Чонин не понимал, как он здесь оказался. Здесь – это в доме Банов, в окружении этой чудесной семьи, в канун Рождества.
У их семей была традиция – каждый год собираться на Рождество вместе, чтобы отметить большой и дружной компанией, и этот год не стал исключением.
Не то чтобы Чонин был недоволен, вовсе нет, он скорее был в огромном шоке, с которым у него, как ему казалось, удавалось совладать. Позже он узнает, что это совершенно не так, а пока…
Пока он бесстыдно залипает на Чана, который за те два года, что они не виделись, пока старший учился в Австралии, сильно изменился, превратившись из мальчишки в молодого парня.
Они сидели за столом, весело смеясь с очередных историй отца Чонина, в то время как сам Ян скользил взглядом по своему другу детства, понимая, что он ловит жесточайшую гей-панику.
«Господи, я сейчас с ума сойду».
На старшем была черная безрукавка, оголявшая накачанные бицепсы. Ян думал о том, что с удовольствием бы посмотрел, как эти руки сжимаются на его шее, но попытался отогнать эти мысли, понимая, что слишком увлекся. А как тут не увлечься, если Бан так заливисто смеялся, купаясь в тепле своей семьи, которую не видел так давно. В его губе поблескивало небольшое колечко, которого раньше не было.
Слишком много изменений. Чонин никогда раньше не думал о друге как о чем-то большем, пока тот не уехал на другой конец планеты, и тогда младший ясно осознал, что в нем зародились какие-то чувства. Однако развиться им не дали возможности, хотя сейчас эта небольшая влюбленность подняла голову, выглядывая из-за спины Яна, чтобы украдкой посмотреть на предмет своего воздыхания.
Ян в конце концов включился в разговор, проникаясь атмосферой праздника. Рождество было его любимым временем года, когда все вокруг было покрыто искристым снегом, а люди резко становились улыбчивыми и приветливыми. Было приятно ощущать суету праздничного Сеула. Все приобретало налет волшебства.
В такое время хотелось гулять с друзьями, играть в снежки и получать синяки на катке, а еще лепить снеговика, пить горячий какао и печь имбирные пряники, распевая новогодние песни. Хотелось чуда.
Может быть, оно уже близко? Стоит на пороге и вот-вот постучит в дверь. Кто знает?
Чан в это время пытается делать вид, что не замечает пристальных взглядов друга, направленных на него. Он наслаждается праздником, ощущая эти мгновения счастья, наполняющего легкие. Однако чего-то не хватало.
Или кого-то.
Прошло так много времени с тех пор, как они виделись. А ведь раньше они проводили много времени вместе.
«Шалость или гадость?» -говорил Йенни, и ответ Чана всегда оставался неизменным.
«Шалость, и только она».
А затем они совершали какую-нибудь безумную выходку, за которую обязательно получат по шее от родителей, но это ведь будет потом, однако сейчас… Сейчас самое время перелезть через забор к соседке, чтобы своровать яблоки, или залезть на крышу гаража, чтобы полюбоваться рассветом.
Было много таких воспоминаний, каждое из которых Крис бережно хранил в своем сердце, доставая их оттуда каждый раз, когда он скучал по своему дому или по своему Йенни. Это было достаточно часто. Чаще, чем того хотелось бы.
Старший хотел остаться наедине, чтобы нормально поговорить, но эта возможность выдалась лишь через несколько часов, когда шампанское было выпито, а все блюда исчезли из тарелок. В доме стало непривычно тихо, все уже улеглись спать, кроме двоих.
У таких посиделок всегда был один конец: все оставались в одном доме, чтобы на следующее утро встретить Рождество всем вместе, радостно распаковывая подарки.
Йенни не спал, думая о том, как сильно вырос Крис. Теперь они больше не смогут дружить как раньше, но младший даже радовался такому исходу, ведь ему совершенно не хотелось разбивать себе сердце безответной любовью.
-Нини? – после легкого стука в просвете двери появилась макушка Чана. – Не спишь?
- Нет, проходи. – Чонин поудобнее уселся на кровати в позе лотоса, обнимая подушку.
Старший прошел в комнату, тихо ступая по полу. У него всегда были тихие шаги, словно он крался. Ровно также он прокрался в сердце младшего, а тот даже не заметил.
Вслед за парнем тут же проскочила Берри, радостно виляя хвостом.
- Вот ведь хитрюга. Везде теперь за мной ходит. – Чан присел на кровать, похлопывая по месту рядом с собой.
Берри тут же улеглась прямо между парнями, укладывая голову на лапы и смотря на них из-под полуприкрытых век.
- Она скучала. – Чонин погладил собаку, тепло улыбаясь.
- А ты? – Чан поднял голову, смотря прямо в глаза парню. – Ты скучал по мне?
Кажется, в этот момент у младшего треснуло сердце, но он натянул улыбку.
- Да, скучал. – они оба гладили Берри, пытаясь не смотреть друг другу в глаза, боясь, что увидят там равнодушие. – Мне не хватало тебя, хён.
Их взгляды столкнулись: робкий Чонина и влюбленный Чана.
- Шалость или гадость, Йенни?
Улыбнувшись уголком губ, Чонин ответил:
- Шалость, и только шалость, Чани…
Старший медленно приблизился, смотря лишь на губы Яна, а затем накрыл их своими, отмечая про себя то, что они невероятно мягкие, словно облачко. Чонин и сам походил на облачко: пушистое, мягкое… словом, такое, какое хочется обнимать и тискать каждую секунду, чем сейчас и занялся Чан, осторожно укладывая свои руки на талию парня, вовлекая его в чувственный и нежный поцелуй.
В нем не было страсти, вовсе нет, ведь они никуда не спешили, давая волю своим легким, как перышки, чувствам. У них еще будет на это время, а сейчас просто хотелось насладиться каждой секундой слегка робких касаний, а также теплом и счастьем, пропитавшем каждый миллиметр кожи парней.
Чонин отстранился, все еще держа в руках лицо старшего и прислоняясь к его лбу. На чуть припухших губах светилась самая счастливая улыбка. Сердце трепетало, стуча о ребра.
Чан нежно улыбнулся, ложась на кровать и утягивая за собой младшего. Тот сразу расположился на его мерно вздымающейся груди, обнимая, словно большого плюшевого медведя.
Берри, недовольная тем, что ее выгнали с насиженного места ради поцелуя, тут же улеглась под боком у Чана, свернувшись калачиком и потихоньку засыпая.
В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тихим сопеньем Берри и внезапно уснувшего Чонина. Старший смотрел в окно, замечая падающий снег. Появилась мысль закидать снежками дом Чанбина, как в старые добрые времена, и это заставило его улыбнуться еще шире.
Еще одна причина его хорошего настроения тихо бормотала что-то неразборчивое во сне, что заставило старшего поцеловать его в лоб и накрыть огромным одеялом, обнимая еще крепче.
«Вот теперь я по-настоящему дома…»