Когда Марина окликнула пациента в окровавленной рубашке, она просто хотела помочь. И уж никак не ожидала, что тот кинется на нее со скальпелем в руках.
Нарочинской ли было не знать, как легко смертен человек...
Но испугалась она несколькими секундами позже — когда ее оттолкнул Брагин, а за спиной пронзительно заверещала Михалева.
«В ноты не попадает», — отрешенно подумала Марина, как в тумане наблюдая, что сначала психа пытается скрутить один Олег, а потом еще и полицейские подключаются. Женщина понимала, что надо что-то делать, но мир вокруг будто стал двигаться гораздо стремительнее, чем она сама. Оставалось только стоять, беспомощно моргая.
Начала приходить в себя только тогда, когда Брагин снова оказался рядом и стал ощупывать ее на предмет повреждений:
— Цела? — То, что вокруг были люди, Олега не волновало. А вот сливающаяся с собственный халатом Нарочинская — очень даже. — Марина! — громко позвал он, не получив никакой реакции.
— Я в порядке, — наконец, отозвалась она. — А ты?
Хирург резко помотал головой из стороны в сторону, прогоняя дурные мысли, и уставился на Нарочинскую тяжелым взглядом:
— Никогда так больше не делай, поняла меня?! — почти зарычал. — Дура!
— Сам дурак, — заторможенность куда-то испарилась, поэтому не огрызнуться нейрохирург не могла.
— Да я сам тебя прибью лучше, чем так, — постепенно успокаиваясь, пообещал Брагин.
— Очередь займи.
Они могли бы еще долго пререкаться, если бы не услышали голос Зименской.
Главврач зашла с улицы в компании какой-то светловолосой женщины лет пятидесяти.
— Что случилось? — подчиненные ей не ответили, поэтому Вера Георгиевна обратилась к полицейским.
А Михалева, доселе застывшая Пизанской башней — сначала с сиреной, потом без, наконец-то вспомнила о своих прямых обязанностях:
— Олежек! — от ее голоса сморщились не только Брагин и Нарочинская, но и ко всему привыкшая Дубровская. — Тебе надо успокоиться, — медсестра схватила мужчину за руку. — Пойдем, чай попьем?
Брагин, едва пришедший в себя, снова начал злиться:
— Сама пей свой чай, — процедил он и, вырвавшись из медсестринской хватки, двинулся куда-то прочь.
Лена истерично глянула на Нарочинскую. Но на Марину такие вещи давно не действовали. Тем более в исполнении бывшей подруги, которую она читала насквозь.
— Ты еще в волосы мне вцепись, — непроницаемым тоном предложила нейрохирург. — Тогда не только Брагина отпугнешь, но и работу потеряешь, — сообщила вкрадчиво и повернулась к Дубровской, которая впервые в жизни не знала, как прокомментировать произошедшее. — Нин, есть обезбол? Голова раскалывается.
***
Уже позже, когда две блондинки решили проветриться, Дубровская не выдержала:
— Мариин, — многозначительно протянула она, пытаясь понять, на какой кобыле лучше подъехать к скрытной как Штирлиц коллеге. — А можно вопрос?
Нарочинская усмехнулась:
— Нельзя, — она посмотрела на недовольно вытянувшееся лицо приятельницы и уточнила. — Я и без вопроса отвечу, он на лбу у тебя написан, — поймала почти исследовательский взгляд и фыркнула.
Нине бы в актрисы с такой мимикой. Или в клоунессы.
Как, в общем-то, и Брагину.
Не то чтобы Марине сильно хотелось обсуждать свою личную жизнь, но Дубровская, кажется, была единственным человеком, с которым этот разговор в принципе был возможен.
— Ну?.. — не выдержала затянувшейся паузы Нина. — Ты будто цену себе набиваешь, ей-богу!
Марина резко остановилась и пожала плечами:
— Да нет, — регистратор, глядя на нее, тоже остановилась. — Я просто поняла, что не знаю, что тебе сказать, — нейрохирург скривила губы и решила. — Давай лучше свой вопрос.
Нина того и ждала:
— Вы вместе, что ль, с Михалычем?
Нарочинская отрицательно качнула головой, и Дубровская продолжила:
— А были?
— Спали какое-то время, — будничным тоном сообщила Марина.
— А что потом?
— На горизонте замаячили сырники.
Регистратор закрыла лицо рукой. Она, конечно, подозревала, что Брагин «знаком» с этой женщиной, но не ожидала, что все так запущенно:
— Ой, Михалыч, ну дурак, а. Его ж от Ленки воротит. Еще и тебя оттолкнул.
— Ну, я тоже его оттолкнула, — уточнила Марина, не вдаваясь в подробности. — Так что мы квиты. Но это неважно теперь.
Нина хмыкнула:
— То-то его плющит и таращит.
Нейрохирург не ответила, поэтому Дубровская смерила ее внимательным и в меру сочувствующим взглядом:
— Ты сама-то что думаешь сейчас?
— Честно? Не знаю, — Нарочинская пожала плечами. — Я вообще давно хочу просто спокойствия, а то у меня последние годы хроническая нервотрепка без ремиссии. И Брагин здесь ни при чем. Почти.
Дубровская хохотнула:
— Ну, за спокойствием ты явно не по адресу пошла работать.
Марина улыбнулась:
— Да ну тебя… Только это, Нин, никому ни слова, да?