не упусти его, дурачок.

— Ты должен пойти со мной, — тоном, не терпящим пререканий, заявил Кавех.

Аль-Хайтам скосил взгляд на указательный палец, который твердо упирался ему в грудь. Если в ход пошли настолько убедительные аргументы — дело серьезное. Со смиренным вздохом он закатил глаза:

— Ладно.

Хмурое недовольство тут же смыло с лица, и Кавех расцвел в довольной улыбке. Начал захлебываться скомканными восторгами, из которых все равно ничего не было понятно. Он что-то там сделал, это выглядело великолепно, впервые за долгое время получилось так, как и задумывалось в голове — без единой помарки и сноски «ну, пришлось изменить из-за независящих от меня условий».

Ладно. Аль-Хайтам действительно самую малость интересовался, чем же таким великим Кавех занимался последние две недели. Он уходил рано утром (до полудня — нонсенс!) и возвращался к ночи, причем даже трезвым (фантастика — не иначе). Что самое главное — ничего не рассказывал. Внезапно познал мастерство игнорирования и отмахивался от вопросов, как от стайки назойливой мошкары. Впервые аль-Хайтам не пытался лезть, точнее… Конечно, пытался. Но проект явно был некоммерческим и уж точно не имел ничего общего с академическими исследованиями, поэтому разыскать информацию оказалось чуть сложнее, чем разобрать десяток-другой бумажек. Напрягаться, естественно, не хотелось; если Кавеху захочется — сам расскажет. Теперь вот даже покажет.

— Оденься только не так прилично, — на последнем слове Кавех скривился. На удивленно вскинутую бровь добавил: — Да, я сказал именно то, что хотел. Избавься хотя бы от кейпа, тело слишком закрыто. Иди, собирайся — потом все поймешь.

В полной мере аль-Хайтам понял значение «не так прилично», когда они протискивались сквозь толпу народа к входу небольшой таверны в Порте-Ормоса. Молодые люди в распахнутых плащах и рубашках на голый торс, которые явно планировали скинуть, едва попадут в помещение. Девушки в неприлично коротких драных юбках и накидках с глубочайшими вырезами. Кажется, аль-Хайтам даже ухватил взглядом абрис чьей-то груди.

— Господин Кавех, это вы! — воскликнул мужчина у самых дверей. — А это?..

— Мой «плюс один», — небрежно откликнулся Кавех, подтягивая за руку аль-Хайтама ближе. — Сделаешь скидку на его внешний вид за мои красивые глаза? Я помню про дресс-код, но он у нас деловой человек, секретарь Академии, его хрен разденешь даже после третьей бутылки вина.

— Для вас — что угодно. Прошу, — кивнул мужчина, открывая проход внутрь.

В глаза аль-Хайтаму ударили резкие всполохи света, отпечатывающиеся на роговице остаточными дымчатыми пятнами. В уши — ритмичная, но до звона меж перепонками громкая музыка, резонирующая в самых костях, особенно в ребрах. В мозг — несоответствие его этому месту. Люди на улице — лишь демо-версия происходящего здесь. Еще более голые, в обрывках ткани и блестящей краске вместо одежды, затянутые в кожаные ремни, узорами сплетающимися поверх кожи. Не то чтобы это смущало: человеческое тело не относилось к противоестественным вещам. Аль-Хайтаму было ровно — анатомические атласы он познал в четыре года, а половую практику в шестнадцать; об удачности опытов стоило умолчать.

— Представляешь, это все придумал я! — заорал Кавех ему в ухо, пытаясь перекрыть всепоглощающие музыкальные партии. Он дернул ладонью куда-то вперед: — Вон там за танцполом качели из воздушных полотен. Из самого дорогого шелка, между прочим, его прикосновения будто лепестками лилий по коже. А слева, в небольшом завороте с видом на зал, чайная. На втором этаже, где потише, сенсориум и облачная комната — первое тебе точно понравится, а вот второе… Ну, на любителя. Еще тут…

Кавех все продолжал тарахтеть, расписывая зонирование пространства, вдавался в подробности и ремарки, советовал, куда сходить, что попробовать — аль-Хайтам перестал вслушиваться. Застрял взглядом и мыслями на подвижной мимике, разноцветных искрах по периметру радужки, закушенной гордости на нижней губе.

— Ты привел меня на секс-вечеринку, — прервал поток объяснений на полу-слове аль-Хайтам.

— Вообще-то, это вечеринка чувственного опыта, — Кавех дернул подбородком и недовольно скрестил руки на груди; жест непонятого гения. — Секс тут не главное. Люди пришли посмотреть-потрогать что-то прекрасное. Испытать новые эмоции и получить впечатлений на год вперед. Сразу видно, понимать искусство ты так и не научился, хотя мы и живем вместе уже больше полугода.

— Как тебя вообще занесло в организацию подобного?..

— Дори предложила помочь в счет частичной уплаты долга, — Кавех пожал плечами, покрутил головой, обводя взглядом помещение, и (неслышно за музыкой, но ощутимо по памяти) хмыкнул под нос. — Хотя я бы согласился даже без этих условий.

Он внезапно вцепился в предплечье аль-Хайтама, повис как репейная колючка — неотрываемо. Заглянул в лицо с преданной нежностью и мольбой.

— Не будь пнем-шовинистом, дай этой вечеринке шанс. Походи, посмотри. Травку потрогай — на втором этаже и она есть!

Разговор закончился очередным смиренным вздохом. Ответ на вопрос «чем живут люди после отмены запрета на искусство и развлечения» выглядел как нетипичное, но все-таки знание. А знания аль-Хайтам любил, почитал, уважал.

Когда Кавех растворился в толпе слившихся в едином экстазе тел на танцполе, он наконец позволил себе оглянуться. Если бы поэты прошлых столетий присутствовали на этом сборище, точно назвали его праздником жизни. Здесь — делили кубок вина на двоих, тут — обнимались втроем-вчетвером, там — интимно зажимались в углу, одновременно на виду и вне поля зрения других посетителей. Пожалуй, это было даже красиво. Мигающий свет стробоскопов выхватывал из темноты, подчеркивал незаметные обычно детали: сплетения пальцев, изгибы спин, обнажающиеся в доверительном знаке шеи, капли пота в яремных впадинах, скрывающие поцелуи завесы растрепанных волос. Только музыка будто мешалась; сюда бы что-то потише и мягче, думал аль-Хайтам.

Из всех предложенных вариантов активностей — он запомнил лишь пару-тройку из реплик Кавеха — решил остановиться на самой простой. Созерцании. Проскользил вдоль барной стойки, походя отмечая, что алкоголь здесь — не очень; завернул в сторону чайного домика и застыл в паре шагов.

— Какая встреча, — прозвучало тягуче радушное. — Не думал, что увижусь здесь с кем-то знакомым.

— Полностью разделяю эти мысли.

Чжун Ли на манер гостеприимного хозяина вальяжно похлопал по вмиг освободившейся подушке подле себя. Аль-Хайтам уселся, скрестив ноги, в ладонях сразу материализовалась пиала с дымящимся чаем; нотки жасмина щекотнули нос, горячий фарфор грозился обжечь пальцы. Он сделал пару глотков, прежде чем начал деликатный допрос.

— А тебя-то сюда как занесло?

— Получил письмо с витиеватой просьбой почтить данное мероприятие на правах искусного мастера чайных дел. Мне польстило, — бесхитростно ответил Чжун Ли, с аккуратной улыбкой в уголках губ передавая пиалу новому гостю своего уголка. — А еще на Бисерном Пароме сейчас не сезон.

— Так вот что за клуб по интересам. Не хотел этого знать.

Чжун Ли рассмеялся, склонив голову вбок. «Но все-таки ты здесь оказался», — читалось в глазах совсем очевидное; аль-Хайтам предпочел не смотреть и не видеть. Сосредоточил фокус внимания вдали, где тела продолжали сплетаться друг с другом, светом и музыкой. Гедонизм в чистом виде — Кавеху под стать. Аль-Хайтам вполне понимал, почему он так загорелся, что даже участие Дори ничуть не смутило. Только наличие дешевого алкоголя шло вразрез с его образом жизни — по крайней мере тем, что удавалось лицезреть ежедневно последние месяцы.

— Ты собрался просидеть здесь всю ночь? — почти без упрека, скорее с ноткой праздного интереса с оттенком непонимания. — Зачем же тогда пришел?

— Кавех притащил.

На многозначное «о-о-о» хотелось закатить глаза. Оно всплывало каждый раз, стоило заговорить о Кавехе. «Переночевать придется на постоялом дворе, я теперь живу не один» — о-о-о. «Счет пополам, мне пришлось отвалить мешок моры за ремонт на кухне после того, как этот баловень судьбы устроил пожар в кастрюле» — о-о-о. «Он снова завалился домой посреди ночи, и я проспал заседание, потому что держал ему волосы, пока его выворачивало архонты знают чем; было похоже на легкие» — о-о-о.

Как всегда это «о-о-о» и закончило диалог. Люди за столом постоянно менялись, уходили-приходили-возвращались; сколько кругов сделала часовая стрелка по ним было не понять. Внутренние часы тоже барахлили нещадно. Аль-Хайтам вперился в узор на резной деревянной столешнице: сколько он уже здесь; где Кавех, гончие Бездны его задери; когда уже можно домой к тихому и спокойному, где не так неуместно?

Его лицо подняли за подбородок.

— Мне кажется, тебя кто-то заждался, — доверительно шепнул на ухо Чжун Ли.

Клубок тел на танцполе распался, разошелся надвое, как прорезанный острым клинком. И в образовавшейся между расселине, в лучах собственного, ни с чем не сравнимого обаяния купался Кавех. Рубашка соскользнула с правого плеча, еще более бесстыдно, нежели обычно, оголяя излом ключиц, перо в волосах пьяно накренилось, а волосы ниспадали на спину, не сдерживаемые строгим рисунком заколок. Довольный, разгоряченный, прекрасный от макушки до кончиков пальцев; Кавех танцевал, всплескивая руками, рассыпая улыбки всему окружающему, игриво касался оказывающихся в зоне досягаемости. В мозгу проскочила шальная мысль, что не той пели оды за искусство движений.

Наваждение разрушил ощутимый тычок-наставление куда-то под ребра: «не упусти». Аль-Хайтам не собирался. Когда взгляд Кавеха сфокусировался на стоящем непозволительно близко аль-Хайтаме, его улыбка поплыла еще шире.

— Ну наконец-то, — аль-Хайтама окутало винным шлейфом.

Все звуки резко затихли. Пространство сузилось до одного человека. До скрежета распахивающихся ребер навстречу. До легкой щекотки на щеках от волос. До запаха солнца, ветра и мускуса. До ощущения мягких губ под губами.

Не упустил.