Вы когда-нибудь задумывались о том, что такое счастье? Может быть, это встречать рассвет в лазурной Сицилии? Может, это потягивать сладкое вино в своей квартирке и смотреть на вечернюю суету Италии? Мирное сопение любимого человека у Вашей ключицы? Несомненно, любой из этих вариантов
пришелся бы Вам по душе, как и миллионы других. Счастья в мире много, и оно не ценится до тех пор, пока не ускользает из Ваших раскрытых ладоней. Развевается на ветру словно пепел. Уносит вместе с собой все краски и кисти, которыми Вы разукрашивали свою жизнь. Не оставляет ни единого шанса на спасение из лап всепоглощающей тоски.
Возможно ли найти Его после того, как была пройдена последняя лестница к вратам Забвения?
Ответ – …
***
Небольшая студия в центре города. Тесно — исписанные холсты занимают много места — но зато честным трудом. Кровью, потом и слезами. Не щадя собственных сил.
Худые плечи, скрытые светло - коричневым свитером, напротив очередной картины, мелко вздрагивающие при движениях ловкой кисти.
Холодный металл шпателя под кончиками пальцев.
Горьковатый запах масляных красок и полная апатия. К жизни, к себе и к пестрым мазкам на холсте. Отчужденное существование, никак не похожее на бытие людей за стенами его квартиры.
Одиночество? Как бы не так. Вспомнить только сияющего как утренняя роса Чимина.
Затерянность? Прямое попадание.
Когда-то давно, точно уже не вспомнить, в жизни Тэхена все было на своих местах: безудержное веселье, легкость при каждом вдохе и собственное счастье. Все тесно переплеталось и утопало в бурном водовороте собственных чувств. Глупо, наивно, но так хорошо. Свобода от забот, от реальности.
Жизнь в утопии, это ли не предел мечтаний? Свобода, свобода и еще раз свобода от оков бренности.
Но нельзя жить в мечтах вечность. Рано или поздно они будут вынуждены столкнуться со скалами отчаяния. Больно, но справедливо.
С каждым разом веселье переставало быть искренним, каждый вдох наполнялся свинцом, и жизнь теряла краски. На душевной кардиограмме прямая линия, в ушах вата, а в голове — осознание.
Когда это случилось, было невыносимо слышать собственные мысли. Невыносимо слушать стук своего сердца. Непосильным заданием стало смотреть в лицо единственного друга, наполненное ужасом. Жизнь превратилась в суровое выживание.
Хотелось закрыть глаза и больше никогда не просыпаться. Никогда больше не возвращаться в эту реальность. Больше ничего не чувствовать. Вырвать собственное сердце к чертям, чтобы физическая боль затмила душевную.
Единственное, что помогает держаться на плаву — живопись.
Она заняла каждый уголок сознания, вытеснила переживания. На краски, инструменты и холсты порой уходила месячная зарплата. Квартира завешена яркими цветами: маки, тюльпаны, лилии, ландыши, розы и десятки других. Цветочный освежитель для воздуха.
Это так въелось в память, каждый день за пределами своей обители мысли так или иначе возвращаются к месту, где можно быть откровенным. Где можно выплакаться десяткам картин с цветами. Где можно часами копаться в себе в попытках отыскать отблески былого счастья. Столько всего хранят в себе эти холодные растения.
Разрисованные акварелью руки в поисках вдохновения. Скомканные листы. Сломанные кисти.
И сейчас, завершив очередной подсолнух, так отчаянно хотелось почувствовать удовлетворение, не посещавшее разум несколько лет. Хотелось сухо улыбнуться очередному произведению искусства и найти в нем тот самый недостающий пазл. Завершить картину и уйти на заслуженный отдых.
Отдых…
От одного этого слова чувствуешь тонну усталости на своих плечах.
Невыносимо
Вновь соленая влага на лице. Вновь закрытые глаза. И так по кругу.
На улице солнечно. Какой сегодня день недели? Который час? Неважно…
Время летит мимо, ни на секунду не останавливаясь. Оно забирает с собой последние отголоски здравого смысла и уничтожает. Медленно давит на плечи, опуская в непроглядные воды сомнений. Лишает воздуха.
Поспешно утерев слезы рукавом Тэхен рвано выдохнул. На сегодня хватит. На всю жизнь хватит. Хватит этих страданий, довольно. Нужно взять себя в руки.
Вдох.
Выдох.
Цокот коготочков по полу. Холодный собачий нос, уткнувшийся в опущенную ладонь.
— Тан, — взгляд метнулся к глазам-бусинкам на маленькой мордочке. Сухожилия напряглись. Ладонь пару раз прошлась по мягкой шерсти.
— Я обещал Чимини сходить с ним за кофе. Ты же не против? — в ответ ничего.
Убрав руки от своего единственного соседа по квартире он устало поднялся. Тело предательски ныло — спать сидя у кровати такое себе удовольствие. Размяв затекшие плечи, взяв с собой телефон и шмыгнув носом Тэхен поплелся к входной двери. Опять. Опять ему приходится выходить в свет. Туда, где все так счастливы.
А у него есть выбор?
Бежевое пальто. Серый шарф. Черные тимберленды.
***
— Выглядишь дерьмово, — они сидели в маленькой стильной кофейне на черных диванчиках у окна.
— Разве после того случая я вообще выглядел не дерьмово? — дымящийся кофе в мятной кружке.
— Ну, тогда не будем о плохом? Как обстоят дела с картинами? — приветливая улыбка. Это то, что Тэхен по-настоящему любил в Чимине.
— Я закончил еще одну перед выходом, — Чимин отвлекся на что-то в своем телефоне.
— Дай угадаю: тигровая лилия?
— Мимо. Это был подсолнух, — глоток свежесваренного крепкого кофе.
Тэхен откинулся на спинку дивана и повернул голову к окну. Начало весны-коварное время. Холод еще не покинул Сеул — доказательство тому утренние замерзшие лужи. А еще весна ассоциируется у людей с чем-то романтическим.
Тошно.
Тошно смотреть на парочки, гуляющие по морозному городу, дарящие тепло друг другу. Они окружены счастьем: приветливые улыбки, взгляды, полные восхищения и смешинки в уголках глаз.
Тошно. И больно.
Хочется так же. Чтобы с замиранием сердца всматриваттся в черты лица любимого человека и парить где-то там, в облаках. Чтобы вдыхать аромат любимого человека и медленно, но неумолимо таять. Разделить с ним вечность.
На периферии слышен голос Чимина. Кажется, он что-то спрашивает несколько раз подряд.
— Тэхеен, что-то случилось? Я говорю, ты не голоден? — Чимин пару раз помахал перед лицом Тэ.
— А, нет, прости я…просто задумался.
— Да все в порядке, не извиняйся. На что смотрел? — он тоже повернул голову к окну.
— Ой, Юнги-хен!
— Юнги-хен? Тот, с которым ты так часто переписываешься?
— Да, вон, смотри. Стоит у ларька с европейскими сувенирами.
— С каким-то темноволовым парнем? — два парня выбирали сладости: низкий со светлыми волосами и повыше — с темными.
— Ага. Я сейчас напишу ему, — быстро застучав по экрану нового смартфона, Чимин не заметил заинтересованного взгляда Тэхена, который придирчиво осматривал лицо парня повыше.
***
— Смотри, это же мини реконструкция статуй греческих богов! — Чонгук указывал на полочки с белыми статуэтками.
— Да сколько можно? Ты каждый раз будешь диву даваться при виде этих штучек? Просто купи уже что-нибудь, да пойдем отсюда, тут ужасно холодно!
— Но Юнги, это же искусство… На него нужно много времени — парень непонимающе взглянул на своего хена.
— Чонгук, у тебя дома всего этого навалом, я не понимаю, что мы тут де.. О, погоди. — Юнги достал телефон из кармана, разблокировал и что-то прочитал.
Нахмурившись, он оглянулся. Какой-то парень махал ему из окна кофейни.
— О Господи, да вы решили меня напополам разорвать. Пошли.
— Но как же…
— Чонгук, давай потом? — усталый взгляд из-за плеча.
— Ладно, хен.
Двери заведения с тихим звоном отворились. Двое парней аккуратно лавируя между столиками продвигались к дальнему столику.
— Сколько лет, сколько зим! Чонгук, да ты не изменился! — обменявшись любезностями с Юнги, Чимин обнял высокого темноволосого парня, счастливо улыбающегося такому приему.
— Не правда! Я стал выше, хен, а вот ты и правда не изменился. — улыбка стала шире, показывая большие белые кроличьи зубы.
Чимин шутливо щелкнул младшего по носу, рассмеявшись, как вдруг испуганно замер.
— Я, наверное, пойду. Тебе с ними будет лучше. — голос Тэхена был такой тихий, что не стой Чимин к нему так близко — ни за что бы не услышал.
— Тэхен, я…
— Все в порядке, — встав из-за стола, Тэ вежливо поклонился друзьям Чимина, и вышел из кафе. Голова раскалывается.
Ингалятор.
Ему срочно нужен ингалятор, ибо сейчас он задохнется.
Столько месяцев он безуспешно посещал врачей в надежде излечиться от астмы, возникшей на основе постоянного стресса, и вот все опять пошло по накатанной дорожке. Он себе это не простит. Не простит и волнение Чимина за него. Опять он во всем виновен. Что-то красное капнуло пальто. Не простит.
Перед глазами маячат черные пятна.
Ноги наливаются свинцом.
Становится так плохо, что немеют кончики пальцев.
Криков Чимина он уже не слышит.