Какая глупость.
Казалось, всё внутри тревожно замерло и затихло, а то, что пару мгновений назад наполняло мысли Дефектного Могеко, просто исчезло, оставив после себя огромное пустое пространство. Где-то в углу этого пространства нервно пульсировала единственная чёткая фраза. «Какая глупость».
Происходящее абсолютно точно приняло странный оттенок — даже более странный, чем раньше. К тому, раньше, Дефектный хотя бы привык. К новому чувству всепоглощающего бессилия привыкнуть было невозможно.
Отчаянные недоумевающие визги Йонаки бились в ушах.
— ...что?..
Её шокированное выражение лица, разинутый в крике рот, нелепо распахнутый серый глаз — тот, что не скрыт за чёлкой, — наверное, навечно отпечатаются в его памяти.
— ...Мисс! — Дефектный Могеко наконец почти бездумно рванулся вперёд... но что он мог сделать? Покрытые зеленоватой шерстью лапы беспомощно дрогнули и остановились в сантиметрах от отчаянно бьющегося тела Йонаки Курай.
Что он мог сделать?
Жук — маленький, снежно, ангельски, божественно-белый — извивался там, под нежной кожей, изувеченной кое-где пятнами засохшей проклятой крови Могеко, проскользнув в приоткрытый рот и найдя путь в глубину её тела. Гладкий, с как бы улыбающимся подобием лица, он извивался, скользя вовнутрь, хороня себя среди молодых, пульсирующих жизнью внутренностей, удобно устраиваясь под её кожей, подобно новому королю — их истории не везёт на королей, да? — пока она кричала, кричала, кричала.
Конечно, он извивается, юная Йонака. Дефектный, кажется, тоже может почувствовать, как паразит крутится, вворачивается, прогрызает себе дорогу. Только Дефектный не кричит — он смотрит широко раскрытыми глазами, смотрит, как она сама тоже извивается, будто пытаясь избавиться от этого, будто ещё сражаясь.
Только это уже не борьба — и Дефектный (теперь уж он точно просто Дефектный, и власть, сила, надежда Нега-Могеко, не умершие с оглашением приказа Короля могеко, сейчас кричат и извиваются, истаивая) знает это и смотрит широко раскрытыми глазами на мучения юной мисс, но юная мисс не знает — она только трепещет, словно наколотый на крючок червяк, извиваясь и крича.
Всё кончено — это знает застывший на месте Дефектный, это знают безучастно пушащиеся вокруг обречённые Моффуко, это знает скорбно склонивший голову, вслушивающийся в вопли Моффуру. Это знает клубящийся, ширящийся в своём новом тёплом гнезде снежный паразит.
Дефектный отдал бы всё прошутто мира, лишь бы не слышать, как затихают крики его последней надежды — крики юной Йонаки Курай. Только никакое прошутто не исправит абсурдного, глупого, безнадёжного происходящего. Разве что Бог повернёт время вспять, но Дефектный никогда не надеялся на их единственного Бога и никогда уже больше не будет. Теперь-то он точно знает — в их проклятом Замке нет никакой надежды: она распята на алом кресте, разлита на полу кровью и слезами, кормит мёртвым телом личинок Могеко, разлагается за прутьями клеток, поглощена ими всеми — всеми могеко, Моге-ко, просто вечно пирующими Могеко, — разорвана на части. Даже его — личная — надежда, и та... умирает.
Йонака не спасла бы Замок Могеко — да и кто бы спас этот адский приют безумия? Кто смог бы?
Йонака могла бы спасти Дефектного. Всего — от жалких внутренностей до кончика хвоста и бахромы, оставшейся от уха. Свежая, юная, нуждающаяся в помощи старшеклассница — она дала ему смысл жить.
Она уже умирает прямо сейчас.
Она умрёт через месяц.
Ангельски-белый жук убивает, убивает её здесь, в этой пушистой обители, пока где-то рядом сияет Божественный Свет, олицетворяющий чистоту — и надежду, Божественный Свет, ведущий вверх и к Миру Людей, к дому, к новой жизни. «Там я мог бы пройтись по всему миру...» — ха. На что им с Йонакой теперь новая жизнь, на что ему теперь весь мир?..
Маленький, гладкий, белый паразит — случайность, необдуманное движение, и это ранит так сильно, что Дефектный — стойкий, сильный, закалённый Дефектный — и сам готов кричать и извиваться, умоляя кого-нибудь, кого угодно, прекратить это, повернуть время вспять, стереть досадную, крохотную, глупую оплошность, не позволить Йонаке подойти к маленькому пушистому существу. Только стирать некому, и единственный его Бог — бессмысленный и бесполезный Бог Прошутто, повелитель еды и крови.
Когда паразит прекращает извиваться и сливается с ней, крики Йонаки Курай наконец умолкают совсем, и нежный белый пух застилает Дефектному видение.
Глядя в не закрытый прядями белой шерсти глаз, выдавливая из себя успокаивающую улыбку, Дефектный Могеко думает об убийственном пламени костра и искорёженном жёлто-алом монстре, к окровавленным челюстям которого пристаёт ангельски-белый пух.
Им обоим недолго осталось.