...

Зелёные ростки колышутся, вытягивая заострённые верхушки из воды, к обманчиво тёплому свету луны. Обманчивая мягкость, обманчивая грубость, обманчивая беззащитность – всё о нем. Все то, что составляет часть маски, фрагменты которой рассыпаются и собираются в нечто беспрестанно меняющееся.

Сегодня было особенно темно, небо затянуло плотными свинцовыми тучами, такими тяжёлыми, что кажется, вот-вот, упадут тебе на голову, выпустив из недр плотное покрывало дождя. Время уже перевалило за два часа, но светало достаточно рано, а сегодня не хотелось возвращаться сразу. Поэтому парень отпустил свое сопровождение немедленно после выполнения задания и отправился бесцельно бродить по темным улицам. Постепенно рисовые поля сменились старыми и полуразвалившимися домами.

Для этого времени западные трущобы могли похвастаться редким для этого времени количеством людей. Последствия позавчерашней облавы на район. Правительство не забывало время от времени устраивать акции устрашения, чтобы показать обитателям теневого мира Йокогамы, кто на самом деле в этом городе хозяин. Помнится, Мори-сан находил это забавным.

Когда первые капли дождя упали на лицо, Дазай запрокинул голову и посмотрел в чёрное беззвёздное полотно. Подобно слезинке одна из капель скользнула по щеке, чтобы затеряться в чёрном воротнике пальто. Когда не требовалось играть, лицо напоминало безмолвный слепок с неподвижными чертами и провалами мёртвых глаз. В те моменты, когда он уставал от себя сам.

В очередной раз.

Тёмная ткань пальто едва заметно потяжелела. Сегодня устроили кровавую баню одной из пришлых банд. Не понадобилось звать ни Рюноскэ, ни Накахару. Противники попались сильные, сумевшие немного удивить, но переиграть их не составило никакого труда. Хватило грамотной расстановки людей по ключевым позициям и проработанного до мелочей плана.

Ничего не изменилось. Ничего не меняется. Ничего не изменится.

Дазай не нуждался в том, чтобы ему об этом напоминали. Он и без того всё прекрасно знал. Не то, чтобы он не видел попыток Мори-сана или Одасаку что-то до него донести. Скорее не слишком ухватывал самую суть. Пожалуй, он даже некоторое время пытался. Пока смысл не потерялся окончательно. Что-то маячило, недостижимое такое, недоступное. Порой его действительно забавляла устроенная ими же игра со всем этим «я хотел понять, что…»

Нет, сказав определённые фразы он не солжёт. Просто пока не посмотришь под нужным углом, смысла не поймёшь, как не старайся. Бесполезный набор букв. Можно слова перепутать, а толку ноль. Ничего. Пустота.

Такая же, как у него внутри.

Давно ещё, до того, как он познакомился с Мори-саном и разыграл для окружающих эту «примите меня в мафию, хочу попробовать жить в мире жестокости и насилия» карту, он часто задумывался, на что похожа нормальная жизнь. Нет, отчасти он не лгал, но только отчасти. Как ни странно, именно Мори-сан предоставил ему временную возможность понять и подумать, за что Дазай был ему, пожалуй, благодарен. Впрочем, по факту это оказалось ещё более пресным и скучным, чем то, к чему он привык.

Пожалуй, не так. Думал он о другом. Мысли перетекают одна в другую плавно, лениво, под такт медленных взмахов ресниц, стук шагов и привычный автоматический анализ окружающей обстановки.

Возможно, его самая суть отрицает не только способности, но и саму жизнь? Возможно, из-за этого для него и здесь нет места? Возможно поэтому все его попытки понять оканчиваются неудачей?

Слишком много бессмысленных пустых вопросов, тонущих в зябкой пустоте, потому что ответов на них нет. А если бы и удалось их получить, ничего бы не изменилось. Абсолютно. Ничто из этого не могло помочь ему отыскать то, что он ищет. Может он и самого названия не знал. Или забыл.

Сегодня у него странное отношение. В другой день он бы отправился в «Люпин», пропустить стаканчик, быть может, застать Одасаку. Но не сегодня. Ничего не хотелось. Возможно даже его маску смоет дождь, медленно превращающийся в настоящий ливень. А это принесло бы слишком много проблем. По какой-то непонятной ему причине именно с этим человеком не хотелось совсем терять связь.

Впрочем.

Что-то приближается. Что-то, что всё изменит. Это подсказывала остро отточенная интуиция, обрывки информации, услышанные то здесь, то там, да привычный анализ. Парень давно относился к подобным звоночкам спокойно, но на этот раз что-то мешало. Пусть и не хотелось двигаться даже просто чтобы узнать, чем всё закончится.

Дазай запрокинул голову и посмотрел на возвышавшуюся перед ним громаду многоэтажки. Пусть он не задумывался, ноги сами принесли его к одной из его квартир. На сей раз в центре города, неподалёку от штаб-квартиры мафии. Кажется, он ныл Мори-сану как не хочет ходить до работы далеко прямо в присутствии Накахары, отчего последний явно мечтал его придушить.

Воспоминания – довольно забавная штука. Пусть и не имеющая реального веса. Только массу, которая придавливает к земле. Не его. Образы переплетались, перетекали друг в друга, и помнил он совсем немного о раннем детстве. И это не имело никакого значения. Кажется, что-то должно было вызвать эмоцию, но и это не срабатывало.

Дазай иной раз затруднялся ответить самому себе: это в нём что-то сломалось, или так и задумывалось изначально.

Но в глубине души или того, что там у него вместо неё, парень всегда знал. Несложно. Сопоставишь обрывки информации, подумаешь, и приходишь к выводу, какой вариант верный. То, что всегда рядом с ним, щекочет внутренности чужим присутствием. И, одновременно, чем-то близким. Слово родной он не понимал до конца, но частичный смысл уловить получалось.

Признаться, иногда его почти тошнило от этого ощущения. Особенно когда оно сдавливало горло изнутри, поднимаясь клубом перепутанных эмоций, которые он не то, что разобрать, осознать какие конкретно есть, не мог.

Как сейчас, к примеру.

Парень поднялся по лестнице на седьмой этаж. Сразу же скинул плащ, отправив его на вешалку, снял обувь и прошёл в небольшую комнату на ходу раздеваясь. Одежда промокла насквозь, телефон небрежно полетел на стол.

Мокрые вещи полетели в разные стороны, а сам Дазай направился прямо в ванную комнату. Пришлось потратить время на то, чтобы снять бинты. Стоя под струями горячего душа, он смотрел в стену практически не ощущая температуры.

Оно поднималось откуда-то изнутри. Это чувство, которому нельзя дать ни оценки, ни определения. Привычная покорность чему-то давно забытому. Простое и понятное ощущение, расцветающее хрустальными ликорисами. На плечи словно легли чужие руки и шёпот, знакомый и близкий. Напоминает то, что ты такое.

Будто он и не знает.

Дазаю всё равно. Всё равно так, что он слышит шум воды так отчётливо, что режет слух. Он запрокидывает голову, вода заливается и в нос, мешая дышать. Несколько секунд, и тело реагирует кашлем.

Дазай тихо смеётся, почти незаметно, словно желая выплюнуть эти душащие изнутри ощущения. Смех прорывается хрипами через кашель, но это вызывает максимум лёгкий дискомфорт. Даже не больно. Почти не неприятно. Капли скользят по испещрённой множеством шрамов коже. Движения иллюзорных игл распарывают неглубоко, под нужным углом.

Разрывает между желанием исчезнуть и необходимостью сделать ещё один вдох. Чёртовой, мать её побери, необходимостью. Бессмысленной и бесполезной.

Парень сползает на дно узкой ванной и обнимает колени руками, всё ещё хватая ртом воздух. Он прикусил язык и не заметил, и теперь губы окрашивает немного солёный привкус, который надолго не задерживается из-за воды.

Дазай наощупь тянется, нащупывая кран и переключая с душа обратно. Пальцы тянутся к левому краю, нащупывают сложенную бритву. Она здесь, по давней привычке. Убирать его нет смысла.

Лучше бы нож или иглы. Но до последних слишком далеко идти.

Дазай судорожно выдыхает, когда остро отточенное лезвие распарывает кожу на бедре. Сперва слегка, а после углубить под углом. Тело подчиняется даже сейчас идеально, делая ровно такой надрез, какой он и хотел. Следующий – выше, ближе к животу, и нарочито кривой почти зигзагообразной линией, резче, чтобы больше боли.

Но это по-прежнему не приводит в чувства. От этого пустота внутри разочаровывающе скалится, вызывая желание сделать ещё, больше, по-настоящему. Чтобы ощутить хоть что-то на самой грани.

По руке острием, ближе к локтю. Ещё один причудливый узор паутиной от центра укола лучи в разные стороны. Так нарочито знакомо. Не первый раз, не третий, не десятый. Словно перед глазами треск автоматов, кровь по земле. Безликое тело, одно из сотен.

Осколок воспоминания ударяет внезапно. Тенью фигура за спиной. Нужно только дотронуться и можно прекратить. До следующего раза. Ни эмоций, ничего. Безграничные грани улыбки и безумный смех.

Парень снова смеётся, захлёбываясь, почти как тогда. Множество раз. На этот раз милость оставаться в стороне. Весы Фемиды. Чья-то справедливость. Не его собственная. Кто-то же сказал, но имя почти танцует на кончике языка, так и не срываясь. Один из мокрых бинтов оплетает шею. Затянуть плотнее так, чтобы дыхание перехватило.

Разум бьётся во всё нарастающей панике, разлетаясь осколками стекла ещё раз. И ещё. И так до того момента, когда то бесформенное нечто не обретает форму прямо перед глазами, чтобы сразу же пропасть бесследно.

Бесконечное повторение одного и того же изо дня в день. Липкие от алого пальцы. Оттенки чего-то называемого эмоциями. Испуганные крики, когда-то направленные не на него. Или это всего лишь банально обманчивое впечатление?

Совершенство. Совершенное несовершенство.

Он хохочет громче, наугад режет бинт на шее, попадает, но криво. Опять промахнулся. Алое падало на белую поверхность, но как-то лениво и неохотно. Явно не смертельная рана.

Какая жалость.

Один из старых шрамов рвётся, послушный воле хладной стали. Края расступаются, ещё чуть сильнее. А если под углом, то замечательно. Та же тень ощущений. Хочется ещё, большего, так, чтобы дальше одно лишь ничто. Но по шее он опять мажет, и это топит в вязком разочаровании, которое на этот раз сильнее режет гладкую недвижимую поверхность пустоты сильнее.

Резче, чётче, быстрее. Так сильно и точно, как мало кто ещё может. Ни у кого не вышло исполнить его желание, хотя он очень старался. И мог позволить другим многое в слабой надежде, что у них получится.

Но никто не оправдал его ожиданий. До смешного скучно. Как сегодня и как вчера.

Несовершенно. Всегда не хватает. Один фрагмент здесь, в реальном мире, маскируясь под человека. Остальное просто иное, далёкое и бесконечно чуждое ему. Именно поэтому не только его способность, а и он сам своего рода отрицают реальность.

Сказанное? Понятое? Усвоенное?

Такое скрытое подсознательное знание. Неважно к чему он будет стремиться, всё рассыпется в прах в ту самую секунду, когда он протянет руку. Вот к чему эти банальные пустые слова? К чему все убеждения и попытки найти? Он всё ещё на что-то надеется или это нечто вроде рефлекса? Настоящей попытки за что-то уцепиться, даже если это иллюзия?

Он всё равно не понимает. В словах смысла столь мало, сколько и в действиях. А в действиях отражение его попыток ответить на происходящее так как нужно. И снова всё кружится в бесцельном танце, оскалами в лицо.

Падающие листья окрашивают разноцветные изящные тельца кровью, заражаются трупным ядом и гниют быстрее, чем могли бы. Иногда даже сам парень им завидовал.

Дазай криво усмехнулся, разглядывая окровавленные ладони. Радужка горит холодным равнодушным огнём отстранённого трудно определимого выражения. Здесь, в тишине и при свете лампы под потолком он просто может всё закончить. Есть верёвка и бинты, есть бритва. Если очень хочется, есть балкон и шанс на короткий полёт с девятого этажа.

Что же останавливает его от того, чтобы начать финальную игру? Заинтересованность в том, что ему, он точно знает, не принадлежит? Уж точно не страх.

Такое знакомое зрелище. И смотреть на него предстоит ещё не раз. Или всё закончится быстрее. Пока так и непонятно. Однако удушливое ощущение немного сглаживается, и парень сделал несколько глубоких вздохов и выдохов.

Лучше не становится, нет. Просто стабильнее, тише, убираясь на грань сознания, так, чтобы постоянно докучать присутствием но не мешать, не заставлять ежесекундно об этом думать и изобретать всё новые и новые способы.

Он убрал бритву обратно на уголок ванны и подставил руки под струи воды, позволяя всё смыть. Сегодня достаточно глубоко. Ещё и пальцы. Напряжно. Придётся обращаться к Мори-сану. Самому не выйдет. Если он слишком криво наложит швы на локоть, который порезал достаточно сильно, потом может долго заживать.

Дазай встал, чуть не поскользнувшись, но всё же выбрался из ванной и, завернувшись в пушистое полотенце, на которым поспешили появиться красные уродливые пятна, добрался до комнаты и отыскал телефон, который пережил дождь и набрал номер. Он редко утруждался сообщения, предпочитая разговаривать с глазу на глаз.

– Мори-сан, – потянул он довольно, играя улыбкой, пусть его никто и не видел. – Мне безумно жаль, но я немного пострадал сегодня во время задания. Не могли бы вы заехать ко мне сейчас. А то я истеку кровью и помру. Вы же наверняка расстроитесь!

– Дазай… я очень хочу спросить какого чёрта, но жди. И не дай боги ты доведёшь начатое до конца, – несмотря на содержимое, голос звучал сухо и по-деловому. А потом донеслись гудки.

Улыбка стала шире. Парень прекрасно знал, что тот не поверит. Так или иначе, кто-то ему уже отчитался о произошедшем. И всё же удержаться просто выше его сил. Особенно сейчас, когда радужка почти сияет.

Парень посмотрел на полотенце, на оставленный след из алых капель и вернулся в ванну. Нечего пачкать. Не хочется прибираться потом, а так только пол протереть. Интересно, Мори-сан потребует потом выпить? И, кстати, в аптечке ещё есть антисептик? Оказалось нет…

– Мори-сан, я забыл купить анти…

– Я уже подъезжаю, и я всё взял. Посиди спокойно на одном месте.

– То есть мне не открывать? – невинным тоном пропел парень, внутренне веселясь. Пожалуй, он мог считать своим личным достижением. Мори-сана за все эти годы их общения он так довести и не смог. – Через балкон залезете?

–… дверь будешь менять в счёт своей зарплаты.

Дазай рассмеялся только и встал, услышав трель звонка. Да, алкоголь вроде как ещё остался. Это вообще всё, что здесь в принципе есть, так что если в это всё входит что-нибудь поесть, надо будет не забыть сказать спасибо.

Когда дверь распахнулась, он только безмятежно улыбнулся в ответ на сощурившиеся глаза мужчины, продемонстрировав более покалеченную правую руку. Можно продолжать играть. Даже необходимо. По-другому Дазай просто не умеет. И возможно только поэтому он ещё жив. Пока есть что терять, пока он ещё не достиг (не)совершенства.