Пара слов о кабинете генерала махаматры

Наверное, не было такого студента, кто по крайней мере не знал хотя бы один из множества слухов, связанных с личностью генерала махаматры; особенно завесой тайны был покрыт его кабинет, вечно закрытый и пустой: многие задавались вопросом, а зачем руководителю Дивана помещение, что он не использует, оно могло уйти на очередную аудиторию, в общем, пойти на большую пользу, чем просто существовать, для галочки.

Однако кабинет генерала махаматры, время от времени, но был даже им занят. Редкое событие, конечно, всегда означающее, что руководитель Дивана на данный момент практически свободен, лишь отвлекался на мелкую бумажную волокиту и проверки спорных научных работ, на которые ему ранее жаловались — ничего существенного, потому некоторые даже не стеснялись потревожить Сайно по разного рода причинам, а особенно смелые и решительные приглашали подуться в карты: безусловно, когда к нему проявляют некоторый интерес как к сильному сопернику в “Священный призыв семерых”, он просто не может дать отказа, тем более, если практически не занят, выкроить час времени на несколько партий у него никогда не составляло труда.

Несмотря на очевидную открытость к диалогу, кабинет генерала махаматры так никто и не смог конкретно охарактеризовать, все упоминали о разного рода вещах, что привлекли их внимание: кто-то упоминал о странной двери, за которой, как кажется, скрыта пыточная камера, кто-то сказал о мягком диване в углу и незамысловатых долгоживущих растениях в горшках рядом, кто-то заикнулся про огромный стол из дорогого дерева, лакированный, а к нему, в пару по дизайну, прилагалось не менее большое выделяющееся кресло. Так студенты-зеваки и пытались из мелких кусочков, со слов своих ровесников, собрать целостный образ – почему никто не может войти и нормально осмотреться? Многие от одной мысли, что пыточная камера в теории находится в кабинете генерала махаматры, начинают трястись в коленках, даже не постучавшись в дверь, убегают, что уж говорить о непосредственной компании Сайно, пристально наблюдающим за странным поведением студентов и ученых в его личном пространстве.

Однако, была одна юная девушка, что могла смело зайти в кабинет генерала махаматры, но, к сожалению, она не являлась студенткой Академии, а донимать остальные ее не могли: чаще всего сам Сайно, лично, провожал юную особу до края города, долгое время наблюдая, как хрупкая фигура пропадает за стволами деревьев. Многие обнаружили, что это была одна из лесных дозорных, а кто-то покопался глубже и посетил Гандхарву, разузнав любопытную информацию: этой девушкой являлась никто иная, как ученица одного из лесных стражей Авидьи, и если быть точнее, то речь шла о главе лесного дозора и его подчиненной. Некоторые приняли эту информацию как интересную, но генерал махаматра сразу наругал, что некоторые личности следили и за его подопечной, пресекая их в сталкерстве: по его словам, в один из последних ее визитов, кто-то настолько сильно напугал лесную дозорную, что Тигнари, наставник этой милой юной особы, написал письмо на имя генерала махаматры, пожаловавшись на отсутствие всех манер прилежности и воспитанности у нынешних студентов Академии. С тех самых пор любые попытки узнать что-то новое о уже не так сильно интересующим их кабинете руководителя Дивана сошли на “нет”, и многие просто наблюдали, как в эти редкие “выходные” к Сайно заглядывала та самая хрупкая лесная дозорная, с книгами и письмами в руках и маленьким рюкзаком за плечами, но никто более не смел распространять очередные слухи на этот счет – ходит и ходит, подумаешь.

Сайно очень тепло относился к любым, кто стучался в дверь его кабинета, кротко просящих разрешения войти. Мало было тех, что шли с дурными намерениями: он, честно говоря, даже не помнил, когда к его образу генерала махаматры относились с пренебрежением и бесстрашием, всегда наблюдал, как студенты перед ним нервничали, заикались и переводили дыхание, стараясь собраться с мыслями, еще сильнее волнуясь – они очень нагло крали драгоценное время руководителя Дивана своей несобранностью. Но в последнее время, помимо его подопечных и секретарей, к нему заглядывала, от случая к случаю, Коллеи, держа письмо в руках. Сайно всегда мягко ей улыбался, снимая шапку махаматры и надевая ее на манекен неподалеку – как никак, эта часть его образа была ему невероятно дорога, в плане душевном и в плане содержания – накидывая на плечи что-то, что скроет его позолоченную броню: лесная дозорная очень нервно воспринимала облик генерала махаматры из-за событий в прошлом, потому Сайно очень щепетильно относился к поддержанию для нее вида обычного человека — и уже под тканью плаща на его теле он являлся высокопоставленным чином.

“Не хочешь проверить свою колоду?”, – один из немногих нежных вопросов, что задавал Сайно Коллеи – в конце концов, играть с ним в карты ей было менее напряженно, чем вести диалог, и как бы генерал махаматра не пытался сделать атмосферу между ними более расслабленной своими легкими каламбурами, это не шло на пользу: лесная дозорная замолкала на полуслове, смущаясь, теребила подол платья и не поднимала взгляда, бормоча о собственной глупости, ведь не может понять всего подноготного смысла, что Сайно вкладывал в свои шутки. Юноша лишь тяжело вздыхал, слегка поглаживая девушку по голове, успокаивающе, объясняя, что он имел в виду: она внимала, потирая собственный затылок с остатками смущения на лице. В качестве извинений генерал махаматра всегда дарил Коллеи новый легкий роман, которые в последнее время она особенно полюбила; на самом деле, он сам, к своему маленькому грешку, увлекался их чтением, но не с той серьезностью, что хранила под своим сердцем лесная дозорная, скорее от детского любопытства, и чтобы скрасить одинокие часы в Академии каким-то простым занятием, и пусть это были безумно редкие моменты, у Сайно всегда был для нее легкий роман.

Но самыми скандальными ситуациями были, когда на пороге Академии появлялся нынешний глава лесного дозора. Чаще всего, именно подопечная передавала профессорам его новые работы и исследования, чуть реже наброски для статей журнала даршана Амурты по редким локальным просьбам (Тигнари никогда не заканчивал свои статьи для журналов, лишь давал ценный и полезный материал: проще было ему самому собрать все нужное и изучить, чем бегать за студентами по всей Авидье, надеясь, что они не попадут в чью-то пасть, случайно – хотя проучить, чтобы особенно безбашенные личности чему-то да наконец научились, был совсем не против). Коллеи отдавала его письма генералу махаматре либо на руки, либо, по совету наставника, коль требуемого человека не было на месте, закидывала конверт под дверь: никто из подопечных руководителя Дивана не станет трогать все, что пишется на имя Сайно, и за сохранность письма можно было не переживать. Но самыми ценными для зевак были моменты, когда слышалось озадаченное “Да, генерал махаматра, ныне, на месте, однако просил не тревожить его до конца дня” в сторону главы лесного дозора.

– Благодарю, – лаконичная признательность сквозь чуть поджатые тонкие губы; спустя года Тигнари все еще с некоторым недоверием-презрением относился ко всей системе, устоявшейся в Академии, и профессора, с которыми он ранее вел продуктивный диалог о дальнейших планах, не были исключениями. Все строго профессионально, и лесной страж держался этой мысли, пока, что не удивительно, не достиг своего места назначения, даже не сразу осознав это по началу: ноги сами привели его к кабинету генерала махаматры, словно по старой, глупой, студенческой привычке.

Костяшкой пальца ритмично ударил по крепкому дереву двери – ответа не было, и Тигнари даже засомневался, не солгали ли ему. Еще несколько стуков, спустя моменты тишины, пока он пытался услышать чужое дыхание через своеобразный барьер. Пугающая тишина; кажется, он слишком рано обрадовался. Лесной страж вздохнул, но воздух моментально вышел из груди, стоило ему услышать тихое, напряженное “Войдите” по ту сторону. Тигнари даже подумал, что отвлекать генерала махаматру в его нынешнем состоянии будет не самой лучшей идеей, но рука уже потянула на себя дверь, а сам он уж входил в кабинет.

Сайно точно не ожидал увидеть на пороге своего кабинета Тигнари, что резко поднялся из-за стола, моментально сократив расстояние между ними; дверь за лесным стражем даже не успела закрыться, как потерявший привычный глубокий и медленный ритм дыхания генерал махаматра обнимал-прижимал к себе главу лесного дозора, уткнувшись носом в изгиб шеи, прикрывая глаза, Тигнари лишь тихо усмехнулся, ласково касаясь в объятии чужой напряженной усталой спины, слабо их покачивая из стороны в стороны, почти не ощутимо.

– Редко увидишь тебя в Академии, – Сайно чуть отстранился, с намерением взглянуть в томные яшмовые глаза лесного стража; Тигнари скромно улыбнулся, увлекая в поцелуй, ласковый и короткий, и мог заметить, как генерал махаматра особенно отчаянно и нежно сминал чужие губы, жадно, закинув руки на плечи другого, чтобы прижать ближе-ближе к себе, так, что даже в них соприкоснулись. Глава лесного дозора ощущал подрагивающее вздымание груди на собственной – как же приятно от осознания этого вибрировало сердце. И даже после того, как Тигнари оторвался от мягкости губ другого, Сайно не спешил увеличивать расстояние между ними, напротив, наслаждался этой редкой близостью, к коей привязался и о коей так часто млел; целовал в нос, края губ и щеки, закрыв глаза и не пряча слабой улыбки, расплывшейся на его лице, и действия говорили больше, чем избитое временем словосочетание “Я скучал”.

– А тебя редко увидишь таким прилипчивым, – Тигнари сострил, но без злого умысла, ведь из его горла доносились чуть слышные тихие вибрирующие мурлыканья, стоило оставить Сайно дразнящий поцелуй на губах. Генерал махаматра легко пожал плечами и отстранился, возвращаясь на свое место, и теперь он не мог скрыть очевидную усталость, поразившую его тело; лесной страж слабо помотал головой, усаживаясь неподалеку, – уже достаточно поздно для работы, тебе не кажется?

Сайно посмотрел в окно: и вправду, на улице уж было совсем темно, а издалека доносились какие-то отдаленные крики птиц и людей с Большого базара. Он поднял стопку бумаг, демонстрируя их Тигнари, и после со слышимым хлопком обронил на стол, положив поверх них голову, прикрыл глаза и молчал, поджав чуть покрасневшие губы. Чувствовал, как его гладят по макушке, вытаскивая примерно из середины пару бумаг, дабы с ними ознакомиться. Глава лесного дозора, не сильно вчитываясь, пробежался взглядом по содержанию, нахмурившись и задумавшись. “Жаль, не моя компетенция, – с легким смешком прошептал Тигнари, – будь вместо меня сейчас Кавех, тебе было бы немного проще”.

– Неверное утверждение, – Сайно все еще не поднимал головы, но теперь скромно прятал улыбку, – я прекрасно ознакомлен с темами, что подняты в этих научных работах, так что мне легко понять рассуждения автора. Просто весь день этим занимаюсь, кажется, если я сейчас еще хоть раз увижу нечто, связанное с философией архитектуры, то просто сойду с ума. Да и ты, в отличии от Кавеха, не морочил бы мне голову посторонними неинтересными вещами, – Сайно сохранил продолжительную паузу, – при всем моем к нему уважении. Да и что насчет тебя? Уже достаточно стемнело, я не отпущу тебя в Гандхарву пока не посветлеет.

– Я планировал остаться в Сумеру на ночь, – Тигнари игриво хлопнул ушами по своей голове, позже вернув их в гордо стоячее положение, – м, когда отдавал наставнику и его коллегам свои исследования, ненароком спросил, находишься ли ты в Академии. Я, честно говоря, удивился утвердительному ответу, в последний раз все-таки видел тебя тут… – лесной страж замялся, пробегая взглядом по помещению, стараясь обнаружить нечто, что зацепит его глаз, – наверное, через пару месяцев после того, как я покинул Академию.

– Можешь остаться со мной, – Сайно поставил пару каких-то печатей с рядом ранее написанной рецензией насчет жалобы о копировании исследования, убрав все бумаги в полку рабочего стола, что говорило об окончании его деятельности, к счастью, для них обоих; Тигнари выглядел задумчиво, он осматривал силуэт махаматры перед ним, верх-вниз, не давая определенного четкого ответа, кроме как “Я не хочу теснить тебя, Сайно”, – немного расчета: если ты планировал взять свободный номер в отеле, то, подозреваю, опоздал, придя ко мне, и с большой вероятностью ничего не обнаружишь. Да и не теснил бы ты меня, – генерал махаматра бросил взгляд в угол своего кабинета: там стоял тот самый мягкий диван, – он больше, чем твоя кровать в Гандхарве, и если уж мы умещались на ней вдвоем, то и здесь не составит труда. 

Тигнари усмехнулся некоторой предусмотрительности Сайно даже в таких редких и, казалось что, незначительных вопросах. Махаматра не имел четкого места проживания, был тем, кто на месяцы мог пропасть в выполнении сложных миссий, передав временное главенство своим близким подчиненным, что-то, конкретно подходящее под терминологию “дом”, ему никогда не требовалось. Потому он мог даже отдыхать в собственном кабинете, если особенно засиделся за обязанностями в Академии или просто не желал тратить лишнюю мору на снятие ночлега в Сумеру, отсюда первая и основная, грубо говоря, задача того дивана в углу, в кабинете, который в принципе редко был им занят, чаще всего пустовал.

– Могу засчитать за то, что убедил тебя? – Сайно склонил чуть в бок голову, восприняв молчание со стороны другого за положительный ответ, однако уточнить посчитал важным. Тигнари кивнул в знак согласия, за что чуть скоро получил мягкий целомудренный поцелуй на губах, когда махаматра проходил мимо, закрывая дверь изнутри. Иногда лесной страж задумывался, что с ним наедине Сайно был более откровенен в проявлении своих чувств, и всегда радовался этому факту: все-таки, под личиной генерала махаматры скрывался достаточно сентиментальный человек.

– Не боишься, что кто-то видел меня, а ты вдруг запер дверь, – послышался напряженный смешок со стороны, лесной страж неоднозначно посмотрел на генерала махаматру, кажется ныне, что пребывал сам у себя на уме. “С каких пор тебя интересуют все эти слухи? Неужели они тебя докучают, мне стоит с этим разобраться?”, – Тигнари смущенно скривил губы, осознав, что его собеседник воспринял это чуть нервно-серьезнее, чем предполагал глава лесного дозора ранее, и потому схватил Сайно за запястье, неожиданно и нагло притягивая к себе; генерал махаматра был вынужден (и был не против) расположиться на чужих коленях, он не изображал ни смятения, ни неловкости, его пальцы спокойно гуляли по открытому затылку, линии позвоночника, и сам был настолько близко, что соприкасались их носы, Тигнари определенно стоило достаточного усилия, чтобы не увлечь другого в очередной глубокий поцелуй, пока не закончится кислород в легких и последующее дыхание будет настолько опьяняющим, что ощущение головокружения станет привычным и естественным.

И сосредоточенный на мыслях о соприкосновении губ чужих с его собственными, не услышал вопроса, потому Сайно, очевидно, заволновался, подхватывая чужие щеки в свои ладони, приподнимая голову, дабы взглянуть в безучастный яшмовый блеск. “Тигнари?”, – лесной страж вздрогнул, услышав слабый шепот смешанный с чуть учащенным дыханием рядом со своим ухом, губы касались внутренней части сокровенно нежно, ведь генерал махаматра прекрасно знал большинство чувствительных точек своего возлюбленного, и ощутив чужой импульс на своей коже, он повторил прошлое действие, уже чуть мягче и более томно, сладко растягивая гласные в имени, опечатанном на языке. Сайно мог бы продолжительное время наслаждаться мелкой удовлетворенной дрожью другого, нашедшего опору на чужих бедрах, болезненно, по ощущению, впившись пальцами в ткань схенти – синяки на опаленной коже точно могут остаться от столь сильного точечного давления; однако счел это слишком нещадным.

Махаматре, безусловно, нравилось в столь редкие моменты подразнить лесного стража, однако он не хотел занимать этим все время – коснувшись губами до переносицы, замечая, как теплый карий взгляд ныне сосредоточен на нем, а не чем-то постороннем, ухмыльнулся.

– Тогда я сейчас вернусь, – Тигнари хлопнул глазами, поняв, что приятная тяжесть на его ногах пропала, а человек, о чьих губах он думал последние минуты слишком много, – был готов со всей напористостью смять их до мучительно-сладкого онемения – пропал за чуть менее выделяющейся дверью. Лесной страж озадаченно хлопал ушами от неприятно жалящего под ребрами чувства неутолимости, старательно игнорируемое, пусть и тщетно.

Сайно выглядел особенно счастливым, почти непривычно видеть его в этом состоянии, держащим по бокам несколько подушек с наброшенным одеялом на голову. Тигнари наблюдал со стороны, как генерал махаматра заботливо раскладывал диван, слишком маленький в сложенном состоянии, чтобы ютиться на нем вдвоем. Он даже не знал, стоит ли ему подойти и помочь, Сайно, кажется, не хотел тревожить своего возлюбленного лишний раз ради того, с чем справится сам. 

“Иди сюда, сначала позаботимся о тебе, а потом можем пропустить пару партий перед сном, если захочешь”, – Тигнари не мог скрыть, в каком возбужденном состоянии пребывал его хвост, активно виляющий за его спиной после услышанных слов – он всегда так выразительно реагировал на самые очевидные жесты привязанности и искренней заботы со стороны другого.

Однако с каждым моментом, что невзначай подмечал Тигнари, действия другого становились все более скованными и неуклюжими. 

– Нет, я не устал, – заверял Сайно, и в его голосе не было и малейшего намека на возможную ложь; он продолжал неспешно расчесывать темную шерсть гребнем, с демонстративной упрямостью не позволяя другому сделать это за него – пришлось мириться и скинуть это на одну из попыток угодить голоду по чаянным тактильным контактам. Махаматра потерся носом о выпирающий позвонок, после кротко и легко его поцеловав, – прости, если доставляю неудобства.

– О каких неудобствах ты ведешь речь? Я просто не хочу тебя утруждать, ты выглядишь неважно с того момента, как увидел тебя, и сейчас это особенно выражено, – Тигнари резко повернулся и схватил другого за запястье, крепко, крайне крепко, что невозможно было двинуть кистью дальше по линии хвоста, выхватил гребень другой рукой из чужой хватки и отложил в сторону под “Это может обождать”; по спине Сайно пробежали холодные мурашки и приятно скрутило в животу от очередной демонстрации силы лесного стража, теперь ныне не разрывающего смущающего зрительного контакта, – ты же знаешь, что я волнуюсь за тебя не меньше, – Тигнари придвинулся ближе, словно пытался увидеть его изнутри, все самое сокровенное, через этот блеск рубина в полутьме, особенно алый цвет в нем казался чарующим и притягательным, – ты устал, но в другом смысле, я правильно тебя понял?

✧

“Сайно, поделись со мной своими мыслями, пожалуйста”.

Юноша вздрогнул – почувствовал убедительно сильную хватку на своей талии, когда его притянули на колени и не позволяли с них слезть. Он чувствовал определенную вину перед лесным стражем: проглатывал язык каждый похожий раз, прятал взгляд за челкой, переплетал свои пальцы в замочек, складывая их на груди, и снова слышал этот тяжелый вздох смешанный с попытками восстановить дыхание. На лице Тигнари не было ничего от былого, прожигающего насквозь, искреннего желания и похоти – только беспокойство, действительное и подлинное, и может его грудь все еще вздымалась в беспорядочном темпе, он старался вернуться в нормальное состояние как можно скорее, чтобы не смущать другого, – Сайно, я же вижу, что ты хочешь меня, но всегда прерываешься на конце прелюдии, почему? Я тебе не нравлюсь?

– Нет, не в этом дело, ты мне очень нравишься, – Сайно задержал дыхание, он не мог собраться с мыслями, и сидя на коленях лесного стража, казался совсем хрупко-хрустальным, – ты мне очень нравишься, Тигнари, – повторил, особенно отчетливо проговаривая предпоследние два слова, – тут во мне дело – не в тебе.

Уши возбужденно подергивались, а хвост обвил чужие бедра, чуть щекоча открытые участки кожи – один из жестов со стороны Тигнари, очевидно говорящий о защите. Чем дольше они пребывали в этой удушающей тишине, тем сильнее заливался краской вплоть до самой шеи Сайно, продолжая складываться пополам от давящей на него неловкости. Но лесной страж не говорил ни слова, все еще надеялся на хоть какое-то продолжение монолога со стороны другого.

Однако чужой дискомфорт чувствовался на коже – и так больше продолжаться не могло, Тигнари все-таки был тем, кто хотел самого лучшего человеку, коему доверил собственное сердце.

Лицо Сайно аккуратно притянули, увлекая в ленивый, спокойно-смакующий поцелуй – Сайно обожал такие поцелуи и, благодаря им, всегда расслаблялся, положив ладони на чужие и втягивая тихие мяуканья в губы. Конечно, Тигнари это знал, и, когда отстранился, заметив чуть менее напряженного махаматру перед собой, не смог скрыть скромной обожающей улыбки. 

“Прости, если надавил. Все в порядке, не торопись с этим, если тебе нужно время – я готов ждать”, – но щеки Сайно продолжали гореть пунцом.

– По правде говоря, – уши Тигнари дернулись от любопытства, пока владелец продолжал держать чужое лицо в своих ладонях, смотрел в беглый алый взгляд, замечая, как человек перед ним краснеет сильнее прежнего. Сайно набрал в легкие побольше воздуха, то ли в попытке собраться с мыслями, то ли в подготовке к длительной речи, то ли успокоить шальное сердце, издевающе отбивающее сбитый такт в грудной клетке, болезненно, по ребрам, – я… устал доминировать. В работе, в обществе, на людях, и теперь с тобой. Я чувствую рядом с тобой расслабление, как могу оставить этот груз позади, чтобы потом снова… вернуться к тому, от чего пытался уйти, в близости, что должна обоим доставить удовольствие, – Сайно напряженно сглотнул скопившийся ком в горле, а в глазах мелькало волнение и очевидный проблеск вины при взгляде на черты лица Тигнари, – мне очень жаль. Но если тебе оно надо, то я могу проигнорировать эти чувства, честно.

Лесной страж промолчал с секунду, а после разразился звонким смехом, откинув голову назад, дабы скрыть появляющиеся слезинки – Сайно, кажется, никогда в жизни не краснел настолько сильно. 

“Нет, архонты, Сайно, я смеюсь не из-за твоих слов, – Тигнари сцеловал обиженное подрагивание нижней губы, убеждая в своих словах, – просто, ты сейчас попросил о чем-то настолько естественном, что это не укладывается в моей голове после стольких прерванных попыток. В жизни не встречал настолько глупого человека, как ты, Сайно”. 

Тигнари не переставал с тихим воздыханием оставлять легкие поцелуи на теплых пунцовых щеках, о, и как махаматра готов был задохнуться от всей нежности, что покрывала его кожу, прильнул настолько близко, насколько могла позволить ему чертова анатомия, пытаясь получить еще больше-больше-больше. “Я подготовлюсь к следующему разу, хорошо? – Сайно не отрывал взгляда от расслабленного глубокого яшмового цвета, ресницы чуть подрагивали от чужого дыхания близ него. Тигнари игриво усмехнулся, запечатлев ласковый поцелуй на самом краю носа, – я буду крайне нежен, обещаю”.

✦

– Ты читаешь меня как раскрытую книгу, – высказал Сайно со сдержанным смешком, вибрирующем в горле, – ты прав. Не знаю, как точнее сформулировать, но, кажется, ты и так понимаешь, и подробно разъяснять не требуется.

Тигнари одобрительно хмыкнул, касаясь губами линии изгиба шеи, чуть посасывая кожу – совсем слабо, чтобы не оставалось следов, и, нет, Сайно не имеет ничего против них, просто доставлять ему лишние неудобства очередными кривыми выдуманными слухами-интрижками, честно, лесному стражу не хотелось – изредка бросал взгляд вверх, рассматривая выражение лица махаматры, желая заметить хотя бы малейшие изменения.

– Тигнари, тебе не надо это делать, – лесной страж отпрянул, озадаченно рассматривая Сайно: чуть сбивчиво дышал, с румянцем на щеках и плечах, мягким взглядом сквозь полуприкрытые веки и приоткрытыми пухлыми, так и манящими его, губами. Тигнари определенно не понимал природу ранее сказанных слов, – все в порядке, не заставляй себя, прошу тебя.

– Если я сейчас заставляю себя, то тогда ты не хочешь, чтобы я взял тебя прямо сейчас, – Сайно, как в подтверждение, демонстративно промолчал, отведя взгляд – еще сильнее выдавал слишком глубокий румянец на лице, настолько очевидно показывающий его намерения, – значит, ты не хочешь, мне следует остановиться?

Сайно молчал, осматривал помещение с чуть прищуром, подобно искал что-то, и не понятно, действительно ли пытался найти нечто определенное или избегал зрительного контакта – Тигнари не двигался с места, слишком уютно устроившийся на чужой шее, о которую слегка терся, наслаждаясь ощущением разгоряченной кожи на его холодном кончике носа; лесной страж позволил себе лишь обвить руками в крепкой хватке тонкую талию махаматры, притягивая партнера к себе, тихо-приглушенно мурлыкая от ощущения контраста температур между ними. “Я не предусмотрел такого случая, – начал Сайно, чуть более хрипло, — если ты покажешь мне что-то, что сойдет за смазку, то продолжим”.

Тигнари лукаво усмехнулся, кося взгляд на подлокотник дивана; махаматра посмотрел в сторону, куда безмолвно указал лесной страж и почувствовал в своей голове нахлынувшее ощущение опустошения, удрученно осознав, как он мог не догадаться. “Масло для шерсти вполне пойдет, — начал Тигнари, продолжая осыпать легкими поцелуями всю шею Сайно, иногда останавливаясь на момент с чаянием поддеть черную повязку, прикрывающую кожу в районе кадыка, — оно безвредно для кожи, если использовать его с избытком, — лесной страж демонстративно дернул хвостом за своей спиной, чуть щекоча кончиком соблазнительно доступные бедра махаматры, — и сделает ее мягкой”.

Сайно удрученно вздохнул на очередные легкие дразнения лесного стража, примыкая к его губам настолько резко, чтобы сбить с толку и прервать мыслительный процесс — пусть забудет об этой теме и сосредоточиться на действительности перед собой, которая ныне слишком отчаянно требовала к себе особенного, повышенного внимания.

— Только потише, — Сайно шептал губы в губы, с трепетом на дрожащих ресницах прикрывая глаза, — я не уверен, остался ли кто в Академии.

Потому что Тигнари был отвратительно шумным — а Сайно чрезмерно тихим, почти по некоторой издевочной иронии.

— “С каких пор тебя интересуют все эти слухи? Неужели они тебя докучают”, не твои ли слова? — махаматра издал приглушенный вздох в чужую кожу стоило услышать томный глумящийся голос, ощущая легкую игру с его мочкой уха — таким же чувствительным местом махаматры. Тигнари изредка усмехался их некоторой схожестью.

Грудь частенько вздрагивала, пока Сайно старался сдерживать в горле всхлипы, заикаясь от ощущения сильной ласки почти повсюду. Тигнари даже толком не начал, и наблюдать за тем, каким податливым стал махаматра в его руках, было не менее, чем любопытным зрелищем — лесной страж мягко поцеловал другого в уголок губ, не скрывая теплящегося обожания в своем действии. Может быть, он бы хотел немного сострить, поддеть, бросив чуть грязный комментарий насчет распутного поведения Сайно рядом с ним, но ему показалось это неуместным.

И, о, как он был благодарен очередной предусмотрительности махаматры, что заранее снял ненавистную лесным стражем верхнюю броню — каким же чертовым мучением для него в порыве страсти было ее стягивать, извечно бранясь на проклятый металл; с благоговением выцеловывал ключицы и плечи, разрешив себе прокусывать чувствительную кожу, получая в вознаграждение еле слышные стоны прямо в мягкие высокие уши, от которых и сам приятно ощутимо вздрагивал. Он чувствовал, как Сайно притягивает его еще ближе, схватившись за шею — ласкает мягкую шерсть в ушах губами, не стесняясь издать — специально — тихий-тихий всхлип, услаждаясь посторонней дрожью.

Твердость действий махаматры оказалась недолговечной, стоило лишь Тигнари чуть прикусить краснеющий сосок — Сайно почти сыпался в руках, выгибаясь в спине, как нарочито — а лесной страж наслаждался, обводя краем языка ореол и пощипыпая, слегка, другой, продолжая наблюдать за изменением стоического выражения лица махаматры на более распутный. Демонстративно причмокивал, смаковал, чуть громче шепота упоминал о том, как его обожает, обводя пальцами линию ребра-талия-бедра — повторял действия на другом соске, касаясь края горячим языком, вновь провоцируя мелкие вздрагивания и всхлипы ему в волосы и шерсть; не было тайной, как мягкие, протяжные звуки, издаваемые махаматрой, сладко-трепетно ласкали уверенность Тигнари в себе и своих деяниях. 

Сайно наблюдал, как за спиной Тигнари в бешеном темпе вилял его хвост, зачарованно, расположив голову на чужой макушке между больших ушей. Опершись спиной о спинку дивана, махаматра прикрыл глаза, наслаждаясь проявлениями любви в виде поцелуев на его неравномерно вздымающейся груди.

— Ты не спишь, случайно? — Тигнари отпрянул, поднявшись на один уровень с Сайно, всматриваясь в успокоенные черты лица — осознание, как другой чувствовал себя заметно расслабленнее, приятно щекотало рядом с сердцем — и аккуратно ласкал слишком соблазнительные, чтобы оставить их просто так, губы; махаматра удовлетворительно мычал в поцелуй, вплетая пальцы в уже спутавшиеся темные локоны. 

И даже отпрянув, смотрели друг другу в глаза, а после посмеивались, стараясь делать это как можно тише, примыкая к опухшим, приятно покалывающим губам вновь, не способные насытиться ощущениями. И воспользовавшись моментом — а Сайно не мог его проигнорировать — забрался на колени, чуть потираясь о чужие бедра, что Тигнари был вынужден обхватить хвостом за талию, стараясь удержать махаматру неподвижным хотя бы некоторое время.

— Как ты хочешь? — Тигнари потирал круговыми движениями, вдавливая большими пальцами во внутреннюю часть таза, бедра махаматры через ткань схенти, продолжая осыпать поцелуями шею, едва прикусывая мешающую ему повязку.

— Прямо так, — лесной страж вздернул бровью, но не высказал ничего против.

Однако, было очевидно, что с ласками Тигнари не покончил — уж тем более не со знанием, как он обожал долгие прелюдии, либо просто наслаждаться видом представленного перед ним размякнувшего тела Сайно (хотя сам махаматра склонялся к мысли, что эти две переменных по итогу складывались) — повалил партнера на диван, разминая руками гибкие бока, чуть прижимая того своим весом. “Я тебя люблю”, — Сайно взглянул чуть выше, замечая, как Тигнари приподнялся с намерением посмотреть на возлюбленного оценивающе, не скрывая благоговения в своем взгляде — только осматривал, почти не способный оторваться. Махаматра осознал, как теплый румянец плавно перетек ему на шею, слишком слабый для скрытия этого под столь пристальным блаженным наблюдением другого.

Ткань схенти слишком громко шуршала — по крайней мере, так показалось Сайно, когда с него пытались снять лишне-мешающие элементы одежды. Тигнари старался делать все как можно аккуратнее, но его раздраженно змеящийся хвост говорил абсолютно об обратном: у лесного стража явно были старые проблемы с этой частью образа махаматры. Сайно хрипло усмехнулся сквозь поджатые губы, уложив свои ладони на чужие, направляя руки ближе к поясу. “В следующий раз, будь добр, разденься полностью, а не только верх, ты же знаешь, как я ненавижу расстегивать твое сложное чертово схенти”, — слова, шепотом, опечатаны прямо под пупком, пока Тигнари пытался отвлечься на поцелуи, опустив игривую злость. Они щекотали, и махаматра не мог не издать пару предательски громких гортанных смешков, упиваясь некоторой глупостью ситуации, с которой они сталкиваются далеко не впервые.

К радости лесного стража, с мешающей одеждой, наконец, было покончено, и теперь он мог уткнуться в ныне откровенно доступные широкие бедра носом, наслаждаясь своим положением – как он любил оставаться здесь на продолжительное время, жадно, собственнически выцеловывая, посасывая и покусывая каждый открытый участок кожи пред ним, не опускаясь ниже, только выше, дразняще проводя языком по низу живота – старательно игнорируя пульсирующую от этих действий плоть, находившуюся слишком предательски близко; махаматра с трудом сдерживал шумные выдохи, когда ощущал горячее дыхание на ней. Тигнари слабо ухмылялся, проводя ладонями по изгибам бедер, не насытившись предыдущими ласковыми, твердыми касаниями.

Особенно наблюдать нравилось Тигнари за красно-синими соцветиями, вспыхивающие на загорелой коже благодаря ему – глубоко в груди плавилось мягкое удовлетворение собой и утоление собственнических мыслей, физическое воплощение которых, пусть, кроме него и махаматры, никто и не заметит.

Однако, развернувшаяся ситуация не очень нравилась Сайно – он поднялся, но уже с намерением раздеть Тигнари, который, кажется, решил и вовсе про себя забыть. Тот не двигался, наблюдал за чужим глубоким, кажется уж зафиксированным, румянцем на скулах и подрагивающих плечах – махаматра привычно-легко расправился с одеждой лесного стража (но не будем говорить, что на нем ее действительно было немного), – кажется, у кого-то терпение на исходе?

– Нет, показалось слишком эгоистичным игнорировать тебя, – лесной страж вздрогнул, когда почувствовал, что его притянули к себе, целуя, а свободная рука схватила полутвердую эрекцию, двигаясь по ней, грубо, вверх-вниз. Махаматра не сбавлял ни темпа, ни интенсивности, размыкал краем языка сомкнутые губы, проникая в чужой рот, проглатывая все чуть громкие мяуканья и скулеж – Тигнари положил руки другому на плечи, пытаясь немного заземлиться, пока вздрагивал на встречу слишком спешным толчкам. И когда уже не хватало дыхания, Сайно соизволил оторваться от чужих губ, но прильнул к ним вновь, не целуя – иначе тот будет слишком громким, чтобы им продолжать быть незаметными.

И как он же был прав в своих опасениях: малость длинные, уж чуть влажные, пальцы сжимаются ближе к основанию, как лесной страж под ним звонко стонет, пусть и приглушаемый ртом другого – Сайно прикусывает чужую нижнюю губу, вызывая ощутимый контраст между болью и удовольствием, от которого Тигнари дрожит, старательно сдерживающий всхлипы в груди. Махаматра смотрит в яшмовый цвет – не отрываясь – дразняще проводя большим пальцем по щели, собирая выступившую жидкость, и теперь начал краснеть фенек, не способный ныне даже двинуться навстречу импульсивным движениям по его члену: Сайно крепко держал свободной рукой бедро, вжимая в мягкость дивана, и лесному стражу оставалось лишь беспомощно скулить от стимуляции, дрожа в краях ушей и отчаянно-активно виляя хвостом за собой.

Махаматра определенно точно был доволен проделанной работой, демонстративно облизывал влажные от предэкулята пальцы перед Тигнари – словно умирающий от жажды, жадный до любой капли воды – не оставляя и малейшего места воображению. Лесной страж лишь в удивлении распахнул глаза, неспособный отвести поглощающего взгляда от чужих рук и нагло гуляющего по ним языка, ощущая, как у него пересохло в горле от представленного пред ним зрелища. И он знал, что Сайно готов был опуститься вниз и вылизать всю его длину так же, как проделал и с собственными пальцами – однако не поступил так, махаматра лишь заботливо уложил в ладонь бутылочку с маслом, обвил руками шею, садясь на чужие колени и разводя ноги для большего удобства, чуть играясь губами с шерстью высоких мягких ушей.

Тигнари не сильно спешил: круговыми движениями гладил другого в районе поясницы, медленно и жадно целуя, смакуя чужие губы в своих, чувствовал, как о его член мерно покачивался чужой с легкими, неспешными толчками, оба нетронутые, и каждое ощутимое прикосновение до головки вызывало тихие постанывания у обоих. Уши дрожали, то свисали, то хлопали по голове и вновь горделиво стояли, не зная, какое положение принять, хотелось упиваться каждым еле слышимым фырканьем и вздохом, что мог издавать Сайно только благодаря ему – с другой, чуть влажные звуки и мычания друг другу в губы начинали смущать уже даже его.

– Я люблю тебя, – словно напоминание самому себе, скорее, чем другому, прошептал Тигнари, уткнувшись в изгиб шеи Сайно – а тот чувствовал, как под ребрами у него дрожит-вибрирует сердце, а на лице самая нежная, пусть все еще скромная, улыбка. И даже если они оба были ужасны в выражении собственных чувств словами, то, с какой привязанностью это говорил лесной страж, невозможно было сравнить с чем-либо.

Махаматра прикрыл глаза, доверенно расслабившись, положив голову на плечо человека перед ним – на самом деле, от окутывающего его тепла заботы и обожания он мог бы запросто заснуть прямо в таком положении, даже не смутившись этого; все, что ощущал – это вожделенную пустоту в голове и возможность почувствовать себя хрупким и оберегаемым в любимых, сильных руках. Водил ладонями по лопаткам, прижимаясь грудью вплотную к плечам, уже не имея и малейшего понятия, как стать еще ближе, когда так хотелось. Тигнари аккуратно поцеловал другого в щеку, продолжая гладить по пояснице, окунув несколько пальцев в ныне открытую бутылочку с маслом, которую ранее откупорил, не совсем соблазнительно, зубами. Сначала один, Сайно чуть слышно шипел с непривычки – в конце концов, моменты близости у них были чрезмерно редки, почти как встречи, во время которых хотелось говорить обо всем, что накопилось за то отсутствие друг у друга, что не напишешь в частых письмах. Лесной страж, безусловно, моментально среагировал, осыпая ближайшие участки – коей оказалась первоочередно шея – к его губам легкими, теплыми поцелуями, ожидая разрешения продолжить.

Затем два, махаматра уж сам легонько подмахивал бедрами напрямую неспешным толчкам, слыша приглушенные сомкнутыми губами стоны Тигнари из-за возобновившегося ощущения трения от покачивания члена о собственный. Сайно прятал улыбку в плечах лесного стража, находящийся между нехваткой, неутолимостью и вожделением, чуть тихо удовлетворительно вздыхал, когда чувствовал мучительно-медленное растяжение – но как бы не хотелось ускорить процесс, Тигнари всегда подходил к этому с чрезмерной серьезностью; махаматра не заметил, как в него уж толкались три пальца со слишком громкими для держащейся тишине в кабинете (изредка заполняемой совсем слабо слышимыми мычаниями) влажными шлепками, из-за которых алели уши у обоих – и не важно, что физиологически у лесного стража они покраснеть не могут.

– Как ты себя чувствуешь? – Тигнари не прекращал толчков, самодовольно наблюдая за движениями бедер махаматры его пальцам навстречу; а сам оперся головой о чужую, вслушиваясь в сбитое, рваное предыхание, смешанное со стонами в такт скольжению, чуть вибрирующе мурлыча от удовлетворения проделанной работой.

Сайно молчал – хотя, если бы мог, он бы мурчал вместе с лесным стражем, но чуть громче – слишком сосредоточенный на эгоистичной попытке нагнать слабое удовольствие, которое развяжет тяжелый пульсирующий узел, стянувший в паху, однако знал, что это почти бесполезно, хоть движений не прекращал. Тигнари вытащил пальцы, обтерев их о собственный бок, удостоившись тихими неудовлетворенными этим действием всхлипами и икотой в дрожащем вздымании груди. Возможно, тело махаматры говорило за него более, чем следовало, но таки лесной страж хотел бы услышать это вслух, слишком зацикленный на словесных разрешениях и просьбах.

А махаматре стоило времени, чтобы собраться с мыслями и попыткой не говорить – как его дыхание – рвано и несвязно, ведь знал, что не получит желанного, не ответив на поставленный вопрос. “С тобой не может быть менее, чем лучше, – периодически, Сайно останавливался на некоторых словах, чтобы сглотнуть скопившуюся во рту слюну, из-за которой говорить было чрезмерно тяжело, – продолжай, пожалуйста”. Это был достаточно удовлетворительный ответ для Тигнари, и ныне он мог подложить между лопатками махаматры и спинкой дивана подушку, а его самого любовно поцеловать в лоб.

И стоило помочь лесному стражу опуститься махаматре на него, как оба протяжно-хрупко вздохнули в унисон, столкнувшись лбами – и если Тигнари замер, ожидая, то Сайно схватился за другого, впиваясь пальцами в кожу, не царапая, лишь бы найти любую возможную опору.

Тигнари всегда был чрезмерно заботливо-внимательным, с легким волнением осматривал Сайно, словно забывшего, как воспроизводить последовательность вдохов и выдохов, лишь заикающиеся давился воздухом в плечо перед ним, стараясь быть максимально тише – лесной страж понимающе поглаживал по всей длине позвоночника ладонью, приближая к себе в объятии, давал время приспособиться столько, сколько тому покажется нужным. И не потребовалось слишком много, чтобы махаматра на его ногах не начал ерзать бедрами, стараясь опуститься ниже, почувствовать плоть в себе еще глубже, удовлетворительно выгнувшись в спине с едва слышимым стоном из-за медлительного движения вдоль сладкого пучка нервов.

Лесной страж безмолвно наблюдал за ним, плененный его видом и своими мыслями – пусть возможность рассуждать была уж слишком ограниченной из-за мнимого опьянения обстановкой, он мог еще подчеркнуть, какое воздействие оказывает на махаматру; Сайно прижался к фенеку, минимизируя расстояние между ними, прикрывая глаза – неизвестно, от наслаждения или усталости – оставшись неподвижным некоторое время. Тигнари целовал его лицо, лениво и медленно, из-за чего махаматра в ладонях возлюбленного довольно урчал, скромно улыбаясь.

Если бы Тигнари заикнулся, что может довести генерала махаматру до состояния, когда он не будет трезво мыслить, а тело сотрясаться мелкой дрожью, пока из груди вырывается отчаянный скулеж – ему бы никто не поверил: покрутили бы пальцем у виска и сказали поменьше мечтать тому, кто считает себя человеком науки.

– Двигайся, прошу, – еле слышный надломленный шепот над ухом, – Тигнари.

Лесной страж проморгался, сфокусировался на настоящем, поглаживающими движениями лаская соблазнительные гибкие бедра махаматры перед тем, как крепко их обхватить – помог Сайно приподняться, спустя мгновения резко опуская вновь на всю свою длину – сам хрипло выдохнул от ощущения, с какой силой его член сжимает махаматра. Человек пред ним сдержал зычный стон, прикусив нижнюю губу до крови, лишь приглушенное хриплое мычание напоминало о том, как ему понравилось с ним сотворенное действо.

Тигнари повторил – еще раз и еще раз – вслушиваясь в редкие уж несдержанные громкие всхлипы, когда тот прогибался в спине, блаженно откидывая голову. Все, что произносил Сайно – это самое развратно-растянутое имя его возлюбленного на заплетающемся языке и просьбы повторения, с прерывистыми рваными мольбами и стонами входить еще сильнее и сильнее.

И когда махаматра уж сам смог набрать удовлетворяющий его неутолимое тело, пусть и все еще достаточно медленный, темп, удостаивал слишком громкими влажными шлепками кожи о кожу при соприкосновении их бедер от очередного толчка; Тигнари бесстыдно резкими движениями двигался пальцами по чужой эрекции против такта скольжению, вынуждая Сайно задыхаться от противоположных ощущений. И уж когда лесной страж с ярко показанным, насколько мог себе позволить, лукавым выражением лица толкнул свои бедра навстречу чужим, когда тот с прерывистым вздохом вновь слишком грубо опускался на плоть, махаматра закатил глаза, дрожа, все еще с последними крупицами ясности стараясь, уж как получалось, быть тише – но не мог.

Тигнари, как только Сайно опустился вниз вновь, крепко схватил того за бедра, не позволяя двинуться с места – прильнул с медленно-ленным поцелуем, посасывая раненную нижнюю губу. Махаматра в его руках подрагивал от отсутствия трения, но отпрянуть не спешил – наоборот, прикрыл глаза, наслаждаясь чуть покалывающим ощущением на его губах и твердой хваткой на бедрах, из-за которой приятно разливалось тепло в груди.

Если бы Сайно заикнулся о том, что обмякает от проявления власти со стороны любимого человека, позволяя себе показать слабину без опаски и тревоги за редкий отказ от образа генерала махаматры, всегда вселяющего ужас и жуть – ему бы никто не поверил: сдержанно-глухо поглумились бы, не используя смеха, да разбежались, посчитав это попыткой их руководителя неудачно пошутить.

– Расслабься и позволь мне сделать все за тебя, – Тигнари покусывал покрасневшую мочку уха, слишком близкий, чтобы говорить тише шепота. Сайно кивнул головой, доверенно отдаваясь рукам с крепкой хваткой на его бедрах, заботливо ласкающих линию изгиба – лесной страж казался слишком завороженным представленным пред ним видом – ожидая, когда у другого более менее восстановится сиплое дыхание.

В голове гудело от старательно заглушаемых стонов, и она вовсе, кажется, отключилась, стоило Тигнари поцеловать в покрасневшее плечо, такое доступное и открытое для него, и взять инициативу, жданно Сайно начиная двигаться в более сильно-быстром темпе, в отличии от того, в каком ранее мерно покачивался другой. Махаматра наблюдал, как мягкие высокие уши, ранее волнительно подрагивающие, ныне были плотно прижаты к голове, а хвост сердито ударял по дивану, пока их владелец со сдержанным шипением приподнял Сайно и с особенно смущающе-громким влажным звуком резко вошел, выдавливая из легких махаматры всхлипы от очередной неожиданной ряби пятен перед глазами.

Его грудь и ключицы осыпали кроткими, небрежными поцелуями, продолжая сбитый темп грубых толчков, что ему даже не требовалось молить об этом; Сайно просто надеялся, что сейчас в Академии пусто, и никто не расслышит, как он через раз прерывисто скулил от ощущения чрезмерной стимуляции. Тигнари что-то шептал прямо в кожу, слишком неразборчиво, да и кажется не стремился к тому, чтобы это было осознано другим – хотя махаматра подозревал, о чем тот сам говорил себе под нос, ощущая в себе слишком сильно пульсирующий член.

Сайно пришел первым – безусловно, не без помощи лесного стража, что не убирал своей руки с его эрекции, время от времени поглаживая ее длинными пальцами у самого основания, вызывая мелкую сладкую дрожь – и сам не заставил себя долго ждать. И чтобы излишне не тревожить тело махаматры, Тигнари вышел из него, прижимая Сайно к себе, пока тот царапал чужие плечи, болезненно, но не настолько, чтобы это действительно стоило хоть какого-то внимания; целовал в макушку и гладил дрожащую спину. Ожидал, когда тот придет в себя достаточно, чтобы помочь убрать весь тот беспорядок, что они спонтанно устроили, обвивая хвостом талию, просто так, даже без определенного сакрального смысла.

И стоило Сайно уже яснее посмотреть на Тигнари, как его одарили обожающим взглядом и нежной улыбкой, потираясь кончиком носа о чужой, – я сейчас все уберу, можешь не беспокоиться.

А лесной страж был человеком слова: проводил теплым влажным полотенцем по размякшему телу махаматры, помогая подняться и надеть одежду, в которой тот обычно спал – проделал тоже самое и с собой, пусть и позже. Сайно даже не догадывался, что его будет настолько клонить в сон, и осознал он это только тогда, когда Тигнари закончил с уборкой и даже укрыл их обоих одеялом, ранее принесенным махаматрой, и ныне спокойно лежал, похлопывая под тяжелым материалом хвостом, слишком удобно устроившийся на чужой груди. Еще не совсем отошедший от произошедшего, Сайно некоторое время рассматривал обстановку собственного кабинета, ощущая, как в его опустевшей голове еще крутятся что-то наподобие шестеренок, соединяющие некоторые куски в единое целое, но осознание этого не дало ему что-то.

– Тигнари, – мягкие уши, ранее прилегающие к голове, дабы слушать чужое уже мерное дыхание, возбужденно дернулись, демонстрируя, что их владелец во внимании. Сайно еще некоторое время подумал, стоит ли исполнять то, что пришло ему в голову, и решился – ну раз отвлек от размышлений, то ради чего-то же, – между нами бегут искры, я чувствую это по тому, как ты стимулируешь мое сердце биться чаще.

Лесной страж промолчал, даже, что было привычно, не поднимая взгляда на Сайно – махаматра было подумал, что тот уснул, но гулкий тихий смешок развеял все сомнения, – это было… неплохо, – Тигнари говорил тихо, уткнувшись носом в ткань, прикрывая глаза, – но тебе лучше отдохнуть.

Мягкое, окутывающее тепло поглотило любую усталость, позволяя ощущать себя уязвимо без смущения – один накинутый на его живот тяжелый и пушистый хвост лесного стража чего стоил, и прислушаться к чужим словам было самым рациональным решением, что тот принял за последние часы (пусть и не жалел о них ни капли)

Однако Тигнари не ожидал, что поутру, стоит ему будет покинуть кабинет генерала махаматры, он обнаружит на себе странные оценивающе бегло взгляды проходящих мимо студентов. Лесной страж цокнул языком, осознав, что тем вечером в Академии, похоже, кто-то да остался – что ж, еще одна причина реже посещать это подгнивающее место главе лесного дозора. Кажется, у некоторых появится новый предмет обсуждения, связанный с Сайно, помимо его часто закрытого и пустующего кабинета, однако, это уже другая история.