Чуять запах жареного человеческого мяса было тошнотворно. Люцерис всей душой хотел уйти и не смотреть на то, как Арракс пожирает мейстера живьём, но заставил себя остаться, даже несмотря на то, что его потом вырвало.

Наверное, Деймон бы им гордился.

Когда Люцерис вернулся в замок, от него всё ещё несло этим отвратительным запахом, и он стал остервенело срывать с себя верхнюю одежду прямо пока шёл по коридору в покои матери. Заходя, он предстал перед служанками в одной рубашке и штанах, заставляя их тихо захихикать. Люцерис подмигнул девушкам, придерживая для них дверь, пока они выносили воду.

— Сегодня от нас наверняка сбегут ещё несколько слуг, — сообщил Люцерис, когда остался наедине с Алис, Эймой и телом Рейниры. По сути, только с Алис. Он начал привыкать к тому, что присутствие Рейниры в комнате ощущается как надгробная плита, и это пугало его больше всего.

— Прямиком в руки Отто Хайтауэра, — всезнающе добавила Алис.

— И чёрт с ними! — взорвался Люцерис, начиная мерить шагами комнату. — Они могут донести ему только о своих домыслах, как и до этого. Пусть у него в голове творится каша, пусть Эймонд доверяет ему меньше и, может быть, однажды этот идиот прозреет и поймёт, что с ним лишь играют!

— Думаю, они играют друг другом, — вставила Алис, отнимая наевшуюся Эйму от груди Рейниры.

Мать была невредима и неподвижна. Люцерис тихо злорадствовал над Отто и его замыслами. Рейнира вряд ли очнётся и, вероятнее всего, никогда не сядет на трон. Это становилось неотвратимее с каждым днём. Но сам факт того, что планы Отто пошли крахом, приносило невероятное удовлетворение Люцерису. Даже если это значит, что весь Вестерос теперь ещё меньше поддерживает чёрных; даже если завтра к Драконьему Камню прибудет флот Простора; даже если Вхагар не оставит здесь камня на камне, оно того стоило.

— Думаю, Эймонд считает, что может управлять Отто, а Отто считает, что может управлять Эймондом. Возможно, этот союз бы даже сработал в другом мире.

Алис улыбнулась Люцерису, положив Эйму в колыбель, и подошла потрепать его за щеку.

— В мире, где не было бы моего милого принца, я полагаю?

Аметистовые глаза Люцериса вспыхнули.

— Вы правильно полагаете, тётушка. Это будет очень смешно.

Алис отразила его улыбку.

Люцерис был зол, и эта злость ложилась черной тенью на всех зелёных. Он готовил новые письма.

***

Читать ломаный валирийский Эйгона было тревожно. Язык сразу напряг Эймонда, и он инстинктивно прикрыл письмо рукой, хотя рядом не было никого, кто бы мог его прочитать.

Эйгон писал:

"Дорогой царствующий братец!

Предвосхищая все твои будущие переживания, я заявляю, что всё плохо. Но ты должен знать, что могло быть и хуже. Я намеренно пишу тебе в обход дедушки, чтобы ты узнал первым.

Пишу в спешке перед отправкой с Драконьего Камня. Я только что побывал в покоях Рейниры. Она действительно дышит. Возможно, я совершил ошибку, не оборвав её жизнь, но я рассчитывал, что застану её без ручной ведьмы одну и хотя бы способную самостоятельно есть. Это неразлагающийся труп, братец. Она не говорит, не открывает глаза, не двигается, а её грудь сосёт младенец.

Я видал всякое и делал всякое, однако здесь даже я растерялся. Поэтому передай нашему дорогому дедушке, что в пекле я видал дворец на островах и нескончаемое золото. У меня есть золото моего дракона, и этого мне будет достаточно.

Вдобавок, малыш Люк так изменился! Оно и понятно: три месяца без меня были ужасными.

Мужайся, Эймонд Одноглазый. Настал твой час. Я привезу тебе новый камень для протеза из диковинных земель, когда ты раздавишь чёрных.

Всегда на твоей стороне,

Лазурный Лис".

Эймонд поднял взгляд с письма на вошедшего в его кабинет Отто. По сузившемуся глазу Хайтауэр понял, что Эймонд знает.

— Ваша... — начал Отто. 

— Заткнись, — прошипел Эймонд и резко встал из-за стола. Он размашистым шагом приблизился к Отто, который вдруг оказался таким низким и старым, и дёрнул его на себя за цепь десницы. — Ты думаешь, я не знаю, что происходит? Ты мне служишь, а не я тебе.

— Я действовал в ваших интересах, мой король, — оправдывался Отто, выставив руки вперёд в защитном жесте.

Ярость поднималась в груди Эймонда жгучей волной, подобно пламени Вхагар. Он заставил себя выдохнуть, чтобы не сказать лишнего.

— Хм. Не посоветовавшись со мной, отправил моего брата убивать мою полумёртвую сестру? — раздражённо полюбопытствовал Эймонд. — Так теперь выглядят мои интересы?

— Я отправил самого надёжного человека устранить прямую угрозу вашего...

Эймонд вдруг потянул за цепь и закрутил её вокруг шеи Отто так, что золотые руки ощутимо надавили на его кадык. Хайтауэр схватился за горло. Он по-рыбьи открывал-закрывал рот.

— Позвольте мне кое-что прояснить, лорд десница, — произнёс Эймонд, пока лицо Отто медленно синело. — Я — король. А вы — не мой регент. Эйгона вы на трон не посадите. Дейрона, еле живого, тоже. Хелейна — блаженная, а её дети преданы мне. Деймон вас засмеёт и убьёт при первой возможности. Дети Рейниры казнят вас. Бейла, Корлис и Рейнис пустят вас голым по улицам. Моих детей вы вряд ли увидите. Я — ваш единственный шанс уйти на покой без ножа в горле. Вы ведь согласны?

Из глотки Отто вырвался звук, а его голова мелко затряслась. Он не мог полноценно кивнуть. Эймонд удовлетворённо улыбнулся и отпустил Отто.

— Прекрасно. Всегда помните об этом, лорд десница, и докладывайте мне обо всём.

Хайтауэр отшатнулся и чуть не упал, успевая опереться о стену. Эймонд уже отвернулся. Он смотрел, как пламя пожирает письмо Эйгона под лихорадочный кашель Отто.

***

Принимать в своём кабинете Бледную Пиявку и Лариса Стронга было каким-то верхом иронии, хотя Боги, конечно, всегда открывали новые высоты для Эймонда. Он быстро подписал ещё несколько бумаг, количество которых, кажется, только двоилось от его усилий, и обратился к своим Мастерицей и Мастером над Шептунами:

— Так, что слышно с Драконьего Камня?

Пиявка и Ларис странно переглянулись.

— На самом деле, Ваша Светлость... — замямлил Ларис.

— Ничего, — оборвала его Бледная Пиявка.

— Ничего? — переспросил Эймонд, поднимая бровь. — Вы можете рассказать мне, какую шлюху сегодня имел Лорд-командующий Ночного Дозора, но не знаете, что происходит на острове, до которого плыть несколько часов?

— Да, Ваша Светлость, видите ли... кажется, принц Люцерис... он... — продолжил Ларис, сминая свой плащ в руках.

— Что? Скормил всю прислугу Арраксу? О чём вы так боитесь мне сообщить? — раздражённо закатил глаз Эймонд и откинулся на спинку стула. Он оглядел неуверенного Лариса и напряжённую как тетива Бледную Пиявку. — Что, серьёзно всех убил?

— Нет, — покачала головой Бледная Пиявка, подбирая слова. И что-то Эймонду подсказывало, что дело не в том, что общий язык не был её родным. — Все наши шпионы живы, но... они несут абсолютный бред. И все говорят о разном. И это не подделка почерка, я бы поняла, что что-то не так.

— Например?

Бледная Пиявка сжала губы и выпрямилась.

— Кухарка Нэн сказала, что видела ночью, как принц Люцерис варил человеческую голову.

Эймонду показалось, что он ослышался.

— У принцессы Рейниры начали расти рога и скоро они начнут пробивать потолок, — поддержал Ларис.

— Два дня назад все слуги наблюдали принцессу Бейлу танцующую на балконе, хотя она была в Королевской Гавани и находится здесь до сих пор, — зачитала из бумаг Бледная Пиявка.

— У принца Джоффри отросла третья рука, — перечислял со своих записей Стронг.

— Караксес крадёт вино с проходящих мимо кораблей.

— Принц Визерис ходит по потолку.

— Пробудился недовольный валирийский дух, который переворачивает корзины с бельём и насильно кормит принцев сладостями. Он грозится, что остановится только когда из Железного Трона сделают отхожее место.

— На острове появился культ поклонников драконьему дерьму.

— Конюшонок Джон божится, что у принца Люцериса вместо ног рыбий хвост.

— Свинья научилась летать, и весь замок не мог её поймать целый день, а затем принц Люцерис публично её выпорол.

Эймонд прервал этот бесконечный поток громким хохотом. Ларис и Бледная Пиявка подпрыгнули от неожиданности. Эймонд долго не мог успокоиться, смеясь буквально до колек в животе.

— Мой король? — осторожно обратился Ларис, пока Эймонд вытирал истерические слёзы.

— Вы не понимаете, почему это звучит как бред? Потому что это дело рук моего племянника.

— Но почерк, мой король... — возразила Бледная Пиявка.

— На вас же работают дети?

— Да.

— Вот и разгадка, — Эймонд развёл руками и начал искать чистый лист бумаги и перо. — Ваши пташки могут быть вам бесконечно преданы, но мой племянник там, с ними на Драконьем Камне, щедрый, убеждающий и, главное, весёлый. Вы не думаете, что это забавно написать своей госпоже все эти глупости?

— Но на меня работают не дети, — весомо заметил Ларис.

— О, да? Сколько лет конюшонку?

— Четырнадцать, — ответил Ларис, прищурившись.

— Почти одного возраста с Джоффри. Думаю, все принцы в этом замешаны. А кухарке?

— Шестнадцать.

— Ещё лучше. Люк мог просто польстить ей, — пожал Эймонд плечами и поставил чернильницу перед собой на стол.

— При всём уважении, мой король, вы переоцениваете силы вашего племянника.

— Силы? Хм, — из Эймонда вырвался смешок. — А вы недооцениваете очарование моего племянника. Простой люд его обожает, он умеет найти к ним подход. А уж к тем, кто работает под началом его матери не первый год — тем более. Люк там, с ними, развлекает их со своими братьями. А вы здесь, в Королевской Гавани, скучные и жадные. И раз уж вы здесь, лорд Стронг...

Улыбаясь в предвкушении, Эймонд протянул Ларису бумагу и перо.

— ...помогите мне написать ответную шутку для моего племянника. У вас ведь нет прямых наследников? Только внуки вашего двоюродного деда?

— Прошу прощения? — поднял Ларис брови, но послушно взял перо и с готовностью обмакнул его в чернила.

— Напишите прошение об узаконивании бастарда моей сестры Рейниры и вашего брата Харвина Стронга.

— Принца Л-люцериса, Ваша Светлость? — удивился Ларис и покосился на Бледную Пиявку. Она в свою очередь была заинтригована тем, что Эймонд собирался сделать, и придвинулась ближе в кресле.

— Нет-нет. Зачем же нам лишать Дрифтмарка его наследника? Это совсем не смешно, — сказал Эймонд, ставя локти на стол и переплетая пальцы в замок. Он не мог перестать улыбаться. — А вот моя сестра Хелейна, выходящая замуж за наследника Харренхола, о... это очень смешно.