Рабочий нерабочий план

— Можешь на пару дней съехать? А то дышать тяжело.

Всего один вопрос и пару слов следом, с этого начинается сильный скандал, Кавех зажигается словно спичка, бьет посуду — специально кружку соседа, чтобы знал, что говорит — и с громким хлопком двери уходит из дома.

Да, они спорят, ругаются, чаще всего ради шутки, ради удовольствия соперничества в споре, но все же это всё происходит по бытовым мелочам, из-за характера аль-Хайтама, которому необходимо, чтобы в его доме стояло так, как ему надо; или из-за Кавеха, который устраивает творческий беспорядок и наотрез противится наводить порядок, потому что, по его словам, дома чисто. Аль-Хайтам только обводит взглядом кучи скомканных бумажек, кружек из-под кофе (в том числе его кружки), чертежей… и это, по его мнению, порядок? Но именно каждые полгода аль-Хайтам начинает эту шарманку, с серьезным, почти суровым видом требуя ухода архитектора из его дома. И Кави не бесился и реально бы не уходил обиженный, нет, оскорбленный таким отношением, если бы Хайтам по их старой, уже в привычной манере задавал такие вопросы. Но нет же, он говорил так, будто всё серьёзно.

А Кавеха это пугало, до холодных мурашек, пробегающих по спине до кончиков пальцев, и неприятного жжения в животе, будто больше они никогда не увидятся. Понятное дело, существовала огромная причина этого не делать, да и Кавех не собирался просто так оставлять столь любимого соседа, к тому же съезжать было некуда — он еще не выплатил долги, а того, что есть в кармане от маленьких редких и бесполезных заказов и его расходов, не хватит и на кладовку.

Поэтому спичка жглась с одного взмаха.

А Хайтаму это было только на руку.

Традиционно после такого скандала, который он устраивал сам, Кавех уходил на пару дней — куда именно, аль-Хайтам точно не знал. Вероятнее сначала в бар, чтобы снять парочкой рюмок напряжение после криков, а потом к Тигнари, переночевать ему все же где-то надо. И за это время Хайтаму удавалось снять и своё, до ужаса ненавистное, состояние, вызванное совершенно другой причиной.

План всегда был рабочий. Всегда, с тех пор как Кавех поселился у него, работало всё идеально: устроить скандал, вывести соседа из себя, уход на пару дней Кавеха из дома, напиться отваров и переждать первые, самые противные, два дня цветения.

Сразу после хлопка двери, аль-Хайтам отправляется на кухню, где перед этим были подготовлены сушенные травы и пиалы, напивается отваров и из-за нехорошего самочувствия его вырубает до полудня следующего дня.

Отвары из сумерких роз, падисар и мяты по отдельности работают хорошо, а вот если совместить в одну, не очень приятную на вкус жижу, то даёт мощный эффект. Цветения у аль-Хайтама проходят не очень хорошо. Конечно, он постоянно пьет подавляющее перед циклом и после, как и делают все представители его второго пола. Конечно, он правильно следует граммовке, но когда наступает день Х, то он просто пьет всё подряд, лишь бы снять эти неприятные чувства и убрать мерзкий запах, который становится намного сильнее, чем обычно в этот период. А обычно его почти нет.

И всё идет наперекосяк, когда Хайтам просыпается в полдень. Солнце светило прямо в лицо парня, чем и разбудило его, и от спазмов, начавшегося активно цветения, он не встает с кровати, решив, что выпьет травы чуть позже, а пока можно полежать пару минуток, проснуться точно. Но именно в этот момент он слышит стук двери о тумбочку, которая стояла совсем рядом, и которую поставил, собственно, пришедший, чтобы было красивее и не так мрачно.

— Хайтам! Я, конечно, понимаю, — Кавех врывается с громким возгласом, но непривычно далеким. Может, у него заложило уши от внезапного спазма снизу. — Мы с тобой иногда не ладим, а точнее уж ты со мной, но в этот раз я предлагаю тебе пойти на сделку со мной. И главное, не начинай бубнить, она будет выгодной для тебя, и конечно же для меня.

В коридоре слышится топот, негромкий шум — аль-Хайтаму хочется цыкнуть, так как он сразу понял, что его нерадивый сосед отшиб или косяк или шкаф, пока снимал обувь. Оставалось пару секунд, пока мужчина пролетит гостиную с кухней в поисках секретаря и зайдет в его комнату. А у него не было сил даже подняться — низ скручивало до онемения.

Но секунды проходят, аль-Хайтам считает, а Кавех все еще не выбил его дверь со своим предложением. Это дает ему время подняться и сесть.

— Хайтам? — вопрос послышался не так громко, с опасно серьезным тоном. — Аль-Хайтам, у нас дома кто-то? Ты где?

Секунда, две, и он успевает подняться и захлопнуть дверь, прижавшись к ней, как только с другой стороны её взяли за ручку. Он слышит недовольный вздох и за ним следует дерганье за ручку.

— Аль-Хайтам?!

— Какой бездны ты пришел сегодня? — Хайтам шипит и прижимается к двери, которая отдает успокаивающей прохладой.

Дверная ручка дергается, а потом и сама дверь. Спасибо, еще есть силы, пока еще есть.

— Ты там привел кого-то? Почему ты сразу не мог нормально мне сказать?! — за дверью слышится копошение, ручка не останавливается, а его организм решает выдать еще один спазм. Как же не вовремя. Аль-Хайтам неожиданно негромко мычит и закрывает рот рукой. Нужно срочно выпить отваров…

— Хайтам? Это…

На секунды виснет тишина, если можно так сказать. Шум в ушах и резкая слабость по всему телу заставляет его отойти от двери и пройти к постели, аккуратно ложась на бок. Он даже не задумался, что сделал, слабость заставила его лечь. Мягкая поверхность расслабила, голова стала проходить, и Хайтам вздыхает, сразу затаив дыхание, когда ему на лоб кладут горячую ладонь.

Крупно вздрогнув, он поднимает голову, стараясь сфокусировать взгляд на руке зашедшего. Кавех, слегка растрепанный, видимо, ночь проводил он веселую, до невозможности хмуро смотрел на него. Кажется, у аль-Хайтама начался бред, когда он слышит бурчание, но не разбирает — его снова вырубает.

***

Просыпается он вечером — понимает это из-за сумрака в спальне — не шевелится, только сильнее обнимает подушку. В голове царила пустота, до непривычности приятная, от чего аль-Хайтам тихонько зевает.

— Смотрю, тебе легче, — голос раздается за спиной, но парня это совсем не пугает. Хайтам только сгибает слегка колени, прикрыв глаза.

Ко лбу снова приставляется ладонь, и внутри что-то сжимается. Не иррациональный страх, это не дело. Он вздыхает и смотрит на сидящего рядом Кавеха.

— Ты…

— Не волнуйся, не трогал тебя, — Кави хмыкает, но ладонь не убирает. Держит её больше минуты и только потом ее отдергивает. — Как ты чувствуешь себя?

Говорил лучший архитектор Сумеру негромко, даже хрипло, что вызвало бурю мурашек по спине аль-Хайтама. Пришлось зажмуриться и сжать губы.

— Отойди.

— Хайтам.

— Я тебе сказал: отойди.

Матрац прогибается и возвращается в нормальное состояние. Дыхание тут же сбивается, когда он делает глубокий вздох, и мычит, лицом прячась в подушку. Как же мерзко. Его начинает трясти, а еще хочется задохнуться в этой мягкой подушке. Как же воняло.

Пока он мнется на кровати, не слышит шаги, не чувствует, как прогибается матрац в очередной раз, и вздрагивает, когда его приподнимают за плечо. Аль-Хайтам отдергивает его, начинает биться и отползает, прижимаясь спиной к изголовью кровати. Его бьет дрожью, но он подгибает колени, прижимая ближе к себе, что привело к еще одной волне тряски — спазм стал сильнее.

Широкая домашняя одежда, а в особенности кофта, сползала с плеча, приоткрывая и заметно выделяющуюся грудь парня. Хайтам дрожит и сжимает пальцами простынь. Он часто моргает, приводя взгляд в порядок, и смотрит, хмуро, опасно, на мужчину перед собой. И его дергает, когда он наклоняется ближе.

— Только посмей…

— Я не собирался, — Кавех садится удобнее и протягивает с тумбы пиалу. Аль-Хайтам с недоверием смотрит на посуду в руке архитектора, а потом и на него. К большому удивлению, Кавех сидел прямо и смотрел в упор. Не сводил взгляд и хмурился. — Выпей. Там только падисары с мятой.

Они оба хмурятся друг на друга и молчат пару секунд. Аль-Хайтам дергается и отбирает пиалу, делая быстрые глотки, выпивая всё досуха. Отставив ее обратно, Хайтам все равно жмется сильнее от соседа. Прикрывает рот ладонью и мычит, вновь отползая, как и Кавех, отсевший на край постели.

— Почему ты скрывал?

— Почему ты так рано пришел? — Хайтам хрипит и вытирает пот со лба. Кавех хмыкает. — Не твое дело.

Разговор не продолжается. Кавех просто поднимается с места, забирая с тумбочки пиалу, и покидает комнату. Дверь он закрывает не полностью, и, казалось, будто шел на носочках. Аль-Хайтам только ерзает, скатывась на бок.

***

После первого дня ему становилось легче, намного — обычно, и цветение будто проходило сразу. Оно и было понятно, Хайтам напивался непозволительное количество трав, чтобы снять состояние, но в этот раз…

Кавех не выпускал его с комнаты, запретил тому подниматься и сам поил его. Он почти не выходил из дома, сидел с ним и на сильных приступах, выходил на крыльцо. Хайтам проверял, как только ему становилось легче, он выглядывал к сидячему парню, который сразу же начинал ругаться и загонял секретаря в дом обратно. И это было странно.

Кавех не приставал — ни разу — надевал на лицо повязку, пряча тем самым нос, чтобы сидеть рядом с ним, по его просьбам читал вслух, рассказывал последние новости, будто Хайтам пропал не на пару дней, а больше. Кавех приносил ему еду (даже пытался кормить, за что получил ложкой по лбу), поил и следил за его состоянием, ни разу не приставая к нему. Это не уходило с его головы. Наверное, пугало. Нет, не наверное — пугало.

— Кави, скажи, — состояние и вправду стало легче: спазмов внизу живота и дикого желания практически не было, только слабость. — Что происходит?

Кавех, сев перед ним на кровать, пока аль-Хайтам опустил книгу, чтобы взять пиалу, которую ему принес он, удивленно наклонил голову набок и улыбнулся.

— Что именно?

— Твое поведение. Оно ненормальное, — он отпивает травяной отвар, но взгляд с рубиновых глаз не сводит. Кавех только тихонько смеется, бархатисто, вызывая мурашки по спине.

— Ну нет, эльфёнок, оно совершенно нормальное, — в ответ принимает фырк и улыбка переходит в усмешку.

— Нормальное для альфы?

— В отличие от твоего, что ты скрывал себя настоящего столько лет! И мало того, еще травил себя, — улыбчивое настроение сразу же переходит в недовольство. Кавех наклоняется к нему и тычет пальцем ему в нос, пока тот допивал своё питье.

Он складывает руки на груди, на манер аль-Хайтама, и потом их опускает. Хайтам отставляет чашку и на согнутых коленях складывает руки, кладя на них голову. Смотря друг на друга, молчат.

— Просто так? — Хайтам тихо спрашивает, а Кавех наклоняется ближе, заправляя волосы за ухо, будто для того, чтобы расслышать его.

— А если не просто? — также тихо на вопрос задает второй, усмехаясь.

— Только из-за этого, значит, — аль-Хайтам не спрашивает, отвечает фактом только для себя, и хмурит брови. Нотки обиды он слышит тут же.

Кавех смеётся и опирается рукой рядом, и невесомо целует его в губы, проводя пальцами по открытому ушку, чем заставляет его вздрогнуть и отдернуться. В извинение он опускает руку и отстраняется, но не прерывает зрительный контакт.

— Нет, скорее дал больший повод, что я не идиот и не извращенец, полюбив такого же, как ты сам, — Хайтам только сжимает губы, а вот Кавех наклоняется, вновь целуя и поглаживая его за ушком.