Сигнал передатчика вновь заставил Ханну проснуться. Не так, как просыпалась она каждое утро после бесцветного ночного сна, чтобы встретить такое же серое и невыразительное утро, а по-настоящему. Знакомая радиокоманда, преобразованная в последовательность электрохимических импульсов, изменила мир. Тысячи оттенков, неуловимые полутона, сотни запахов — тусклая действительность внезапно стала многогранной и выпуклой.
Ханна снова вышла за границы человеческого восприятия.
Каждый раз, когда это происходило, она будто заново рождалась. Она вновь привыкала к оглушительно громкому стуку собственного сердца и шороху листьев по мокрому асфальту, к резкости восприятия и ослепительно ярким краскам, к непривычно сильным запахам — когда за ароматом духов, за следами мыла на коже явственно ощущается собственный запах человеческого тела. Ханну всегда поражало это невероятное обоняние и сверхъестественно чёткий мир, и чистая радость от пробуждения — радость жить, дышать полной грудью, ощущать собственную силу и ловкость.
Но за каждую вспышку настоящей жизни приходилось платить. Она всегда получала приказ, который должен был быть исполнен. Просветление длилось лишь до тех пор, пока ищейка не добиралась до жертвы. Собственно, затем их и создали. Ищеек. Таких, как Ханна.
И этот раз — не исключение. Облик цели запечатлён в её памяти — яркий и чёткий. Кажется, что стоит закрыть глаза, и смутно знакомые черты проступят сквозь темноту век. Походка, запах, странная привычка теребить левый рукав от волнения, чуть заметный шрам на шее — совсем ещё свежий. Изгибы ушных раковин и пара тёмных родинок под левым глазом. Всё, что не позволит ей ошибиться при идентификации.
А ещё бесполезное человеческое имя. Ханц Мюллер.
Неизвестно, где именно он сейчас. Но точно рядом, в этом районе. Всего в нескольких километрах от Ханны — ищеек будят, только когда жертва совсем близко. Найти цель и без того непросто.
И всё же они находят — не могут не найти, не могут не выполнить задачу. Искать — значит жить. Идти, вглядываться в незнакомые лица, вслушиваться в голоса случайных прохожих, впитывать запахи, пытаясь различил единственно верный. След есть всегда — и рано или поздно хорошая ищейка находит его.
Кто ей нужен? Всего лишь человек. Всего лишь ещё один человек, слабый и больной — почти каждый из тринадцати миллиардов так или иначе болен. Отравленный воздух мегалополисов и агломераций, загрязнённая вода, новые аллергены и канцерогены — люди гибнут медленно, разрушаясь годами. Несколько быстрых смертей на этом фоне не значат ничего.
Где искать Мюллера?
Он не из местных, иначе бы ей дали адрес, и всё было бы намного проще. Нет, Мюллер в этом городе впервые, это точно. Скорее всего, он приедет на поезде, как и многие другие до него. Почти все путешествуют поездами или автобусами — слишком высок налог на личный транспорт. Поэтому поиск стоит начать с главного вокзала. Затем — лагерь в пригороде и госпиталь при институте.
Вокзал встретил её грохотом поезда, трелями информационных сигналов, гулом тысяч голосов, щелканьем и механическим шелестом автоматических дверей, шорохом тысяч шагов и дребезжанием чемоданных колёс. Хаос запахов оглушил её, заставил на миг замереть.
Медленный вдох. Ещё один. Смесь расслаивается, в ней уже чувствуются отдельные ноты — синтетическая кожа и табачный дым, горячий металл, кровь, человеческий пот, умирающие цветы, корица, хлеб, мокрая шерсть... Вдох и выдох. Миллиарды молекул создают картину, из которой нужно вычленить единственный элемент. Мюллеру достаточно было коснуться одного из турникетов рукой, задеть стену или заграждение, бросить в урну клочок бумаги — если он был здесь, Ханна возьмёт след.
Она идёт медленно, не желая пропустить зацепку. Найти единственного человека в толпе нелегко, но до сих пор ни одной цели не удавалось от неё ускользнуть. Её рецепторы позволяют уловить тысячи фальшивых нот, среди которых лишь одна идентична образцу. Она неуловима, но наконец-то слышна — как будто еле слышный звук камертона в многоголосом шуме.
Запах — соответствует...
Ханне нравилось сравнивать себя с машиной. Какое-то извращённое удовольствие было в этой мысли. Раз уж нельзя ничего изменить, нужно наслаждаться тем, что есть.
Запах слабый, но ещё свежий. Цель обнаружена, осталось только догнать добычу. Что ж, Ханна и на этот раз не подведёт. Тот, кто нарушил строгую гармонию Системы, перестанет быть для неё помехой. Так было раньше, и так будет всегда. Gestern, morgen und heute. Вчера, завтра и сегодня.
Врезавшиеся в память слова внезапно напомнили ей о давнем полузабытом разговоре.
— Добрый день, фрау Вольф. Рад, что вы наконец посетили нас.
Улыбка мужчины в форме вежливая, но в ней совершенно нет жизни. Как у тех старых деревянных кукол, которых Ханна видела в музее.
— Добрый день, герр...
— Йегер. Как я понимаю, Вы прибыли по распределению.
— Да. — Ханна быстро кивает, — Как возможный агент Службы, если мои характеристики... подойдут.
— Не волнуйтесь. Ни корректоры, ни распределители ещё не ошибались. По крайней мере, на моей памяти такого не случалось.
Ханна криво улыбается — впервые с тех пор, как переступила порог отдела по набору персонала в здании Службы Безопасности.
— У Службы своеобразный девиз.
— Тот, что написан над входом?
— Да. Вчера, завтра и сегодня — речь ведь о бдительности, верно?
— Я не знаю, кому пришло это в голову.
Впервые в его голосе слышится неуверенность. Они оба понимают, в чем дело. Они оба понимают, что эта короткая фраза — всего лишь три слова, жестокие в своей ясности — напоминание о других словах, размещённых над другими воротами более ста лет назад. Jedem das Seine. Каждому своё.
Ханна прикусывает губу. К чёрту все воспоминания и напоминания, она должна получить ответ на свой вопрос!
— Скажите, герр Йегер, вы знаете, что меня ждёт?
— Простите?.. — и та же вежливая и сухая улыбка на губах.
— В чём будет заключаться моя работа?
— Вы будете иметь дело с преступниками. Не с ворами и убийцами, конечно, а с теми, чья деятельность угрожает существованию нашего общества. С провокаторами и анархистами, со всеми, кто желает перевернуть саму Систему с ног на голову. Вам предстоит устранять их.
— Как же?
— Несчастный случай.
— Я не могу так. — сжимает кулаки так сильно, что ногти вонзаются в ладонь.
— Ошибаетесь, фрау. Мне жаль, но именно для этой задачи было спроектировано ваше тело. Именно для этого Вы были рождены. Вы не можете просто развернуться и уйти.
Не может, потому что больше идти ей некуда. Если Йегер прав, то у неё просто нет выбора.
Тысячи запахов всё ещё сбивали Ханну с толку. Но она знала: скоро её охота закончится. Цель уже близка.
Запахи и человеческие лица окружали её — но это лишь распаляло азарт.
Человек, где же ты? Куда ты идёшь?
Идти, пробиваться через толпу — точно брести против течения. Бежать от платформы до автобусной остановки — и искать, искать, искать единственного человека. Принюхиваться, чтобы почуять единственный запах. И довольно улыбнуться, обнаружив его источник.
Чуть сутулый человек, который украдкой озирается по сторонам — долгожданная цель. Чувствовал ли он, что за ним уже пришли? Неважно, честно говоря. Выбора у него всё равно нет.
Идентификация. Лицо — соответствует.
Лицо, походка, запах — ошибиться она не могла. Это был именно её человек, её добыча, её жертва.
Ханц Мюллер.
И именно он признан неблагонадёжным? Именно он — враг Системы? Именно он должен быть уничтожен? Чем он был опасен? Ничего примечательного — ни особой физической силы, ни впечатляющей внешности, ни харизмы. Просто человек в серой куртке, зябко поводящий плечами. Просто человек, то и дело оглядывающийся по сторонам в поисках преследователя. Просто человек, сломленный и слабый.
Каким-то образом он почувствовал взгляд Ханны, обернулся, с ужасом посмотрел на неё — так, наверное, смотрит затравленный олень, когда собаки настигают его. Отвернулся — слишком резко, слишком нервно для случайного жеста. Ускорил шаг, насколько это вообще возможно было в толпе. Ханна неслышно усмехнулась — Мюллер пытался сбежать.
Напрасно.
Всё равно ему не уйти. Ханна ищейка, а Мюллер — человек. Всего лишь человек. Всего лишь слабый человек, который бежал, до тех пор, пока его не узнали. Неужели он не понимает, что он обречён с той минуты, когда информация о нём была передана Службе? Или ещё на что-то надеется?
Кто так волнуется? Кто надеется? Всего лишь человек. Так посмотрим, насколько он быстр.
Мюллер спешил к автобусной станции. Ханна никак не могла догнать его. Да и не старалась — зачем? Главное, не выпускать его из виду, преследовать в течение нескольких долгих часов, то и дело показываясь на глаза, чтобы вновь скрыться в тени. А дальше страх станет её союзником и погубит Мюллера.
Куда же ты бежишь, человек? Разве ты не понимаешь, что выбора нет?
— То есть... — голос Ханны звучит ровно, почти отрешённо, — выбора у меня нет?
— И не было с самого начала, — кивает Йегер, — Как, впрочем, у любого из нас.
— Нас?
— У людей. У всех тринадцати миллиардов.
— А как же свобода воли? И собственный выбор?
— Выбор... Ваш выбор всегда определялся Вашим воспитанием и убеждениями, средой и наследственностью, изменениями, которые внесли в Ваш генокод корректоры, и множеством других факторов. Каждое Ваше решение всегда было результатом целой цепи событий, которая началась задолго до Вашего рождения. Стоит ли вообще говорить о свободе воли?
— А что же дальше? Что мне остаётся теперь?— шепчет Ханна.
— Подписать документы. Пройти процедуру обучения. Ну и пара простых операций, чтобы установить необходимые импланты.
— Моё согласие всего лишь формальность? Тоже иллюзия выбора, да?
— Как и вся наша жизнь. — В голосе Йегера нет ничего, кроме усталого равнодушия. Как будто не раз и не два ему приходилось повторять эти сухие и беспощадные слова.
Выбор был, есть и будет иллюзией. Вчера, завтра и сегодня.
Как бы Мюллер ни старался, какую бы дорогу ни выбирал, ему не уйти. Интересно, понимает ли он, что обречён? Он вскочил в автобус в последнюю секунду — как будто это поможет отвязаться от преследователя. Невдомёк ему, что части маршрутов дублируются, а кое-где ищейка и вовсе может срезать. Срезать и потом дождаться, пока он выйдет на случайной остановке, чтобы следовать за ним на расстоянии пятидесяти шагов — неотступно и неумолимо, точно фурия. Пятидесяти шагов вполне хватает, чтобы цель нервничала, совершая одну ошибку за другой.
Но надо отдать ему должное, Мюллер сделал всё, чтобы сбить Ханну с толку. Резкая смена маршрута, очки, капюшон и шарф, попытки войти в автобус и тут же выйти через другую дверь — обычный человек сбился бы со следа. Но Ханну эти жалкие попытки лишь позабавили. Ничего сложного, среди её прошлых целей были те, кто заставил её всерьёз побегать. По сравнению с ними Мюллер лёгкая добыча.
Несколько часов погони — и всё это время Мюллер старался не покидать людных мест. Правильное решение, но сколько ещё он выдержит? Сколько ещё будет кружить по городу? И что сделает дальше? Постарается забыть о преследователе? Или до последнего будет метаться и бегать?
Очередной странный, необъяснимый ход — Мюллер отправился на другой конец города. В Альтштадт, в горах над которым темнеет громада старого замка. Ханна чувствовала, что это одна из последних, отчаянных попыток спастись.
Слишком просто. Погоня завершится слишком быстро и легко. Или это ловушка? В этот раз он даже не заметил, что Ханна в том же автобусе. Даже оглядываться перестал. Неужели хитрость, и из охотника она стала жертвой?
Едва ли, но стоит быть осторожней. И всё же цель была так близка, что думать о провале не хотелось. Да и не было времени — Мюллер мчался прочь, не разбирая дороги. Вперёд, по узким улочками, мимо поросших мелким папоротником и увитых плющом каменных стен, по замшелой лестнице к замку.
Это всего лишь человек, глядите же, как быстро он бежит.
По каменным ступеням и вытоптанным тропинкам, мимо громадных елей и желтых лип, под нависшими над аллеей скалами — вверх, за своим человеком. Давай же, беги прочь, вперёд и вверх по склону!
У Мюллера был выбор — старый лес вокруг или тропинка на смотровую площадку. Он сам мог выбрать, какой смертью умрёт.
Всего лишь человек, которому лучшего не дано.
Мюллер птицей взлетел по петляющей дорожке на пустынную смотровую площадку. Здесь не было никого, кроме него и Ханны. Тупик. Конец охоты.
Он это понимал. Ханна видела, как он судорожно хватает воздух ртом, как смотрит на неё широко раскрытыми глазами, не в силах моргнуть или отвернуться. Казалось, она даже слышала, как бешено колотится сердце человека.
— Почему? — тихо прошептал он, — Они обещали, что я буду свободен, если соглашусь... Если буду сотрудничать... Говорили, что им нужны террористы из Ротморгена, а не я... Скажи...
Ханна презрительно усмехнулась. Что она может сказать? Ищейки не задают вопросов, ищейки исполняют свой долг. Как и она.
Долг превыше всего. Вчера, завтра и сегодня.
Кому интересно, почему они это делают? Кому, кроме этого Мюлера? А он вот-вот умрёт — ещё один самоубийца, шагнувший в пустоту. По крайней мере, такова будет официальная версия. То, что происходит на самом деле, никого не интересует. На трупе не найдут следов борьбы — Ханна знает своё дело. А разбираться никто и не станет, Служба быстро закроет это дело.
Бежать уже некуда.
Шаг навстречу — и Мюллер отступил к краю смотровой площадки. Ещё шаг, другой — он даже не заметил, что стоит вплотную к заграждению. В двух метрах от него — фонарь. На тумбу можно забраться, и тогда высокие, до груди перила уже не станут преградой.
Шаг к фонарю — и Мюллер вскочил на тумбу. Страх и неслышимые волны инфрапередатчика сделали своё дело — он уже не успеет понять, где настоящая опасность. Одно движение, один прыжок, один удар в грудь — Мюллер опрокидывается, нелепо взмахнув руками, падает вниз.
И никого вокруг — ни на площадке, ни на скалах внизу, ни на извилистых тропках. Свидетелей нет — Ханна это знает.
Кто умирает в полном одиночестве?
Человек. Всего лишь человек, который не знает лучшего и не понимает ничего идеального. Человек, который разрушает всё, что ему на самом деле нужно. Человек, который готов сгорать за свою идею, но будет в страхе бежать, спасая свою жизнь, пока его наконец не найдут.
Человек, зачем были все метания? В чём их смысл? Где он? Где твоя цель?
Колючая сухая ветка царапнула щеку, но Ханна продолжила свой путь. Через заросли по склону, не разбирая дороги — падение с такой высоты человеку не пережить. Приказ выполнен, она это знала.
Чутьё притуплялось, отвратительная слабость разливалась по всему телу — несколько минут назад её силы хватило бы, чтобы сломать шею взрослому мужчине, теперь же импланты один за другим переходили в спящий режим. Они были вживлены ради единственной цели.
Ради охоты на людей. Единственное, что ей всегда было нужно — люди. Вчера, завтра и сегодня.
Мир быстро тускнел.