Нидерланды не успел опомниться, как через едва приоткрытую дверь в дом вошла Бельгия, немного наклоняясь в бок из-за тяжелой дорожной сумки. С минуту они смотрели друг на друга, тараща глаза. А потом деревянные доски заскрипели от жестких сапог, сумка с басистым стуком ухнула на пол, и брат уже прижимал сестру к себе.
Абель не дал сделать сестре ни одного шага навстречу, обняв с поразительной нежностью и силой одновременно, поглаживая волосы, спину, руки, целуя в макушку и шепча что-то несвойственное ему, что он больше никогда и никому кроме сестры не скажет. Бельгия в ответ скромно положила ему ладони на плечи.
— Ну, здравствуй, сестра, — тихо просипел Нидерланды, ослабив объятия и заглянув в глаза. Голос его сел, конечно, не от постоянного курения. Абель пытался не показать дрожь. Два с лишним века он видел ее издали, не имея возможности подойти, а сейчас, когда Бельгия рядом, эмоции раздирали его своими когтями, как дикие звери. Он столько хотел рассказать, показать: порта, уютные улицы, провести вдоль каналов, по мостам. Слишком сентиментальные, неподходящие мысли для «морского волка», но Абель от них уже отделаться не мог.
Узнав, что Бельгия будет жить с ним под одной крышей, Нидерланды наполнился теплыми воспоминаниями из детства, греющими душу. Девственная поляна, по которой со звериными воплями проносится маленькая Лаура, а Нидерланды следует за ней; богатое убранство сестринского дома, вызывающее зависть или сверкающие от изумления глаза; золотые волосы, выскальзывающие из пальцев при попытке заплести их в косу; ночи, наполненные мечтами о светлом и невинном.
— Здравствуй, — Бельгия прозрачно и сдержанно улыбнулась. Но большего — слез радости, диких криков или смеха — Абелю не требовалось. Взяв ее за руку, он повел ее по длинному коридору, единственному захламленному коробками, мешками и ящиками месту дома, в гостиную, где усадил на стул.
Лаура молчала, следя за крутящимся вокруг Нидерландами, что и секунду не простоял на месте. Достал фарфоровые чашечки, намытые и сверкающие, как снег, принес белые салфетки, источающие свежесть, достал разные пестрые сладости. Как бы Абель не дивился приезду Бельгии, он готовился усердно и исключительно для нее. Вряд ли бы он раскошелился на заварные пирожные или восточные сладости, чтобы побаловать себя.
— Как прошел путь? — наконец сев напротив сестры, Нидерланды начал опрос.
— Утомительно, — кратко бросила Лаура, не удостаивая собеседника взглядом. Что-то за окном интересовало ее намного больше, чем брат. Но последний будто не замечал этого, продолжая спрашивать о самочувствии, делах, планах. «Да», «Пожалуй», «Хорошо», «Угу» слышалось в ответ, но эти односложные фразы озадачивали Абеля настолько, что тот продолжал заваливать Бельгию вопросам, надеясь вытянуть из нее что-то масштабнее.
И у него все-таки получилось, когда на землю мягким покрывалом легли сумерки. Лаура скромно улыбнулась и ответила простым вопросом на вопрос, посмеялась, пусть и немного натянуто, и разговор, все еще немного односторонний, приобрел приятный оттенок. Она говорила о прошедших двух веках и с пылкостью заверяла, что у нее все было хорошо, намного лучше, чем нафантазировал брат. Абель настаивал на своем с холодным упорством, считая, что не могло у нее быть хорошо из-за постоянного перехода «из рук в руки».
— Испания, Франция, Австрия, что хорошего? — для наглядности своих объяснений Нидерланды загибал пальцы.
— Много. Ты слишком плохого о них мнения, — Лаура скрестила руки на груди. Говорила она с глубокими паузами, словно каждое слово давалось ей с усилием, и слегка картавя. Чем длиннее становились предложения, тем сильнее это было заметно, распаляя и так скрипящего зубами Абеля.
— Не знаю как тебе, но на мой более опытный взгляд они те еще уроды, — с этими словами Абель, достав свою старую и родную трубку и табак, закурил. Серый дым устремился к потолку, оставляя за собой «хвост», обвившийся вокруг Нидерланд. Ничто никогда не мешало ему курить прямо дома, игнорируя все предупреждения и о вреде, и об опасности пожара.
— А ты все куришь эту… гадость, — последнее слово Лаура выдавила из себя как нечто запретное, подобное выходу к людям в одной ночной кофте. Кажется, она говорила и не такое, но это было столь давно, что и правда «кажется».
— Почему сразу гадость? — Нидерланды недовольно прищелкнул языком, отпив из чашки. Горьковатый вкус чая смешался с оставшимся на языке кисловатым дымком, заставив Абеля поморщиться. — Этот табак я купил у весьма достойного человека.
— Да я не про это… — Бельгия хихикнула, но нервно, совершенно не собираясь расслабляться. Цепкие пальцы ее рук, сложенных на коленях, словно у примерной девушки, теребили платье, не оставляя ему ни шанса не покрыться паутиной мелких складок. Ткань долго не приходит в норму, и Лаура постесняется надевать его и в стенах дома, нечего и говорить про улицу. Но одуматься и остановиться не получалось.
— … И ты просто не пробовала, — Нидерланды протянул ей трубку, ожидая, что Лаура отвернется или жестом откажется.
— И не буду! — на абсолютно невинное со стороны Абеля предложение Бельгия громко и рьяно вскрикнула и отскочила так, что стул с грохотом упал. Подпрыгнувшая чашка, задребезжащие дверцы шкафа, скрипнувшая дверь, да и весь прибывавший до этого в тишине дом укоризненно посмотрел на Лауру. Та тоже не ожидала чего-то подобного и зажала ладонью рот с твердым намерением больше ничего не говорить.
Нидерланды лишь поджал губы, поставив свою чашку на стол. Разлившийся чай стекал на пол, и неловкая, противная тишина позволяла слышать, как капли глухо ударялись о дерево.
Дальше разговор не шел, и Абель, благородно перехватив сумку в одну руку, а в другую — саму Лауру, несмотря на ее смущение, проводил до комнаты. На прощание поцеловав Бельгию в щеку, отчего девушка вся покрылась розовыми пятнами то ли от стеснения, то ли от стыда за недавнее происшествие, спустился вниз.
Такой бардак Нидерланды не припоминал, и будь сейчас другая ситуация, обязательно бы иронично подумал, что наконец-то его стерильно чистый дом заиграл новыми и живыми красками. Но сейчас он без удовольствия прибрался, сразу плюхнувшись на стул. На языке вертелся вполне резонный вопрос: «А что это, собственно, было?»
Скорее всего, Бельгия устала после долгой поездки, вот и все. Но с каким искренним испугом и недоверием она глядела на брата, словно он ей предложил что-то по-настоящему непристойное, а не невинно пошутил, пусть и своеобразно.
Абель обеспокоенно забарабанил по столу. Наверное, она просто-напросто не привыкла, не поверила, что теперь снова живет с братом. Вот и все. Он и сам с трудом осознает, что она приехала в его дом не «погостить», а навсегда. Все случилось внезапно. Зарвавшийся Франция, чумой прокатившийся по Европе, Венский конгресс и новая европейская карта.
Нидерланды залпом допил чудом оставшийся в чашечке чай. Тот холодной горькой волной хлынул к горлу. Надо купить сахар. Абель хотел бы, чтобы такие посиделки за столом вместе с сестрой стали их новой традицией, хотя Нидерланды и не любил рассиживаться без дела. Но чтобы раскрепостить Лауру, заставить перестать бояться одного его вида и нервничать до крика, Абель потратил бы все свободное время.
***
Дни текли неспешно, вяло, время лениво переваливало за полдень, еле доползало до вечера, а ночью и вовсе замирало. Но в любое время суток и в любую погоду по городу прогуливались юноша с серьезным, непроницаемым лицом, но наполненный энергией, и плетущаяся за ним милейшая девушка. Он часто оборачивался, ждал ее, не говоря ни слова о спешке или чем-то подобном, поправлял шаль, лежащую на ее плечах, и они вновь отправлялись по известному им маршруту.
Нидерланды не лукавил в желании показать и рассказать все: лавка, ее хозяин, проплывающая мимо лодка, трещина в брусчатке и еще много всякого ненужного, но невероятно интересного. Абель был художником, и подмечать несущественные детали он умел с поразительной остротой. А ведь пока он водил сестру только по Амстердаму!
Лаура воспринимала прогулки без восторга, но терпела. Пару раз она пыталась отказаться, но Нидерланды просил настойчиво, рассказывая про пользу свежего воздуха и прогулок для молодых леди, а когда Бельгия жаловалась на самочувствие, то и вовсе заикался про врача.
Сейчас Абель облокотился на бортики небольшого мостика, глядя в воду. Она изредка булькала, пускала круги, но в остальном спокойно и незаметно для глаз текла из одной точки в другую. Игриво подмигивающее солнце на воде, прыгающее с бугорка на бугорок, успокаивало. Лаура пристроилась рядом, интересуясь небом и взбитыми, как перина, объемными облаками.
— Мне завтра придется уехать, — с неохотой начал Абель. — Извини, дела.
В ответ Бельгия привычно кивнула.
— Вскоре обещал приехать Англия. Пойдешь со мной, — Абель продолжал говорить в пустоту.
Бельгия дернулась и отвлеклась от разглядывания облаков. Заставил беспокоиться ее не столько приказной тон брата, столько возможность встречи с Керкландом, которого Лаура недолюбливала.
— А зачем мне с ним встречаться?
— Если рядом со мной будет находиться человек, на которого я могу положиться, мне будет немного проще, — Абель повернулся к Лауре, надеясь, что она проникнется после такой откровенности. Его внимательные глаза цеплялись за каждый двинувшийся мускул на ее лице.
— Я думала, ты ему доверяешь.
— Не всегда, — уклончиво протянул Абель. Лаура никогда не отвечала, как он ожидал.
Прогулка всегда заканчивалась около трех-четырех часов дня. Бельгия сразу уходила в комнату, и просьбы Абеля выйти, посидеть и поговорить отклонялись под самыми разными предлогами. Похоже, первого общего чаепития ей хватило с лихвой. А Нидерланды не обижался, продолжая ссылать все на «непривычную атмосферу». Внутреннее беспокойство и тягость одолевали его, но, быстро беря себя в руки, он прогонял их взашей.
Засиживаясь за столом до самой ночи, увлекшись живописью, книгой или случайной мыслью, Нидерланды иногда подмечал, что время течет излишне медленно с тех пор, как Бельгия поселилась тут. Скучно и непривычно холодно стало в доме. И чем чаще Абель подмечал это, тем раньше начиналась прогулка, тем упорнее он просил выйти сестру из своей комнаты. Не выходило. Кто бы мог подумать, что его солнышко, протягивающее свои нежные руки, изменится настолько, что начнет тепло не отдавать, а забирать.
Абель вздохнул и потушил свечу в лампе. Темнота мгновенно заполнила комнату, забирая в свои объятия.
***
Припортовые заведения шумели, кричали и жили на всю катушку. Уже днем здесь нельзя было протолкнуться, нетрудно представить, что творилось здесь ночью — более приличные и светские люди расползались по домам, освобождая места истинным гулякам. Драки, песни, веселье, вино — все повторялось бесконечным кругом.
Не странно, что Англия назначил встречу здесь. Как бы он не крахмалил свой воротник и как бы не «выкал», пиратская его часть все еще требовала удовлетворения своих прихотей, будь то ночь, проведенная в обнимку с ромом или долгое плавание. Артур не отказывал себе почти ни в чем. Вот и сейчас, томясь в ожидании, Англия успел выпить две кружки.
— Ты решил не дожидаться результата? — Нидерланды приметил это, с размаху присев за свободный стол. Бельгия, опасливо озираясь, аккуратно присела рядом. — А как же вечная паранойя? Не боишься, что обману?
— Каким бы я не был осторожным, — Англия выделил это слово с особым усердием, — не тебе об этом говорить.
В этот момент он удосужился обратить внимания на лишнюю в этом месте приятную и ухоженную Бельгию. Та мгновенно уткнулась в стол, стоило Артуру повернуться к ней лицом, чтобы скрыть недовольство. Ей не нравилось сидеть в пропахшем алкоголем месте и слушать смешки, доносящиеся за спиной. Но Нидерланды и внимания не обратил на просьбы и отговорки Лауры и притащил сюда.
— Как поживает прекрасная леди? — Англия расплылся в вежливом оскале.
— Прекрасно, — ответил за Бельгию Нидерланды. Та вздрогнула и хмыкнула под нос, но никто не заметил. — Но предлагаю сначала заняться делом, пока хмель еще не овладел твоей головой.
— Путаешься. Со временем он выветривается, а не крепнет.
— Куда уж мне до твоего опыта в пьянках. Тем не менее, я продолжаю настаивать на делах, — Нидерланды вынул из прихваченного с собой портфельчика кипу бумаг. Англия только подивился, как быстро иронично-веселый настрой Абеля сменяется безапелляционно серьезным, но продолжать шутливый спор не стал. Он и правда приехал сюда не за дегустацией голландского пива, а зарабатывать.
И мужчины погрузились в мир цифр и расчетов, иногда переругиваясь и сетуя на что-то. Бельгия позабылась, как третий лишний.
Рядом с Англией все новые и новые опустошенные кружки, занимающие внушительную часть круглого стола. Сегодня он точно решил уйти в разнос, предвкушая, что сделка будет успешной.
Не прогадал.
Нидерланды вернул документы в портфель, и на его лице читалось настолько явное облегчение, что Англия, когда мимо пробежала прислуга, заказал пива еще и Абелю. Тот отказываться не стал, чувствуя, что более чем заслужил.
— Кстати, — отхлебнув из кружки и поморщившись, начал Абель, — тебя что-то давно не было видно на материке.
— А скажи, что мне тут делать? Только если с тобой перекинуться парой слов. С остальными попросту противно, да и своих, внутренних проблем навалом, — Англия откинулся на спинку стула, вальяжно развалившись. — Францию я вообще жизнь бы не видел, правда, от него черт отвяжешься. Строит из себя, — Артур фыркнул.
Абель кивнул. Англия, будучи пьян, становился невыносимо болтлив и неприятен, в развязной манере рассказывая много ненужного и неприятного.
— А Испания? Носится со своей… — Артур на секунду замолчал, стараясь придумать емкое слово, но ничего путного на языке не вертелось, — гордостью, как курица с яйцом. Я-то много чего помню…
В этом Абель не сомневался.
— Например, как он стелился подо мной. Нет, Испания, конечно, брыкался, но не сильно… — Англия уже предался своим, крайне откровенным воспоминаниям. Абель кашлянул, громко и четко, намекая, что его похождения можно оставить на другой раз, а здесь сидит девушка.
Но Артур не обратил внимания, а Бельгии на соседнем стуле не оказалось. Абель в панике вскочил, оглядев все заведение. Пестрого пятна нежно-зеленого цвета нигде не было, мелькали только красные, синие, черные и белые одежды.
А за окном уже гуляла ночь.
Чертыхнувшись и бегло попрощавшись, Нидерланды выскочил из здания, острым взглядом, как ястреб, высматривая, куда ушла Лаура. Он винил себя в невнимательности, в том, что притащил ее сюда непонятно зачем, да еще и оставил без должного внимания. Абель только волосы на себе не рвал, обежав прилежащие улицы, ближайшую часть порта и дорогу, по которой они обычно возвращались домой.
Дома ни в одном из окон не отражался свет настольной лампы. Возможно, Бельгии сидение рядом с ними ее утомило, и Лаура уже видит десятый сон. Только Абель дом запирал.
- Встреча закончилась? - Нидерланды обернулся на тихий, знакомый голос.
- Могла бы предупредить, что уходишь! - накинулся на нее Абель.
- Ты был...
- Занят, да? Глупая отговорка! - накинулся взволнованный Нидерланды. Лаура закрыла рот, не продолжая оборванную на полуслове фразу. Кажется, она хотела сказать что-то другое, совсем противоположное, но прерывать пылкую речь брата не решилась. - Не бойся отвлекать, мешать или что-то еще! Если что-то нужно - просто скажи, попроси.
Бельгия кивнула. Как всегда.
- Куда ты ходила? - гнев постепенно сошел на нет. Абель провел рукой по волосам, выдыхая.
- Хотела найти почту, - Бельгия показала толстый, немного мятый конверт и тут же убрала его. Нидерланды не успел рассмотреть ни адрес, ни получателя, да, собственно, не особо-то и интересовался.
- Я тебе показывал... - – Абель замолчал, а потом махнул рукой. – Завтра вместе сходим.
Дождавшись от Бельгии очередного кивка, Нидерланды открыл дверь, пропуская ее вперед. День закончился на удивление паршиво, несмотря на бодрое начало, и оставалось забыться сном, чтобы стряхнуть с сознания все волнения и дать ногам отдохнуть.
***
— Где ты была? — с укором и подозрением ревнивого мужа спросил Абель, стоило Бельгии открыть дверь. Не поворачиваясь к ней лицом, он все равно знал, что это сестра — тихие, семенящие шаги и высокий скрип деревянных досок начинали следовать за Лаурой по пятам, только она переступала порог дома.
В последнее время Бельгия гуляла одна. Абель без лишних вопросов отпускал ее. Но в этот раз Лаура пропала на целый день, даже не предупредив, что возмутило его до глубины души. Сестра снова заставляла за нее волноваться.
— Франция пригласил меня в гости! — Бельгия сказал это так мечтательно и беззаботно, что Нидерланды поперхнулся и прокашлял нечто похоже на «Дьявол его дери!» Откинув с плеча заботливую руку сестры, тут же подошедшей успокоить его, Абель постоял несколько секунд на месте. Хладнокровие не возвращалось, а в груди начал собираться въедливый, как вишневый сок, ком злости.
Ноги сами по себе пошли к комоду, где покоились трубка, спички и курительные травы. Нидерланды убрал их около часа назад, лишь для того, чтобы они снова вышли на свет в тяжелый для хозяина момент. Мешочек с ароматным табаком отощал, превратившись из толстого купца в закоренелого нищего, трубка потрепалась от жестких зубов, коробок со спичками подходил к концу. Абель бегло пробежался глазами по самой заметной трещине.
Затянувшись посильнее, он почувствовал прилив сил. Но последние резко покинули Нидерланды, когда он повернулся к сестре лицом. Платье, в котором Лаура уходила из дома, осталось неизменным, настоящим эталоном нынешней моды: завышенная талия, подчеркивающая прелестную небольшую грудь, не пышный подол, струящийся до щиколоток атласным водопадом и приятный глазу бежевый цвет. Нидерланды никогда не следил за новыми тенденциями, тем более женскими. Разговоры о манжетах, рюшах и шляпках приводили его в уныние и легкое раздражение. Сейчас придраться он мог к одному цвету, на котором сильно выделялись даже маленькие пятна.
Но волосы, приятные глазу золотистые опрятные волны, скромно перевязанные лентой, теперь вились бесчисленным количеством маленьких, закрученных, похожих на червей прядей, которые собственными руками и не сумеешь сделать.
— Правда красиво? — осторожно поинтересовалась Бельгия, заметив, как приподнялись брови Нидерландов. — Мне очень понравилось. Сейчас так многие ходят, а Франциск мило предложил мне опробовать что-то новенькое…
Абель помрачнел. Желание поскорее привести все в прежнюю форму, отошло на второй план, стоило Лауре вновь упомянуть Францию. Ему надо везде сунуть длинный нос! Но раз Франциск столь неумерен в аппетитах и облизывается на чужую собственность, то Абель не откажется этот нос оторвать к чертям. О политических отношениях, развитии торговли и прочем можно позабыть, но хуже станет не Нидерландам.
— И чем вы там еще занимались?
— А… Разговаривали, выпили чаю… — вопрос Бельгию насторожил, а грозный, как штормовое море, Нидерланды, заставлял неуверенно лепетать.
— Вот как, — перед глазами у Абеля замаячили бесконечные сестринские отговорки про больные головы, срочные, непонятные дела именно в тот момент, когда брат приглашал ее за стол. — Не ходи к нему больше, хорошо? А то заразишься чем-нибудь… революционным.
Результатом своих слов Нидерланды остался доволен — радость Бельгии сошла на нет, и она нерешительно двинулась к лестнице. Провожая ее взглядом, Нидерланды затянулся еще раз. Мысль о новом табаке не давала покоя. Возможно, заняться покупкой лучше прямо сейчас, а то потом накинуться дела более существенные, и будет не до маленьких радостей.
А с Францией он поговорит. Нет, не пойдет специально, много чести, но при встрече обязательно ткнет длинным носом во все прегрешения.
— А если мне нравится с ним общаться? И больше не с кем? — голос Лауры приобрел твердые, звенящие сталью нотки. Она стояла одной ногой на лестнице, вызывающе пронизывая Абеля взглядом.
— Если тебе не хватает общения, то нечего игнорировать меня.
— Да не ты мне нужен, не ты! — Бельгия сорвалась на крик, яростный и отчаянный, пропитанный обидой. Нидерланды от неожиданности выронил трубку, и оставшийся табак черным песком рассыпался по полу. Звонкий крик вытолкнул его из реальности, чуть не сбив с ног. А рассвирепевшая Лаура продолжала.
— Мне трудно говорить с тобой, я давно забыла весь голландский, я не хочу шататься по портам и кораблям среди пьяного сброда, я не хочу улыбаться Англии, не хочу, не… хочу… — воздух начал заканчиваться, как собственно и силы. Лаура утерла выступившие слезы, вцепившись в платье, как в последний кусочек суши среди бескрайнего моря. Ее бессвязные бормотания уже на французском, иногда срывающиеся на шепот, утопали во всхлипах. — Я не хочу жить как ты…
Бельгия не успела вбежать по лестнице и скрыться в своей комнате — Абель нагнал ее и схватил за руку. Лаура не стала сопротивляться, все еще текущие слезы забирали силы. Как бы Нидерланды не пытался заглянуть в глаза сестре, она смотрела в пол и плакала, плакала, плакала, и вряд ли объятия Абеля остановили бесконечный поток горя, накопившийся за последние годы.
Нидерланды отпустил ее руку через силу. Тиски сжимали его грудь, и неприятное чувство понимания разливалось по телу. Все встало на свои места: недомолвки, письма, отправляемые Бельгией, понурый вид и постоянные отговорки.
***
Не было ни дня, чтобы Абель не пытался поговорить с сестрой. Он имел полное право ворваться в ее комнату, насильно усадить за стол и заставить говорить, да хоть петь серенады, но невидимые силы останавливали его, когда рука тянулась к ручке. Вместо решительных действий он вежливо стучался, получая в ответ тишину или скрип пола. Нет, Нидерланды нисколько не хотел извиняться, а совесть не томила его никогда.
Ноги сами несли его к двери.
А потом в дом завалился Франция, развязный, наглый и излишне довольный жизнью для поверженного и униженного в пух и прах. Абель знал, зачем он пришел, и неприступной крепостью загораживал ему проход, стоически терпя ужимки, хватания за руки и недвусмысленные намеки, разбрасываемые Франциском направо и налево.
Каким бы расчетливым и черствым Нидерланды не был, он еще надеялся, что Бельгия не уйдет, не будет больше строить из себя неприступную леди, снова заговорит на голландском, будто на родном. Улыбнется, шутливо упрекнет в любви к табаку и даст перевязать волосы ленточкой, хотя вполне бы могла сделать это и сама, той самой, зеленой, атласной, так и лежащей у Абеля в кармане.
За спиной послышался узнаваемый скрип. Нидерланды не обернулся, но боковым зрением увидел, что Бельгия, бледная, похожая на приведение, расцвела при виде Франциска. Тот лягушкой отпрыгнул от грозной жертвы и перехватил чемодан и ладонь Лауры. Они защебетали на французском, торопливо и нечетко, и Абель не проявил ни капли усилия, чтобы разобрать их радостный поток слов.
Он отошел в сторону, освобождая дорогу.
Издалека Абель видел театрально жестикулирующего Франциска, смеющуюся Лауру. Возможно, он пошутил в свойственной ему манере: красноречиво и немного пошло. Почему-то Франция всегда умел вызвать хотя бы смешок.
Но на то, как он целовал Бельгию намного более откровенно, чем Абель когда-то, как он похотливо водил по ее спине рукой, а она не пыталась оттолкнуть его или хотя бы попытаться для приличия, Нидерланды смотреть не мог. Отвращение, горечь и обида, наполнившие его с ног до головы, были столь ужасны на вкус и сильны, что ему хватило сил только, чтобы хлопнуть дверью.