— Если ты меня разбудил из-за какой-нибудь ерунды, голубчик, то на пощаду можешь не рассчитывать, — такими словами сонный Жилин, пятью минутами ранее жестоко разбуженный трелью дверного звонка, встретил друга, невесть зачем оказавшегося в семь утра на пороге его квартиры. — На пятнашечку у меня пойдёшь, не меньше. И не больше.
— Полковник, пошли ондатру кормить, — шагнув в прихожую, таинственным тоном прошептал Катамаранов и похлопал по карманам своей телогрейки.
— Что? Куда? Зачем? — непонимающе заморгал не до конца проснувшийся Жилин. — Какую ещё ондатру?
— Обыкновенную. Я же тебе ещё два дня назад рассказывал, что видел ондатру на болоте. Забыл? — с укором спросил он.
— Игорь, какие ещё ондатры? Тридцать лет человеку, а у него один зоопарк на уме, — читавший до двух часов ночи раздобытую с большим трудом книгу про подкормку редиса Жилин совершенно не выспался и из-за этого пребывал в дурном настроении, не располагающем к детским развлечениям. — Ты, голубчик, что, зоологом решил заделаться? Если да, то должен знать, что ондатры в дополнительном подкорме… прикорме… кормлении не нуждаются и еду им таскать совершенно незачем.
— В кормлении она, может, и не нуждается, но угоститься будет не против, — уверенно заявил Катамаранов. — Пойдём, товарищ полковник, неужели тебе не интересно увидеть живую ондатру?
— Мне, голубчик, через полтора часа на службе надо быть. Служба — она ждать не будет. А ондатра подождёт до выходных. Или хотя бы до вечера, — Жилин зевнул и, зажмурившись, взлохматил пальцами брови.
— Да ты только посмотри, какая там погода. Солнце светит, птицы поют — красота! К вечеру, может, вообще дождь пойдёт, и ондатру ты так и не увидишь. Пойдём, полковник, — настойчиво просил Катамаранов, заглядывая ему в глаза.
— Ладно уж, идём, каска ты со скипидаром, уговорил. Всё равно ведь не отстанешь, — признав поражение, Жилин отправился умываться и одеваться.
Через десять минут они вышли из дома и направились в сторону болот, лежащих на окраине города, по пути жуя наскоро приготовленные Жилиным бутерброды. На улице стояла удивительно тёплая для конца сентября погода. В ярком свете солнца листья, окрасившиеся в тёплые осенние цвета, казались ненастоящими, словно сделанными из воска. Изредка один из них срывался с ветки и опускался на землю, медленно кружась. Поймав в воздухе пёстрый кленовый лист, Катамаранов задумчиво повертел его между пальцами и с внезапной грустью произнёс:
— Скоро зима настанет.
— Настанет, голубчик, даже не сомневайся, — подтвердил Жилин. — И расстраиваться из-за этого совершенно незачем.
— Не расстраиваюсь я, полковник. Просто зимой жизнь как будто останавливается: звери в спячку впадают, деревья мёртвые под снегом стоят, темнеет рано. Вот и приходится сидеть вечерами дома да размышлять о вечном, — он отпил глоток скипидара, бутылка с которым как обычно скрывалась в бездонном кармане его телогрейки, и задумчиво посмотрел в чистое, без единого облака, небо.
— Ишь, размышляет он, философ скипидарный, — Жилин с усмешкой похлопал его по плечу. — Правильно делаешь, голубчик. Всё лучше, чем город третировать своими пьяными выходками. Вот напомни мне, кто три года назад новогоднюю ёлку на главной площади объел?
— Не объел, а проредил, — невозмутимо поправил Катамаранов. — Она слишком густая была, как будто искусственная. Ненатурально смотрелась.
— Она и была искусственная, балда, — Жилин закатил глаза. — Не понимаю, как тебе удаётся запихивать в себя абсолютно неперевариваемые вещи?
— Легко и просто, — на лице Катамаранова расплылась довольно-таки нахальная, как показалось Жилину, улыбка. — Кстати, на вкус ёлка была весьма приемлема.
Ответом послужил тяжёлый вздох, в котором заключалось вынужденное смирение с его гастрономическими пристрастиями.
Когда они остановились возле небольшого заросшего болотца, Жилин поторопил друга:
— Давай, Игорёш, показывай свою ондатру, только побыстрее.
— «Побыстрее», — передразнил его Катамаранов. — От меня здесь ничего не зависит. Когда она сама захочет — тогда и выйдет.
— Прекрасно, — хмыкнул Жилин, не скрывая недовольства. — То есть, мы можем проторчать здесь полдня и уйти ни с чем. Вдруг у неё сегодня вообще неприёмный день.
Катамаранов промолчал, неотрывно смотря на болото. Жилин в свою очередь бросал нервные взгляды на часы и мысленно умолял ондатру почтить их своим присутствием. Но та всё не появлялась. По прошествии получаса Жилин постепенно успокоился. Слушая далёкое пение птиц и вдыхая сырой воздух, он внезапно понял, что благодарен другу за эту прогулку и возможность насладиться приятной погодой. По долгу службы его выходы на улицу обычно ограничивались короткими перебежками из одного пункта в другой и на неспешное хождение по городу ради собственного удовольствия у него уже не оставалось ни сил, ни времени.
— Смотри, ондатра! — радостно завопил Катамаранов, заставив задумавшегося Жилина вздрогнуть от неожиданности.
Повертев головой, он увидел маленького зверька, замершего на берегу болота всего в нескольких метрах от них. Катамаранов вытащил из кармана пару морковок.
— Голубчик, это же тебе не заяц, — усмехнулся Жилин, глядя на принесённое угощение. — Ондатры такое не едят.
— Разве? — на лице Катамаранова было написано искреннее удивление. — А что они едят?
— Понятия не имею. Это же ты у нас, так сказать, ондатровед, у-ху-ху-ху, — Жилина рассмешил озадаченный вид друга.
Катамаранов уверенно подошёл к ондатре и, нагнувшись, протянул ей одну из морковок. Та пару секунд посидела, словно раздумывая, а потом быстро схватила подношение и скрылась в ближайших кустах.
— Видел? Похоже, ей понравилось! — Катамаранов торжествующе обернулся к другу. — Хочешь сам покормить?
— Что ж, такого опыта в моей жизни ещё не было, — Жилин взял у него вторую морковь и, держа её на открытой ладони, сел на корточки, ожидая, когда новая знакомая выйдет к ним снова.
Ондатра не заставила себя долго ждать. Ракетой вылетев из кустов, она вонзила острые зубы в руку Жилина и спустя мгновение исчезла в высокой траве, унося с собой морковь.
— Игорь, — Жилин растерянно позвал друга, который возился с развязавшимся шнурком и не видел произошедшего. — Меня ондатра покусала…
— Где? Покажи, — мгновенно оказавшись рядом, Катамаранов схватил его за руку, разглядывая кровоточащие ранки, образовавшиеся почти по центру ладони. — Больно?
— Терпимо, — тот поморщился. — Вот же… зверюга. И ведь даже на пятнашечку это животное не посадишь. А стоило бы. За нападение на сотрудника. В форме.
— За нападение на очень красивого сотрудника в очень красивой форме, — согласно закивал Катамаранов и вновь достал бутылку скипидара. — Нужно обработать, чтобы заражения не было.
— Может, обойдёмся более традиционными средствами? Йодом там, зелёнкой? — с недоверием покосившись на бутылку, предложил Жилин.
— А где их взять, полковник? У меня же здесь не аптека, — Катамаранов вывернул карманы, из которых посыпались гвозди, шурупы и обрезки проволоки.
— Это точно, голубчик. У тебя здесь целый филиал строительного рынка, — взглянув на часы, Жилин нахмурился: — ладно, некогда мне здесь с тобой прохлаждаться. Родное отделение заждалось. Там как раз и зелёнка имеется.
— Раз тебя покусали, на службу ты сегодня можешь не ходить, — великодушно разрешил Катамаранов, закончивший рассовывать по карманам вывалившиеся сокровища.
— С какой это радости? — Жилин посмотрел на окровавленную ладонь и тут же поспешил отвести взгляд, почувствовав лёгкое головокружение. — Мне, дорогой мой, никто из-за такой ерунды внеплановый выходной не предоставит.
— А ты и не проси никакой выходной. Просто иди домой, а потом скажешь, что целый день за мной гонялся и поэтому в отделении не был, — с энтузиазмом предложил Катамаранов.
— Нет, голубчик, у меня там отчётов целая гора. Точнее, их отсутствие, которое нужно сегодня же превратить в гору. Бывай, — стараясь не обращать внимания на боль в прокушенной руке, Жилин побрёл к перекрёстку, чтобы свернуть на улицу, ведущую к отделению.
— Хочешь, я у ондатры обратно морковку отберу? Не заслужила она никаких подарков, если мента моего кусать вздумала, — донёсся до него воинственный голос Катамаранова.
— Не занимайся ерундой, Игорёш, — не оборачиваясь, отозвался Жилин. — Животное же не виновато, что поддалось инстинктам.
— Добрый ты слишком, полковник, — догнав друга, Катамаранов даже не спросил, а поставил его перед фактом: — я с тобой в отделение пойду.
— Оп-па. Решил добровольно сдаться, голубчик? — удивился Жилин. — Уже успел что-нибудь натворить или авансом за решёткой посидеть надумал?
— Нет, я так, за компанию. Тебе же самому спокойнее будет, если я у тебя в кабинете посижу и не буду, как ты говоришь, город на уши ставить.
— И то верно, — был вынужден согласиться Жилин. — Только, чур, мне не мешать и погромы не учинять.
— Слушаюсь, товарищ мент! — гаркнул Катамаранов, размашисто приставив руку к каске.
— Не мент, а сотрудник милиции, — в миллионный раз поправил его Жилин, хотя знал, что это бесполезно.
***
В отделении Жилин первым делом отправился промывать рану под краном в туалете, перед этим впустив Катамаранова в свой кабинет, чтобы тот не бродил по коридору у всех на виду. Оставалось только надеяться, что за несколько минут тот не превратит рабочее место полковника в руины. Отрешённо глядя, как вода смывает запёкшуюся кровь, Жилин размышлял о том, что помимо стандартной рабочей рутины сегодня ему придётся ещё и развлекать Катамаранова, решившего скоротать время в милиции вместо обычных бесчинств на городских просторах. Вернувшись в кабинет, Жилин обнаружил, что Катамаранов с сосредоточенным видом копается в аптечке.
— Слушай, полковник, тебя йодом или зелёнкой мазать? — поинтересовался тот, демонстрируя оба пузырька.
— Без разницы, голубчик, — Жилин равнодушно пожал плечами и сел за стол, левой рукой положив перед собой чистый лист бумаги. – У меня работы непочатый край, так что давай побыстрее с этим разберёмся и я займусь отчётами.
— Есть, товарищ мент, — придвинув второй стул практически вплотную к тому, на котором сидел Жилин, Катамаранов открыл один из пузырьков.
Он вытряс на кусок ваты несколько зелёных капель, неохотно вылетевших из почти пустой склянки, и начал равномерно распределять их по ладони Жилина. Несмотря на то, что он старался действовать осторожно, зелёнка, неизбежно попавшая на повреждённый участок кожи, заставила Жилина зашипеть от усилившейся боли.
— Извини, полковник, — Катамаранов принялся дуть ему на руку, пытаясь облегчить неприятные ощущения.
— Перегаром своим скипидарным ещё на меня надышал, — вполголоса проворчал Жилин, пока тот распечатывал найденную в аптечке упаковку бинта. — Как я, позволь спросить, после твоего скипидарного духа буду отчёты писать?
— Ты их и без моего скипидара написать не сможешь, — с непоколебимой уверенностью заявил Катамаранов, неумело, но старательно бинтуя его ладонь.
— Это, Игорёш, даже не обсуждается, — Жилин переводил взгляд с лежащего перед ним белого листа бумаги на всё шире охватывающую его руку белую же повязку и обратно. — Есть такое слово — «надо». И ещё более страшное – «отчётность».
— Тогда напиши отчёт о том, что тебя ондатра покусала и поэтому никакие другие отчёты ты сегодня написать не в состоянии. И завтра, скорее всего, тоже, — Катамаранов разорвал конец бинта и завязал узлом выше запястья полковника.
— Ты, дорогой мой, перестарался немного. Я же не мумия, чтобы на меня столько бинтов тратить, — недовольно сказал Жилин, пробуя пошевелить кистью, что получилось с трудом из-за намотанных на неё слоёв марли. — Видишь, рука теперь не сгибается. А я отчёты должен писать.
— Давай я за тебя напишу, полковник, — Катамаранов с готовностью схватил лист бумаги и ручку. — Диктуй, я готов.
Жилин, чувствуя, что ни к чему хорошему это не приведёт, принялся диктовать. Он делал это медленно и чётко, с большими паузами, но Катамаранов умудрялся путать местами буквы и совершать ошибки даже в самых простых словах. Заглядывающий ему через плечо Жилин страдальчески морщился и просил друга быть внимательнее. В один момент он, не выдержав, отобрал у Катамаранова ручку и принялся составлять отчёт сам. Каждая буква давалась ему с большим трудом, поскольку оставленные ондатрой укусы вспыхивали болью, стоило хоть немного напрячь руку, а скованная повязкой кисть не желала слушаться и, несмотря на все старания, выводила какие-то каракули. Нацарапав несколько строк, Жилин раздражённо отбросил ручку на стол и отвернулся к окну.
— Рука болит, полковник? — сочувственно спросил Катамаранов.
— Душа у меня болит, голубчик мой проскипидаренный, — мрачно признался Жилин, потирая ноющую руку. — К завтрашнему утру вся эта несуществующая гора отчётов должна отправиться в Главное управление, иначе я людей подведу. Не очень хороших, но всё же.
— Ладно, раз уж я виноват, что потащил тебя к ондатре, то и отчёты за тебя напишу, — взяв чистый лист бумаги, Катамаранов, высунув от усердия кончик языка, вывел посередине: «Отчёт а здержанеи».
— Игорь, голубчик, над этими твоими письменами всё управление будет так смеяться, что лет на двадцать точно омолодится, — добродушно усмехнулся Жилин, увидев результат его стараний. — Спасибо, мой хороший, за помощь, но лучше уж я как-нибудь сам. Если хочешь, можешь посидеть рядом, но только тихо. Усёк?
— А ты мне по буквам диктуй, тогда никто не омолодится. Наоборот, они даже постареют, читая эту тягомотину, — Катамаранов отправил испорченный лист в мусорную корзину. — У тебя есть ещё бумага?
— Такими темпами скоро закончится, — Жилин вытащил из ящика стола увесистую стопку. — Только учти, что мы тут до ночи будем сидеть, если я тебе отдельными буквами диктовать начну.
— Без проблем, полковник, я весь от каски до сапог в твоём распоряжении, — водворив на стол неизменную бутылку скипидара, Катамаранов вооружился ручкой и очередным листом бумаги. — Начинаем, полковник. Слово «отчёт» можешь не диктовать, а вот сам отчёт — изволь, — он хохотнул.
— Ох, божечки, — вздохнул Жилин, понимая, что утро, день, а также вечер обещают быть томными.
***
Ближе к обеду Жилин ощущал себя роботом, запрограммированным на извлечение отдельных звуков, если не брать во внимание слова «точка», «пробел» и «запятая». Дело медленно, но верно продвигалось вперёд, давая надежду, что они покинут отделение раньше полуночи. Катамаранов, подкрепляя силы скипидаром, прилежно записывал буквы, собирая из них слова и предложения, при этом ни разу не пожаловавшись на усталость.
— Прервёмся ненадолго, голубчик, — взглянув на часы, показавшие начало третьего, Жилин встал из-за стола и потянулся, разминая затёкшую спину. — Предлагаю сходить ко мне домой пообедать.
— Обед — это дело хорошее, — одобрительно протянул Катамаранов и вытряхнул себе в рот последние капли из бутылки. — А если у тебя ещё и скипидарчик найдётся, то будет вообще прекрасно.
— Хватит с тебя пока горячительных напитков, напился уже. Допишешь отчёты — тогда и получишь бутылку. Или даже две, — пообещал Жилин.
— Идёт, — кивнул Катамаранов, открывая дверь кабинета. — Получается, ты все свои будущие отчёты в голове держишь? С датами, именами и совершёнными преступлениями? Ну у тебя и память, полковник.
— Это точно, на память я не жалуюсь, — без ложной скромности согласился Жилин. И только когда они вышли из отделения, вдруг хлопнул себя по лбу, предусмотрительно сделав это здоровой рукой: — Вот же я… обладающий чересчур рассеянным вниманием, но, впрочем, дальновидно мыслящий сотрудник правоохранительных органов… У меня же все преступления-задержания в специальной тетрадке отмечены. Значит, ты можешь просто переписать всё из неё и я буду избавлен от этой игры в алфавит.
— Нет, полковник, мне спокойнее, когда ты диктуешь. Вдруг я опять ошибок наделаю? — хитринка в голосе Катамаранова заставила Жилина насторожиться.
— Ты чего добиваешься, голубчик? — с подозрением прищурился он. — В чём сложность переписать практически готовый текст более-менее разборчивым почерком? Или ты волнуешься, что я оставлю тебя без скипидара? Можешь быть спокоен, ты всё равно его получишь.
— Тогда просто посиди рядом со мной, проконтролируй процесс, — прицелившись, Катамаранов метко кинул бутылку из-под скипидара в попавшуюся на дороге урну. — Ты же знаешь, нет мне доверия. Обязательно что-нибудь да испорчу, — с трагизмом закончил он.
— Так уж и быть, проконтролирую, — Жилин не мог не улыбнуться при виде его кривляний. — Пообедаем — и снова в бой. Сражаться за отчётность нашего МВД.
***
Как и положено, обед сотрудника милиции, ведущего холостяцкий образ жизни и почти не бывающего дома, состоял из вчерашних макарон и купленных в кулинарии котлет. С трудом уговорив Катамаранова дать замороженному полуфабрикату дойти до готовности перед употреблением, Жилин попросил его зажечь конфорку и поставить на огонь сковороду, а сам полез в шкаф за тарелками.
— Ты точно бешеный, голубчик, — возмутился он, краем глаза увидев, что Катамаранов проигнорировал лежащий на подоконнике коробок спичек и просто дыхнул на включённую конфорку, из-за чего она сразу зажглась. — А если бы пожар?
— Никаких пожаров, — Катамаранов примирительно поднял руки. — У меня всё под контролем.
— Ох, горе ты моё скипидарное, — покачал головой Жилин, расставляя тарелки. — Никаких сил уже нет твои фокусы терпеть. Свалилось же счастьюшко на мою голову.
После замечания Катамаранов присмирел. Более того, за обедом он не проронил ни слова и молча, зато с завидным аппетитом, поглощал пережаренные котлеты и слипшиеся макароны.
«Обиделся, что ли?» — думал Жилин, неуклюже подцепляя макаронину вилкой, зажатой в левой руке. Есть ему уже не хотелось.
— Игорёш, прости, если чем обидел, — наконец попросил он, почувствовав, что молчание становится слишком тягостным.
— Ты о чём? — Катамаранов поднял голову от опустевшей тарелки и с непониманием уставился на друга.
— Я же вижу — недовольный ты какой-то стал, молчишь.
— Это я тебе, полковник, даю возможность отдохнуть от своих фокусов, — пояснил Катамаранов, относя тарелку в мойку. — Доедай и пошли отчёты доделывать.
Жилин убрал в холодильник тарелку с остывшей едой, к которой едва притронулся, и направился в прихожую.
— Подожди, голубчик-мент, поешь нормально, — остановил его Катамаранов. — Не торопись, успею я твои отчёты дописать.
— Не хочу. Потом.
— Знаешь, сидеть до ночи бок о бок с голодным злым полковником — себе дороже. Так что сначала поешь, а потом пойдём бороться с преступностью. Точнее, преступность, — он ткнул себя в грудь большим пальцем, — будет бороться с отчётами.
Зная, что спорить с Катамарановым так же бессмысленно, как биться головой об стену, Жилин безо всякого желания положил котлету на кусок хлеба и, запихнув в рот почти целиком, принялся жевать, при этом умудряясь выразительно смотреть на циферблат наручных часов в попытке намекнуть другу, что время — ресурс ограниченный.
— Всё, убедился, что голодные злые полковники тебе не грозят? — справившись с бутербродом в рекордные полминуты, выдохнул он. — Можем идти?
— Убедился, товарищ полковник. Прошу на выход, — Катамаранов сделал широкий жест, приглашая его к двери.
— Будешь меня выпроваживать из собственной квартиры моими же выражениями — посажу писать отчёты за решётку, — грозно предупредил Жилин.
***
К немалому удивлению Жилина, Катамаранов послушно и без лишних понуканий составлял отчёт за отчётом, размашистыми неровными буквами перенося сведения из тетради на отдельные листы. Сидевший напротив Жилин невольно залюбовался его сосредоточенным лицом и поймал себя на том, что ощущает почти физический дискомфорт из-за выбившейся из-под каски и нависшей над правым глазом Катамаранова пряди давно не стриженных волос. Эта прядь, разделявшая лицо пополам, мешала Жилину так, как будто была его собственной. С внезапным смущением он медленно протянул руку и заправил волосы Катамаранову за ухо.
— Мешают, наверное, — откашлялся он в ответ на вопросительный взгляд друга.
— Ага, — только и ответил тот, возвращаясь к отчёту.
Так и не найдя себе занятия, Жилин продолжал следить за погруженным в рабочий процесс Катамарановым, изредка проверяя составленные им документы на предмет ошибок, которых, как ни странно, практически не было.
— Молодец, голубчик! Можешь ведь, когда хочешь! — искренне радовался его успехам Жилин, складывая свежий отчёт поверх внушительной стопки.
— Конечно, про себя самого писать будешь — ещё не так расстараешься, — Катамаранов поднял глаза к потолку, что-то подсчитывая на пальцах. — Если я правильно понял, как минимум половина отчётов посвящена некоему Игорю Натальевичу Катамаранову. Жестоко, товарищ Жилин, жестоко. А ещё друг, называется.
— А ты не разбойничай, товарищ Катамаранов, тогда и количество упоминаний твоей порядком надоевшей всему городу персоны в документах незамедлительно снизится, — парировал Жилин. — А вообще интересная методика проведения воспитательной работы — заставлять преступника писать отчёты о своих же деяниях, — задумчиво протянул он и заботливо поинтересовался: — не устал, голубчик? Уже три часа без продыху работаешь.
— Кто здание мэрии однажды снёс, тому никакая другая работа уже не страшна, — гордо заявил он, тряхнув головой так, что непослушная прядь снова оказалась на лице.
— В парикмахерскую тебе надо, голубчик, — Жилин обошёл вокруг стола и, оказавшись сзади Катамаранова, снял с него каску и тщательно заправил под неё волосы. — А то ходишь лохматый, как чудовище лесное.
— Спасибо за комплимент, — не поленившись встать, Катамаранов склонился в глубоком поклоне, придерживая каску.
— Игорёш, не паясничай, — Жилин похлопал его по плечу, пытаясь заставить разогнуться. — Где это видано, чтобы человек радовался сравнению с лесным чудовищем?
— Так то человек, — многозначительным тоном произнёс Катамаранов, не меняя позы.
— Всё, прекращай, — отмахнулся Жилин. — Знаем мы о твоих причудах. Наслышаны. То в болото ныряешь, то сквозь стены проходишь. А у меня зато форма красивая, — ни к селу ни к городу закончил он.
— Очень, — подтвердил Катамаранов. Он разогнул спину и заключил Жилина в крепкое объятие. — Под стать тебе самому, полковник. Ты у меня самый красивый и самый любимый милиционер на всём свете.
— Голубчик, я понимаю, что ты готов на всё, лишь бы не писать отчёты, — на Жилина вдруг нахлынуло несвойственное ему ощущение неловкости, — но давай ты сначала разберёшься с бумагами, а потом уже будешь проявлять свои нежные чувства, — он высвободился из объятий, избегая смотреть на друга.
— Эх ты, товарищ мент, — в голосе Катамаранов послышалась обида. — Я к тебе со всей душой, а ты… — не договорив, он сел за стол и взялся за очередной отчёт.
Жилин отступил назад и присел на подоконник, чувствуя, как от стыда запылали щёки. Он и сам не понял, почему оттолкнул Катамаранова и велел работать дальше, вместо того, чтобы хотя бы поблагодарить его за труд. Упёршись взглядом в оранжевую каску, Жилин ругал себя за необдуманный поступок, объяснявшийся внезапной растерянностью из-за слов Катамаранова, который фактически признался ему в любви. Конечно, это могло быть сказано в шутку, но отменно работающая интуиция подсказывала Жилину, что его откровение имело вполне серьёзный характер. Сам он пока не мог до конца понять, что испытывает к Катамаранову. Связывавшие их со школьных времён дружеские отношения, казалось, претерпели едва заметные изменения, и Жилин не раз ловил себя на том, что с несвойственной простой дружбе нежностью смотрит в глаза оживлённо болтающего Катамаранова или обнимает его при встрече чуть дольше, чем следовало бы.
Злясь на себя, Жилин машинально сжал кулаки и скривился от боли в ещё не зажившей ране. Он не издал ни звука, но Катамаранов повернулся и окинул его внимательным взглядом. Затем сел рядом с Жилиным на подоконник и бережно обхватил обеими ладонями его забинтованную руку. Тот почувствовал, что боль начала утихать.
— Что это ещё за тёмная магия, голубчик? — пробормотал Жилин и от неожиданности попытался вырвать руку, но усилившееся жжение в месте укусов заставило его остановиться.
— Почему сразу тёмная? — вопросом на вопрос ответил Катамаранов. Помолчав, он добавил: — Самая что ни на есть светлая. Даже не магия, а сила чистой лю...
— Не морочь мне голову, чудо проскипидаренное, — чересчур быстро перебил его Жилин. — Тоже мне, магистр нашёлся. От слова «магия». Таких «магистров» раньше на кострах сжигали.
Тот усмехнулся и почти невесомо провёл пальцами по повязке, отчего боль притупилась и отошла на второй план. Вполголоса пробормотав: «чудеса», Жилин придвинулся ближе к Катамаранову и, справившись с внезапно нахлынувшей робостью, положил голову ему на плечо.
За окном стемнело и Жилин даже не хотел смотреть на часы, без того зная, что рабочий день давно окончен. Он чувствовал, что мог бы просидеть целую ночь на этом подоконнике, прижавшись к Катамаранову, продолжавшему гладить его по руке. Из-за охватившего его умиротворения он забыл и об отчётах, и о грядущей проверке, и о завтрашнем раннем подъёме. Сейчас всё это казалось абсолютно ненужным и неважным.
— Товарищ полковник, уже начало одиннадцатого, — раздался у него над ухом тихий голос Катамаранова. — Домой пора. Ты же снова не выспишься.
— Высплюсь, мой хороший, не волнуйся, — подавив зевок, отозвался Жилин и нехотя поднял голову с плеча Катамаранова. — Как обстоят дела с отчётами?
— Я всё доделал, как ты просил, — солидно кивнул Катамаранов и подошёл к столу, указывая на неровно сложенную кипу бумаг.
— Вот спасибо, Игорёш, — Жилин улыбнулся, то тут же нахмурился, о чём-то задумавшись. — Голубчик, — он откашлялся и заговорил немного напряжённо: — остался ещё один… отчёт. В тетрадке он не отмечен, поэтому я его тебе сейчас прочту по памяти. Запишешь?
— Без проблем, — нагнувшись над столом, Катамаранов приготовился записывать и выжидающе поднял глаза на Жилина.
Попеременно то краснея, то бледнея, он принялся диктовать. Его усилиями рука Катамаранова вывела на бумаге два слова и перешла к третьему, но на первой же букве остановилась.
— Я понял, что ты хочешь сказать полковник, — Катамаранов отошёл от стола и приблизился к заметно нервничающему Жилину. — Ты же и так знаешь, что это взаимно.
— Да? — Жилин постарался, чтобы голос прозвучал непринуждённо и не выдал затопившего его чувства облегчения. — Знаю, голубчик, знаю…
— Вот и хорошо, — Катамаранов расправил загнувшийся воротник его мундира. — Поэтому будь добр, иди домой и как следует выспись. Я не хочу, чтобы завтра ты целый день ходил как сонная муха.
— Как ты смотришь на то, чтобы завтра утром пойти со мной в рейд? Неплательщиков к совести взывать. Я ведь всё равно пока их данные записывать не смогу, — Жилин приподнял забинтованную руку. — Так что давай по-честному: сегодня я с тобой ходил к ондатре, а завтра ты со мной — к должникам. Кстати, я не могу гарантировать, что они тебя не покусают.
— Договорились, — легко согласился Катамаранов и кивнул в сторону двери. — Пора домой, полковник, мы с тобой одни в отделении остались как самые ответственные сотрудники.
— Пойдём, Игорёш. Магазины уже закрыты, так что свой скипидар получишь завтра, — пообещал Жилин.
— Не нужно, полковник. Я же не ради скипидара с твоей отчётностью возился, — признался Катамаранов, открывая дверь.
Погасив свет, они вышли из кабинета. Пробивавшийся сквозь жалюзи луч фонаря тускло освещал оставленную на столе стопку свежих отчётов, рядом с которой нашлось место листку бумаги с криво написанными буквами, образующими обрывающуюся, но не ставшую от этого менее значимой фразу: «я тебя л».