— Я то надеялся, что, ты, поняла, — монотонный голос разрушил тишину помещения, — тебе от сюда никуда не выбраться.

«Почему…почему он вернулся?» — Мысленно вопила женщина вжимаясь в ледяной бетонный угол, словно тот мог ей чем-то помочь.

Она не могла видеть в какой части комнаты стоит её похититель, но интуитивно поворачивала голову на голос, остальное тело словно каменное — не поддавалось движениям, только едва тряслось словно хотело убежать, но стоило ей только дернуть ногой, как раздавался металлический звон цепи о пол, а холодная сталь сильнее впивалась в конечность — сдирая кожу.

По виску скатилась капля холодного пота. Воротник рубашки душил, как удав, от которого невозможно спрятаться. Это каждый раз было невыносимо, каждый раз, когда он заходил в помещение и говорил своим спокойным голосом, никак не вязавшимся с действиями. Ощущение просто невыносимое, ужас и страх сковывали лучше ремней на руках, впивавшихся своими бляшками в истерзанную, испачканную запекшейся кровью, кожу.

Он действовал неспешно, подбирая все новые и новые способы моральных пыток. Видел и чувствовал всю беспомощность, наслаждался процессом, как ребенок игрой с новой игрушкой. Упивался безысходностью жертвы.

— Твой сын был более разговорчивым. — Разочарованность в голосе оказалась неожиданной. — Всё вопил о том, что прикончит меня. — Речь прервал смешок, пропитанный ядом — ядреней, чем у некоторых змей. — Самонадеянный идиот.

— Что… что, ты, с ним сделал? — Чувствуя ком в груди, выдавила из себя женщина, сразу срываясь на хрип, чем-то напоминающий скуление раненой собаки.

В ответ цоканье языком и тяжелый выдох. От чего-то она была уверена, что он закатил глаза и сейчас смотрит куда-то в стену, скрывая свое недовольство.

— Убил.

Сердце бьется совершенно беспорядочно, до такой степени, что начинают болеть ребра, останавливается на считанные секунды, когда до уставшего мозга дошла суть брошенной фразы. Шаг или два до обморока, температура вокруг, словно, упала сразу на десять градусов, дыхание сперло, губы конвульсивно поджались, а повязка на глазах намокла от слёз.

«Чего, ты, ещё ожидала?!» — Вопил рассудок. — «Серьезно надеялась, что он отпустит вас и, вы, избежите участи остальных?!»

Да. Да, она, как те наивные девочки, надеялась, что убийца их не тронет, что именно им повезет и все обойдется, пройдет мимо где-то на периферии зрения и потом, они будут вспоминать это, как плохой сон. Но реальная жизнь не терпит ванильности.

Капли слез скатились по щекам, срываясь с подбородка — разбивались о пол. Промокшая ткань уже не могла их прятать за собой.

— Какая наивность. — Голос оказался совсем рядом.

Колющая боль в предплечье заставила вздрогнуть на месте, по онемевшему телу прокатились волны мурашек, сотрясая мускулы и пригоняя к ним кровь, которой катастрофически не хватало. Вместе с ней пришла и боль, содранные конечности вновь закровоточили. Теплые капли скатывались по коже на пол.

— Это подержит тебя в сознании.

Он уже знал, что будет делать дальше. Эта игрушка оказалась слишком недолговечной.