Прощение

— Он мог бы стать одним из нас. Ему просто не хватило времени.

Сказал тогда Слепому Сфинкс. В ответ вожак не повёл и бровью, но внутренне сморщился и оскалился. Да, он знал. Курильщик мог стать такой же частью Дома, как и они. Для него уже давно было уготовлено место: оно пустовало годами, но так и не стало занятым. Даже после месяцев, проведённых бывшим Фазаном в Четвёртой.

От Курильщика пахло упущенной возможностью. С каждой неделей, с каждым днём этот запах становился всё сильнее. Словно Дом тыкал мордой Слепого в его провал. От этого запаха морщился желудок и подступала колкая желчь к горлу, от этого запаха веяло насмешкой Другого Круга, иронией судьбы, раздражающим и уже подзабытым тиканьем часов.

Слепой оставил всё, как есть. Курильщик слушал бредни Чёрного и воодушевлялся его поддержкой. Курильщик почти игнорировал Табаки и совсем-совсем — Сфинкса, пусть и делал вид, что боится шумных истерик или внимательных глаз. В душе ему уже было всё равно.

Курильщик говорил глупости и делал глупости, но Слепой всё ему прощал. И твердил: ему просто не хватило времени.

Когда колясник катился по коридору, Дом тянулся к нему своими живыми рисунками, стихами, тайными посланиями.

— Не выпускай его ночью из спальни. Он свихнётся.

Сказал Слепой Сфинксу, оставил того в няньках, ещё раз попытавшись сбросить эту ношу со своих плеч.

Легче не становилось. Где-то смеялись заводные часы, а Дом обдавал холодом бледную шею и шептал трескучим напевом:

— Ты мог…

Слепой закрывался волосами, пытался услышать за голосом шелест травы и пляс опавшей листвы. Дом пугал его, водил по знакомым до каждого сантиметра коридорам, и долго не пускал в Лес, манил запахом хвои и дурмана, и заставлял натыкаться на двери кабинетов. Слепой терпел, отсчитывая дни до выпуска.

Дни до выпуска в спальне считал Курильщик.

Слепой правда мог сделать его своим. Домовским. Но предпочёл говорить, что время сыграло против него. Может, это и есть старость? Акеле было суждено промахнуться. Промахнулся и он.

Лес наконец разрастался под босыми ногами, и Слепой падал, тонул в острой траве и где-то в глубине, тихо-тихо, так, чтобы само его сознание не слышало, просил прощения.

Дом умел прощать. И умел учить прощенью других.

Утром Курильщик снова спорит с Табаки, несёт чушь и злит всех вокруг. Слепой делает вид, что не слышит ни звука и отмахивается от настойчивых расспросов Сфинкса.

За свои ошибки нужно платить. Каким милосердным бы не был Дом.