Сначала чекистов было двое.
То есть, два раза по двое, потому что бдили они посменно. И смотрелись все чекисты как близнецы-братья. Шкафообразные туловища, постные рожи, у каждого по три кожных складки сзади на шее.
Общаться с Темой им не велели. Велели держаться рядом и, типа, ненавязчиво приглядывать. Пока Тема был в своей квартире, чекисты караулили в тачке под окнами, когда выходил куда-нибудь — перлись следом. Охренеть как ненавязчиво пыхтели в затылок на всем маршруте до магаза и обратно.
Короче, свинтить от них в какой-то момент стало для Темы делом чести.
Он прямо в красках представлял себе инструктаж от Лебедева: товарищи бойцы, объект неопасен, но вооружен шилом в заднице, следите внимательно, чтобы по дороге в «Пятерочку» случайно не продался чертановскому отделению ЦРУ. И все это — с такой зверски серьезной рожей, хорошо поставленным командирским голосом, чеканя каждое слово.
Дальше Темино воображение шло в отрыв: в конце инструктажа один из боровов делает шаг вперед. Обязательно пырится Лебедеву в переносицу преданным собачьим взглядом. Товарищ полковник, разрешите уточнить: нужно ли нам сопровождать объект внутри «Пятерочки»? А товарищ полковник им такой: ой да не, ребят, Артемка ж тупой, ну куда он из магазина-то денется?
Тема нашел куда.
Завернул из отдела с хозтоварами в подсобные помещения, оттуда — во двор жилого дома, дальше — через пустырь к платной автостоянке, вдоль забора стоянки — до гаражей. Спокойненько так, технично, будто сто раз уже этот номер проворачивал. Пока конвой его хватился, Тема уже где-то на Пражской затусил. И полдня потом ныкался по району, не столько из желания по-настоящему, с концами дать деру (тогда бы первым делом телефон выбросил и подготовил хоть небольшую заначку с деньгами), сколько... ну, потому что мог.
К закату чекисты его, конечно, нашли. Подкатили как в киношке на черном джипе, упаковали внутрь почти ласково, даже не ругались. Сразу повезли к Лебедеву на разбор полетов.
— Ты чего добиваешься?
Лебедев тоже не ругался.
Кабинет у него был какой-то дурацкий: длинный как галерея «Крокус Сити», с панорамными окнами и стеклянной стеной. Рабочий стол Лебедева находился в дальнем от двери углу, в конце ряда точно таких же столов, которые обычно занимали его ручные болванчики. Никакой, мать ее, приватности: позади окно во двор, впереди окно в коридор, справа младший лейтенант, мальчик молодой, в ухо дышит, слева, с единственной нормальной стены, укоризненно смотрит товарищ главнокомандующий. Капец, Тема бы тут удавился за одну рабочую неделю.
Болванчиков Лебедев, впрочем, куда-то выгнал. Когда Тема, весь такой гордый собой и слегка «нарядный» (хлопнул две поллитры пива для куража, из той же «Пятерочки»), нарисовался перед его столом, товарищ полковник перекладывал бумаги из стопки в стопку. Потом встал, отвернулся и некоторое время молча втыкал в окно, заведя руки за спину и сжимая-разжимая правый кулак.
И в конце концов только спросил, очень тихо и вкрадчиво:
— Ты чего добиваешься?
— Да вот увидеть вас хотел. Соскучился.
— Делать нечего?
— И делать нечего, — криво ухмыляясь, с готовностью подтвердил Тема.
— В тюрьму хочешь?
Акцент почему-то был на «хочешь», словно никаких других альтернатив не существовало. Или дома под надзором, или в тюрьму.
Конец осени Тема помнил плохо. Месяца полтора, наверное, как в тумане. Если по чесноку, вообще одна только картинка в голове задержалась: какое-то просторное, очень светлое помещение, вокруг — белые безликие фигуры, похожие на Бимбедума [1], и Тема лежит на лабораторном столе или высокой жесткой кушетке, беспомощный и безвольный, словно ужратый в дрова бабкиной бормотухой.
Никто ему этого не говорил (никто с ним вообще теперь особо не разговаривал), Тема сам догадался: в конце осени «дядя Леня» таки вычислил, что толку от Темы под веществами в лаборатории гораздо меньше, чем от нормального Темы.
Под веществами Тему не принимал костюм пришельцев — дядьЛенина священная корова, за которую загнивающий Запад выкатил к зиме отдельный пакет санкций для всей страны. Костюм пришельцев оказался штучкой с характером: принимал только Тему, трезвого и в хорошем настроении. Чуть не прихлопнул какого-то универсального солдата, которым Тему пытались заменить. Покромсал парня как Железная Дева — еле вытащили.
— За что в тюрьму, товарищ полковник?
— «За что»?
Терпение у Лебедева трещало по швам, и это с самого начала было охренеть как заметно.
— Дайте с Юлькой поговорить. Под вашим присмотром.
Ну, попробовать-то стоило.
Тема плохо понимал намеки, но тут все читалось крупными буквами с побелевшего от ярости лица: гробовое молчание Лебедева вовсе не было знаком согласия. Он просто долго не мог выбрать, в каких выражениях Тему послать.
— Да ладно. Ладно. Чего вы? Тогда хоть вы меня послушайте: я никогда бы в нее...
— Браслет будешь носить, — отрубил Лебедев. — И охрану сменим. Считай, последнее предупреждение. Еще одна такая выходка, и я тебе лично все девять кругов Ада на земле устрою. Пожалеешь, что не пристрелили сразу, как бешеную собаку. А сейчас вон пошел.
Проект «Бастион» Лебедев курировал наравне с дядей Леней.
То есть, как и Тема, должен был раз в неделю торчать на полигоне. Должен был смотреть на Тему. Тема бегал в экзоскелете по гигантской беговой дорожке, а Лебедев должен был говорить, что он дохрена молодец — и собственным языком не давиться.
— Увидимся еще, товарищ полковник, — весело пообещал напоследок Тема.
Излучающий ненависть Лебедев был ему вечным приветом из прошлой жизни.
Последним бастионом нормальности.
***
Для покупок у Темы была карточка, на которой деньги появлялись сами. Двадцать кусков деревянных, ни больше, ни меньше. Тема как-то спецом проверял: даже если затовариться как на ядерный апокалипсис в магазе на первом этаже торгового центра, а через банкомат у выхода проверить баланс — циферки снова будут прежние.
Экономить его не просили. Правда, отдельно упомянули, что все движения по счету отслеживаются, а если попробует обналичить слишком большую сумму, то краник живо перекроют. А так — живи, Темка, на широкую ногу. Хочешь — питайся в макдаках и суши-барах, пока желудок не отвалится; хочешь — кеды новые купи, семь пар, по одной на каждый день недели; хочешь — евроремонт в сортире забабахай. Сбылась подростковая мечта идиота.
Может, будь у Темы необходимость самостоятельно зарабатывать на хлеб, он бы реже страдал херней и искал все новые и новые способы мелко напакостить своим сраным спонсорам. Может, будь у Темы друзья-приятели, хоть какой-нибудь круг общения, он бы вообще всем все простил и просто наслаждался халявой.
— Делай, пожалуйста, основной упор на правую руку, — попросил его в пятницу на полигоне дядя Леня. — Фиксационный аппарат, которым мы заменили поврежденную тобой пластину, еще далек от совершенства.
— Без базара, дядь Лень!
И, естественно, прыгая в костюме по каменному мешку экспериментального зала, Тема использовал левую механоконечность на всю катушку.
Первое время его одергивали. Самому дяде Лене было, в общем, по бороде, как Тема к нему обращался — по густой огненно-рыжей бороде — а вот помощник его и через два месяца бесконечных испытаний все нудел что-то об этике и субординации. Дамочка-врач, которая Теме датчики клеила, бросила: «Ты как себя ведешь!» Потом и Лебедев, само собой, выступил. Какой, говорит, он тебе «дядя Леня», он Леонид Евгеньевич, ведущий специалист чего-то там.
— Херовую вы, короче, запаску поставили, — с чувством полного удовлетворения заявил Тема, когда поврежденная рука через полчаса прыжков повисла плетью. — Мы бы с пацанами в сто раз лучше сделали. Может, дадите мне его домой, поковыряться?
Целых четыре дня Тему по дороге за хлебом никто не пас. К браслету на ноге он быстро притерпелся, кожа под ним зудела иногда, особенно после душа — но все равно это был огромный первый шаг в сторону вольной жизни. Тема уже размечтался, как через пару лет его на этой базе младшим научным сотрудником пропишут.
Халат выдадут с бейджиком, и Лебедев опять руку пожмет при встрече. Как равному.
***
А на пятый день появился Ваня.
То есть, когда Тему доставили на черном джипе из лесов Подмосковья к родному чертановскому падику, Ваня уже был в его квартире. Педантично раскладывал свои вещи на двух нижних полках в шкафу.
Темино барахло, которое раньше занимало эти самые полки, было неопрятной кучей свалено на полу.
— Ты не обалдел?
— Не люблю бардак, — сурово отрезал Ваня. — Раз уж нам с тобой теперь жить здесь вдвоем, завтра будет генеральная уборка.
— Псины сутулые спят в прихожей на коврике.
— Тебе не удастся меня спровоцировать.
Через пару часов, на кухне, ловко вскрывая консервным ножом залежавшуюся в холодильнике банку сайры, Ваня еще раз это повторил:
— Тебе не удастся меня спровоцировать, — и столько настойчивости, столько упорства было вложено в одну простую фразу, словно Тема уже начал с ним активно спорить. — Валентин Юрьевич предупредил, что ты обязательно попытаешься.
— Про побег мой что ли рассказывал? Да это я так, воздухом подышать. Хороший у нас тут воздух, особенно за гаражами у комбината.
От боровов-чекистов Ваня выгодно отличался, во-первых, тем, что был значительно моложе, примерно одних с Темой лет. Кожные складки под выбритым затылком еще не нарастил да и постную рожу держал похуже, хоть и очень старался.
Теме он чем-то напомнил крылатого херувимчика со старой открытки, которой мама всегда закладывала еще более старые книги. Светленький, чистенький, ясноглазый, с румянцем во всю щеку. Имя-отчество Лебедева произнес с почтительным придыханием и едва ли не по слогам.
— Это где ж ты так накосорезил, что сюда сослали?
— Нигде.
И вилкой с размаху в кусок сайры — тык! Как будто еще плавала бедная рыбина в море-океане, а Ванек на нее с гарпуном охотился.
— Я просто очень терпеливый. И Валентин Юрьевич мне доверяет.
Так вот ты какой, человек, который смог понравиться Лебедеву — мысленно восхитился Тема. Одно из трех теперь: или пиздишь, или не существуешь, или полковник Акелла на твой счет сильно промахнулся.
— Ну да. Мне абы какой надзиратель не подходит, только лучший из лучших. Че, братан, по пивку за знакомство?
— Мой предыдущий охраняемый объект был вождем маленького гордого племени, раз в неделю его пытались прикончить, обстреливали, забрасывали минами и один раз взорвали наш кортеж. А в те моменты, когда было тихо, он выкупал девочек из соседнего племени и брал их в жены, — безэмоционально, почти на одной ноте оттарабанил Ваня. — Так что, по-твоему, я достаточно для тебя хорош?
За охуительную историю Тема накинул ему еще пару лет к предполагаемому возрасту, и стало Ване где-то двадцать пять. В школе, наверное, был отличником. Не задротом, как мелкий Юлькин дружок, который раньше возле нее постоянно отирался — более приспособленным к жизни подвидом, этаким «везде первым». Гордостью школы, родителей и, вот теперь, российской армии. Не пошел бы в армию, висел бы в каком-нибудь офисе на доске почета самых топовых менеджеров.
— А зачем Лебедеву африканский педофил, если не секрет?
— Причем тут Лебедев?
Удивление мигом смело с Вани постную рожу, светлые глаза сделались большими и тревожными.
— Да я откуда знаю? Ты сам с него начал.
— Ну все, — зажевав сайру толстым ломтем ржаного хлеба, Ваня снова морально собрался и сурово сдвинул брови. — Закрой рот и ешь.
Диван в Теминой однушке был единственным спальным местом, продавленную отцовскую кровать Тема вынес по частям на помойку незадолго до всей этой трихомудрии с пришельцами. Под вечер Ваня заявил с таким каменным таблом, что даже его отмороженный гуру бы поаплодировал: «Ничего. Ляжем валетом».
Тема ответил бы, что в рот ебал такие предложения — но высказываться на сексуальные темы, когда в плечо упирается пятка малознакомого чувака, было как-то неловко.
***
Каждый следующий раз костюм поддавался чуть-чуть быстрее, легче, охотнее. У него была своя собственная воля — дядя Леня искал этому подтверждения в сигналах программной прошивки, а Тема просто верил и чувствовал.
Костюм напоминал ему Юльку, которая Тему никогда не любила, но почти полгода воспринимала как терпимый, сносный вариант. «На худой конец» и все такое прочее. Юльку тоже надо было уговаривать, убеждать, доказывать ей (и ее отцу), что Тема на самом деле лучше, способнее, достойнее, чем кажется на первый взгляд. Исключительность Темы в этих отношениях состояла именно в том, что его хоть слушали, когда любого другого — нет.
Не полюбили как упавшего с луны Харитона, но высказаться дали.
— Перекрытия не ломай.
Помимо очередной спице-стержневой конструкции (Тема про себя сравнивал ее с аппаратом Илизарова — Питону очень похожую установили в Видновской больнице, когда он ногу сломал) на левом плече в экзоскелет добавили переговорное устройство. На втором часе бега с препятствиями по полигону негромкий равнодушный голос Лебедева вкручивался в мозг как стальной шуруп.
Обсервационная лаборатория находилась в пяти метрах над всеми декорациями, за пуленепробиваемым стеклом. Для Лебедева и дяди Лени Тема был лягушкой в террариуме, дикой, неуправляемой, но пока безобидной. Оттолкнувшись мощными механическими ногами от крыши автомобиля, прокрутившись на горизонтальной перекладине фонаря, он повис в конце концов на специальном крюке прямо под кабиной, вслепую прижал левую трехпалую ладонь к стеклу.
Не в первый и даже не в десятый раз, поэтому никто и ухом не повел.
— А за вами, Валентинюрич, тоже в душ охрана ходит? Вы же тоже дофига ценный теперь.
— Не отвлекайся, — рассеянно попросил дядя Леня. — Давай еще раз на дорожку с манекенами, и на сегодня хватит.
По ходу, сверял опять какие-то графики на своем планшете. Вот уж кому точно было класть с прибором на любые человеческие взаимоотношения.
— Погоны генеральские не выдали еще? А дачу в Переделкино?
— С друзьями своими будешь так разговаривать.
За последние месяцы Тема навострился вычленять в голосе товарища полковника даже не пятьдесят, а сто пятьдесят оттенков различных эмоций. Сто пятьдесят оттенков презрения и сто пятьдесят оттенков бешенства. И огрызался Лебедев в эту пятницу вяло, совершенно без энтузиазма. Словно бы по одной лишь привычке.
— Это с какими? С мертвыми или с теми, с кем контактировать нельзя?
— Не выдали.
— Чего?
— Генеральские погоны, говорю, еще не выдали, — судя по шуму, Лебедев снял гарнитуру, и его дальнейшие слова Тема расслышал с огромным трудом. — Лень, я поеду, самолет вечером...
— А Юля здесь, с вами? — не так сложно было перекричать дядьЛенино «да, да», как пробиться через броню чужого упрямства.
Никто Теме, разумеется, не ответил.
***
Про руки и спину Ванек еще в первый день спросил. Видать, уровень доступа к гостайнам у крутого терпилы был не ахти, и пресвятой Валентин Юрьевич особо не распространялся, как именно Тема родине служит.
И можно было, конечно, отмолчаться, а то и самого товарища полковника спародировать. Типа «секретная информация, строго для избранных, пропуск в военную лабораторию есть? Нет? А если найду?» Ванек же был армейский, такому скажи, что нельзя задавать вопросы, он и не станет задавать вопросы. Тему вот эта штука в армейке всегда особенно бесила: с какого-то момента там все переставали спрашивать, сомневаться, обдумывать вообще приказы старших по званию.
Сказали: сбить неопознанный летающий объект над жилым районом — да херня вопрос, товарищ генерал, сделаем, и дальше хоть трава не расти.
— Тачка инопланетная так со мной стыкуется, — охотно демонстрируя покрытые сухой кровавой коркой предплечья, пояснил Тема. — Да фигня, завтра уже одни шрамы останутся. Ничто не дается без жертв.
За все время, что он с дядей Леней сотрудничал на условно-добровольных началах, Тему ни одной бумажки подписать не заставили. То есть, может, он что-то и подписывал — в конце осени, в тот период, о котором теперь ничего не помнил. Может, и подписи никакой не требовалось, молчание в его ситуации само собой подразумевалось, просто Тему об этом забыли предупредить. Но еще вероятнее, никто не считал его полноценным хранителем гостайны. С лабораторной крысы и взятки гладки.
В общем, сами виноваты, недоглядели.
— Погоди, так это с сегодняшнего дня у тебя?
Экзоскелет контачил со спинным мозгом и всей группой нервов предплечья. Стоило Теме в него залезть, выпускал сотни, тысячи тонких и острых как иглы подвижных щупов. И в тех зонах, куда они вторгались, кожу будто сдирали наживую. До конца привыкнуть к этому ощущению Тема так и не смог, но какую-никакую компенсацию костюм ему со временем предоставил: порезы заживали до белесых шрамов за сутки.
Сказал ли Тема об этом дяде Лене или кому-то из врачей, вовлеченных в проект «Бастион»? Ага, сейчас. Его спрашивали насчет головокружений, тошноты, слабости, брали всевозможные жидкости на анализ — Тема спинномозговую пункцию воспринимал уже как чистку зубов — облепляли голову и тело датчиками. Но ничего сенсационного в Теминых жидкостях и каких-то-тамграммах не находили.
А тупо спросить: чувак, ты за собой в последнее время никаких странностей не замечаешь — всем этим бимбедумам в белоснежных костюмах и масках, по ходу, яйца мешали. Ванек же спросил, не переломился — ну так и схрена ли Тема должен был от него что-то утаивать?
— Ага. Я вот думаю: может они все мазохисты, поналетевшие эти, вся раса? Тупо же: вшарашить в свои боевые костюмы сто тысяч мелких датчиков, если хватит и одного, но в определенной точке спинного мозга. Чтобы оттуда все нужные сигналы передавал и считывал.
— Ты это откуда взял?
— Дядя Леня громко охуевает который месяц.
Еще неделя понадобилась Ваньку, чтобы решиться на следующий вопрос: а каковы они вообще, ощущения внутри инопланетной вундервафли? Яркие как под быриком[2] или не очень?
Про суть и ход исследований Тема точно знал: надо держать язык за зубами. Ну и правильно. Какие данные поступают с экзоскелета на монитор дяди Лени, Тема и сам никогда не интересовался. Хватало легкости, с которой можно было без разбега прыгнуть метров на десять в длину и на три-четыре в высоту, одним ударом трехпалого кулака проломить крышу Лады Калины, просвистеть стометровку с барьерами за пять секунд. Когда Теме давали отмашку и надо было с костюмом прощаться еще на неделю, он и медлил-то не потому, что руки и спину напоследок словно окатывали крутым кипятком — первые полчаса на своих ногах ощущались как в теле калеки, до пизды медленного, слабого и неуклюжего.
В общем, прошла неделя — и с Ваньком Тема почти поладил. Даже недоумевать начал: с чего, интересно, Ванек у Лебедева считался крайним средством и зачем сперва надо было вариант со свитой бессловесных чекистов опробовать.
— Кончал бы уже прибедняться, — в четверг после ужина бросил в сердцах Ваня. — Не ценят тебя, не разговаривают, работать нормально не дают, лабораторной крысой считают... Живешь тут как у Христа за пазухой, интересным делом занимаешься. Валентин Юрьевич мне, знаешь, что сказал, когда к тебе отправил? Чтобы ни один волос с твоей головы не упал, пока я тебя охраняю.
— Да ты достал на Лебедева надрачивать, — в тон ему немедленно отозвался Тема. — Валентинюрич то, Валентинюрич се. Иди, сука, предложение сделай, он лет восемь уже вдовец. Может, и женится.
— У меня самого жена и сын вообще-то.
— И че из этого?
— А у тебя — нет. И как-то уж очень тебя волнует, кто там на Валентина Юрьевича надрачивает.
Брехал, как выяснилось, насчет «не удастся спровоцировать». На хук с левой, вместо того, чтоб подставить другую щеку, попытался двинуть Теме под дых: армейский рукопашный бой, дзюдо, самбо — что знал отличник физической подготовки, все использовал. Но и Тема тоже ведь не пальцем был деланный, мог за себя постоять.
Но ни один волос с его головы в тот вечер не упал — тут без подвоха.
Хотя бы потому, что стригся Тема машинкой почти под ноль.
***
— Да мы, короче, диван вчера купили.
Струп на нижней губе постоянно трескался, подкравливал и сдавал Тему со всеми потрохами. Слива-то под левым глазом к утру уже пожелтела — если держаться в тени, то и незаметно вообще, что с лицом что-то не так.
— Пока на этаж его подняли, потом еще мебель надо было двигать... Короче, о порог споткнулся. Случайно. Ну, с кем не бывает.
Дядя Леня хмурил брови в болезненном недовольстве. Лебедев, скрестив руки на груди, сверлил Теме взглядом дырку во лбу. И непонятно было, верил или нет.
Плохо, что перед «стыковкой» с костюмом Тема обязательно раздевался по пояс. И проходил тщательный медицинский осмотр. Синяки он всегда зарабатывал как нефиг делать, еще бабушка говорила: так сосуды у тебя, внучок, расположены, очень близко к коже. Вот помяли бы они с Ваньком друг друга хоть в среду, никаких вопросов бы не возникло — потому что к пятнице никаких следов бы не осталось.
— И как? Удобный диван? — сухо поинтересовался Лебедев.
— Я не знаю, Ванек на нем спал. Хотя он утром на спину жаловался. Наверное, нет. Ну а что там могло быть за десять кусков, плюс доставка до подъезда и гарантия?
— Мушек перед глазами нет? — дежурно уточнил чувак из врачебной бригады.
Тема отрицательно замотал головой.
— Просто все мушки, доктор, у него внутри черепной коробки, — по-прежнему напряженно заметил Лебедев. — Как финальная стадия эволюции тараканов.
Даже интересно: вот что ему опять не нравилось, мудаку в погонах? Ну разукрасил Теме рожу его любимый болванчик — так, во-первых, Тема не жаловался и на отмене очередного экспериментального пробега не настаивал, а во-вторых, они теперь с Ваньком еще лучше друг друга стали понимать. Побратались, можно сказать, кровью обменялись.
В прошлый раз на научную базу в лесах Подмосковья Ванек с ним не ездил, а тут аж специально кому-то звонил полчаса, чтобы не присылали машину — сам, типа, любимую дядьЛенину овечку Долли на полигон доставит. И ждал Тему за КПП почти четыре часа как верная подруга дембеля.
— Короче, я нас отмазал. Как договаривались: поднимали диван по лестнице на этаж, я упал, очнулся — вся морда синяя.
— А я врать не буду, — стискивая руль до побелевших костяшек, пообещал Ваня. — Если вызовет меня Валентин Юрьевич...
— Да не вызовет, успокойся. Ты вчера спину надорвал, лежишь на новом диване, кряхтишь как столетний дед и мажешь поясницу Фастум-гелем.
Бонусной регенерации от инопланетного боевого костюма у Вани не было, его рассеченную бровь и расквашенный нос Теме впору было фоткать на свой мобильник — как вариант звездочек на бортах истребителей.
— Насчет нового дивана, кстати. Хорошая идея, — уже спокойнее произнес Ваня. — Может, и правда купим?
Кто-то великий сказал (и Тема где-то услышал): мы всю жизнь собираем вокруг себя одних и тех же людей, лица могут меняться, но самые яркие черты обязательно сохраняются. Ванек не был точной копией Руса, скорее вольной импровизацией по мотивам, но раз уж никто другой с Темой сейчас нормально не общался, а Рус лежал на Щербинском кладбище — едва ли стоило нос воротить.
— Что, стремно все-таки спать с мужиком?
— Стремно, когда мужик носки раз в неделю меняет. Садись уже, поехали.
***
Из вредных привычек у Ванька был бег по утрам. Первые полторы недели он еще как-то сдерживался, потом началась неизбежная ломка, а потом Тему выдернули на улицу в полседьмого утра. В промозглую серость темного мартовского утра в Северном Чертаново. Оставить Тему одного в квартире, хоть бы и спящего без задних ног, Ваньку не позволяли служебные инструкции.
— На конце я вертел этот твой ЗОЖ, понял?
— Как хочешь, — равнодушно отозвался Ванек, разминаясь у подъезда. — Ты можешь не бегать. Хоть пешком обойди вокруг дома, лишь бы я все время тебя видел.
Тема попытался. Оказалось, Ванек в этом случае будет трусцой нарезать круги возле него. Выглядело до такой степени отстойно, что заприметившая их бабулька с пекинесом на поводке потом оборачивалась до конца квартала. Да Теме и самому было не по себе: что он, задохлик какой-нибудь ботанообразный, дядя Леня в молодости? Тоже перешел на бег. Отмахал плечом к плечу с Ваньком километр до автостоянки — и чуть не сдох.
Получил в награду лекцию «Все беды от курения».
— Слушай, а ты как жене это объясняешь — что сутками служишь в Москве, то есть, как бы совсем рядом, но домой даже на часик забежать не можешь? И неизвестно, сколько еще будешь меня караулить. Она нормально такие вещи воспринимает или врать приходится, что я тоже вождь маленького гордого африканского племени? Ну, Африка-то далеко, с Африкой все понятно: жара, кокосы, пампасы...
— Пампасы — это степь в Южной Америке, — занудно поправил Ваня и, потянувшись едва ли не через всю маленькую Темину кухню, включил электрочайник.
— Хуерике. Я про другое спрашиваю.
— Меня в моей службе все устраивает. Жена понимает. Тебя это никаким образом не касается. Ты объект, я охраняю, а задушевные беседы нам вести не обязательно.
Рус на личные вопросы тоже обычно начинал быковать, а то и в драку лез. А потом его вдруг прорывало, всегда неожиданно, без конкретного повода и не вовремя, и весь свой внутренний мир одним махом наизнанку выворачивал — но прийти к этому обязательно должен был сам, намеки его только бесили.
— И Лебедев тебя хоть по голове гладит за это?
— Все у тебя к одному... Вот за что ты Валентина Юрьевича так не любишь? — и пристально, неласково уставился на Тему исподлобья, плотно сжав в линию тонкие губы. — Он нормальный мужик. Я ему очень многим обязан, в лепешку теперь расшибусь, если прикажет — все правда. Но вообще он просто человек хороший. Не подлый. Таких немного сейчас, особенно наверху.
— Много ты знаешь.
Полупустой чайник вскипел за минуту. Ваня резко поднялся со своего места, разлил сразу на обе целые кружки весь кипяток. Вытащил из упаковки с печеньем четыре штуки, и перво-наперво две отдал Теме.
Жутко хозяйственный оказался, да еще и с привычкой что угодно рассчитывать на себя и того парня. Наверное, сроду один не жил, только в семье, казармах и общагах.
***
В конце концов, Тема вызвал такси, а Ванек объяснил водителю, где лучше припарковаться. Вечер понедельника надежно перекрыл центр пробками, и от Кутузовской до Знаменки они добирались часа полтора, не меньше.
Здание генштаба ВКС, серое, строгое, с пятью рядами одинаковых квадратных окон, было как стеллаж в зоомагазине. Товарищ удав закончил совещание в половину девятого, вышел к парковке — тоже какой-то серый, строгий, в костюме и при галстуке.
— Валентинюрич! — радостно заорал Тема, кидаясь ему наперерез и размахивая руками. — Валентинюрич, простите дурака!
Из стеклянных дверей за Лебедевым вышли двое чекистов, похожих как близнецы-братья. Вздрогнув от Теминого крика, Лебедев невольно шагнул назад, чекисты машинально дернулись вперед, Ванек зачем-то схватил Тему за рукав худи, потянул на себя.
— Ты что здесь делаешь? — оторопело спросил Лебедев, и буквально в следующую секунду весь подобрался, расправил плечи и скомандовал, тихо и четко, как бойцу на спецоперации: — В машину сядь.
Тема послушно забрался в блестящую черную «бэшку» — ну, охуенная же тачка, он бы в такую и без приказа залез, еще б погонять дали — товарищ полковник сел рядом. Двери закрылись. Ванек и чекисты остались снаружи, как три тополя на Плющихе. Веселая придурь, раззадоренная дома Ванькиным занудством («А как к тебе относиться, если ведешь себя как баран?»), постепенно сходила на нет — утекала как воздух из надувного шарика с прорехой.
Ванек ничего не знал про Юльку. То есть, знал, конечно, что у Лебедева есть дочь, но кто бы ему рассказал о Теминых безнадежно-бесполезных чувствах; об упавшем с луны Харитоне, к которому Юлька тянулась больше даже тогда, когда его гребаный сверхтехнологичный пепелац только грохнулся на Чертаново.
— Да чего вы меня так боитесь?
И блестящие черные глаза Лебедева сразу округлились, он резко втянул носом воздух, но еще с полминуты не мог произнести ни слова.
— Кто тебя боится?
— Вы.
— Я тебя боюсь?
— Да, — просто ответил Тема и широко улыбнулся. — Пиздец как боитесь, я ж вижу. Вот прямо сейчас, когда Юльки тут нет и вам достаточно головой кивнуть, чтоб ваши бультерьеры мне ноги переломали.
А Ваньку Тема так прямо и выдал: если уж действительно Лебедев — ум, честь и совесть российской армии, почему даже не диалог поддержать, а тупо послушать не может? Это ж нетрудно. А Теме надо — когда полгода в себе копишь раскаяние, сожаление, вину, потом обязательно надо это все на кого-то выплеснуть. Причем хотелось бы не на левого чувака, а на кого-то из тех, перед кем действительно виноват.
— Вы ж с дядей Леней... ну, с Леонидом Евгеньевичем, ладно. Вы ж с ним не просто так рядом стоите, пока я внизу манекенам бошки отрываю. Знаете, что это за штука. Даже я знаю, хотя мне ничего не объясняют. Она берет все, что внутри тебя есть, и умножает это на десять. Срывает нахрен любые тормоза, понимаете?
Над генштабом сгущались сумерки, а в салоне «бэшки» было еще темнее, и застывший на сиденье водителя Лебедев сам был как манекен для краш-теста. Тема бы ткнул его кулаком в плечо, просто чтобы привлечь внимание — но не хотел проверять, за сколько дней теперь его организм залечит раздробленную руку.
— Я не жалею, что он сдох, Валентинюрич, — тут Лебедев хотя бы моргнул: значит, все-таки не совсем в пустое пространство Тема разорялся. — Харитон этот. Но вот сейчас я бы в него не выстрелил. А в Юльку бы вообще никогда не выстрелил. Блин, я, может, не гений по жизни — и то соображаю: нельзя делать все, что захочется.
— Это очень удобно, — задумчиво произнес вдруг Лебедев. — Списывать свои поступки на состояние аффекта — очень удобно. И никто, вроде, уже не виноват.
Снаружи Ванек косился на охранников Лебедева, как будто готовился к махачу стенка на стенку. Хотя нет, выбор между товарищем полковником и Темой, он бы сделал, конечно, не в пользу Темы, так что какое «стенка на стенку», когда «один против всех».
— Закончил? — уже совсем спокойно уточнил Лебедев после траурной минуты молчания.
— «Пошел вон»?
— Пошел вон. До пятницы.
Проще было построить ковчег и спасти Москву от второго Всемирного Потопа, чем сокрушить этот долбаный бастион. Интересно, как Лебедев первый Потоп-то пережил, где Ной нашел вторую такую же тварь ему в пару?
— А ты жену с сыном к нам приглашай, — от всей своей широкой души предложил Тема по дороге домой. — Ну а че? Вы с ней на кухне пообщаетесь, мы с мелким в плойку порубимся.
Ванек только глянул на него, и тут же снова отвернулся к окну. Проворчал себе под нос что-то вроде «и откуда ты взялся на мою голову».