Два человека стояли в прихожей и не могли расстаться.

Нет, Брагин хотел уйти тихо, чтобы не будить Нарочинскую, у которой был выходной. Но Марина проснулась сама и за пару минут до ухода мужчины выползла из комнаты.

Теперь Олег опаздывал, но прекратить обниматься был просто не в состоянии.

— Ну иди уже, — ради приличия уговаривала Нарочинская, понимая, что на самом деле совсем этого не хочет. Сейчас почему-то резко стало плевать на работу, чуть ли не впервые в жизни. — Тебе еще в пробках стоять.

— Не хочу от тебя уходить, — он уткнулся носом ей в плечо.

— Олег, ну что ты как маленький? Павлова с тебя голову снимет.

— К черту Павлову, — пробурчал Брагин и стал целовать Марину в волосы.

У Нарочинской задрожали коленки.

— Ну не Павлова… Пациенты ждать не будут. А я никуда не денусь, — ее руки, в противовес словам, гладили Олега по затылку и шее.

Брагин прижался лбом к ее лбу:

— Да я не о том, — заглянул прямо в зрачки. — Я вообще от тебя уходить не хочу больше, — выпалил он и прикрыл глаза. Не хотел видеть отрицание, если таковое имелось.

Марина вздрогнула и замерла. Даже не дышала какое-то время:

— А придется, — Олег помрачнел, — чтобы вещи взять. — Брагин в изумлении распахнул глаза, и она усмехнулась, возвращая себе привычное состояние. — Что ты так смотришь? Мои на тебя не налезут. А так бы я поделилась, конечно.

Мужчина завис с полуоткрытым ртом и спустя несколько секунд, запинаясь, попытался сформулировать:

— Марин… Ты, мы, ага?..

Нарочинская чудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Олег был таким трогательным, что обижать его очередной порцией иронии не хотелось. Марина сделала невозмутимое лицо:

— Ага.

Он почему-то не мог поверить:

— Ты серьезно?

— А ты — нет? — она вскинула бровь.

И тут до Брагина дошло: он просиял как ясно солнышко в пасмурный день и просто вдавил женщину в себя:

— Маринка моя, — с нежностью обвел контур ее лица и оставил ладонь на щеке.

Пациенты снова были забыты. Как и Ирина Алексеевна.

***

Вечером, когда они разбирали его вещи, Брагин довольно резюмировал:

— Закончилась твоя спокойная жизнь, Марина Владимировна.

— Она закончилась, когда я в Склиф пришла, — хмыкнула Нарочинская.

Мужчина поиграл бровями:

— Не, ну это было еще спокойно, — он подарил ей хитрый взгляд. — А теперь все, приехали. Будешь слушать мой храп каждую ночь, по утрам опаздывать на работу, — «страшным» голосом перечислял Олег, — покупать много сладостей, потому что без них я буду мрачен, как граф Дракула без девственной крови…. Ах, да, — якобы задумался он, — еще в очередях придется научиться стоять. В ванную.

Женщина деланно испугалась:

— Слушай, пока ты не рассказал, я даже не представляла, что меня ждет, — посетовала она. — Может, у меня еще есть время передумать?

Он слегка напрягся (на всякий случай), но постарался это скрыть:

— Я вообще-то и обидеться могу.

— Глянь, какая цаца, — Марина легонько щелкнула Олега по носу.

Брагин поймал ее ладонь и уткнулся в нее губами:

— Да, цаца, — пробурчал он. — Надеюсь, ты не сильно пугаешься мужских носков, разбросанных по квартире?

— Сам стирать будешь. И не только носки, — Нарочинская погладила его по голове свободной рукой. — И еще: никаких друзей и родственников, которым негде пожить. — Брагин вытянул губы трубочкой, возвел глаза к потолку, и она резко стала строже. — Олег, я серьезно. У тебя квартира есть, отправляй их всех туда. А сюда я могу пустить только тебя.

Он расслабленно улыбнулся и прижался щекой к ее щеке:

— А Тамарка? Неужели ты выгонишь нас обоих, когда она приедет?

Марина фыркнула:

— А что, твоя дочь уже настолько самостоятельна, что летает из страны в страну без сопровождения взрослых?

— Марин, ну че ты, — кажется, Брагин немного забеспокоился. — Эмка может привезет, или я сам.

— Ну, с твоей дочкой мы договоримся, надеюсь, — она подняла указательный палец. — В виде исключения.

Олег снова улыбнулся и, поймав улыбку в ответ, дотянулся до губ. Нарочинская с готовностью ответила, а через пару минут задала неожиданный вопрос:

— Ты медали привез?

— Привез, — не понял ее интереса Брагин. Медальки ему были, конечно, дороги, поэтому и притащил, но не ожидал даже, что Марина о них помнит вообще.

Она кивнула:

— Давай плакат уберем в кабинете и вместо него повесим, — предложила и осеклась, увидев, как на лице Олега одновременно отпечатались недоверие, растерянность и радость.

— Ты правда хочешь их повесить? — не своим голосом спросил Брагин.

Марина нахмурилась:

— Ну да, а что?

Признаваться было стыдно, но и обманывать не хотелось:

— Я думал, тебе неважно.

И это не было укором Марине. Олег прекрасно понимал, что его медалям сто лет в обед, поэтому глупо над ними чахнуть, как Кощей над златом. Понимал, но все не мог с ними расстаться. И это в его квартире они висели где и как угодно, а просить того же у Нарочинской Брагин не мог. Да и не собирался.

В общем, Олег даже не предполагал, что Марина будет планировать, куда повесить его регалии.

А она, верно интерпретировав замешательство мужчины, обняла его и поцеловала в щеку:

— Зато тебе важно.

От обожания к этой женщине сердце пустилось в пляс. Брагин снова зарылся лицом в ее волосы:

— Солнышко мое…

Нарочинская улыбнулась:

— Брагин, ты сентиментальный — жуть.

— Ну кто-то же должен.

— Это точно.

Если бы кто-нибудь в их первую с Мариной встречу сказал, что эта женщина станет его судьбой, Брагин отправил бы этого кого-нибудь к психиатру.

Но сейчас, держа Нарочинскую в объятиях, Олег понимал, что благодарнее человека, чем он, на свете просто не существует. И благодарен он именно Марине. За то, что спасла из бездны. Что осталась с ним, несмотря ни на что. Что дает быть собой и делает каждый день его жизни лучше.

Брагин был счастлив. Он очень хотел это озвучить, но радость, клокочущая внутри, не давала даже губы разомкнуть.

Впрочем, Марина прекрасно понимала его без слов.