Сладкий мальчик

Пойманная на лету банка оказалась приятно холодной, как раз кстати. За окном жара поздней весны. В комнате Кисэ прибрано: то ли по случаю гостя, то ли всегда такой порядок. Из мебели – только компьютерное кресло и кровать, поэтому Аомине сел на мягкий ковер, прислонившись спиной к кровати, приоткрыл банку, слушая шипение попёршего наружу пива. 

- И? Где ты хранишь порножурналы?  

- Аомине-чи, у меня нет порно-журналов, - Рета сел рядом, так же прислонившись к кровати. Он вместо пива взял себе обычного сока, но тоже в железной банке. 

- Зато много журналов с тобой. Хм, кажется, я тебя раскусил, ты сам на себя дрочишь?

- Между стеной и письменным столом, - обреченно выдохнул Кисэ и, глядя, как сорвался с места Дайки, попросил:

- Только не смей никому рассказывать.

- Конечно, - стоя на четвереньках, Аомине уже листал первый выуженный журнал, хотя лицо особого интереса и не выражало. – Ты же у нас правильный мальчик, какая к черту порнуха, что ты. Хотя это и порнухой не назовешь… А где настоящие фото? В компьютере? Колись, это ж ты тут для мамочки прячешь? 

- Я сам убираюсь в комнате. И вообще, ты сюда мои журналы смотреть пришел?

- Просто хотел узнать, что тебя возбуждает. Нельзя? Давай, показывай, иначе скажу всем, что стены в твоей комнате обклеены твоими же фотографиями, мальчик-модель.

Тишина. Аомине уже не смотрел на журнал, который листал, но и к Кисэ повернуться не мог, этим выдал бы свою заинтересованность. Дайки был заинтригован.  

Они не так уж часто общались просто так. А тут – Кисэ позвонил, предложил встретиться, поговорить. Не поиграть в баскетбол, не вспомнить прежние деньки, просто позвал к себе, но и ничего не говорил – значит, всего лишь хотел, чтобы кто-то побыл рядом и выбрал для этого Аомине. 

- Не быть мне теперь, наверное, уже моделью, - раздалось из-за спины, и только теперь Дайки позволил себе обернуться и с журналом в руках вернуться к своей банке пива. Не стоило бы, наверное, пить на голодный желудок, да и с пивом явно перебор: как бы сидящий рядом Рета, смотрящий на него своими янтарными глазами над краем банки, не стал вызывать определенные желания.

- Хочешь поговорить об этом? – предложил Дайки. – Или, может, выпить следовало бы вовсе не мне? 

- Да ладно, все ж в порядке, - отмахнулся с улыбкой Рета.

- Дай угадаю. Какой-нибудь продюссер предложил тебе сделку, ты ответил ему, чтобы нашел себе другую шлюху, и он, разозлившись, сказал, что работы в этом бизнесе у тебя больше не будет. Когда-нибудь это должно было случиться, я удивлен, что раньше ничего не произошло.

- Ну, что-то вроде, - пожал плечами Кисэ, теперь повернувшись к Аомине, который все еще без интереса листал журнал. – Оно, знаешь, как-то само получилось, случайно, без всяких агентств, так что пагубного влияния шоу-бизнеса я пока избегал. Да и я не думал делать в нем карьеру. Несколько фотографий в журналах – и хватит. Я хочу сказать, это не то занятие, из-за которого я стал бы переступать через себя. 

- Да, да, да, - равнодушно протянул Аомине. – Вот и я говорю, что ты не такой. Как бы ты потом Тецуе в глаза смотрел, да? Я только надеюсь, что ты ответил ему хуком справа, а не «Не для тебя моя роза цвела». 

- Ты же меня хорошо знаешь, - отозвался с улыбкой Кисэ. 

И всегда он был таким. Приторно, сахарно, невозможно сладким. Естественно, на него слетались мошки. И Аомине никогда не хотел быть одной из таких мошек, поддавшихся этому свету. Баскетбол, журналы, что угодно, но не Рета. Но Кисэ – слишком заманчивый, слишком яркий. Дайки бы окончательно сорвало крышу, будь Рета при этом еще и недоступным, но тот отвечал всем, по мягкости не мог отказать. Конечно, до тех пор, пока наседающие не теряли совесть, покидая пределы дозволенного. Казалось бы, надо было смеяться, думая о том, как наверняка удивился тот урод, получив в челюсть, солнечное сплетение или ниже от казавшегося таким безобидным мальчика. Наверняка тогда только и разглядел, к кому пытался подвалить. Надо было смеяться, но не мог. Невыносимо противно было от этого всего, тошнотворно, с каждым выпитым глотком откуда-то из живота поднималась злость, и уже представлялся какой-нибудь старый хрыч, запертый кабинет. В голове рисовалась уже практически сцена какой-нибудь гей-порнухи, в которой прижимаемый к столу Рета вырывался, кричал. Конечно, ничего Кисэ не расскажет. Подтвердил – уже огромный шаг. Если бы Аомине не догадался сам, то и проболтали бы весь вечер о какой-нибудь ерунде. И с каждым глотком Дайки все больше накручивал себя.

Он прекрасно помнил, зачем перехватил Кисэ за шею, притянул к себе, громким шепотом спрашивая, уже самого себя доведя до исступления этими фантазиями:

- Кто он? Скажи. Укажи. И больше он ничего тебе не сделает. Подумаешь, король нашелся…

Помнил, но не мог понять, как так получилось, что через какое-то время целовал, облизывал кожу на шее Кисэ, словно в забытье шептал «Сладкий. Слишком сладкий, вот все и тянутся… До невозможности сладкий. Почему ты из себя строишь такого беззащитного?.. Видели бы они тебя настоящего, как я, не посмели бы». Говорил и еще что-то. Помнил, как возился под ним загнанный в ловушку Кисэ, молча пытался его остановить, закрывал ладонью рот, чтобы избежать влажных прикосновений языка к беззащитной шее. И особенно отчетливо запомнил сильный удар под ребра, прекративший, наконец, домогательства Аомине и чуть не заставивший только что выпитое пиво искать себе экстренный выход из организма. 


- Я так и думал. Кисэ ничего не рассказывал, значит, и я не буду, - откинувшись назад, лениво протянул Аомине. Сидящий напротив него Куроко чуть обиженно надулся:

- Нет, Кисэ-кун как раз все рассказал. О твоем поведении. И выпивка не оправдание. Если не можешь вести себя нормально, то не пей, пожалуйста, - попросил Тецуя. Разговаривали они в кафе, да и в спиртном сейчас Дайки не нуждался, нужно было мыслить здраво, чтобы все это объяснить. 

- Понимаешь, Тецу. Он рассказал тебе только про то, какое я мудло. Но перед этим он рассказывал мне еще кое-что… То есть, не рассказал, но по нему было понятно все. Вот я и сорвался… Черт, да что там объяснять. Понимаешь, для меня мой поступок искупает то, что я услышал от Кисэ до этого.

- По мне, так твой поступок искупают только твои чувства к Кисэ-куну. Но он-то считает, что ты просто перебрал и попытался воспользоваться им. А с Кисэ-куном так нельзя, ты же знаешь. 

- И что ты предлагаешь? Думаешь, все так просто? 

- И ты решил поступить еще проще?

- Говорю же, я сорвался, - отмахнулся Аомине. – И вообще, нашелся советчик. Давай ты начнешь мне советовать после того, как Кагами тебя по своей инициативе поимеет.

И тут же адресовал Тецуе прямой насмешливый взгляд. Куроко нахмурился, поджал губы, помолчал с полминуты и своим неэмоциональным голосом выдал:

- Готово.

- Наяву, а не в твоей фантазии!

- Готово, - снова произнес Куроко уже более упрямым тоном.

- Да ты что? Не может быть. Что ж вы все скрытные какие, подонки. И как же ты его уговорил?

- Просто сказал, что если он хочет, то я не против.

- Да? – скептически прищурился Аомине. – А что в это время делал Кагами?

- Стаскивал с меня водолазку. 

На этот раз на полминуты замолчал Дайки, потом ворчливо выдал:

- Разберусь сам. Пассивов не спрашивали. 

- Я и не сказал, что… - договорить Тецуя не решился, просто заткнулся на половине фразы. 

- И кто же был активом?

- Кагами. Хочешь поговорить с ним? 

- Нет уж, спасибо.

- Тогда, пожалуйста, выслушай меня, - Куроко умел быть настойчивым, когда этого хотел. – Уж не знаю, связано ли это с той историей, о которой ты упомянул, но Кисэ сказал, что все относятся к нему… Не так, как надо.

- Как к шлюхе, - догадался Аомине. Неприятно задело.

- Ты все так и оставишь? Позволишь ему считать тебя таким же? 

Аомине обреченно выдохнул, понимая, что разговора не избежать. 

- Я между двух зол. И еще неизвестно, что хуже – чтобы он считал, будто у меня просто гормоны зашкалило или осознал, что он мне чуть больше, чем друг.

- Чуть? – переспросил внимательный Тецуя.

- Не наседай. Я никогда этого вслух не скажу. Я не хочу, чтобы кто-то лапал его, думал, что может иметь на него планы, да даже просто смотрел бы на него. Мне бы и без алкоголя сорвало крышу, но сейчас можно извиниться, сказать, что перебрал и что больше этого не будет. И все замнется. И пусть думает, что хочет, в конце концов это будут просто его догадки.

- Ему плохо от этого. Он думает, что в нем можно любить только внешность, - беззастенчиво сдал Куроко. 

- Херня какая. Были бы у него большие сиськи, тогда было бы о чем говорить… А так – на его фото в журнале я бы точно дрочить не стал. 

- Если оставить все, как есть, Кисэ-кун отдалится. Чего ты боишься, Аомине-кун? 

Дайки считал, что не боялся ничего. Тогда что это был за тупик, в который сам себя загнал? Будь это девушка – прямо предложил бы встречаться. Но это был парень, к тому же Рета, и вот это как раз и раздражало, сбивало с толку. Больше всего хотелось обхватить его шею руками, прислониться лбом к его лбу и полубезумно спрашивать «Какого черта, а? Какого черта, Рета?». 


У Кисэ дергался глаз. То ли от того, что Дайки после случившегося пришел сам и, кажется, был уверен, что его пустят, то ли потому, что тот стоял на пороге с самодовольной улыбкой и бутылкой вина. 

- Ты… Какого черта? – переспросил Рета, однако попятился, когда Аомине смело шагнул в квартиру.

- Я думаю, что нам надо напиться и еще полистать тех журналов.

- Ни за что, - уперся Кисэ. – Почему я должен с тобой пить?

- Потому что на трезвую голову я этого не объясню и не расскажу. А если ты будешь пьян, то есть шанс, что и сам на утро ничего не вспомнишь. 

- О? И что же я не должен вспомнить на утро? Ты решил, что в этот раз получится, Аомине-чи?

- Тихо ты! – прижал палец к губам Дайки, зыркнул в сторону кухни и лестницы. – Есть кто дома-то?

- Нет, - чистосердечно признался Кисэ и осознал, чем это грозит, только когда Аомине окончательно ввалился в дом и закрыл за собой дверь.

- Вот и славно. Пьем, смотрим порно, я тут пару дисков принес, выясняем, кто нам нравится.

- Не собираюсь я с тобой пить. И оставаться наедине не собираюсь. 

- Почему это? Нам ведь надо решить это недоразумение, как ты думаешь? 

- Никак я не думаю, - Кисэ уперся в спину гостя и начал подталкивать к двери. 

- Но я тебе что-то очень важное собирался сказать, - почти обиделся Аомине. Приходилось прилагать немалую силу воли, чтобы не развернуться и не повалить его со злости на пол, разбив к чертям о порог бутылку вина. 

- Сказал уже все «важное», - как-то глухо произнес Рета за его спиной. – Хватит. Решил, что если вернешься и меня споишь, что-то получится?

«И вот о чем он сейчас, - задумался Дайки. – О том, что я его «сладким мальчиком» назвал и, как он считает, просто трахнуть пытаюсь или о том, что я к нему интерес проявил, и теперь он ко мне спиной никогда не повернется?»

Нужно было уточнить.

- Да ладно, Кисэ. Подумаешь, назвал сахарным, или что-то вроде… Я ж перебрал. На голодный желудок, да на жаре.

- «Если за задницу свою боишься, то давай ограничимся минетом, наверняка у тебя это отлично получается», - раздалось глухо из-за спины, и Аомине сразу понял, что это не слова Кисэ, что фраза дается ему с хрипом, с трудом. Понял и вспомнил, как и в самом деле что-то такое нес. Нес ведь, идиот чертов. Как только язык повернулся. 

Дайки перестал упираться, да и Кисэ уже подвел его к двери и отпустил, все еще стоя за спиной. Аомине хмурился, не мог обернуться, не мог придумать слов в оправдание, в конце концов глухо произнес:

- Я так не думаю. Можешь меня еще раз ударить, но я нес полную херню. На самом деле я так не думаю. Это было моей ошибкой. 

Почему он это говорил? Кем хотел казаться для Реты? Что хотел ему доказать? Неужели в тот момент нарочито пытался показать, будто Кисэ для него ничего не значит, просто тело. Но ведь не думал же он так на самом деле. Мысли Аомине помнил – яркие образы, нахала, посмевшего коснуться того, что должно принадлежать ему, даже не зная об этой принадлежности. 

Добился того, что Кисэ поверил, и вот теперь был ничем не лучше того хмыря из журнала, к которому так заревновал. Оставалось только прекратить любое сопротивление и негромко произнести, не оборачиваясь:

- Прости. Ты прав. Больше не повторится…

И Аомине вышел, сам, на этот раз никем уже не подталкиваемый. 

Что-то внутри Реты судорожно сжималось и разжималось вместе с биением сердца. Он так надеялся, что Аомине теперь, трезвый, успокоившийся, разуверит его в этом, скажет, что это не было правдой, что это было чем угодно – пьяным бредом, подражанием какой-нибудь порнухе, чтобы раззадорить себя и Кисэ, но никак не то, чем оно казалось в тот вечер. Хотелось зашвырнуть в дверь лампой со столика, кричать что-то, но слов не было. Неприятнее всего это было именно от Дайки – ощущение себя просто телом.


А у Дайки снова получилась комическая картина, несколько развеявшая его депрессию – зашел с тем же набором к Куроко, собираясь ему просто душу излить, а дверь квартиры Тецуи открыл Кагами, заботливо пообещавший оторвать Аомине яйца за такую попытку. Снова недопонимание. Там, впрочем, на шум зарождающихся разборок вышел сам Куроко, и все быстро уладилось. И Аомине даже жалел, в тот вечер так хотелось получить от кого-нибудь в челюсть, что хоть на улицу иди к гопоте приставать.


О том, что на Кисэ совершили нападение, он снова сам не рассказывал, зато пресса из этого раздула целый скандал. Как всегда, все газеты ни слова правды, только фантастические истории об отвергнутом любовнике или совратителе моделей, пользующемся своей властью, которой, впрочем, не хватило перекрыть для Реты дальнейшую карьеру. Пришлось снова идти в гости, чтобы убедиться во всем своими глазами.

Кисэ не выглядел ни подавленным, ни печальным. Напротив, был даже рад приходу друга (возможно, потому что Аомине пришел на этот раз без вина и так и не купил цветов, как сначала думал). Газеты и в самом деле раздули утку, на деле щека Реты была заклеена пластырем, на вопрос Кисэ беззаботно отмахнулся:

- Оно неглубокое. Мне агент мазь подогнал, должно пройти без шрама. 

- Тебе было так принципиально, чтобы без шрама? – зачем-то спросил Аомине. Кисэ отрицательно помотал головой. На этот раз он смело вел Дайки к своей комнате. 

- Да хоть и со шрамом. Одни неприятности от этого. 

Кисэ вошел в комнату первым, Дайки следом. Закрыл дверь, щелкнул замком, хотя и не был уверен, что кто-то из домашних Реты дома. Шторы были плотно задернуты, мерцал в темноте экран компьютера.

- Да и в баскетбол я могу играть со шрамами или без, - прибавил еще Рета, перебирая какие-то тетради на столе, не оборачиваясь, не поднимая головы. 

- И правда, - протянул Аомине, прислонившись к двери спиной, затем оттолкнулся от нее, двинувшись по направлению к Рете.

- В газетах правду пишут, что тот мудак в больнице теперь? 

- Да? Мне кажется, его уже должны были выписать. Пару ребер же всего, - пожал плечами Кисэ. Замер, и будто бы даже дышать забыл, когда Аомине коснулся его бедра, словно бы успокаивающе погладил кончиками пальцев вверх, к пояснице.

- И? Все еще считаешь, что я такой же? 

- А ты пока ничего другого и не доказал, – чуть раздраженно бросил Кисэ, но руки со своей поясницы не скинул. Аомине снова улыбнулся, придвинулся вплотную, положив ладонь на живот Реты, подтянул его плотнее к себе, шепотом пообещал:

- Я могу тебе все лицо изрезать. Хоть сейчас. Чтобы больше никто на тебя не смотрел… Чтобы никому кроме меня ты больше не был нужен. Сам же говоришь, что от него одни проблемы, а в баскетбол ты играть сможешь… Да только ведь и эти твои журналы что-то для тебя значат, иначе не был бы ты таким хмурым, когда думал, что твоя карьера накрылась. Так где твои настоящие порно-журналы, Рета? Те, что куплены не для отвода глаз? Ты спрятал их лучше, потому что в них парни? 

Кисэ молчал, оставив руку на листках открытой тетрадки. Когда Дайки уже наклонился лизнуть сгиб шеи, глухо произнес:

- Неправдоподобно. 

- Мне надо было принести лезвие? 

- Нет. Просто сразу все сказать и не играть в ебаря террориста, делая вид, что ты такой же, как и… все вокруг. 

- Меня сдал Куроко? – определил Аомине, на этот раз уже беззастенчиво зарывшись носом в волосы на затылке Реты. Кисэ от этого вздрогнул, покрылся мурашками, чуть дернул головой, попытавшись добавить в голос задора:

- Так ведь ты сам ничего бы и не сказал. Так и проходил бы с мрачной рожей, делая вид, что я для тебя такая же резиновая кукла.

- Да ну, не неси ерунды. Резиновые куклы не умеют играть в баскетбол. 


Куроко проснулся ночью, в темноте, от писка мобильного телефона, положенного к изголовью. Рядом завозился Кагами, по-хозяйски положил руку поперек коленей Тецуи, приоткрыл один глаз как раз, чтобы увидеть, как его мальчик снова убирает телефон под подушку.

- Кто там так поздно?

- Аомине-кун, - спокойно ответил все еще сидящий на кровати Куроко.

- Он рехнулся, что ли? Какого черта ему надо?

- Пишет, что «Даже пассивы на что-то, да годятся», - ответил Куроко, и по тону снова непонятно было, обижен он или просто в бешенстве.