En la obscuridad

      Пули прошили коробки слева от него. Каменная крошка брызнула в разные стороны. Один из камней попал ему в плечо, распоров футболку.


      Он вскочил на ноги до того, как к стреляющему присоединились остальные, и рванул вглубь шахты. Многократно усиленные эхом звуки выстрелов оглушали, подгоняя.


      Поскальзываясь на грязи и спотыкаясь о камни, он выбежал к развилке, когда с той стороны, где шахта выходила на поверхность, послышались голоса. И, чёрт бы его побрал, отчётливый громкий голос Вааса.


      «Блять. Блять. Блять!»


      Уйти от наёмников Хойта было не проблемой, им хотя бы не пришло в голову использовать в заброшенной шахте С4. От пиратов такого благоразумия было не дождаться.


      Он немедля свернул в соседний тоннель, где и без того узкий проход преграждала перевёрнутая на узкоколейке вагонетка. Он протиснулся мимо неё, чувствуя, как в спину впивались острые камни, и с ужасом заметил, как до этого освещённый тусклыми лампами проход дальше тонет в темноте. Оборванный или перерубленный кем-то кабель был помечен цветным хомутом.


      Голоса, искажённые эхом, слышались ближе.


      Недолго думая, он двинулся вперёд. Даже если кто-то последует за ним, он хотя бы сначала увидит свет фонаря. Может, успеет придумать что-то ещё. А обратно вернётся, следуя за кабелем. Вряд ли впереди будут развилки. Так ведь?


      Ему приходится значительно замедлиться, чтобы не спотыкаться на каждом шагу о куски твёрдой породы и шпалы. Стараясь создавать меньше шума, держась за стену, попеременно оглядываясь на уменьшающийся с каждым шагом светлый проём освещённого туннеля.


      Он присел на корточки, надеясь, что на нём не осталось ничего светоотражающего, что бы могло его выдать.


      Тяжело дыша, он оттёр выступивший на лбу пот. Скорее всего, большинство стволов, через которые воздух поступал в шахту, тоже завалены. Поэтому нехватка кислорода была объяснима. Просто нужно было успокоить дыхание. Считать до десяти.


      «Один мёртвый пират».


      Вдох.


      «Второй мёртвый пират».


      Выдох.


      Но ведь было бы слишком хорошо, просто разойдись все они по своим делам.


      Голоса стали громче, хотя непохоже, что кто-то пошёл за ним. Кажется, они там что-то выясняли. Снова раздались выстрелы. Видимо, пираты и наёмники не смогли прийти к соглашению.


      «Просто перебейте друг друга. Спасибо».


      Когда раздался крик «граната!», он понял, что лучше бы выбрал путь напрямую к опасности. Так хотя бы мог остаться в живых.


      Он бросился вперёд, уже не заботясь о создаваемом шуме. Слыша, как кто-то ещё бежит следом. И через несколько мгновений чуть ли не влетел в преграждающее туннель нагромождение камней.


      «Тупик!»


      Он изо всех сил вжимается в стену, закрывает уши руками и крепко зажмуривается. Взрыв толкает его, хотя и не сбивает с ног, оглушая. Мелкие камешки царапают лицо. Воздух мгновенно наполняется пылью, песком и хрен знает чем ещё. Не открывая глаз, он вытаскивает футболку из штанов и прикрывает нос и рот. И стоит так какое-то время, ожидая, пока осядет пыль и в ушах перестанет звенеть.


      Ему везёт, что взрыв достаточно далеко от того места, где он пытается слиться со стеной. По крайней мере, горячая волна не доходит до него. Всё, что он чувствует, это слабую дрожь под ногами, но она быстро прекращается.


      Поняв, что больше не слышит, как камни перекатываются, падая друг на друга, он на пробу открывает один глаз. Темно. Ну конечно. Должно быть, обвал произошёл не на развилке, а между ним и его единственным выходом отсюда. Прекрасно. Отлично.


      Жизненно важно было не перепутать своё местоположение. И разгребать камни в нужную сторону.


      «И не поддаваться панике. Главное, что все любители использовать гранаты в шахтах получили практические знания!»


      Он подавил нервный смешок.


      Хорошо, что фонарик остался висеть у него на поясе. И фляга с водой. По крайней мере, хоть что-то. Ракьят всё равно не дадут ему здесь погибнуть. Хватятся через день-два.


      Эта мысль была такой успокаивающей и сладкой, как скопившаяся во рту слюна.


      Он вытянул руку вперёд, но почти сразу же упёрся ладонью в камень.


      Рядом посыпались мелкие камешки.


      Джейсон замер, на тот случай, если ещё один обвал решил закончить его жизнь. Но следом кто-то выругался. Совсем рядом.


      «Намасте, ублюдок. Один из пиратов Вааса или сучий наёмник Хойта?»


      Теперь включать свет было точно нельзя. Осталось надеяться, что у его случайного спутника также нет фонарика или слишком сильной неприязни к противоположному лагерю. Ведь, очевидно, Джейсону придётся выдать себя за одного из них.


      Он откашлялся, выдавая себя. И тут же подумал, что это был не лучший вариант, ведь вполне мог нарваться на пулю, если у его спутника сдали бы нервы. Но, к счастью, это не так.


      — Эй.


      Голос у него низкий, с хрипотцой, как будто сорванный.


      Джейсон поворачивает голову в его сторону, хотя в кромешной темноте ничего не видно. У него теперь только это преимущество. Ну и, возможно, то, что его голос точно нельзя узнать — сухость во рту и попавшая в рот пыль сжимают горло, отчего у него получается только задушенное:


      — Кто бросил гранату — ваши или наши?


      — Понятия не имею.


      «Это, чёрт возьми, не ответ!»


      И, похоже, его невольный спутник это тоже понимает. Джейсон уже готов услышать звук взведённого курка или щелчок раскладного ножа. Но не слышит ничего. Темнота и почти полная тишина дезориентируют.


      — Выход не завален. Но…


      Он только собирался переспросить, в чём дело, когда его временный союзник чем-то хрустнул. И, видимо, подался вперёд, а потом закрыл ему рот ладонью. Влажные бинты поверх горячей кожи прижались к его губам.


      — Tranquilo.


      Джейсон против воли дёрнулся, чувствуя другого человека так близко, но сзади был холодный камень. Последний раз, когда он так тесно взаимодействовал с людьми, его мачете оказывалось в их внутренностях.


      Но они оба слышат приглушённые голоса. Далеко, может быть, слишком далеко. Всё, что он может различить, кроме этого, тяжёлое дыхание напротив и собственное стучащее сердце.


      «Просто подумай о солнечном пляже, о белых облаках, о шуме прибоя. Не об огромной каменной глыбе, что может тебя раздавить».


      — Там люди Хойта, — тихо, едва на грани слышимости, прошептал мужчина, и Джейсон мог уловить слабое движение воздуха рядом со своей щекой. — Они занимаются тем, что стреляют в оставшихся пиратов. Переждём, сможем вылезти отсюда целыми и невре… димыми.


      Джейсон кивнул, и рука с его рта исчезла.


      Кажется, говорящий был одного роста с ним. И, похоже, схожей комплекции. Драка в таком ограниченном пространстве будет самоубийством. Но он потянулся к поясу. Только вот его мачете осталось вогнанным по рукоять в тело одного из наёмников, до того как его обнаружили.


      Он утомлённо прикрыл глаза, как будто это могло бы помочь, и сделал шаг назад. Он все ещё чувствовал щекотное прикосновение чужой руки к своим губам. Как будто оно отпечаталось прямо на нём.


      — Моя рация разбита.


      Его спутник снова еле слышно выругался на испанском.


      Внутри Джейсона всё похолодело. Этот голос был слишком знаком.


      Это был Монтенегро.


      Броди изо всех сил зажмурился, пока перед глазами не замерцали цветные круги.


      «Угораздило же!»


      Что ж. Выдавать себя за одного из пиратов теперь явно не было смысла.


      Видимо как-то по-своему истолковав его молчание, Ваас тихо добавил:


      — Если не будешь звать своих, мы мирно переживём это время и ты вернёшься к наёмникам живым.


      Очевидно, второй вариант был как-то связан со смертью одного из них. Поэтому он кивает. Но вспомнив, что этого не видно, поспешно шепчет:


      — Моя рация тоже сломана.


      Он её не взял, но зачем пирату об этом знать.


      — Я буду молчать.


      Темнота фыркает.


      И они остаются в тишине.


      Плотной. Влажной. Удушающей. Идёт ли время в такой темноте?


      Он только и может ощущать, как пот выступает на его висках, скатывается по спине. Влажная футболка липнет к телу. Его ещё потряхивает от адреналина. Он старается дышать спокойнее, но воздуха не хватает. Чтобы не терять ощущение себя в пространстве, он держит ладони на противоположных каменных глыбах. Словно пытается их развести. Моисей по скидке. Расстояние между ними не больше шага. И где-то рядом пират.


      Джейсон рисует себе примерную картину того, как они здесь расположены. И, может быть, ему даже кажется, что он видит Вааса в темноте. Палочки и колбочки, это должно работать, пожалуйста.


      А потом он слышит влажный звук. Воображение тут же рисует склизкое и опасное нечто, подбирающееся к нему из этой темноты. Но следом раздаётся задушенный стон. И это точно не его галлюцинации.


      Он что?..


      Звук повторяется. Слабый. И оглушительно громкий в этой темноте.


      Волосы на его шее встают дыбом. И мурашки бегут вдоль позвоночника.


      Слабый тёплый импульс в животе он старается игнорировать, когда протягивает руку вперёд, не зная, что хочет ощутить под пальцами. И тут же натыкается на чужую руку.


      А потом что-то металлическое падает на камни. Точно не пуля. Пират бы не вытащил её в темноте.


      Ваас замирает под его прикосновением. Всё, что Джейсон получает, такое же тяжёлое дыхание. Под его пальцами напряжённые мышцы. Он ощупывает его руку выше, почти обхватывая плечо с какой-то мокрой повязкой. Вот оно.


      — Стрела. У этого pendejo был лук.


      Джейсон невидяще уставился… куда-то, ощупывая неровные края его раны.


      Это были его лук и стрелы. Он их приготовил, потому что знал, что в шахте лучше не стрелять и ничего не взрывать.


      Чувство самосохранения было здесь только у него? Может, поэтому все, кто вставал на его пути, так легко умирали?


      «Отвыкли башкой думать».


      Его опять тянет рассмеяться. Он хочет сказать Монтенегро, что оружие его. Что он будет делать? Начнёт его душить? Кричать? Или рассмеётся в ответ? Вся эта ситуация — пиздец.


      Как и всё происходящее с ними.


      Он делает шаг ближе. Ближе некуда. Грудь к груди. Надавливает кончиком указательного пальца на рану. Ваас шипит. И, судя по звуку, ударяется головой о камень.


      Джейсон хочет сказать «за моего брата».


      За то, что ты живёшь вопреки всему. И заставляешь жить меня. На последнем издыхании. Из последних сил.


      Он ожидает, что Ваас оттолкнёт его, схватит за руку, скажет прекратить. Цепляет ногтём край кожи, чувствуя, как тёплая кровь течёт по руке. Он хочет узнать, что это предел. Давай же. Не заставляй меня делать это более серьёзным. Я здесь, в тебе, сделай с этим что-то.


      Когда он слышит болезненный сдерживаемый стон, жар в его груди разгорается сильнее.


      «Скажи, что больше не можешь!»


      Он почти по фалангу погружает палец в тепло. Немного высовывает и снова проталкивает внутрь. Непристойный хлюпающий звук не оставляет в его голове ни одной чёртовой мысли. Он опьянён, думая, как горячо ощущается это прикосновение. Выжигает.


      По руке всё течёт. Как будто это бензин, и ему остаётся только поднести спичку.


      «Скажи, что сдаёшься. Я тот, кто заставит тебя это сделать. Я…»


      Здесь царь и бог.


      Это встряхивает его, опалив щёки стыдом. Снова заставляет задыхаться. Он убирает палец из его раны и тянет к губам. Касается языком подушечки пальца. Кровь солоноватая на вкус. И сладкая.


      Ваас мелко трясётся напротив него, так что Джейсон чувствует, как вздрагивает его живот.


      Он смеётся. Как будто знает, что Джейсон здесь — тот, кто сдастся. Даже если не получит отпор. Как будто знает, что сделал Джейсона таким. Заставил балансировать на грани. Показал настоящего. Дал разглядеть точно такого же чернильного демона.


      Знает.


      И они всё ещё прижаты друг к другу. Оба состоящие из этой темноты.


      Ваас другой рукой сжимает его волосы, царапая, но не чтобы оттолкнуть. Шепчет, касаясь губами уха:


      — Всё ещё не готов, guapo?


      Знает.


      Джейсон мотает головой, стараясь ослабить его хватку, и прижимается лбом к его. Глаза в глаза. Как будто может видеть. Перехватывает его руки. Держит, впиваясь ногтями в кожу. Пробует на вкус его дыхание. Крадёт последнее, что у него есть. И их сердца стучат нескладно. Стараясь перегнать друг друга на пути к смерти.


      Он зарычал, напирая на него. Не соглашаясь со всем этим разом. Ближе. Ничего нет ближе в этой темноте.


      Монтенегро шумно дышит. И двигает бёдрами. Броди давится на вдохе, потому что он чертовски жёсткий там внизу. Воздух движется между их ртами. Интимнее, чем поцелуй.


      И Джейсон всё ещё сжимает его руки. Держится за иллюзорный контроль. Только теперь чтобы упереться и сделать натяжение ткани между ними таким явным. Вверх и вниз. Он слизнул пот с верхней губы и повторил движение.


      Навязал.


      «Признай!»


      Ваас не толкает его в ответ. Не вырывается. Никакой угрозы. Как будто уверенный, что даже здесь Броди уступит. Как и обычно. Как обычно, Белоснежка, делаешь вид, что промахнулся. Ничего не доводишь до конца. Кроме шуток.


      Этот голос тянет слова с усмешкой. Шепчет прямо внутри его черепной коробки.


      И в тот момент он действительно не думает о том, что это всё только в его голове. Но, когда Ваас снова застонал, этот звук стёк прямо в его пах.


      Его член, прижатый плотной тканью, и без того был болезненно твёрдым. И он был достаточно двинутым, чтобы хотеть потрогать себя прямо сейчас. Хорошенько с оттягом подрочить.


      Только разжать пальцы. Как будто мог.


      Он переминается и протискивает колено между ног Вааса.


      Что-то хрустнуло у него под ногой. Возможно, ёбаный фонарик не удержался.


      Как не может сейчас удержаться сам Броди.


      Может, это хруст в его голове.


      Биение напротив гонит чужую кровь и все его мысли. И он не знает, в какой момент начинает гладить пальцами поверх лунок, оставленных им. Ещё один след. Ещё одно доказательство — не дошёл до конца, не добил, только ранил. Такой монстр, только и наслаждается чужой болью. Абсолютно наглухо отбитый. Лишь притворяющийся хорошим. Стреляющий прямо в эти маленькие неподготовленные сердечки, ну что же ты остановился hermano este es monstruo encantado y tu стреляй бей no hay nadie más solo nosotros только мы…


      Джейсон отворачивается, упирается лбом в холодный камень, но под его губами солоноватая кожа чужого плеча. Влажная и воспалённая рана. Он легко, почти нежно, прикасается к ней губами, мажет языком.


      Ваас стонет громче. Сипло, но так желанно. Как будто это то, чего ему не хватает.


      В чём может признаться.


      Джейсон хочет, чтобы он сделал это снова. Застонал прямо в его рот. Такой нуждающийся.


      Ваас набирает воздуха в лёгкие, как будто хочет что-то сказать.


      Как будто, блять, здесь ещё нужно что-то говорить.


      Джейсон с силой сжимает его через штаны. Пряжка впивается в запястье.


      Почти без усилий берёт над ним власть.


      «Откажись или сдайся. Ты больше не можешь делать вид, что владеешь ситуацией».


      Но Ваас идёт на своих условиях. Меньшего Броди и не ожидал.


      Они сталкиваются ладонями, пальцами, мешают друг другу, возятся с этим громко дыша. Звук расстёгиваемой молнии ставит своеобразную точку в этом соревновании. Наверное, всё дело в том, что у кого-то нет ранения.


      Через влажную ткань лихорадочный жар чужого тела был совершенно иным. Теперь же под пальцами голая кожа, под ладонью выпуклые вены. Когда он двигает рукой вдоль всей длины, костяшками касается жёстких волос в паху. И вверх, большим пальцем размазывая кровь. Этого слишком мало. Стоит ему слегка ослабить хватку, как Ваас привстаёт, настойчиво двинув бёдрами, чтобы трахнуть его кулак.


      Джейсон прикусил язык. Это было слишком горячо.


      Его лицо горело, и жар спускался по шее вниз.


      Он справляется левой рукой со своей ширинкой. Так быстро, как может.


      Открывает рот в безмолвном крике, сжимая наконец ладонью оба члена. Это похоже на ожог.


      И ему нужно услышать голос Вааса сейчас.


      — Estas tan bueno…


      Он срывается на последнем слове, потому что Джейсон наконец находит удобное положение, энергично двигая рукой. Он, блять, не помнит про тормоза. И то, какой липкой становится ладонь, подтверждение того, что не только он на грани.


      Ваас поощрительно держит его за бедро, двигаясь нетерпеливыми толчками. Заставляя кожу скользить друг по другу, с трудом от недостатка смазки. Но это лишь подгоняет Джейсона.


      Его бёдра дрожат, и он сжимает ногу Вааса между коленями, пытаясь удержаться.


      Его лёгкие горят.


      Липкость чужого тепла, сорванное дыхание, зашедшееся сердце. Джейсон не может понять, кому из них двоих это принадлежит.


      Он кусает его за мочку уха, чувствуя зубами серёжку.


      Ваас низко стонет и его голос дрожит. Он крупно вздрагивает, кончая.


      Но Джейсон продолжает его жёстко доить, доводя себя до разрядки. Пока яркая вспышка не вспыхивает под его зажмуренными глазами. Шумит в ушах прибоем. Забирает из него всё напряжение.


      Он отклоняется назад, выдыхая, упирается спиной в камень. Стряхивает влагу с ладони.


      И, чёрт бы его побрал, Ваас держит его за футболку, сминая её в пальцах. Держит. И, может, не даёт Броди окончательно сойти с ума.


      Или не хочет потерять в этой темноте?


      Темноте, с запахом его кожи, пыли и крови.


      Запахом секса.


      Сложно увидеть здесь что-то плохое. Увидеть, да.


      Он позволяет смешку разбить повисшую тишину.


      Нащупывает фляжку на поясе. Вода уже согрелась, но это уже не важно. Он делает несколько жадных глотков, перекатывая её во рту, чтобы убрать ощущение сухости. Не то чтобы это помогает. Горло словно наждачкой дерёт, когда он сглатывает.


      Он наощупь находит шею Вааса, цепляется за его амулеты и протягивает флягу туда, где должны быть его губы. Горло под его пальцами двигается, и Джейсон не отнимает руку до тех пор, пока он не заканчивает пить.


      Больше ничего, чем бы он мог поделиться.


      Он не знает, сколько прошло. Снова начинает жечь царапину на плече. От недостатка воздуха и потери чувства времени он просто плывёт в этом тепле и жжении. Цветные пятна снова появляются перед его глазами. Но всё, о чём он может подумать, — что чертовски устал и хочет лечь. И слышать тяжёлое дыхание Вааса где-то рядом.


      У него подгибаются колени.


      Давит на грудь вместе со всеми этими чёртовыми камнями, не давая вздохнуть.


      Он даже толком не понимает, куда его тянут. Почему шершавые камни прижимаются к его лицу. Почему проход такой узкий. Почему царапает руки. Что за блестящие вспышки.


      Почему его ладонь так крепко сжимают.


      У пещеры есть выход. И он, кажется, отрубается прямо перед ним, задохнувшись от влажного воздуха ночных джунглей. Это бьёт почище любого наркотика.


      — Молодец, Джесси.


      Темнота снова настигает его. Гладит по волосам, затягивает в себя и оставляет в безмятежном неведении относительно будущего.


      И Джейсон наконец ей сдаётся.

Аватар пользователяManon Marechal
Manon Marechal 16.12.22, 00:12 • 18 зн.

люблю эту историю ❤