Язык

Бинт, промоченный физраствором; холод касается бывшей глазной впадины, затянувшейся кожей, — сейчас там лишь шрам. Пахнет аптекой и безнадегой — напоминание о тех трех неделях в больнице. Только цвет стен ванной возвращает в реальность. Там остались белые стены; в новом доме — везде зеленые.

Хороший цвет, спокойный.

Как следует промыв зажившую рану, Санни закидывает бутылку, бинт и ватные диски в полупустой рюкзак и бросает взгляд на зеркало. В нем «сто шестьдесят пять сантиметров бледности и мрачности», как говорят его новые одноклассники, а Санни в ответ на это приляпывает к глазной повязке вырезанную из тетради звездочку.

На листе была домашка по алгебре, но ему так плевать.

Санни надевает на глаз повязку, поправляет толстовку и набирает темп: широким шагом выходит из ванной, трусцой спускается по лестнице, забегает на кухню. Надо успеть на автобус.

— Санни, все будет в порядке? — первым делом спрашивает мама и, боже всемогущий, как Санни устал от этого вопроса. Так достала, что он готов закатить и здоровый глаз, и отсутствующий, и даже третий, если он есть.

— Да, мам.

Его ожидает долгая поездка — из штата в штат, почти тысяча километров, полтора дня его жизни. Санни это не смущает — он садится на свое место и достает наушники. Снова запутались — и петля за петлей, узел за узлом, пальцы превращают комок проводов в рабочее состояние.

Успокаивает.

Обняв рюкзак, как плюшевую игрушку, Санни включает плейер и откидывается на сидение. Спинка слишком высокая, ощущение, что выпрямляют насильно. Не кресло, а пыточный стул. Но обивка мягкая, куда ж без этого. Правда, катышки старости повсюду, да и пятна бурые, но ничего нового, правда.

Санни не любит себя уговаривать. Ему здесь не нравится, и он хочет уже приехать.

«Insolent and out of character

We've changed so much

 I barely recognize our formative lives

 Hidden deep, deep, deep underground…»

 Эти лондонские ребята определенно хороши.

***

Есть вербальный язык, есть язык жестов, есть письменность, а есть Санни — красноречивые взгляды, короткие фразы и едва заметные кивки. Это несложно. Даже внимательным быть не надо — пара дней общения с ним, и вы все начнёте понимать. Учителя только совсем этого не хотят, но Санни ведёт с ними активную борьбу. Пока ничья, 5:5.

Но в родном «Горизонте» учителей нет — поэтому в качестве приветствия Санни кивает Обри головой, замечая её уже на подходе к школе. Розовые волосы — отличный знак, настоящий маяк на этой земле. Мимо не пройдешь.

— О, Санни, привет, — Обри машет рукой как бы лениво, вся её поза расслабленная и «типа крутая». Его это умиляет. — Боже, что это на тебе?

— Подарок Кела, — Санни сразу понимает, про что она: самое необычное в его самом обычном облике — повязка на глазу с черепом. Настоящий пир-р-рат!

— А. Ну, ты ведь поддержать его приехал… логично, — неуверенно умозаключает Обри, хмурясь. Санни не подтверждает и не отрицает.

На самом деле он носит это повязку всегда, потому что она невероятно крутая. Но всем это знать необязательно. Маме тоже не следовало, потому что она от этой повязки в ужасе. Не оценила его пир-р-атство.

Санни кидает взгляд на телефон — матч должен начаться уже через пятнадцать минут, и у школы целая толпа. В кофтах и футболках, брюках и юбках, машут знаменами обеих команд, сливаясь друг с другом в единый живой пульсирующий организм (Санни от них слегка в стороне; некомфортно, душно). А нужных людей, кроме Обри, нет.

Подтягиваются Энджел, Майкл, Ким, Вэнс. Санни снова кивает. Кому нужны эти громоздкие «Здравствуйте» или рычащие «Привет», когда можно заменить их одним лёгким действием?

Следом — еще целая куча народа, Санни незнакомая вовсе или знакомая через пять рукопожатий. Они сжимают их кольцом, свободного пространства все меньше.

Некомфортно, душно. Хочется отойти. Обри удерживает одним своим присутствием — ее уверенность яркая, заразительная.

Да и Санни сюда приехал, не чтобы позорно сбежать. Он обещал.

— Ну что, сейчас посмотрим, что наша шпала может, — Ким ухмыляется, довольная шуткой, и закидывает руку Обри на плечо. Та остаётся непоколебимой.

Нужных — все ещё нет. Но их Санни тоже рад видеть.

— Привет, — Бэзил подходит со спины тихо, как призрак. Улыбается ласково и аккуратно, с момента их последней встречи, кстати, вырос — приходиться голову поднять, чтобы посмотреть в глаза. Санни снова кивает головой, невольно делает шаг от него, тут же одергивает себя, ничего страшного нет…

Санни не любит себя уговаривать. Ему не нравится пересекается с Бэзилом, и тот об этом знает. Ближе не подходит, переминается с ноги на ногу, а потом чуть не падает на землю — Энджел на него набрасывается. Спасает положение.

В любом случае, еще один нужный есть.

Позади Бэзила маячит Полли, машет рукой приветственно и, шепнув что-то ему на ухо, уходит — видимо, чтобы не мешать дружескому воссоединению.

Кажется, в последнее время они сблизились.

Не то чтобы Санни это интересовало.

Красные рубашки, синие блузки, зеленые футболки, желтые пиджаки…

Хиро приходит в черном.

— Привет всем! — он, здороваясь, возвышается над толпой. С ходу он обнимает Обри с другой от Ким стороны, и треплет её голову.

— А-а, Хиро, а ну хватит, ты сейчас всю причёску испортишь!

— Я легонько, извини.

— Я помогу поправить…

Санни чувствует себя дома. Можно закрыть глаза, представить гостиную со светлыми стенами, шуршащий телевизор, Кела, рычащего за фигурку тираннозавра. Запах печенья с кухни, скрип лестницы, игра на пианино, хруст книжных страниц, редкие машины за окном.

— Да ладно, тебе и так хорошо, — присоединяется зубоскалящий голос Ким.

— Да-а, — Вэнс поддакивает.

— Вау, волосы наэлектризовались! — Энджел в восторге.

Нет, это уже не дом.

Хотя тоже неплохо.

Но Кела не хватает. Ему сейчас не до них.

— Так, все, пора занимать места! — Хиро сразу берет на себя роль руководителя, а Санни продолжает взглядом цепляться за волосы Обри. Хороши, во всех смыслах хороши. Он их хочет с чем-то сравнить, перечисляет в голове: розы, пионы, небо на закате, автомобиль Барби… ничего из этого не такое яркое, как волосы Обри.

Значит ли, что они настолько самодостаточны, что другие вещи можно сравнивать с ними?

Хм. Пожалуй.

Коридоры школы серы и унылы, шкафчики стоят, как истуканы, кажется, даже камням веселее, они хотя бы видят, как меняется мир вокруг них. Санни всегда жаль эти шкафчики.

На свой он повесил плакат и меняет раз в неделю. Хоть что-то интересное.

Уже в спортивном зале их встречают родители Кела и Хиро, машут приветственно, толпа заносит Санни на места, Хиро вручает ему огромную перчатку болельщика, и в ней он тонет, как в Мировом океане, Энджел кричит что-то на грани оскорбления, Обри орёт, чтобы тот был потише, Бэзил вздыхает, Ким с Вэнсом хрумкают попкорном, откуда только взяли, крик, стук, хрум, скрежет, крик, стук, хрум, скрежет, крик…

Санни выдыхает. Вдыхает. Выдыхает.

Успокаивается.

Давно он не был на таких мероприятиях. Но ничего страшного.

Санни не любит себя уговаривать. Но ради Кела можно хоть самому скандировать кричалки на грани срывающегося голоса.

Матч начинается: выходят команды, и, боже, какие они все высокие. Кел ещё не самый великан, есть и повыше. Санни невольно чувствует себя неполноценным.

Капитаны пожимают друг другу руки, и бой разгорается.

Все, что Санни знает о баскетболе — заслуга исключительно Кела, который показывал ему, как вести мяч, что такое трехочковый, как не стоит этот самый трехочковый практиковать на окнах и прочее, прочее, прочее… Баскетбольное образование — самое стихийное и беспорядочное из всех, какие он только получал.

Впрочем, это не мешает понять, что Кел чертовски хорош, и прокричать, что есть силы, когда именно он открывает счёт.

Ох, он его даже слышит, рукой машет.

Остальные его услышали тем более, и больше Санни не кричал.

Не оценили.

Ну и пожалуйста.

Матч заканчивается быстрее, чем Санни рассчитывал — проносится стремительной птицей перед глазами, и да, команда школы Кела выиграла.

Юху.

Толпа уносит Санни куда-то из зала — ему хочется сбежать, но выхода из сплошного потока тел нет. Он сосредотачивается, чтобы не терять волосы Обри и голову Кела, возвышающуюся над всеми. Какой он все-таки высокий. И ноги у него длинные, удобно — пока Санни приходится чуть ли не бежать, тот идёт спокойно, никуда не спеша.

Уф.

Хотя в высоком росте определённо есть минусы: например, не помещаться под одеялом и на кровати. Санни привык, что ему всегда хватает места и он в одеяле, как в коконе. Тепло и надёжно.

Мысль за мыслью Санни заносит в чей-то дом — кажется, Майкла, — и, выпутавшись из цепкой хватки толпы, он причаливается в самом тёмном углу.

Устал.

Глазами ищет, чего бы можно глотнуть, но, кажется, сегодня ему достанется вода из-под крана — все остальное алкоголь. Пиво, водка, бренди, наверняка свистнутое от родителей, потому что откуда у школьников деньги на бренди? Коктейли еще какие-то на основе вышеперечисленного.

М-да.

По стенке Санни бредет на кухню. Шаг за шагом, как шпион, оглядывается по сторонам, чтобы не засекли, не заметили… Кажется, так еще палевее. Энджел ему машет рукой приглашающе, Санни головой качает.

Ну и ладно. Главное, что добрался.

Людей здесь меньше, они тише. Сидят за столом, смотрят на Санни, как на врага, осаждающего их крепость. А он берет то, что ему нужно — стакан из шкафа, и наливает воды. Стекающая от рта к животу жидкость приносит облегчение.

— Э-эй, Санни, пойдём проветримся? А то ты прям носом клюешь, — Санни задирает голову.

О, Кел. Улыбается, волосы из хвоста уже выбились — наверняка скакал по всему дому, наполненный энергией победы. Как у него после матча еще силы остались? Санни так не может (не то чтобы сильно хотелось), Санни уже думает, как бы в кровати свернуться калачиком и не вставать до завтрашнего полудня.

Но на предложение он соглашается незамедлительно — приехал к Келу и для Кела, но перекинулись они только поспешным привет, как же так? Только еще один стакан воды, пожалуйста. И еще один с собой. А, ты тоже будешь? Ограбим дом на стаканы, ха-ха. Стаканов нет, смотри, какая классная кружка с сердечками. Осталось пронести сквозь толпу.

На крыльце дома музыка все еще бьёт по ушам, но не так убийственно. Санни приучил себя радоваться мелочам, поэтому чувствует себя лучше. Хотя наушники — лучшее изобретение человечества, ты и музыка, музыка и ты, один на один.

Санни обязательно покажет пару песен Келу. Попозже.

Небо чернеет, захлебывается нефтью, и красные маки облаков ничто по сравнению с её силой. Закат неизбежно проиграет. Печальная ежедневная битва.

— Знаешь, этот матч очень важен для меня, — прерывает молчание Кел, прихлебывая воду. — Я собираюсь в колледж, где есть очень сильная баскетбольная команда, и это мой шанс. Если бы мы не выиграли… ну, я бы с этой мечтой попрощался, хах.

Кел улыбается довольно.

— Спасибо большое, что был со мной.

Санни кладёт тому руку на плечо и улыбается. В тот же момент его заграбастывают в объятия.

Ох.

Заканчиваются они так же быстро, как и начинаются. От Кела пахнет духотой, остывшим потом и сладкой газировкой. Кел теплый.

— Небо красивое, — обращает внимание Кел, потому что не может Санни не ткнуть пальцем вверх. Завораживающий момент триумфа ночи.

— Погнали домой?

Санни удивлённо вскидывает брови, бросая взгляд на шумящий дом за спиной. Разве это не твоя вечеринка, не твоя и твоей команды победа?

— Ну, я уже вроде как оторвался. И вообще… ты не часто приезжаешь, — слышать такое приятно — как тёплая ванна после долгого дня.

По пути Кел говорит: как он волновался, как он взял мяч, как чуть не запнулся, как Санни его напугал этой кричалкой, как у тебя вообще воздуха в лёгких хватило так крикнуть…

Дома их встречает запах свежей выпечки и зевающая мама, кое-как уложившая Салли.

«Ведите себя тихо! И спокойной ночи, дорогие».

Скрип лестницы не способствует тишине, треск двери — тоже, но вот все препятствия позади — они в комнате Кела. Он сразу, с разбега прыгает на кровать. Та печально звенит пружинами. «Ведите себя тихо!» — да, конечно.

— Кровать Хиро свободна, можешь лечь на нее. Или мои объятия всегда открыты для тебя!

Кровать Хиро заправлена так аккуратно, будто это фигурка из кукольного домика, ни помять её, ни переделать под себя. Над изголовьем сверкают полки с кубками, грозящиеся рухнуть вот-вот, а на тумбочке виден слой нежилой пыли. Санни ставит минус сто из десяти. Он выбирает объятия.

От Кела пахнет духотой, остывшим потом и сладкой газировкой. Кел теплый.

— Вау, я не ожидал, что вот так вот будет, я, вроде, пошутил… Нет-нет, я не имею в виду, что я тебя прогоняю.

Санни понимает.

Он сам не ожидал.

Чтобы избавиться от неловкости, Санни достает наушники и плеер. Наушники — лучшее изобретение человечества, Кел, Санни и музыка, только они.

«Only a fool, like fools before me,

I always think with my heart.

Only a fool, that same old story,

Seems I was born for the part».

— Жалко, что Хиро уже уехал…

Санни ведёт плечом — он так не считает. Ему сложно смотреть Хиро в глаза. Вернее, совсем невозможно, и Хиро это знает.

— Хотя вряд ли мы бы хорошо провели время. Я все вспоминаю, какая классная у нас была ночевка в этом шалаше из одеял…

Особенно классная она была у Кела — тот дрых без задних лап.

— Мне хочется повторить. Но так уже не будет.

Оба понимают причину.

Оба замолкают.

— Слушай, как насчет пробраться на кухню и что-нибудь поесть взять? Бутерброды те же сделать?

Санни только «за» самом деле — тем более, если ему снова станет плохо, туалет рядом, бежать недалеко. Только не устроят ли они погром, пока режут хлеб? В доме все-таки маленький ребёнок. «Ведите себя тихо!»?

— Все нормально будет, мы же с тобой не настолько безнадежны! — Кел показывает рукой «Окей», но скепсиса во взгляде Санни становится только больше.

— Ну блин, Санни, это жестоко…

Санни пожимает плечами. Что есть, то есть.

— Вот как ты смотришь так, что я все понимаю, что ты хочешь сказать? — Кел задумчиво, как будто это один из главных секретов человечества, рассматривает лицо Санни. Тот улыбается уголками губ — и это служит самым лучшим ответом.

Уже завтра вечером Санни ждет автобус обратно в новый дом; еще раньше — утром и днем — пикник с Обри и Бэзилом. А пока он может насладиться скольжением ножа по ветчине, шуршанием пакета с хлебом и келиным теплом.

А еще приставкой, конечно же. Что у них сегодня на бессонную ночь, «Теккен»?

Про тепло Санни обязательно скажет. Сегодня. Только чуть-чуть попозже.