В ласковой августовской ночи, в центре столицы, здание ресторана с ужасающим грохотом расцвело буйным огненным цветком, который озарил шумную городскую улицу и раскинул свои лепестки на все соседние постройки.

К тому времени мужские крики и грохот стрельбы затихли, сменившись потрескивающими балками и звуком взрывающегося бутылочного стекла. Назойливой сиреной гудел ряд полицейских машин и подъезжающих пожарных, которые мерцали в августовской ночи красно-синими кичливыми огнями. На улицы высыпало любопытных зевак, которые уже третий раз за месяц наблюдали, как две известнейшие мафиозные семьи без зазрения совести набрасывались друг на друга, как два разъярённых пса, пытаясь перегрызть друг другу глотки.

Такое и раньше частенько случалось — расшатанная власть была причиной, а преступность следствием — однако никто из мирных граждан не знал, что за война разгорелась между Безликим Баем и Кровавым Дождём. Все уже давным давно знали о том, что два мафиози терпеть друг друга не могли и раз за разом сцеплялись, пытаясь ранить как можно сильнее, однако это всегда оставалось на уровне слухов и недомолвок. Сейчас же, глядя на взорвавшийся ресторан, никто не мог точно судить о том, окончится ли эта потасовка просто словами.

«Опять будет мафиозная война?»

«Последняя была, кажется, семь лет назад?»

«Да, тогда между собой передрались Сяньлэ и Безликий Бай. Жуткая резня была, как сейчас помню»

«А почему передрались, кто-нибудь помнит?»

«Кажется, Безликий Бай хотел породниться с Сяньлэ, но что-то там пошло не так»

«А теперь Безликий Бай хочет жениться на Хуа Чэнчжу, что ли? Ха-хах»

«Замолчите! У них обоих свои уши есть абсолютно везде. Не болтайте лишнего! Вы что, забыли, что случилось с Сяньлэ?»

«А что случилось? Они же проиграли»

«Они не просто проиграли. Безликий Бай вырезал всю их семью под корень, а наследника замучил досмерти. Если снова начнётся мафиозная война, то вся столица умоется кровью…»

~За час до этого~

 — Мадера? Хуа Чэнчжу, вы серьёзно? Как можно пить эту сладкую дрянь? — расхохотался дипломат, задирая блестящую от сала и пота голову к хрустальным люстрам. — Я всегда думал о вас иное.

Хуа Чэн непринуждённо улыбнулся, покачивая изящным бокалом. Его тонкие белые пальцы были спрятаны за чёрной кожаной перчаткой, которую он наотрез отказался снимать, ссылаясь на аллергию — и это тоже стало самодовольной насмешкой со стороны спутника.

Он никак не отвечал на задирки. Даже желание убивать прямо здесь и сейчас, мерцающее в его единственном обсидиановом глазу, было не столь заметно под пушистыми длинными ресницами.

— И что же вы думали? — съехидничал Хуа Чэн, откинувшись на спинку мягкого диванчика. — Что я пью кровь девственниц на ужин?

Собеседник рассмеялся пуще прежнего. Одевшись в явно тесноватый ему серый костюм, на котором сияло всё его великолепие — все лацканы в золотых брошах — он, очевидно, пытался произвести впечатление человека роскошного, не считающего деньги, но его попытку ужасно портили несколько моментов, которые Хуа Чэн раздражённо подметил сразу же после начала трапезы.

Во-первых, все пальцы этого задиры были усеяны сверкающими драгоценными камнями. На скромный ювелирный вкус Хуа Чэнчжу, отвратительная подделка. Даже если разбить пивную бутылку и оплести осколок медной проволокой, получится нечто более достойное и изящное.

Во-вторых, этот ювелир-любитель предпочёл на второе блюдо крепкий алкоголь. Человек, который вместе с говядиной пьёт разбавленный ирландский виски, заслуживает как минимум четвертования. Опять же, на скромный вкус Хуа Чэнчжу, который не то чтобы слишком глубоко погружался в тему отличия дымчатого послевкусия от фруктового, но который держал сеть баров и хотя бы не позволял себе называть крепкую мадеру «сладкой дрянью».

Хуа Чэн прикрыл глаз и чуть покачал головой, успокаивая мысли.

— Ну как минимум, — хохотнул дипломат, вытирая слёзы сальными пальцами. — Вы сластёна, Хуа Чэнчжу. Даже на десерт взяли пирожные с розовым кремом. Такой жестокий и такой милый одновременно!

Единственное веко Хуа Чэна задёргалось в судороге. Никакие сутры и никакой шипящий голос Хэ Сюаня — «помни о первоначальной цели» — не могли удержать его от желания вонзить вилку в серые глаза напротив и, схватив дипломата за затылок, со всей силы приложить лицом об стол.

— Не будем обо мне, господин Ли. Лучше скажите мне, что вас привело ко мне? Желание поговорить о розовом креме?

— Типа того, — кивнул Ли и остервенело принялся вгрызаться в свой говяжий стейк. — Видите ли, я — посланник Безликого Бая! И я хотел бы с вами поговорить об одном… хм… дельце! Мы с Безликим Баем хотим сделать вам предложение.

Глаз Хуа Чэна задёргался ещё сильнее. А ещё, как ему на секунду показалось, призрачная фантомная боль тусклым огоньком засветилась под повязкой на всей правой половине его красивого лица. Безликий Бай был его давней головной болью — и, стоило об этом подумать, в голове вспыхнуло лёгкое удивление.

Безликий Бай? Отправляет пешку в один ресторан с главой соперничающего клана?

Это не предложение. Это демонстрация.

— Господин Бай достиг определённых успехов в производстве героина, — самозабвенно продолжал Ли. — И, видите ли, ему очень нравится ваша сеть баров. Как понимаете, наркотики и бары очень хорошее сочетание.

— Нет, — скучающе ответил Хуа Чэн и взял ножку бокала. Янтарная жидкость скромно мерцала под бликами хрустальных люстр ресторана. — Я не интересуюсь ни Безликим Баем, ни наркоторговлей. Передайте ему это, а лучше плюньте в лицо. С наилучшими пожеланиями!

— Хуа Чэн! — господин Ли угрожающе хлопнул рукой по столу. — Следи за языком!

— Да вы бы тоже за ним следили, — усмехнулся Хуа Чэнчжу. — А то тянете в рот всякую гадость.

— Что?..

Лицо неудачливого дипломата вмиг выцвело до мертвенно-бледного. Он замер, как зверёк, выскочивший на дорогу перед колесом несущейся вперёд фуры. Хуа Чэну всегда доставляло дикое удовольствие наблюдать за тем, как его неприятели медленно, но верно осознают всю бедственность своего положения — их лица становятся похожи на настоящий флаг. Красный от ярости, белый от испуга, синий от бескровия… Такое представление лучше любого шоу.

Теперь, когда не нужно было играть в любезность и выслушивать дальнейшие предложения, Хуа Чэн облегчённо вздохнул и закинул локоть на спинку дивана. Поза, демонстрирующая вольготность и расслабленность, вмиг взбесила испуганного дипломата.

— Давайте поиграем, — надменно усмехнулся Хуа Чэн. — Вы хотели использовать мои бары для поставки героина. Безликий Бай, хоть и редкостный ублюдок, всё же не дурак, и он прекрасно понимал, что я откажусь. Что же делать, чтобы строптивец вроде меня согласился? Есть несколько вариантов.

На секунду в глазах посла мелькнуло осознание. Его щёки приобрели болезненно-пунцовый цвет, а в горле внезапно начало першить. Он тяжело осел на стул.

— Во-первых, запугать меня. Самый бессмысленный вариант из всех возможных, потому что я не боюсь ни смерти, ни разорения. Во-вторых, угрожать моей семье. Я забочусь о подданных, поэтому это имеет смысл. Но кого бы выбрать мишенью? Моя правая рука лично подсыпал яд в наш обед. Хм… Ну-ка, признавайтесь, кого вы взяли в заложники?

— В-вашу… Дочь…

Хуа Чэн чуть нахмурился. Зрачок его медленно обвел весь зал по кругу, пока он пытался понять хрипящие слова дипломата, однако спустя полминуты он усмехнулся и вновь расслабился.

— А, Бань Юэ? Невероятно способная девочка, согласен, — Хуа Чэн удовлетворённо кивнул, никак не выдавая своего беспокойства. — Хороший выбор, но не очень разумный. Эта девочка способна вытравить весь ваш особняк изнутри, так что… Ох, не завидую я тем, кто решил иметь с ней дело. Кстати, именно она изобрела яд, который прямо сейчас разъедает ваше тело.

— Ты…

— Я, — довольно, словно сытый кот, улыбнулся Хуа Чэн и пригубил вино. — И наверняка сейчас, как только вы захлебнётесь своей рвотой, на меня будут направлены десятки пистолетов. О, прошу прощения, не десяток, а где-то пять или шесть. Я же тоже не дурак, господин Ли.

— Что за яд?! Откуда?! Вся еда была проверена!

Хуа Чэн демонстративно взглянул на изящные часы, опоясывающие его острое отчётливое запястье.

— Ну, жить вам дай бог три минуты, так что почему бы и не обрадовать вас. Выпечка! Вы подумали на алкоголь и мясо, а я сделал ставку на маленький ломтик хлеба, — Хуа Чэн немигающим взором наблюдал, как человек перед ним стягивает галстук и освобождает распухшую посиневшую шею. Он уже не мог кричать и звать на помощь — голосовые связки сразу были поражены. С каждым мгновением голос Хуа Чэна терял свою жизнь, превращаясь в дуновение ледяного ветра. — Считай, что это подарок твоему хозяину и ответ заботливого отца.

Когда Хуа Чэн допил крепкое янтарное вино, он тут же опрокинул стол прямо на задыхающегося дипломата. Вместе с хрустальными бокалами и фарфоровыми тарелками в воздухе зазвенели и свистящие выстрелы. Всё убранство дорогого и, не кривя душой, приятного ресторана, оформленного в золотисто-бордовых тонах, было мгновенно уничтожено и разорвано в клочья. В воздухе повис стойкий запах крови и свежего пороха; люди мельтешили, словно мухи, кричали, стреляли друг по другу и умирали за свои идеалы, целясь не то в неприятеля, не то в своих. Всюду раздавался грохот — такой сильный, что задумавшийся Хуа Чэн, прильнувший спиной к опрокинутому столу, не сразу заметил, как в его укрытие, отстреливаясь, проник ещё один человек.

Запыхавшийся, взъерошенный и так похожий на бездомного кота, правая рука Хуа Чэна на одном дыхании выпалил:

— Господин Хуа, надо уходить! Я поджёг кухню, скоро огонь дойдёт и до зала.

Хуа Чэн взглянул на тяжёлые двери с круглыми окошками и убедился, что сквозь неё просачивался чёрный едкий дым. Пару мгновений, пока люди были заняты стрельбой друг по другу, никто не обращал на запах гари и неестественный жар должного внимания, что и сыграло им на руку — укрываясь, прикрывая друг друга пулями и усмешками, Инь Юй и Хуа Чэн, словно две лисицы, выскользнули из ресторана через чёрный ход и ткнули по пути в тревожную кнопку — и хоть полиция давно подкуплена, всё же Хуа Чэну было донельзя лень разбираться со всеми последствиями разрушенного и сожжённого дотла заведения.

 Редактировать часть