Огни Каминограда становятся все ярче с каждым его возвращением, а дома — все выше. Стремятся к небу, тянутся, и Вирал усмехается: он их понимает, сам стремится туда, далеко-далеко. Подальше от Земли, к звездам, которые исчезают редко и незаметно.
Но иногда приходится прилетать обратно.
Белый воротник под горло без единой складки и плечи прямые, не согнувшиеся под тяжестью прожитых годов. Вирал не смотрит Россиу в глаза — вокруг них морщины и синяки от усталости. Ему невежливость прощают, а может, и не замечают вовсе.
Россиу говорит: «Рады тебя видеть. Не хочешь никого навестить?».
Вирал желчен, как и обычно: «А я — нет. Поскорее бы улететь отсюда». И это почти правда. Дряблую от старости кожу и потяжелевшие взгляды других ему лицезреть не хочется.
Россиу напоминает, что у Вирала накопленного заслуженного отпуска — год, а он уже уходит, ибо зачем что-то отвечать. «Белый воротник» знает, что тот всегда прилетает на два дня: первый — для деловых вопросов, второй — для капли отвратительной сентиментальности, потому что…
…Вселенная с каждым полетом все шире и шире, а Лиирон также омерзителен и вызывает желание кинуть ему в лицо чашку из хрупкого сервиза (сервиз обязательно должен быть хрупким, для чего же он еще нужен?).
…города растут, а у Лиирона кожа гладкая.
…время бежит вперед для всех, но Лиирона, похоже, забыло (как и Вирала).
Он сидит, закинув ногу на ногу, и легкомысленно трещит, что Вирал красавчик, и что с короткой стрижкой ему больше идет, и прочую свою чушь, но в глазах у него плещется что-то намного крепче сладкого чая. Что-то Виралу знакомое и почти родное, и он смотрит, вглядывается, пялится. На Лиирона — не страшно.
Кажется, им есть, что обсудить, но Вирал всегда молчит, а Лиирон всегда бестолково болтает без умолку.
Когда города начинают расти ввысь уже не только на Земле, Вирал просыпается поздно, смотрит в потолок и думает: «Черт с ним», — ведь у него накопленного заслуженного отпуска уже точно больше года. Звонит уже-не-Россиу, предупреждает, а потом одевается в спешке, хотя время их совсем не ищет.
— Ну. Привет, — впервые здоровается Вирал — цедит сквозь зубы, стоя на пороге дома. Лиирон удивленно вскидывает брови и впервые молчит, впуская в дом.
На третий день они разливают в хрупкие чашки сорок градусов и говорят.