Горячие простыни скомканы, путаются в пальцах ног. В теле блуждают ещё жар и сладкая истома, отдаются в позвоночнике искорки удовольствия. Слабо подёргивает мышцы, дыхание сбилось вовсе; казалось, будто воздух намертво застрял в лёгких, или же внутри свернулось пламя, мешающее сделать полноценный вдох.
Мэн Яо тихо пытается отдышаться, чтобы не беспокоить своего господина слишком громкими — и раздражающе лишними — звуками. Он почти не чувствует своего тела, только жар чужой кожи и твёрдость мышц. Кажется, он почти распластался на своём любовнике, на краткий миг потерявшись в удовольствии, но стоит только попытаться откатиться в сторону, как на поясницу тяжело ложится жёсткая ладонь и прочно удерживает на месте.
Мэн Яо послушно замирает и прикрывает глаза. Медленно втягивает носом воздух вместе с тяжёлым, насыщенным запахом чужого тела. Кажется, он чувствует даже нотки горящего дерева — пепелища, что оставляет этот человек в каждом месте, которого касается его карающая длань. Но в этом месте ничего не может гореть; разве что он сам.
Сильные жёсткие пальцы касаются его головы на удивление мягко, перебирают взмокшие пряди на затылке почти трепетно. Мэн Яо позволяет себе на миг раствориться в этой ласке, но ни на миг не забывает о том, кому она принадлежит.
И кому считанные минуты назад принадлежало его тело.
Постепенно возможность двигаться возвращается к нему, и Мэн Яо рассеянно скользит руками по слегка влажному боку своего любовника. Чувствует кончиками пальцев грубый шрам под рёбрами, к которому совсем недавно жадно припадал губами под насмешливым и пламенным взглядом гранатовых глаз. На кончике языка даже горчит лёгким привкусом пота и кожи, и он будто наяву ощущает бугристость рубца.
Ладонь скользит выше, пальцы прослеживают ход рёбер. Чужая рука на его пояснице ещё давит тяжело, но его господин не делает попыток остановить это движение. Кажется, даже смотрит с лёгким любопытством и насмешкой — Яо может чувствовать этот взгляд всем своим существом, и для этого ему не нужно поднимать головы.
Кожа под пальцами ровная, чуть влажная из-за пота, горячая — почти обжигает. Мэн Яо скользит рукой выше, очерчивает контуры грудной мышцы. Затаив дыхание, обводит пальцами тёмный сосок и кладёт ладонь ниже, туда, где бьётся сердце.
Вот только под рукой ничего не бьётся. Пустота. Словно сердца там нет.
Мэн Яо в ужасе распахивает глаза и невольно вскидывает взгляд; в гранатовых глазах мягко сверкают смешинки. На тонких губах его повелителя — тихая, нежная почти улыбка. У Мэн Яо дыхание перехватывает, а сердце начинает биться о рёбра гулко и тяжело.
Однако под его ладонью не ощущается пульсации. Мэн Яо ведёт рукой ближе к грудине, затем вверх, после — левее, пытаясь найти верхушечный толчок. И не находит.
Его любовник неожиданно перехватывает кисть Яо и подносит к своим губам, щурясь лукаво и усмехаясь. Мэн Яо замирает от неожиданности — и чего-то ещё, гулко ударившего под рёбра и дрожью прошедшего по позвоночнику — и извиняется неловко:
— Мой господин…
Голос его не слушается совсем и обрывается в начале фразы, когда кожу у основания ладоней прихватывают зубами и слегка сжимают в намёке на укус. Рука вся покрывается мурашками, тело охватывает сладкая дрожь, во рту мгновенно скапливается слюна. Мэн Яо ко второму разу ещё не готов, но если его повелитель прикажет…
Приказа, впрочем, не звучит. Да и жёсткие губы касаются его запястья почти невинно, только кожу обжигает горячий выдох. Зато гранатовые глаза темнеют, наливаются грозовыми перекатами, и Мэн Яо чувствует, как слабеют его ноги под этим пристальным взглядом.
Он сглатывает тяжело, нервно, но пошевелиться не смеет. Чужая широкая ладонь, перебирающая волосы на затылке, вдруг прихватывает пряди и тянет ощутимо, но тут же отпускает. Скользит ниже, по взмокшему изгибу шеи, между лопаток, надавливая вдоль позвоночника. Яо покорно изгибается под этим прикосновением и выдыхает на грани стона: спину пронзает сотнями мелких иголочек удовольствия.
Его вдруг приобнимают за талию и зарываются носом в волосы. Подобные нежности непривычны: господин всегда покидает постель, получив удовольствие и доведя Яо до пика, и потому прикосновения, дарящие нежность, а не распаляющие внутреннее пламя, словно принадлежат совсем другому человеку.
Мэн Яо никогда не касались так.
И ему почти страшно от того, насколько сильно ему хочется прильнуть к этим рукам, к этому телу, отдать всего себя до самого дна — лишь ради того, чтобы к нему прикоснулись так снова.
Должно быть, это желание отражается на его лице, потому что его виска касается горячий выдох, а в чужой груди вибрирует от лёгкого низкого смешка. Это могло бы напугать, но Мэн Яо просто прикрывает глаза и выдыхает, расслабляясь, открываясь, подчиняясь — всем своим существом выражая готовность следовать каждому слову и повелению.
Его руку тянут вдруг вправо и укладывают на рёбра.
— Слушай, — касается макушки раскатистый… Не приказ, нет. Почти просьба.
Мэн Яо послушно прикрывает глаза.
Под его ладонью размеренно и тяжело бьётся чужое сердце.
Сердце, которое он вскоре пронзит мечом.