Леонардо
Теперь небо над Нью-Йорком всегда черно-серое с красным отливом, расчерченное, словно решетка, огнями лазеров и прожекторов. А когда в это небо неровным клином взмывают в свете сигнальных лучей вертолеты для очередной зачистки, темное пятно на алом фоне выглядит совсем как на флаге клана Фут. Лео порадовался бы, что не может больше видеть ни флага клана Фут, ни этого неба, но оно непомерной тяжестью давит на плечи, и Лео просто не может его не чувствовать.
С тех пор как исчез Донателло, Лео всегда что-то давит на плечи, хотя ответственности за семью – за Учителя и братьев - на нем больше нет. Иногда Лео думает, что это чувство вины. Иногда – что ремень с ножнами катаны. Иногда это становится просто невыносимо, и тогда он возвращается в их старое Убежище и долго вслушивается в тишину.
В какой-то момент он не выдержал, и сейчас уже сложно сказать, что послужило тому причиной. Все шло к концу, терять ему было уже нечего, да и надежды больше не оставалось.
Но все закончилось иначе – Лео потерял зрение, но обрел новую надежду.
Черную громаду башни Шреддера, конечно, охраняли, впрочем, никто давно уже не рисковал брать эти стены приступом. Поначалу таковые находились, но чтобы попасть внутрь, нужно было пройти несколько уровней системы безопасности, а без кодов доступа и планов здания это было невозможно. Но ни коды, ни планы не спасали от роботов, сконструированных по новейшим технологиям расы утромов и Караи-ботов последнего образца. Сопротивление, взметнувшееся было на первом этапе правления Шреддера, быстро испугалось, опало, утекло в подполье и как будто бы затихло. Конечно, недовольные оставались везде. А вот безумцев – не было.
Да и Лео себя безумцем не считал. Он просто собирался сделать то, что должен – добраться до Шреддера и убить его. Он готовился долго, он вышел на связь со многими из тех, кому претила власть тирана, он собирал информацию по маленьким кусочкам, старясь не рисковать раньше времени и перепроверять все по несколько раз. Но шансы на победу все равно оставались мизерными. Вчетвером они бы справились. Но раз это невозможно, значит, он справится один. И навсегда избавится от этой невыносимой тяжести вины. Так или иначе.
Ниндзя клана Фут давно уже перестали быть неуклюжими статистами. Слабых Шреддер не держал. Лео успешно прошел установленные термо- и радиодатчики, прокрался незаметным под носом у первого кордона Фут, миновал сеть охранных лазерных лучей, отключил датчики движения на всем уровне (повезло, добытый код сработал) и... наделал шума на втором блокпосте, почти сорвав весь свой план. Элитные ниндзя Шреддера едва не успели включить сигнализацию, но Лео сумел уложить их всех раньше. Обошлось, но теперь он был крайне ограничен во времени: через полчаса, не больше, прибывшая смена заметит побоище и узнает о вторжении.
На третьем кордоне его не заметили, однако ему вдруг показалось, что за ним неслышно скользит черная тень. Фут? Нет, напали бы сразу. Значит, паранойя.
То ли источник, предоставивший Лео план здания, оказался ненадежным, то ли сам налетчик запутался в переходах, но путь по предпоследнему уровню привел его в тупик, и Лео пришлось потратить время на то, чтобы вернуться к началу. Где-то взвыла сирена – видимо, нашли тела. И нужно было бы затаиться, переждать, а потом отступить, но по этому чертову плану Шреддер был уже совсем близко, и Леонардо рванулся напролом.
Он не был готов к тому, что атакующие его ниндзя Фут вдруг отступят, следом поступит приказ «брать живым!», и в лицо вдруг брызнет режущий глаза удушливый газ. За его спиной сомкнулся тяжелый механизм дверей, впереди, выставив бластеры, загораживали путь невозмутимые роботы. Глаза слезились и постепенно теряли фокусировку. Ну уж нет, живым он не дастся! Вслепую, он кинулся вперед, но завершить маневр ему не позволили – что-то тяжелое сбило его с ног и отбросило в сторону. Он не видел, что это было, он только слышал, словно сквозь вату – шум, лязг железа о железо и звуки выстрелов. А через несколько секунд снова стало тихо, на морду вдруг лег респиратор, и трехпалая лапа, сжав его запястье, потянула куда-то в сторону. Ниоткуда явившаяся спасительная сила уверенно вела его по лабиринтам дворца Шреддера, и Лео слепо следовал за ней – еще не решаясь задать вопрос, но уже надеясь. Из-за проклятого газа и голос, и зрение, и слух предали его, и все, что ему оставалось – только верить. И мысленно звать - «Дон. Донни. Донателло.» Кто еще смог бы так быстро обезвредить роботов? Кто еще смог бы безошибочно вывести его наружу, благополучно минуя все системы слежения и блокпосты? Кто из братьев смог бы простить ему смерть Учителя?
В паре километров от крепости, ладонь брата последний раз сжала его плечо, и ощущение чужого присутствия исчезло. Лео стоял один и из ослепших глаз текли слезы.
Микеланджело
Теперь в Нью-Йорке все ходят в черном и только строем. Микеланджело в который раз думает, что он ненавидит черный цвет и режим, будь это режим дня или режим государственной власти. Власти Шреддера. Шреддера он теперь тоже ненавидит, хотя раньше думал, что «ненависть» бывает только в пафосных фильмах и комиксах про суперзлодеев.
Теперь он думает иначе. А еще теперь он различает виды винтовок, по отверстию от пули может определить ствол и калибр, может взломать почти всё – начиная от механического замка и заканчивая вражеским сервером, и компьютерные игры здесь не при чем. Теперь Микеланджело вообще знает столько, что можно было бы возомнить себя умнее Старейшего и Стокмана вместе взятых. Будь здесь Донни, он бы им гордился. И вряд ли бы назвал маленьким и глупым любителем развлечений. Да, раньше он любил вечеринки, когда шумно и мелькает светомузыка - теперь шум и мелькание он видит в кошмарах. А еще он знает, что во время зачисток лучше не соваться наверх. Металлическая культя на правой руке – это сильнее чем зарубка на носу.
Он все-таки сунулся. Он не мог не видеть, как целенаправленно кружат в небе вертолеты над одним из домов. Как они опускаются на крышу, и как потом черные солдаты с красными пятнами эмблем клана Фут на одежде выводят из здания людей. Ни в чем не повинных людей – Майки был в этом уверен, но Фут не признавали никаких аргументов, кроме силы.
Нужно было уходить. Он знал, что патронов у него почти не осталось, и помнил, какую награду назначил Шреддер за его голову и головы его братьев.
Но Майки вдруг вспомнил еще кое-что: супергерои так не поступают. Какая-то слепая, почти детская вера в то, что добро всегда побеждает зло, а значит и он победит, вдруг снова всколыхнулась в сердце. И последние патроны он потратил на то, чтобы пустить залп по уже отъезжающей машине. Солдат Шредера не нужно было приглашать дважды.
Их было больше и они были сильнее, но искусство ниндзя, которому обучил сыновей мастер Сплинтер также росло и взрослело вместе с ними. Майки удалось освободить людей. И почти поверить в то, что сегодня он выйдет из битвы героем, и… Пулеметная очередь откуда-то из-за спины подкосила эту веру и заставила пошатнуться дух. Левая рука повисла безжизненной плетью, и горячая боль поползла от нее, затуманивая разум.
Да, Фут все-таки было больше. И у них были винтовки.
Ему хватило сил уйти от погони, и ума – спуститься вниз, туда, где вода смыла тянущийся за ним красный след. Но кровь – и жизнь – утекала, и он чувствовал, как холодеет воздух вокруг и как сгущается тьма перед глазами. Наверное, это было символичным – прийти умирать туда, где провел самые счастливые годы жизни. Их Убежище. И когда где-то в отдалении послышались голоса, он решил, что его это галлюцинации. Или приспешники Шредера – мелькнула более приближенная к реальности мысль. Голоса были незнакомые.
Но из последних сил попытавшись открыть глаза, сквозь туман он увидел склонившееся над ним зеленое пятно, перечерченное темной полосой. Донни. Да, Донни всегда приходил ему на помощь. Лучшая галлюцинация из всех, что могли бы быть.
Он очнулся утром. Было холодно, в голове шумело, в глазах рябило. А еще он был жив. На руке, которой теперь не было, блестела металлическая накладка, мысли текли заторможено – очевидно, обезболивающие еще действовало.
И первая мысль, которая пришла к нему, была простой и короткой.
Донателло.
Единственный, кто решился бы и смог провести такую операцию. Кто всегда был на его стороне. Кого он ждал с нетерпением.
Микеланджело откинулся обратно на грязный матрас и первый раз за долгое время улыбнулся.
Рафаэль
Теперь в Нью-Йорке полно заброшенных районов, а на улицах почти не бывает прохожих. Да и тем, кто рискнул высунуть нос из дома, есть чего бояться помимо зеленого мутанта.
Но теперь Рафаэлю это все не нравится. Теперь он в разы осторожнее, чем был раньше, теперь он думает десять раз перед тем, как начать действовать, и также предпочитает не высовываться лишний раз. Их Убежище в канализации давно разрушено, и теперь Рафаэль живет в одном из когда-то богатых районов крупнейшего города Америки. Сейчас большинство зданий здесь в руинах: многим не понравился приход к власти нового правителя.
Патрули, зачистки и проверки – все это теперь обыденность для города. И стычки с Фут – тоже обыденность. Но Раф чувствует только усталость и давно уже не чувствует прежнего огня и прежней ярости. Он больше не получает удовлетворения от битв. Он стал расчетливее и вдумчивее. Он и раньше не был оптимистом, а теперь и вовсе не верит в то, что все это может закончиться. Разве что смертью. Его смертью.
Но все-таки находится то, что заставляет его поверить в возможность другого исхода.
Его осторожность дала сбой. Осторожность и здравый смысл, потому что до этого момента он старался узнать о новых технологиях утромов как можно больше, прежде чем вступать в бой с очередным техническим порождением внеземных гениев. До этого момента, он мог по нескольку дней подряд незамеченным «охранять» периметр дворца Шреддера, отслеживая всех входящих и выходящих и подмечая все детали. Новые Утроминаторы на первый взгляд показались не такими уж мощными. Правда, один из них сел ему на хвост, когда Раф попытался изменить дислокацию. Пришлось разделаться с ним по-быстрому и оставить остальных, слетевшихся на шум, глотать пыль колес его байка.
Но, в целом, он был доволен собой в тот день. И даже вскрыл последнюю заначенную банку пива, устроившись на диване.
Компьютер включился сам по себе. Рафаэль подпрыгнул, схватился за саи, но проклятая техника на него должным образом не среагировала, зато на черном экране монитора заплясал белый курсор: «На твой байк повесили бомбу! Через полминуты дом взлетит на воздух! Беги! 20 сек… Не смог связаться с тобой по черепахофону! 10! 9! 8!...»
Раф вылетел в окно быстрее, чем успел сообразить, верит он анонимному доброжелателю или нет. Хорошо, этаж был нижний. Интуиция сработала что ли...
Три. Два. Один.
Грохот за спиной, удар в панцирь, отбрасывающий его вперед, летящие во все стороны камни и стекла: Раф неосторожно повернул голову, и острый осколок полоснул его прямо по лицу.
Он лежал на земле под грудой мусора еще несколько минут, зажимая руками рану и пытаясь прийти в себя.
Кто еще смог бы упомянуть черепахофон в разговоре? Кто мог бы узнать про бомбу? И кто мог бы взломать его компьютер, чтобы предупредить о ней?
Рафаэль знал только одного – своего младшего брата Донателло.
Он стоял и смотрел одним глазом, как догорает то, что осталось от дома, и внутри полыхала веселая злая ярость.
Донателло
Этот мир ужасен. Донателло, переброшенный давним врагом в другую реальность, не может поверить, что все это – чья-тo действительность. Но трое братьев, сидящие рядом, напоминают об этом одним своим видом. Они молчат, и в этом молчании нет неловкости. Сегодня последняя ночь перед штурмом крепости Шреддера, и еще полчаса назад все четверо вместе с Эйприл и силами Сопротивления согласовывали окончательный план, ругаясь до хрипоты и радуясь удачным решениям.
Теперь каждый из них думает о своем.
Леонардо вспоминает сделку с Бишопом, трудную и унизительную, в результате которой он вынужден был почти год работать на маньяка и некогда врага, а теперь – вынужденного союзника. Но в тот момент только тайный агент мог помочь раненному Микеланджело и сохранить сведения о Черепахах в тайне от приспешников Шреддера. Леонардо вспоминает свой страх и отчаяние, когда он нашел истекающего кровью брата в Убежище, и свое позорное бегство после. Завтра после штурма он признается во всем.
Микеланджело хочет рассказать, о том, как ловко ему несколько лет подряд удавалось обходить защиту серверов клана Фут. И о том, и как быстро ему однажды удалось взломать компьютер Рафа, чтобы предупредить об опасности: добраться до брата сам он тогда просто не успевал. Но все-таки сдерживается. Он расскажет об этом завтра, когда они вернутся обратно героями.
Рафаэль тоже сдерживается, хотя его злость его давно уже ищет выхода. Он злится на Лео, которому давно хотел высказать все, что думает и по поводу смерти Учителя, и по поводу его самоубийственной и единоличной попытки проникнуть во дворец врага. Если бы Раф тогда не торчал сутками под стенами крепости Шреддера, если бы у него в руках тогда не было силой выбитого у Пурпурных Драконов плана здания, если бы не приказ «брать живыми», вряд ли он смог бы вытащить брата. Он снова прокручивает в голове события того дня и молчит. Все это он выскажет завтра.
Донателло не смеет нарушить тишины. Он может спросить о многом, но не хочет словами разрушать того единения, которое он вернул им своим появлением. И той надежды, которую он снова почувствовал в братьях. Завтра они положат конец тирании Шреддера. Потому что их четверо – сейчас и всегда.