Тропа, минуя редкие раскидистые сосны, вела вдаль через опалённое дневным зноем плато Хардана. Эльмир знал, что в последнее время местные обитатели стали не очень дружелюбны, он слышал рассказы путешественников о горных троллях, нападающих внезапно и исчезающих не пойми куда, будто растворяющихся в воздухе. С парочкой этих огромных дурно пахнущих созданий ему самому пришлось столкнуться, но они отступили, почувствовав превосходство противника.

Парень брёл, не рассматривая скучный пейзаж, поскольку за всё время, что он уже провёл в пути, он видел слишком много, гораздо больше, чем за всю свою короткую жизнь. Он намеренно выбрал самый длинный путь, огибающий самые отдалённые территории от Стронгфорда. Теперь ему всего лишь нужно было пересечь Вотчину Архидемона, желательно не столкнувшись лицом к лицу с её страшным хозяином, и добраться до Вильхайма. Эльмир хотел покоя и свободы. Сбежав из шумной столицы почти ни с чем, он обрёл её, но на душе было как-то неприятно, он знал, что должен начать свою жизнь заново, подальше от старых воспоминаний.

Становилось жарче, почва под ногами была горячей, её грел подземный жар. Где-то недалеко был разлом, полный расплавленной лавы. Эльмир всей душой хотел избежать встречи с его обитателем, а потому ускорил шаг, и почти бежал по тропе. Вокруг была только выжженная дьявольским пламенем равнина с одним обугленным деревом рядом с разломом. Парень сошёл с дороги, потому что знал, что это кратчайший путь к ближайшему селению, он не хотел огибать разлом, чтобы после ещё пробираться сквозь кишащую монстрами Колдовскую чащу.

Вот уже невдалеке, за редкими стройными деревьями показались крыши маленьких домиков посёлка. Эльмир побрёл туда, надеясь найти себе хотя бы временное пристанище. Жители Вильхайма были весьма удивлены, нечасто кто-либо чужой бывал в провинции, но они продолжали заниматься своими привычными делами, поглядывая на устало плетущегося парня со странной повязкой на лице.

Эльмир остановил одного прохожего, очень надеясь, что тот подскажет ему, где он может остановиться хотя бы на ночь.

— Извините. Вы не подскажете, где я могу переночевать хотя бы сегодня? — мужчина преклонных лет, которого он спросил, удивлённо и настороженно осмотрел его с головы до ног.

— Конечно знаю. Можешь остановиться у меня, есть свободная комната. За определённую плату, конечно же, — старик съехидничал.

— Было бы хорошо, — Эльмир улыбнулся; его настроение выдавали только золотые глаза, — правда, у меня не очень много денег.

— Заплатишь, сколько есть. Пойдем, — похлопал его по плечу и повёл за собой.

Старик довёл Эльмира до домика, ничем не выделяющегося на фоне остальных. Рядом с ним с двух сторон росли два старых дерева; одно из них было совсем сухим и скрипело на ветру, а чтобы осмотреть второе, нужно было запрокинуть голову назад, настолько оно было высоким. Ветви обоих деревьев широко раскидывались над обведённым низким частоколом двором, почти полностью закрывая его тенью, что было настоящим подарком в знойный день.

Удивительно аккуратный деревянный домик встретил скрипом двери и полумраком внутри. Балки, поддерживающие потолок, были оплетены паутиной. Эльмир прошёл внутрь за стариком, чуть наклонив голову вбок: дверной проём явно не был рассчитан на его рост.

— Пойдём, — он толкнул вторую дверь, и она со скрипом открылась. Комната не выделялась особым убранством: старый столик рядом с маленьким окном, полка с не менее старыми книгами, сплошь укрытая слоем пыли, сундук в углу, да кровать, на вид не самая удобная. — Подойдёт?

— Вполне, — Эльмир осматривался. — Я бывал и в условиях похуже, — усмехнулся.

Парень бросил свою дорожную сумку на кровать, а затем, достав из внутреннего кармана последние несколько монет, протянул их старику.

Оставшись наедине, он присел на кое-как заправленную постель. Нельзя сказать, чтобы ему здесь не нравилось, — не считая пыли и паутины в каждом углу здесь было вполне комфортно, — но и особенно уютно в доме не было. Выбирать не приходилось, поэтому Эльмир просто растянулся на кровати, заложив руки за голову, и прикрыл глаза. Он понимал, что не сможет остаться здесь надолго, так как он отдал последние деньги за эту комнату на одну ночь, но и возвращаться в Стронгфорд он не собирался. У него было всего два варианта — продолжить свой путь и вернуться в Ориентальные пески, на давно забытую родину, или же остаться у Восточных гор, парень был наслышан, что жизнь там вполне сносная.

Лежать на жёсткой постели было невмоготу; Эльмир поднялся и вновь окинул комнату взглядом. К стене напротив кровати ржавым гвоздём был прибит портрет какого-то старика с длинными усами и невыносимо важным видом. Он был покрыт пылью, золотистая краска на рамке давно потрескалась и потемнела. Полка, казалось, вот-вот рассыплется на опилки. Эльмир взял в руки одну из книг в протёртой до дыр старой кожаной обложке. Надпись на ней невозможно было прочитать — она была на неизвестном ему языке и почти стёрлась. Скучающе пролистав книгу и осознав, что не понимает ни слова из текста, Эльмир вернул её на место.

На подоконнике стояла покрытая пылью ваза из тёмно-зелёного стекла. Часть её верхушки была отколота. Эльмир повертел её в руках, рассматривая рельефные узоры, и поставил обратно. Взгляд его оказался прикован к окну: на улице медленно темнело, алый закат догорал за верхушками деревьев. Он протёр запыленное покрытое разводами стекло ладонью и ещё на какое-то время его затянуло зрелище за окном. Его отвлёк тихий стук в дверь, а затем и её скрип.

— Можно? — хозяин дома, сгорбившись, стоял у порога.

— Конечно, я же тут всего лишь гость, — Эльмир обернулся к нему.

— Ужинать будешь? Правда, ужин не царский, но вполне сносный, — старик усмехнулся.

— Нет, спасибо.

— Тогда, вот, держи, — протянул ему зажжённую свечу, кое-как укреплённую в старой чашке с какими-то непонятными зёрнами. — Единственное средство освещения.

Эльмир ещё долго наблюдал за мерцающим огоньком, не в силах оторваться. Это успокаивало, приводило мысли в порядок, в чём он бесконечно нуждался в последнее время.

***

Найдя свою дорожную сумку, когда-то пренебрежительно закинутую в угол, Эльмир бросился собирать вещи. У него не было необходимости брать с собой слишком многое, он не нуждался в этом. Он выгреб все свои сбережения до последней золотой монеты и пересчитал.

«Должно хватить хотя бы на путь до Вильхайма. А дальше обойдусь»

Взяв с собой ещё что-то из сменной одежды, карту Доминиона, которую он весьма разумно выменял когда-то у какого-то безымянного пьяницы в таверне, и ещё несколько мелочей, которые показались ему важными, Эльмир вдруг засомневался. Он не хотел покидать это место, в котором весьма прижился, не хотел изменять налаженный быт, но понимал, что после случившегося в последнем походе со Стражами он не сможет спокойно жить среди них. Он задыхался в шумной столице, ему хотелось обрести покой и свободу. Прочь из этого города, прочь от болезненных воспоминаний!

Только вот от себя не убежишь. Отвращение к самому себе пожирало его изнутри, с каждым днём всё глубже въедаясь в его разум. Эльмиру было больно, так, как никогда не было. Он хотел избавиться от этого ощущения, сбежать подальше от своего позора.

Эльмир ушёл ночью, когда никто не мог бы увидеть и попытаться остановить его. Он принял окончательное для себя решение. Останься он в столице — его состояние убило бы его. Закинув сумку за плечи и прихватив с собой клинки Множества Истин, он неслышно закрыл дверь за собой и ушёл, не оборачиваясь. Кто-то посчитал бы его трусом, но ему было всё равно. Жалость к себе казалась Эльмиру низостью, но он проваливался в пропасть всё глубже, тьма всё сильнее затягивала его, и ниже было некуда.

Улицы были пустынны и безлюдны — Стронгфорд спал. Кое-где в окнах горел свет, где-то раздавались тихие незнакомые мелодии и чей-то смех. Всё такое отдалённое и незнакомое, Эльмир с самого своего прибытия в город чувствовал себя неловко в шумной столице.

Подняв взгляд к небу и натянув повязку до носа, он убедился, что небеса не ответят на его метания, что они безжизненны и бесчувственны. Было холодно, парень обнял себя за плечи, чувствуя свою дрожь, и побрёл дальше.

***

Утром Эльмир проснулся от пробирающего до костей холода и свежести в воздухе. Он свернулся на жёсткой постели, обняв колени, и закутался в тонкое одеяло с головой, но теплее не стало. Не выдержав, парень поднялся, не снимая с себя одеяла, и подошёл к окну.

Рассветало, за деревьями клубился туман, капли росы оседали на стекле. Небо было еще тёмным, редкие рваные облака у видимого за деревьями горизонта казались еще темнее, они нависали пугающе низко.

Не зная, чем занять себя, Эльмир снова начал рассматривать книги на полке, пытаясь найти хотя бы одну на понятном ему языке. Увы, ему это не удалось. Отвлёкшись, он понял, что уже совсем светло, и что он должен попрощаться со странным гостеприимным стариком и продолжать свой побег. Наскоро переодевшись, он небрежно забросил все свои скромные пожитки в сумку.

Дверь предательски заскрипела, выдавая его. Хотя, он бы и не смог уйти незамеченным, — старик, стоящий у окна и думающий о чём-то своём, обернулся на скрип.

— Уже уходишь? — спросил он с почти родительским сожалением. — Мог бы и остаться ещё, устал, наверное.

— У меня больше нет денег, чтобы оставаться у вас, — Эльмиру вдруг стало неловко.

— Да я бы не взял с тебя больше ни копейки, — в его тёмных обведённых морщинами глазах светилась грусть. — Ты напоминаешь мне моего сына. Он ушёл несколько месяцев назад в поисках лучшей жизни, и до сих пор от него ни слуху, ни духу.

— Мне жаль, — склонил голову. — Но и я не могу оставаться.

— Ну, если ты точно решил — иди. Удачи тебе, — старик сопроводил его до двери.

— Спасибо, что приютили меня. До свидания.

Эльмир помахал ему рукой на прощание. Он не хотел уходить, но не мог оставаться здесь, не мог чувствовать себя обязанным этому человеку, которого почти не знал. Сердцем он тянулся обратно, к дружелюбному одинокому обитателю маленького домика на окраине, такому же отчуждённому и покинутому. Эльмир порывался бросить всю свою затею и вернуться обратно, ведь за все семнадцать лет ему нигде ещё не было так спокойно и тепло, как здесь, никогда ещё он не знал людей добрее.

Перед ним расстилалась тропа, ведущая вдаль через всю провинцию. Эльмир был на распутье. Он невыносимо, до боли хотел послушать сердце и вернуться обратно, но даль его манила сильнее. Парень не привык к столь тёплому обращению, да и не привык бы уже никогда. Изнутри его душа была полна осуждением и презрением к себе, болью и страхом, воспоминаниями, что всегда преследовали его по пятам в кошмарах, и надеждой обрести наконец себе спокойное место в мире. Такое место, где никто из его прежней жизни никогда не найдёт его; где никто не сделает больно.