Не закрывай окно

В черноте такой трескучий грохот, будто наверху гигант топает железными подошвами. Молния мажет на стены холодным отсветом. Вначале шкаф трясется вдруг и мелко, затем принимается крупно и ритмично. Что-то падает на пол - в темноте не видно. 

- Не боишься? - у Минхо мокрый от усилий лоб и дробный шёпот.

- Нет, - Джисон убирает назад некоторые прядки с его лица, сглатывает слюну, - У тебя губа лопнула.

При следующем раскате дребезжит зеркало на шкафу. Минхо прячется в изгибе шеи, цепляется рукой за голое бедро. Джисон немного съезжает вниз по простыне, приподнимает таз. Вокруг отклики ливня, серебристо-размашистые струи с крыши, а в ушах - шум крови, скованный спазмом стон Минхо и его вибрирующее довольство из глубины гортани.

- Не боишься? - Джисон ловит эти звуки темно-розовыми губами медленно и мокро.

- Уже нет. Гроза прошла, - Минхо обмякает, такой податливый и томный в прохладной темноте.

- Что я уйду.

- Останься.

- Ты знаешь.

- Знаю. Останься, - надрывная мольба. Тихий поцелуй касается щеки, - Господи, останься.

- Я задыхаюсь, - Джисон отворачивается. Смотрит в окно словно из глубины клетки - на волю. Там по стеклу ручьями растекается улица.

Они познакомились несколько месяцев назад во время косого ливня. Потенциально трагично: Минхо не заметил Джисона среди размазанных красно-желтых пятен света и чуть не сбил на пешеходке. Джисон врезался в капот, сломал зонд, и спицы поцарапали ему щеку. Эта болячка позже воспалится и так и не заживет полностью. Он тогда не злился, не срывался на откровенную матерщину, хотя ситуация позволяла, - он просто стоял посреди дороги в этих непропорционально огромных кроссовках, щупал свое лицо, а его темно-бордовая толстовка бренда каппа стремительно чернела от воды.

У парня что-то стряслось, ясно без контекста. Минхо помог, чем смог: обогрел, пригласив на переднее сидение; всучил несколько крупных купюр, потому что не нужны проблемы с правопорядком, и был готов отвезти хоть на кудыкину гору. Джисон простодушно сказал, что в салоне вкусно пахнет корицей, так мягко и тепло, что хочется раствориться как рафинад в чае.

- Никогда такого не чувствовал, хен. Ой. Я же могу звать тебя хеном?

Минхо кивнул без задних мыслей, а потом узнал, что Джисон третьекурсник Ёнсе, что сейчас веселился с приятелями в баре, не очень красиво повел себя перед лучшим другом и оттого сбежал. Он виделся меланхоличным и вялым скорее не из-за грустного вечера, а потому выпил.

- Так... куда мы едем, скажешь? - Минхо встает на красный. Асфальт под колесами как амальгама - в нем живет мир симметрии.

- Скажу, - Джисон поворачивается лицом. Можно разглядеть более четко, что на веках у него жидкие тени коричневого оттенка, а на уголках глаз размазалась темная подводка, - К тебе.

Минхо с большими сомнениями, но везет. Позже в комнате он потрошит аптечку, чтоб обработать щеку внезапному гостю, но Джисон шепотом просит забить на это дело и тянет его лицо на себя. 

Дни их встречи всегда выпадали на сырость. Джисон мерзляк, дрожал от холода не только на улице, но и в здании: будь то душный кинотеатр или уютное кафе, но у Минхо в квартире таял и сладко размякал, в самом деле, как рафинад.

Дождь шел по их следам - грибной или же проливной, а стихийная привязанность опережала на пару шагов. Минхо еще при первой встрече откуда-то знал, чем закончится эта гроза и все последующие, знал, куда ударит молния и что сгорит. Знал, что его вечная гонка за высокооплачиваемой работой и третьим высшим сбавит ход на полпути к финишу.

Джисон никогда не говорил о своих друзьях, но давал понять, что они есть. Никогда не говорил о родителях, но иногда упоминал их в речи. Никогда не доставал в присутствии Минхо телефон, никому не звонил, и ему самому никто не звонил. Человек-невидимка. 

- Тебя даже в какао нет, - Минхо задумчиво вбивает номер в контактную книгу.

- Вот потому и нет, - Джисон улыбается ему в макушку, тычет в пальцем в экран, - Ты как записал меня? Хани? В каком месте я медовый, эй?

- Здесь, - Минхо выворачивается из объятий, чтоб поцеловать в щеку, - Здесь, - губами в другую щеку, травмированную, - И здесь, - громко чмокает изгиб шеи. Рукой ползет под одежду, - Здесь тоже…

Следы губ остывают на животе нежно как капли воска. Выше к боку желтеет старый ушиб. Джисон напрягает и расслабляет пресс, пока Минхо возится с его ремнем, а когда пальцы поддевают резинку трусов, со звонким смехом накрывает его голову бордовой толстовкой каппа.

- Вот ты и попался, хен!

Минхо отвечает в пупок невнятное “люблю”.

О, как же он любит.

Не перестает, даже когда Джисон возвращается спустя три дня отсутствия снова с распухшей от сырости царапиной и измученным взглядом. Минхо не спрашивает о многом, о чем стоило бы – слеп до такой степени. Главное, что Джисон приходит к нему, греется в его руках, целует ночи напролет. Пусть и исчезает после непонятно где, но Минхо нужен ему. Этого достаточно.

- Останься. Мне так холодно.

Джисон сидит на кровати спиной к нему и в темноте кажется бледным и застывшим, словно вылеплен из воска. На лопатках сливово-синие синяки тянутся до боков. Минхо никогда не делал ему больно, никогда не кусался и не сжимал кожу так сильно, но синяки из раза в раз всё ярче.

Сыро. В комнате пахнет дождем и ночной улицей. Но окно закрыто.

Джисон с шорохом одевается. Сколько он уже ходит в этой толстовке? Больше двух недель? Трех? Она не выглядит поношенной, не пахнет ни потом, ни стиральным порошком. Вообще ничем не пахнет. Как и сам Джисон.

Минхо вновь беспричинно чувствует сырость улицы и ежится.

- Я задыхаюсь, - последнее что говорит Джисон перед тем как пропасть на следующий день.

Он не приходит ни через трое суток, ни через пять, ни через неделю. Не отвечает на телефон достаточно долго - Минхо уже начинает рвать на себе волосы и обзванивать больницы.

Однако последняя попытка дозвониться заканчивается чем-то из ряда вон выходящим. Продолжительные гудки спустя рекордные восемь секунд прерываются незнакомым “Алло?”, но Минхо не сразу это понимает, на голом автомате вскрикивает в трубку:

- Хани! Хани, это хен! Где ты?

- Кто это? - голос мужской, ниже, чем нужно.

Минхо в панике смотрит на экран - вдруг ошибся номером? С той стороны вопрос терпеливо повторяют.

- Прошу прощения. Могу я услышать Хан Джисона, я его друг.

- Какой друг? - неизвестный спрашивает без раздражения, но с очевидной осторожностью.

- Это номер Хан Джисона? - Минхо не знает, что еще спросить, чтобы поторопить, - Позовите его к телефону. Я не видел его больше недели, не знаю, что с ним, жив ли он.

Несколько мгновений в ответ молчат, затем некто ёмко и тяжело произносит:

- Нет.

На какой конкретно вопрос “нет” Минхо не успевает выяснить - звонок прерывается, а при повторном наборе гудки уже срываются в тишину. Великан наверху снова топчется по тучам. Минхо зарывается пальцами в волосы и прячется под одеялом на грани слез.

Ночью телефон тренькает сообщением.

♡Хани♡:

Мое имя Бан Чан. Как зовут вас? Нам нужно срочно встретиться. Возможно, вы действительно ошиблись номером.

Впервые за долгое время осень нежит теплом, но пухлые тучки все равно грозятся где-то на горизонте. Минхо падает лицом в ладони, а задом на лавочку, когда видит вместо своей машины пустоту. Припарковался в запрещенном месте, теперь еще и со штрафом разбираться.

За спиной витрина кофейни вся в золотых огоньках, на стекле прайс осенних скидок и обновленное меню. Парень за кассой, курчавый, с молочно-белой кожей, недавно сделал Минхо американо, сказал, что у них действует акция на это кофе: второй стаканчик бесплатно, если докупить большой маффин. Минхо ничего не докупает, но делает пометку вернуться сюда, когда Джисон объявится. Сквозь пластмассовую крышечку чувствуется корица, которую он некогда так любил покупать в ароматических гелевых подушечках для салона.

Неизвестный под номером Джисона назначил встречу здесь. Минхо уже думает, что тот прилично опаздывает, как:

♡Хани♡:

Кажется я вижу вас. Зайдите обратно внутрь.

Минхо оборачивается на витрину. Тот самый кассир в замешательстве задерживается на нем взглядом.

- Мы же с вами договаривались, да? - спрашивает он, когда Минхо внутри ищет глазами куда сесть. Чужая рука приглашает за столик в углу.

- Если вы Бан Чан, то да, - рядом с этим человеком невозможно отделаться от чувства сумбурной тревоги.

- А вы так и не представились, - Бан Чан складывает сцепленные руки под подбородок. Похоже, он чувствует всё то же самое, но лучше это сдерживает.

Ситуация не особо меняется, когда Минхо представляется. Знание имен друг друга - натуральная шелуха.

- Так значит, - Чан говорит аккуратно, прощупывает почву, - вы друг Джисона?

- Да, - Минхо ничего не нужно прощупывать, и так ясно - он не ошибся номером, просто номер не у того человека, - О нем больше недели ни слуху, ни духу, - Чан почему-то меняется в лице, - А кто вы?

- Недели? - руки все также сцеплены в замок, но больше не подпирают подбородок, медленно опускаются на стол.

- Кто вы? - Минхо повторяет. Его раздражает этот туман. Сейчас важно обозначить себя, что он и делает - ставит вопрос ребром: - Почему у вас номер Джисона?

- Постойте, - Чан трет переносицу, - О какой недели идет речь?

- Может хватит? Все это выглядит максимально по-идиотски.

- Да уж, соглашусь, - Чан кивает. Смотрит исподлобья, почти не моргает, - Я тоже друг Джисона…

“Или любовник?”

- …и номер действительно принадлежал ему. Всё никак не сменю после…

- Вы мне скажете, что происходит или нет?

- Нет, - голос у Чана падает до хрипоты, - это вы мне скажете.

Минхо вздергивает бровь.

- Джисон умер полтора года назад.

Кафе вокруг превращается в вакуумный пузырь. Гости как рыбы открывают и закрывают рот, смеются как немые, но понимают друг друга. А Минхо ничего не понимает – по правде говоря, он здесь единственный немой. Стал за долю секунды.

- Вы не в курсе, - Чан с той же резкость, с которой оглушил, приводит в себя, - Да?

Минхо смотрит ему в лицо. Видит.

Сочувствие?

- Умер?

- Полтора года назад.

Из решетчатых колонок под потолком льется французская баллада. Кофе в стакане давно остыл, противный и липкий. У Джисона тени на веках тоже скатывались кофем и тоже липли. К губам.

Стул со скрежетом отодвигается. Минхо хочет поскорее убраться.

- Послушайте, - Чан ломает брови очень реалистично. Тянет руку к Минхо. Зачем? Хочет утешить? Чтобы наверняка заставить поверить в эту ложь?

Он совершенно точно...

- Ненормальный. Вы ненормальный.

- Давайте не будем оскорблять друг друга.

- Давайте, - Минхо агрессивно сверкает глазами сверху вниз, - вы не будете вешать мне лапшу на уши. Вы выглядите по-до-зри-тель-но. В курсе? Когда я видел Джисона последний раз, он был весь в синяках и ссадинах. А теперь его номер у вас, и вы мне тут говорите, что Джисон мертв! Вы что, мучаете его? Запираете его?

Чан тоже отодвигает стул. Плечи у него широкие и руки крепкие, он выше Минхо и очевидно сильнее Джисона. Он мог. Он мог. Самый страшный абьюзер - самый тихий.

- Это какой-то бред. Вы умом тронулись?

Вот оно. Вежливый противник оскорблений сам спешит спровоцировать другого. Он латентный манипулятор, в этом нет сомнений.

- Я подам на вас заявление. Где бы вы не прятали Джисона, его найдут. А вас упекут за решетку!

- Постойте, - и вновь выпад рукой. Уже далеко не безобидный. Минхо отшатывается в сторону, - Постойте. Вот. Посмотрите.

Он достает из чехла телефона фотографию.

- Он здесь еще первокурсник. Посмотрите. А здесь. Здесь, - переворачивает фото на белую сторону, - Адрес. Перепишите его. Там прах.

Минхо не опускает взгляд вниз, он не настолько дурак, не клюнет на эту уловку. Чан смотрит беспомощно, но едва ли это так.

- Произошло какое-то недоразумение, - голос его совсем садится, - Вы не могли с ним видеться. Джисона сбила машина. Понимаете?

На улице ветрено. Солнце изредка греет сквозь щели в молочном небе. У Минхо автомобиль на штрафстоянке, в руках - мелкая дрожь и абсолютный ступор в голове. Полиция. Здесь поможет только полиция.

Светофор в стороне отрывисто пиликает пару мгновений, люди спешат перебежать зебру, а потом замолкает и зажигается красным. Движение на дороге возобновляется, но какой-то мальчишка шмыгает между машинами на другую сторону, размахивая увесистым рюкзаком. Водители гневно сигналят ему, а тот сущий черт - еще и средним пальцем кому-то в стекло тычет. Скачет по тротуару, волосы приподнимаются пушистой шапкой. Минхо ошалело щурится на него – кроссовки такие же массивные, но толстовка не бордовая, нет, красная, но бренд тот же – белое лого каппы на груди.

Минхо берет побольше воздуха в грудь.

- Хани! - и кричит на другую сторону дороги, будто действительно не в себе.

Пацаненок отвлекается на него. В это короткое мгновение ясно, что Минхо обознался. Этого короткого мгновения достаточно, чтобы мальчишка врезался в велосипедиста, запнулся о канализационную решетку и полетел головой вперед.

Прямо на проезжую часть.

Телефон вибрирует в руке. В стороне чей-то капот врезается в фонарный столб, и стекло остро крошится.

Unknown:

Хен. Я приду вечером. Не закрывай окно.

Мелкий дождичек следит на асфальт, застревает каплями среди ворсинок пальто. Кто-то кричит на фоне сигнальных звуков о чьей-то смерти.

Джисон жив.

Минхо закрывает рот ладонью, чтоб скрыть облегченную улыбку, а на периферии сознания гвоздятся волнение и жалкие отголоски совестливости, ведь мальчик, поразительно похожий на Джисона попал под колеса по его вине.

Его Хани как-то нашел способ сбежать, наверное, одолжил у кого-то телефон или же украл, связался с любимым хеном, и сегодня они наконец встретятся. Минхо обо всем позаботится, сфотографирует побои, вместе с ним пойдет в участок и больше никогда не упустит из виду. Будет замечательно, если Джисон согласится съехаться, когда все уляжется. А если не согласится, Минхо всё равно найдет способ его убедить, потому что еще одну такую разлуку не переживет.

Господи. Он жив.

Карета скорой помощи разрезает уличную суету. Мальчика на носилках грузят внутрь. У него разорвана щека, а красная толстовка на животе расплылась темно-бордовым пятном.