Отрывается, смотрит на этот начинающий расцветать пион на молочной коже, улыбается, оставаясь довольным видом, перемещает взгляд теперь на лицо омеги.
Сейчас Юнги смотрит по-другому. В его взгляде преобладает непонимание происходящего, лёгкие искорки желания, перемешанного с оттенками страха. Последнее Чонгуку не нравится. Он не хочет, чтобы этот омега боялся его. Хочет его до скрежета зубов, но это желание ни что по сравнению, со страхом напугать. Хоть вся эта ситуация и вызывает лёгкий диссонанс в голове Чона. Как ему сказали перед аукционом, парень не девственник, но эту зажатость и неопытность, даже самым опытным порноактёрам не сыграть.
- Я задам один вопрос, - опираясь рукой в диван, второй гладит омегу по щеке, - прошу, ответь честно.
Юнги слышит, Чонгук действительно просит, а потому согласно кивает, завороженно глядя в чужие глаза, из которых теперь не властность, а нежность необъятная хлещет.
- Ты боишься меня? - Хрипит, и Юнги чувствует, как рука альфы, упирающаяся в диван рядом с его головой, начинает дрожать от напряжения.
- Именно сейчас, нет, - не врёт, Юнги правда не боится.
- А того, что я хочу с тобой сделать? - Чонгук пристально в чужие глаза смотрит, желая в них ответ увидеть раньше, чем он слетит с этих зацелованных им же, уст.
Юнги смотрит в ответ и как ответить не знает. Он пусть и неопытный, но отнюдь не дурак, прекрасно понимает, что альфа хочет его тело. И самому Юнги действительно нравилось то, что делал с ним Чонгук, кроме того момента, когда чужие губы, коснулись его уродства так, словно это было нечто прекрасным. Думает, что возможно, будь бы у него выбор, он хотел бы продолжить это, но страх новой боли, что сидел внутри, совсем этого не хотел и не давал омеге полностью раскрыться.
Молчание затягивалось, Чонгук видел сомнения омеги в его глазах, а потому коснувшись губами кончика чужого крохотного носика, поднимается с дивана и отходит куда - то в сторону, оставляя Юнги наедине со вновь ощущаемым холодом.
- Джин за дверью, ступай к себе в комнату, - проговаривает, вернувшийся Чонгук, и накидывает на тело севшего омеги свой пиджак.
- Вы так и не ответили на мой вопрос, - остановившись почти у самой двери, оборачивается, сжимая пальцами края длинного пиджака, - как мне к вам обращаться?
Чонгук поворачивается к омеге и подходит к нему, оставляя только шаг между ними. Касается ладонью щеки, обводит её, и глядя в глаза, шепчет:
- Зови меня по имени, Юнги. - Убирает руку и отходит, когда в дверь стучат. - Входи, - прикрикивает, и, развернувшись, отходит от застывшего Юнги.
Джин проходит в комнату и сам замирает. Юнги стоял одетый в пиджак господина и смотрел ему вслед с такой грустью, смешанной с благодарностью, что Джин не знал что думать о том, что между этими двумя произошло. Резко мотнув головой, выбрасывает пока эти мысли и взяв омегу за руку, выводит его из комнаты. Юнги молча ступает за ведущим его омегой и только остановившись у лифта, оборачивается назад и смотрит на коридор, который в этот раз, оказался абсолютно пустым. Ни у дверей комнаты, из которой он вышел, нигде не было видно ни одного альфы, они с Джином, были абсолютно одни. И в этой тишине звук прибывшего лифта, для Юнги становится слишком громким, он вздрагивает так, словно проснулся от кошмара, в котором прибывал долгое время.
- Юнги, с тобой всё в порядке? - Спрашивает Джин, коснувшись чужого плеча. Юнги от этого прикосновения отшатывается, словно обожжённый, уставляется на Джина глядя на него как - то испуганно - загнанно - неверяще.
- Как... как ты меня назвал? - Заикаясь, спрашивает, широко раскрыв глаза.
- Юнги, тебя ведь так зовут? Я не ошибся?
- Нет, не ошибся, но... почему? Почему ты так назвал меня? - Джин смотрит на парня и его откровенно пугает состояние Юнги.
- Господин Чон, он сказал впредь называть тебя только по имени. Всем так сказал... Подожди, ты куда? - Джин тянется к парню, но тот резко срывается с места и бежит обратно к двери альфы. Не постучавшись, открывает, ворвавшись в комнату, заставляя альфу соскочить с дивана.
- Юнги, что такое? - Идёт навстречу к подбегающему к нему парню, - что - то...
- Зачем? - Перебивает альфу, останавливается напротив него, в глаза глядит пытливо, - скажи мне зачем? Почему? - Юнги смотрит в эти тёмные омуты и видит в них полное понимание вопроса, пальцы теребит, ответа ждёт, хоть и страшно услышать его.
Чонгук действительно понимает, к чему именно эти вопросы, видит в омеге желание узнать ответы на них, но вместе с ним и какую - то неуверенность, смешанную с лёгким страхом. Молчит, не понимая, что своим молчанием омегу только больше пугает и напрягает.
- Не молчи, - делает ещё один крохотный шаг навстречу, соприкасаясь кончиками пальцев ног, с носками обуви альфы, - почему ты сказал им, называть меня Юнги? Почему, Чонгук? - Нижняя губа начинает предательски дрожать, отчего омега прикусывает её, хоть и понимает, что бес толку. Проявленные эмоции, снова приносят дискомфорт, а именно, тяжесть. Тяжесть от осознания этой боли, которую снова через себя пропустить придётся, принять и жить с ней. - Если, это такая шутка, то прошу, я все, что угодно сделаю, но отмени её, я всё, что хочешь сделаю, но.... - Слеза не успевает скатится по ещё более бледной щеке, Чонгук её подушечкой большого пальца ловит, стирает, к себе хрупкое тельце прижимает.
- Почему ты спрашиваешь? - шепчет на ухо, уткнувшемуся в его шею омеге.
- Я ведь должник, всегда, везде, только он. Только должник и никак более, - всхлипывает, за ткань на чужой спине сильнее цепляется. - По жизни был должником и продали за долги. У меня ничего нет, ни дома, ни семьи, только долг, - сам не знает зачем говорит это альфе, но отчего - то чувствует, этому человеку он может это сказать и он будет единственным таким человеком в его жизни. - Нет у меня имени более, кроме этого, - на грани слышимости шепчет, после чего чувствует, как альфа отстраняет его от себя, в заплаканные глаза, своими печальными смотрит.
Юнги этой печали понять не может, чем она вызвана? Почему этот альфа не отругал его за то, что он так бессовестно ворвался к нему в комнату, ослушавшись? Почему ничего не сказал, когда Юнги перебил его и едва не кричал на него? Почему сейчас стоял и обнимал, передавая своё тепло и нежность? Разве ведут себя так с товаром?
- Я просто товар, который вряд ли стоит десять миллионов долларов, - роняет и опускает голову, не желает больше Чонгуку свои слёзы показывать, вряд ли за этим он его купил.
Чонгук же подхватывает пальцами за подбородок чужое лицо, поднимает, глядит в него долго, щёку снова оглаживает. Спускается взглядом на место, где его временная, но всё же метка расцвела, вдыхает природный запах своего сладкого мальчика и в этот момент понимает, что парень сейчас полную глупость говорил. Теперь в голове и при взгляде Чонгука на Юнги будет только одно слово "мой" и никто этого отменить не посмеет.
Чонгук хотел вызвать в этом маленьком омеге эмоции, увидеть его без этих безэмоциональных, однотипных масок, найти его настоящего. И нашёл. Свой дом в душе этого мальчика нашёл. Но согласится ли он им стать?
- Это не ты должник, а я, - серьёзно проговаривает альфа, не отводя взгляда от чужих глаз. - Я твой пожизненный должник. Тебя зовут Юнги и никаких денег этого мира не хватит, чтобы хотя бы приблизительно определить твою цену. Потому что цены тебе - нет. Ты бесценен, Юнги.
Юнги смотрит на альфу не верящим взглядом, не понимает, действительно ли происходящее сейчас реально или снова очередной сон, где он не один, где у него есть имя, и человек рядом, который не будет измерять его цену в купюрах.
- Ты спрашивал про ангела на первом этаже, - продолжает альфа и Юнги тихонько кивает, - однажды, мне приснился сон, в котором я встретил ангела. Он пытался помочь мне, осветить мою жизнь, а я убегал от него, брызги грязи на нём оставляя. Когда я понял, что совершил, то обернулся, но увидел обыкновенного, уже не светившего, заляпанного грязью человека, с опущенной головой. По его белому лицу стекали чёрные слёзы, крылья напоминали потрёпанную тряпку, а колени на которых он сидел, как и ступни, были изранены и кровоточили. Я пытался залечить их, стереть с него кровь и грязь, но он продолжал плакать своими чёрными слезами и показал дыру в груди, там, где должно быть сердце. Он сказал, что плачет и тоскует по моей пропавшей душе. - Альфа замолкает, сглатывает, ведёт пальцами от подбородка по чужой скуле, а Юнги берёт его ладонь в свою и, раскрыв её, укладывает в неё свою щеку, ластится. Взглядом говорит: он слушает, слышит, верит, ждёт. Чонгуку этого взгляда более чем достаточно. - Я погубил того ангела, - продолжает, кладя вторую ладонь на лицо Юнги, - и мне стало страшно, потому что проснулся я с чувством, что эта зияющая дыра во мне на самом деле была. Я заказал этот фонтан, чтобы он был для меня, нечто, напоминанием. В этот раз, я не хочу убегать, ломать. И пусть тебя я уже замарал, твой свет, я гасить не хочу, не посмею. Но захочешь ли ты, Юнги, быть светом, для такого грязного меня? Если нет, я отпущу тебя, не стану держать в клетке, ломать, я не хочу...
- Ты не погубил его, - приложив палец к чужим губам, дрожащим голосом шепчет, - может, вместе, у нас получиться спасти этого ангела? Может мы сможем зажечь одну звезду на двоих? - Свои ладони на горящие щёки альфы кладёт осторожно, а Чонгук берёт одну в свою и к губам её подносит, поцелуй на ней оставляет, в чужие, теперь такие родные глаза глядит с благодарностью. И в этом взгляде Юнги находит всё, что он так долго искал и желал. Он наконец дома, там где тепло, там где у него есть имя, которое произносят с любовью и бесконечной нежностью в глазах.
Юнги привстаёт на носочки и коснувшись своим носом, носа альфы, оставляет на его губах, лёгкий, такой нежный, словно дуновение тёплого, весеннего ветерка, поцелуй. Отстраняется, в глаза снова глядит, словно насмотреться в них не может, и теперь уже альфа тянется к нему, целует нежно, ласково, не так, как это было некоторое время назад, совсем иначе. Теперь цветы внутри Юнги расцветают, веря этому теплу, что альфа дарит, никогда не завянуть обещают. Чонгук своими осторожными касаниями, эти мысли подтверждает. Подхватывает омегу на руки так, словно он не весит ни грамма и не разрывая поцелуя, осторожно ступая, проходит мимо дивана, идёт в свою комнату, укладывает омегу на прохладные простыни, которые до этого ни одного запаха, кроме самого Чонгука не знали. И теперь точно не узнают. Здесь только Чонгук, только Юнги.
Чонгук немного не осторожно снимает с парня пиджак, цепляет нитку жемчуга, которая тут же разрывается, заставляя Чона как завороженного наблюдать за этим процессом, как эти бусины скатываются со светящегося в свете, исходящим из большого окна уличных фонарей, тела.
- Теперь они всюду, - тихо проговаривает Юнги, упираясь локтями в матрас глядит на разбросанный жемчуг.
- Это не важно, - с полуулыбкой отвечает альфа, но видя нахмуренные брови омеги, поднимает его руки и помогает избавится от остатков портупеи.
Отбрасывает аксессуар куда - то в сторону, взглядом скользит по теперь полностью открытому для его созерцания, телу.
- Юнги, ты такой красивый, - выдыхает и к лицу омеги взгляд возвращает. То, что видит там, видеть не хочет.
- Во мне нет ничего такого, - подтверждает мысли Чона, отворачивает лицо в сторону плеча, на которое сам обычно старался не смотреть. Слишком отвратно. Чонгуку физически больно смотреть на это отвращение в лице Юнги, к самому себе.
Взяв руки Юнги в свои, Чонгук заставляет его приподняться и сам усаживается напротив него. Берёт в ладони его лицо, приближает к себе максимально близко и едва не в губы выдыхает:
- Юнги, ты прекрасен, - шепотом, но все свои чувства в эти три слова вкладывает, - а будь бы ты звездой, то своей красотой и яркостью, ты бы заменил все существующие, потому что на твоём фоне, остальные не были бы заметны. С такой звездой, ни один путник или же моряк, больше не потерял бы дороги домой. А это, - кивает на плечо, - одна из самых прекрасных частей тебя. - Убирает руки от лица омеги и опустив голову, снова начала красной полосы губами касается, руками спину оглаживает, к себе сильнее прижимает. - Ты ведь веришь мне? - Ласкает кожу своим тёплым дыханием, искренне ответа ждёт.
- Верю, Чонгук, - в ответ шепчет, и сам губами к чужим тянется, желая снова в сладостном поцелуе забыться. Чонгук отказать этому желанию не может, прав на это не имеет, сам того же хочет.
Не прерывая поцелуя, нависает снова над омегой, устраиваясь меж его разведённых ног, параллельно от своей рубашки избавляясь. Отрывается от губ, только чтобы стянуть кусок ткани с плеч и отбросить, но замирает, стоит почувствовать прикосновение тонких пальчиков к своей груди.
- Tilk lootust, - тихо читает, выведенную под сердцем, каллиграфическим почерком, чернильную надпись. - Что она означает? - Уставляется на лицо альфы, которое в замешательстве пребывает. Кажется, за такое короткое время он успел привыкнуть к безразличию Юнги почти ко всему и видеть такие его горящие интересом и желанием узнать глаза, не привычно. Но как же приятно.
- Капля надежды, - отвечает, поднеся пальцы к своим губам и оставляя крохотный поцелуй на кончике каждого.
- Ты сделал её после того сна, про ангела? - Завороженно наблюдает за действиями альфы, поражаясь тому, насколько нежным этот человек может быть.
- Да, у каждого в сердце должна оставаться хоть капля надежды и веры, хоть во что - то. Иначе и жить не зачем, всё равно ты будешь не больше, чем безжизненная оболочка. Я такой едва не стал.
- Ты не станешь, Чонгук, - касается губами кончика носа, - мы не станем.
Дальше и слова не нужны. На постели, которую Чонгук не похотью заполнить хотел, а теплом, нежностью и любовью, два тела сливаются в одно, повторяя вслед за душами двух, казалось бы обречённых и уже погибших.
Юнги думал, что его жизнь закончилась, когда за ним пришли незнакомые ему люди и привели его на этот аукцион. Именно поэтому, он не придумал ничего лучше, как абстрагироваться от этого мира, как он это делал всегда. Кто же знал, что именно в этом месте он обретёт того, кто вернёт ему имя, позволит жить в этом мире и быть счастливым?
Чонгук уже давно себя умершим считал. После этого сна, который на самом деле оставил в нём неизгладимый след, Чон действительно поверил в то, что он более не достоин света, в то, что уже давно всё погубил и потерял. Поэтому просто пытался хоть чем - то, кем - то, забить эту пустоту. А оказавшись совершенно случайно приглашённым на этот аукцион и представить не мог, что именно после него перестанет волочить своё существование в тёмном, сжирающим его по ночам одиночестве, разделённом с виной и потерей.
Сейчас, прижимая к себе хрупкое, мирно спящее тельце, Чонгук зарывается носом в мягкие пряди, не имея сил или желания улыбку с лица стереть. Чувствует, как невидимая рана, наконец, затянулась, оставляя лишь ему одному, видимую красную полоску, чтобы не забывал. Чонгук не забудет, не посмеет, не потеряет, не погасит. В следующих жизнях эту боль от пустоты, помнить будет, а потому, повторения трагичной участи тех двоих из своего сна не допустит. Юнги будет счастлив, на его лице не будет слёз, разве что от счастья, а в его груди будут вечно цвести цветы.
- Я забыл спросить, - сонно бурчит Юнги, заставляя Чонгука выплыть из своих мыслей, - почему это место, называется красной звездой?
- Я и сам на этот вопрос ответа не знаю, - не врёт, правда не знает. - Это было спонтанно, - добавляет.
- Тогда я подожду, когда у этого названия появится своё значение, - зевает Юнги и повернувшись к альфе, утыкается лицом в широкую крепкую грудь, радуясь, что наконец, засыпает с улыбкой на лице.