Карката

— И что же ты, так и сидишь здесь, в лесу? — генерал махаматра полулежал, облокотившись лопатками о стену, на кровати Тигнари, рассматривая стянутую с полки склянку с каким-то растением, погруженным в густой прозрачный раствор. Сидеть так, изучая личные вещи лесного стража — непозволительная роскошь для всего населения Тейвата, исключая пару человек.

— Не совсем, — фенек крутился у письменного стола, стягивая бечевкой кипы бумаг, распределенные по одному ему известному принципу. Что-то он убирал в картонные коробки, что-то засовывал в бумажные папки, что-то запечатывал в конверты. На ранее заваленном столе постепенно организовывался порядок. — Вообще-то я пару дней как из Пардис Дхяй.

Пардис Дхяй располагался в районе земель Ашаван, и считался исследовательским центром даршана Амурты, выпускником которого и был Тигнари.

В основном там обитали люди, относящиеся именно к этому даршану — студенты, проходящие практику, или выпускники, продолжавшие свои исследования по окончании обучения в Академии, наставники, преподаватели и медицинские работники, ищущие ответы на вопросы. Под конец учебного года в оранжереи, где высаживалось огромное количество разных растений, попасть было почти невозможно из-за студентов, пишущих свои выпускные работы и собирающих для этого дополнительный материал. Однако сейчас, в период каникул, в Пардис Дхяй редко кто заглядывал.

— Встреча выпускников? — усмехнулся Сайно, взглянув на заканчивающего уборку лиса, и вновь обратил своё внимание к скляночке. Впрочем, интереса она больше не представляла, поэтому генерал, нехотя встав с насиженного места, вернул её на полку. — Или ставишь там опыты и строишь планы по захвату власти в Сумеру?

— Да, конечно. Больно надо, — Тигнари закатил глаза, но улыбка сама расползлась по губам от этих шутливых подначиваний.

Не нужна ему была никакая власть, а от связи с Академией он старательно уходил последние года три или даже больше. Даже когда представители лично приходили к его дому в Гандхарве, упрашивая поучаствовать в сомнительных проектах, он отказывал им сдержанным тоном, граничащим с откровенной грубостью. Сайно знал об этом лучше, чем кто-либо, и полностью поддерживал фенека в решении разорвать связи с Академией, насколько это возможно.

Махаматра поправил смятое покрывало на постели, которое сам же и разворошил, и присел на жестковатый матрас уже более аккуратно. Его шлем одиноко висел на краю спинки кровати. Опущенный носик «шакальего» головного убора выглядел по-смешному печально.

— Впрочем, у меня есть кое-что, что, наверное, надо тебе рассказать, — вдруг возобновил разговор лесной страж. Последняя стопка бумаг осталась на краю стола, протертого влажным полотенцем. Всё же, Тигнари предпочитал содержать своё жилище в чистоте. — У меня в Пардис Дхяй есть механоид.

Сайно нахмурился и уставился в лицо фенека, выискивая в нём намёк на шутку. Тот лишь смотрел в ответ этими своими хитрыми красивыми глазами, слегка наклонив голову вбок и еле заметно улыбаясь, словно выжидая: «И что ты на это скажешь?»

Генерал махаматра, вообще-то, очень чтил свою должность. Его долг — ловить и приводить на суд нарушителей правил Академии, а иногда и самолично разбираться с ними, пачкая руки, и к этому долгу Сайно относился серьёзно. Он давно привык, что одно его имя наводит на людей страх, что у каждого в его присутствии трясутся поджилки, что к нему никогда не относятся как к равному, как к обычному человеку. Махаматра — это почти как клеймо. Отмеченный им и сам подчиняется особым правилам, подвергается вечной опасности, если слишком принципиален, чтобы закрывать глаза на действия «верхушки». А также смиряется с вечным одиночеством.

Что касается Тигнари… он был особым случаем, абсолютно уникальным. А к особым случаям, как правило, общие положения неприменимы.

Сайно знал и об отношении фенека к Академии, и о его пренебрежении некоторыми правилами. Знал, что тот нарушает как минимум закон о распространении Знаний, когда читает лекции нерадивым путникам и дозорным леса Авидья и ещё несколько мелких законов «по ситуации» в придачу. Знал, что время от времени ушастый не упоминает некоторых вещей в отчётах.

А ещё знал, что без лекций Тигнари в Бимарстане не останется свободных коек от увеличившегося потока пациентов; знал, что отчёты в восьми из десяти случаев никем не читаются, потому что Академии в самом деле плевать на зоны Увядания, которых становится всё больше; знал, что Тигнари и несколько десятков стражей — по сути, единственные, кто действительно печётся о лесе, его флоре и фауне, его экосистеме, о людях, в конце концов, которым в этом лесу нужна помощь. Тигнари всегда был невероятно умным человеком. Он понимал границы дозволенного и никогда их не переступал, если видел, что это вызовет большие проблемы.

Сайно и сейчас верит в его благоразумность. Изучение механических существ было запрещено Академией даже в пределах лабораторий, не говоря уже о свободном обладании механоидами в повседневной жизни, так что, наверное, у фенека были причины.

— Ты точно не подался в Кшахревар, — не спросил, а констатировал факт генерал. Даршан, изучающий механоидов, вообще перестал быть популярен после запретов Академии, но сейчас не в этом дело.

— Я тебя умоляю, где я, а где железяки? — Тигнари оставил полотенце на столешнице, подойдя к кровати, упал на неё рядом с Сайно и закинул одну ногу на его бедра, обтянутые шортами с позолоченными узорами. — На самом деле, это долгая история…

Сайно слушал рассказ о том, как Тигнари с загадочной Путешественницей пошли расследовать участившиеся случаи ограблений караванов, перевозящих металлические детали. До самого махаматры доходили слухи об этом, но дел в пустыне было слишком много, да и воришки — не его сфера деятельности.

Фенек начинал говорить спокойно, однако, описывая так называемого Каркату и их проход по топям, много жестикулировал, а, рассказывая о том, как механический краб сварил кофе и клянчил за это у него детальки, и вовсе неконтролируемо улыбался.

— Знаешь, я всё ещё помню Абаттуи, — не скрывая светлой печали, вдруг сказал Тигнари, когда закончил рассказ. — Может, он действительно был немного слишком одержим своей мечтой сделать из механического существа что-то живое… Но мне кажется, у него почти получилось.

— Ты так думаешь? — уточнил Сайно, запустив руку в волосы фенека. Коротко стриженными ногтями он почесывал его затылок, отмечая, как подергиваются время от времени расслабленно опущенные очаровательные ушки.

— Мхмм, — утвердительно протянул Тигнари, прикрыв глаза и подставляясь под ласку. — Он способен выражать свои и улавливать чужие эмоции, что для механического существа уже само по себе удивительно. Он с первой нашей сделки сам вывел простой алгоритм — «сделай что-то полезное и получи вознаграждение». А ещё он пытался починить Абаттуи.

— Починить, — вопросительно приподнял бровь махаматра, от удивления прекратив поглаживать фенека по голове. Тигнари хмыкнул и, открыв глаза, кивнул головой.

— Он собирал детальки, чтобы починить своего создателя. Вряд ли он был так запрограммирован, — подвинувшись, лесной страж облокотился о Сайно, уложив голову на его плечо и приобнимая руками и хвостом. — Скорее всего, он перенял это у самого Абаттуи, который всегда чинил его, если с ним что-то было не так. Но если он сам запустил мыслительный процесс и провёл аналогию, если у него были чувства, вроде благодарности и привязанности… Это уже не просто машина.

Сайно задумался. Роботы не могут чувствовать. Они не могут самостоятельно принимать решения, тем более опираясь на собственные умозаключения, они не умеют, не должны уметь думать. Они не должны переживать, грустить, испытывать эмоции. А Карката, если верить Тигнари, всё это может, и пусть у него нет человеческой души, личности — разве можно после всего относиться к нему как к металлолому?

Тигнари всегда признавал и дорожил каждой формой жизни, нёс идею о том, что любой имеет право на существование. Это то, за что Сайно его очень уважал. С чего бы ему сейчас поступаться своими принципами в угоду старикам из Академии?

— Наверное, даже хорошо, что Академия запретила исследования механоидов, — ни с того ни с сего голос Сайно разрезал тишину. Тигнари поднял голову с его плеча, навострив уши от неожиданности, и ждал пояснений. — Если бы об этом узнали в даршане, кто знает, что бы вообще сделали с этим твоим крабом, чтобы докопаться до истины.

— Я рад, что рассказал тебе, — фенек почувствовал небывалое облегчение. Отодвинув пряди белых волос с лица генерала, он прижался к его щеке своим сухими губами, оставляя на загорелой коже тёплый поцелуй. Может, не такой тёплый, как жестокое палящее солнце пустыни, но однозначно намного более приятный. — Не сомневался, что ты поймёшь.

— Пытался разжалобить меня и воззвать к морали? — посмеялся Сайно и слегка повернул голову, чтоб потереться о носик Тигнари своим. — Не переживай об этом. Ты знаешь, как я не люблю всех этих ученых, которые считают себя богами в своих затхлых лабораториях.

— Я и не переживаю. Почти. Карката теперь мой ассистент, и нужно лишь придумать, как подтвердить это, если вдруг у кого-то возникнут вопросы…

— Ассистент? — удивлённо воскликнул Сайно, вскинув брови, то ли неверяще, то ли восхищённо смотря на фенека. Который, к слову, даже не шутил.

— Делает записи моих умозаключений во время исследований в Пардис Дхяй, — невозмутимо жмет он плечами. — Студентам бы такую тягу к знаниям, как у него.

Генерал махаматра не мог сдержать смех. Потомок рода валука шуна, со скандалом ушедший из Академии, где мог бы сделать себе блестящую карьеру, в лес, чтобы стать дозорным, усмирил механического краба, дал ему имя и сделал своим ассистентом, и теперь просит прикрыть его в случае чего. Да, Сайно умел заводить знакомства с фантастическими людьми.

— Ты невероятный, — сообщил он фенеку, поглаживая его бок, случайно цепляясь ладонью за белую накидку.

Смешок Тигнари утонул в теплых губах махаматры, сцеловывающих его улыбку.