— Сяо.
Тихий усталый зов сорвался с губ точно вздох.
Плечи в ожогах. Итэр несёт Солнце на своих плечах каждый день из века в век, отдыхая лишь с закатом.
— Сяо, ты здесь?
Он всегда подплывает бесшумно. Всегда его сопровождает туман. Итэр знал, что Сяо где-то там, медленно разрывает полоску водной глади острым носом ладьи, тревожа плавающие листья, задевая их веслом. Над цветами вились мотыльки, садились Итэру на глаза. Но ему не нужно зрение, чтобы видеть. Он кожей ощущал ледяной лунный свет. До дрожи чувствовал ветерок, что проносился сквозь камыши, словно призрак, а плечи нещадно жгло.
Итэр ёжится, стремясь себя приобнять, но чья-то рука его опережает.
Итэр открывает глаза. Перед ним стоит Сяо, статный при всём своём росте, почти прозрачный в лунном свете — властитель ночи.
Итэр замирает. Рука Сяо гладит его плечо, такая живая и тёплая, в противовес всему виду своего хозяина — мимолётного и потустороннего, одетого в изумрудные шелка с вкраплениями фиолетово. На Сяо нет обуви. Его глаза кажутся светлее и печальнее обычного, быть может, виной тому полнолуние.
Лёгкая дрожь по телу — Итэр будто просыпается от долгого сна, голова гудит, а мысли спутаны. Рука Сяо уже перед ним, не манит — приглашает. Нет, почти приказывает. Ночной мир во власти Сяо, сейчас господин он. Итэр при всём желании не смог бы сопротивляться, Итэр и не хочет.
Итэр поднимается и качается. Перед глазами темнеет, но Сяо осторожно держит его, помогая переступить порог ладьи. Его движения, его хватка стремительны и ловки, даже грубы, Итэр понимает, что не со зла. Бог Луны сторонится людей, откуда ему знать, что сейчас тело Итэра как никогда похоже на смертное. Ожоги, слабость — удел человека. Они никогда об этом не говорят. Хоть Итэру и хочется. Но что-то всегда его останавливает.
Даже сейчас, когда ладья уже давно вдалеке от берега, когда Луна мирно парит над ними, когда пальцы Сяо аккуратно опускают мазь на ожоги — смесь грязи и трав. Итэр желает говорить. Желает обернуться, взять за плечи и смотреть Сяо в глаза. Вместо этого Итэр весь сжимается, смотрит себе под ноги. Дышит невесомо, боясь разрушить мгновение.
Он чувствует дыхание Сяо на макушке. Хочется обернуться. Увидеть, как шёлк падает с чужих плеч, обнажая бледную кожу, покрытую зажившими шрамами — отголосками старых битв. Сяо не всегда был богом, эту силу подарил ему Моракс, властелин всего сущего.
В их распоряжении вечность. Она пугает Итэра.
Вечность свела с ума его сестру. Настоящую солнечную богиню, а он лишь её тень. Фальшивка.
Итэр до боли сжимает кулаки, до побеления костяшек, впивается ногтями в собственную кожу, до отчаяния жаждая хоть на мгновение забыть о собственном бессмертии, забыть о том, что его сестра запечатана в темнице под землёй во власти безумия.
Сяо его обнимает. Медленно и нежно он выводит Итэра из пучины разрушительных мыслей. С губ Итэра срывается вздох. Но он тут же сжимает губы, жмурится, пытаясь сдержать слёзы. Щека Сяо касается его щеки. Он берёт руки Итэра в свои и шепчет:
— Я согласился лечить твои плечи, согласился защищать тебя во тьме. Но членовредительство… не думал, что придётся оберегать тебя от тебя самого.
— Прости, я задумался, — отвечает Итэр и отворачивается.
Слишком много несказанного. Сяо, должно быть, уже думает невесть что, но Итэр молчит.
— Что тебя гнетёт? — Дыхание Сяо он чувствует кожей, от чего по телу бежит дрожь. — Пойми же, что мы связаны навечно, наши узы слишком сильны, и ты не сможешь разорвать их, даже желая. Помни — я убью любого, кто захочет твоей смерти. Моё копьё ещё помнит вкус крови. Ничего не бойся. Если кто-то попытается лишить тебя власти, чтобы освободить богиню… они умрут.
Иногда Сяо пугает Итэра. Впрочем, безразличие к жизни не редкость среди богов.
Итэр не знает, что ответить, да и все мысли куда-то прячутся, стоит Сяо поцеловать его шею, прижимаясь всё плотнее.
— Я всё думаю о сестре, — признаётся Итэр после долгого молчания, боль наконец отступает.
— Она поддалась тьме и получила наказание.
— А если и я не выдержу? Меня ты тоже поможешь заточить в Бездне или вовсе убьёшь?
— У тебя хватит сил не поддасться, — без колебаний отвечает Сяо, будто Итэр говорит глупость. В словах ни капли сомнения.
Эта ночь особенная. Обычно они молча сидят в объятьях друг друга, Итэр — почти обнажённый и дрожащий от холода — кутается в чужие шелка, греясь больше от самого Сяо — тёплого и родного.
И сейчас они вновь замолкают. Впрочем, ненадолго. Вновь Итэр тихо говорит:
— С каждым днём я всё отчётливее понимаю, почему сестра… стала другой. Эта ноша слишком непосильна. Солнце жжёт всё больнее, тяжесть его растёт. Смогу ли я и дальше…
— Ты выдержишь.
Или мне придётся тебя убить, — невысказанное.
— Вбей себе в голову, что носить Солнце твоя участь. Не думай об этом, а лишь исполняй, как я, когда убиваю монстров, в то время когда Луна идёт на убыль. Остерегайся тьмы, ибо от меня не будет пощады, но помни о долге. Я вижу твою силу. Поверь и ты в себя.
Возразить Итэр не смеет. Лишь прикрывает глаза, наслаждаясь долгими объятиями. Он успокаивается, дыхание выравнивается.
— Я завидую тебе, Сяо. Ты далёк от людей, далёк от чувств…
— Так уж далёк?..
Итэр чуть отстраняется, поглядывая на Сяо. Тот чуть хмурится, смотрит внимательно, прислушиваясь, будто вокруг не тишина. Боги не стареют, не меняются. Лицо Сяо такое же как и сотни лет назад. На нём ни следа прожитых лет, но глаза печальные. Было в них что-то ещё, как бывает у стариков. Неуловимое и мутное. Его молодое лицо сочетает в себе жизнь и смерть. Не зря люди называли Луну солнцем мёртвых.
Итэр мнётся и опускает глаза.
— Я вовсе не считаю тебя бесчувственным.
У Сяо вкрадчивый голос, он владеет своим телом и собой, ласки его часто сдержаны, будто боится он причинить боль. Итэр знает, что в ночи Сяо имеет над ним власть. И власть эта неизменна.
— Иногда ты будто страшишься меня, — говорит Сяо, отстраняясь.
Итэр уже хочет ответить, что это не так, но закрывает рот. То — ложь. Удел людей, чья жизнь слишком коротка, чтобы попытаться скрыть правду до самой смерти, но для богов ложь бессмысленна. Ибо правда вечна, как сами боги. Итэр теряется, но Сяо не отводил острого взгляда. Сяо ловит всё, что говорит ему Итэр. Ответ всегда отражается у того на лице по наивности, как бы Итэр не старался того скрыть.
— Ты боишься, потому что своими руками я погубил бесчисленное количество душ?
Признаться Итэр не может.
— Ты второй, кому я доверился, — внезапно шепчет Сяо. — Ты нужен мне. Больше всего на свете.
Я не хочу причинять тебе вред, но…
— А ты мне.
— Ты никогда не бросишь Солнца. Твоя чувствительность и доброта не позволят этого. Будь возможность, ты бы помогал всем, кто не попросил. Ты чувствуешь ответственность перед миром. Перед людьми. Для меня это непостижимо. Мной движет лишь долг.
…если ты отступишься, у меня не будет выбора.
Сяо не может подавить горькую усмешку.
— Думаешь, я наивен, верно? — Итэр гладит его по щеке.
— Да. До смехотворности.
Туман лёгкой дымкой оседает на воду и на робко выглядывающий берег, к которому они приближаются. Они сидят молча, разглядывая друг друга будто в последний раз. Янтарные глаза Итэра, пылающие изнутри, разглядывали бледное лицо Сяо, холодное и родное. Вдруг Итэр берёт его за руку, тело Сяо само подчиняется порыву и приближается к Итэру.
Итэр ощущает вернувшуюся к силу, Сяо же становится сонным, прикрывая глаза. Губы Итэра робко касаются его губ.
Лунная ладья примыкает к берегу. Над их головами парит Атете, одна из двух лодок, что проносит Итэра над землёй с Солнцем на плечах. Большая и узорчатая, она противоположность сдержанной бледной ладье Сяо.
Свет Луны слабеет.
Итэр неохотно отстраняется, в последний раз глядя на Сяо. Тот отворачивается, не в силах вынести пылающий взгляд.
Наступает рассвет.