Ориентальные Пески. С родиной у Эльмира связано слишком много худших воспоминаний, и раньше от одного только названия его передёргивало. Именно в Ориентальных Песках он вытерпел столько всего, что вспоминать до сих пор страшно.

Ориентальные Пески предстали перед ним в новом свете. Он увидел столицу вновь, вновь оказался в родном городе, из которого сбегал так часто и снова возвращался, будто что-то вело его обратно. Он почти не чувствовал жары, более того, это была давно для него потерянная родная привычная погода. Где-то там, впереди, возвышался дворец — Эльмир знал, что это его новый дом, что его уже ждут. Но отчего-то он замер на месте, словно вкопанный; что-то не давало ему сделать и шагу, приковывая к каменной мостовой. Он загнанно обернулся, но не увидел позади ничего, кроме настороженно переглянувшихся советников. Нет, просто показалось.

Чувства и воспоминания захлестнули Эльмира с головой, пока он брёл по узким кривым улочкам, стараясь избегать взглядов горожан, пряча собственный взгляд. Он лишь туже затягивал узел на повязке, натягивая её почти до глаз. Он не хотел этого всего. Нет, ему не нужна эта власть, не нужны ни дворцы, ни кучи золотых безделушек, ничего не нужно.

Когда его проводили в главный зал, Эльмир ошеломлённо обомлел. Никогда ещё ему не приходилось видеть такой роскоши, а тем более — понимать, что всё это принадлежит ему. Задрав голову, он внимательно рассматривал украшенный потолок, такой высокий, что, кажется, он достигает небес. Блеск золота слепил глаза, хотелось поскорее убраться отсюда в какое-нибудь более спокойное место.

— Церемония назначена на завтра, — чуть склонившись, заговорил один из сопровождавших его подданных, — прикажете завершить приготовления.

Не в силах говорить, Эльмир кивнул. Признаться, ему было всё равно. Ему не были нужны никакие церемонии. Он не хотел этого всего, но у него не было выхода.

«Слишком молод, чтобы стать главой каганата. Слишком неопытен в этих делах. Подозрительный тип. Бывший уличный вор не может возглавлять целое государство». Эльмир знал, что говорят о нём у него за спиной, но никак не реагировал. Да и что он может сделать? Он не хотел никого наказывать, тем более — карать за правду. Молва за спиной была привычным делом, но он признавал лишь поступки, не внимая словам. Говорить можно что угодно.

Его отвели в его покои. Эльмир сразу же велел оставить его одного. Он рассматривал просторную комнату, не менее раздражающе украшенную. Несмотря ни на что, она не казалась ему уютной, напротив, здесь он чувствовал себя не на месте. Словно пленник.

Окинув помещение взглядом, оценивающе, изучающе, Эльмир почти сразу же повалился на кровать. Давно его телу не доставалось ничего столь удобного, но это чувство не радовало. Он смотрел на чуть подрагивающие на лёгком сквозняке полупрозрачные золотистые шторы, отгораживающие его постель от остальной части комнаты. Это немного успокаивало. Однако Эльмиру всё никак не удавалось привести чувства в порядок. Слишком много до боли ярких впечатлений свалилось на него всего за один день, но даже радость пребывания на родине давила на него. Он был здесь совсем один. В этой постели, этих покоях, этом городе и этом мире. Эльмир и сам не заметил, как начал нервно сжимать пальцами вышитую золотом ткань покрывала, так, что белели напряжённые костяшки. Он пытался сдержать слёзы, но так и не смог. В конце концов, он здесь один, он может позволить себе эту слабость.

«Сатори… Если бы он был здесь, непременно, он бы разделил со мной и радость, и тяготы. Мне не было бы так одиноко, не было бы так страшно. Почему, Сатори?»

С трудом поднявшись с постели, Эльмир неспешно обошёл свои покои по периметру, заглядывая буквально в каждый уголок. Он знал, что эта комната когда-то принадлежала его отцу, Туру Хазари. Как бы он ни пытался, у него не получалось почувствовать ничего. Он никогда не знал этого человека, и даже факт того, что он был его отцом, не вызывал никаких чувств. Наверное, если бы Эльмир рос со своей настоящей семьёй или хотя бы успел узнать своих родителей, сейчас ему было бы невыносимо больно. Или же он испытывал бы какой-то невероятный трепет, находясь здесь. Но он не ощущал ничего, кроме пустоты и отрешённости.

Когда он окончил рассматривать свою новую комнату, Эльмир чуть приоткрыл дверь на террасу и выскользнул туда. Наконец он вдохнул с облегчением. Стены давили на него, более всего он любил свободу и стремился вырваться как можно скорее. Он рассматривал город, лежащий далеко внизу. Столица каганата была больше похожа на мираж, не верилось, что город реален, что это явь, а не иллюзия. Теперь это его город.

Эльмир вдруг начал вспоминать своё детство. Картинки, слишком яркие и контрастные, мелькали перед глазами. И всякое воспоминание, связанное с этим городом, приносило только новую волну боли. Вот, Эльмиру семь, и его, в который раз попавшегося на мелкой краже, снова избили и прогнали. Вот, ему десять, и он снова оказался в темнице, рядом с действительно омерзительными людьми, убийцами и насильниками, косо поглядывающими на него; а он забился в угол, уже совсем без страха. Вот, ему двенадцать, и его прижали к стене в безлюдном проулке, отобрав все нажитые нечестным путём средства к существованию. Последнее воспоминание заставило его вздрогнуть — оно самое страшное. Страшнее было только той ночью в лесу. Разнились эти два воспоминания только тем, что в первый раз справиться с пережитым было труднее. Тогда Эльмир ещё долго остерегался появляться там, где нет людей, ещё долго видел кошмары, ещё долго боялся всяких случайных прикосновений.

Зажмурившись, он попытался справиться с наплывом страшных воспоминаний. Нет, это никогда не повторится, ему нечего бояться. Эльмир решил больше не испытывать себя и скрылся в комнате, заперев дверь на террасу за собой. Удушающе идеальный порядок снова окружил его. На мгновение он пожалел о том, что вообще согласился прибыть сюда, что не остался в Стронгфорде. Но потом выбросил эти мысли из головы — там ему нечего делать.

Эльмир вышел из покоев и бегло взглянул на хорошо освещённый просторный коридор, стены с золотыми узорами и низкие по сравнению с остальными помещениями потолки. Он не знал, куда податься, и решил, что лишний раз осмотреть дворец не помешает. Эльмир бесцельно бродил по многочисленным комнатам и залам, уже не обращая внимания на приветствия и почтительные поклоны. Его успели утомить все эти формальности.

Дворец казался ему пустым, холодным и неуютным. Если он и встречал здесь живую душу — та мгновенно склонялась в почтении. Каменные стены ощущались холоднее снега в Нордланде, а отблески золотых украшений ослепляли. Эльмиру было не по себе от этого места. Раньше его мог подкупить золотой блеск, а сейчас от всего этого дорогого убранства хотелось попросту сбежать.

«Чёрт возьми, зачем я на это согласился? Если я останусь тут — попросту задохнусь. Слишком тесно, слишком удушливо. Хуже, чем в тюрьме. Да я бы сейчас в родной темнице оказался с большей охотой, чем в этом проклятом дворце»

Эльмир метался в беспокойстве до утра. Ему удавалось провалиться в сон на пару часов, а потом он снова и снова просыпался от одного и того же навязчиво повторяющегося кошмара, всякий раз обрастающего правдивыми подробностями, отчего это воспоминание било и жалило сильнее, больнее. Унижения в проулке столицы и в лесу будто слились, а мучители безумно скалились, потеряв свои истинные черты. Не выдержав больше, Эльмир поднялся. До рассвета оставалось около полутора часов, и он понимал, что уснуть больше не сможет. Да, всё же столица Ориентальных Песков встретила его недружелюбно.

«Скоро они придут по мою душу и заставят участвовать во всех этих нелепых церемониях»

«По его душу» пришли с наступлением рассвета. Эльмир неохотно поднялся, выслушивая подробности всех намеченных на день дел.

Сначала его заставили переодеться в церемониальные одежды. Эльмир был недоволен, но смирился. Он почти безразлично рассматривал себя, отмечая, что хоть на нём всё это и выглядит весьма неплохо, ощущается всё же ужасно. Слишком тесно.

Нет, он привык к свободе.

Воротник душил, такой же богато украшенный пояс, казалось, был слишком ему тесен, свободные рукава из полупрозрачной ткани и вовсе были орудием пытки, не давая лишний раз пошевелиться, чтобы не помять, и чтобы складки на них выглядели так, как изначально. В довершение всему, на плечи ему набросили накидку из золотистой ткани с вышитым на ней серебром клановым узором. Тайр с восторгом рассматривал его. Он аккуратно собрал отросшие светлые волосы в пучок сзади, закрепив заколкой с всё тем же символом солнца.

Эльмир несмело поднял взгляд на себя в зеркале, и какое-то время безразлично оценивал. Он и сам не узнавал себя. Вся эта роскошь была… чуждой ему? Он и сам не знал. С каждой минутой он чувствовал себя здесь всё хуже, всё сильней было ощущение, что он здесь лишний.

— Всё готово, — с улыбкой сказал ему Тайр. — Не стоит так волноваться. Всё пройдёт как нельзя лучшим образом.

— Да, я знаю, — Эльмир склонил голову, зажмурившись. — И всё-таки, я совершенно ничего не понимаю во всём этом. Я не готов. Это слишком для меня неожиданно. Такое чувство… Будто мир перевернулся. Я большую часть жизни был безродным бродягой, и, признаться, мне так лучше. Я не достоин этого. Я даже не знал своего отца, чтобы иметь право идти его путём.

Его рассуждения прервал Тайр, обняв его за плечи. Эльмир с облегчением прижался к нему. Стало чуть спокойнее. Этот человек, которому он пусть и не до конца доверял пока, всё же, был здесь ближе всех для него. Он отослал слуг, оставшись с будущим главой каганата наедине.

— Успокойся, ты справишься, — мягко улыбнулся. — Пусть ты и не знал своего отца, потому что он погиб слишком рано от рук предателей, он не забывал о тебе, пока был жив. Он спас твою жизнь, отдав тебя в другую семью. Если бы он не сделал этого, тебя бы не было — Саргор и его приспешники убили бы и тебя.

— Но мне не нужна была эта жизнь такой ценой! — едва ли не в гневе ответил Эльмир. — Он отдал меня в семью, которая вышвырнула меня на улицу. Какая теперь разница? Моё прошлое — часть меня, это уже не исправишь. Но и быть уверенным в своих силах я не могу. Примут ли меня? Справлюсь ли я?

— Даже если не справишься — я буду рядом и помогу, если это потребуется. Я был рядом ещё с твоим отцом, и до конца буду предан тебе. Четырнадцать лет прошло со дня его смерти, но всего добра, что он сделал для меня, я не забыл. И не забуду. Ты всегда можешь надеяться на мою поддержку.

Эльмир уложил голову ему на плечо, чувствуя его тёплые объятия. И правда, — этот человек ему как родной. Единственный, кому он вообще нужен, кому дорог. Тайр осторожно гладил его по спине, прижимая к себе.

— Спасибо, — прошептал Эльмир, наконец отстранившись. — Я думаю, эта помощь будет неоценимой, потому что я и правда не уверен, что всё сделаю правильно.

— Всё будет в порядке. Я рад, что нашёл тебя в Стронгфорде, что с тобой всё в порядке. И что ты вернулся домой, — отчего-то Тайр вздохнул на последнем слове, и оно прозвучало слишком отчаянно. — Но довольно. Пора идти, тебя все уже ждут. Не волнуйся так, — он крепко сжал руку Эльмира, чувствуя, что тот дрожит.

Тайр поправил складки его плаща, внимательно осматривая его в последний раз.

— Всё безупречно, — с радостью отчитался он. — Ты похож на своего отца. Очень похож. Он тоже имел очень привлекательную внешность. И даже такие же, как у тебя, невероятные золотые глаза.

Эльмир ощутил невероятное спокойствие и уверенность в себе. Он знал, что справится. Он всё оглядывался на человека, так быстро ставшего ему родным, и не мог сдержать улыбку. Он следовал по уже смутно знакомым коридорам спокойно, однако всё же испытывал какое-то волнение.

В большом зале дворца толпились люди. Никто из них не был Эльмиру знаком, и он поначалу растерялся, но чувствуя ободряющее присутствие Тайра за спиной, он сумел успокоиться и настроиться.

Такие большие скопления людей всегда пугали его. Однако в тот день никто не смотрел на Эльмира с осуждением, наоборот — им любовались и восторгались. Тайр, как бывший первый советник его отца, надел на него подвеску в виде солнца с огненным опалом в центре. Эльмир в тот момент даже не дышал от волнения: давно ему не было так страшно. В зале царило гробовое молчание, гулким эхом отзывался только голос Тайра.

Почти с ужасом он видел, как все эти люди — все до одного — опускаются на пол, преклоняя колени перед ним. Даже Тайр, завершивший полагающуюся речь. В немом шоке он окинул зал взглядом, видя это молчаливое почтение и признание.

Чувства смешались. Эльмир не знал, что чувствует. Он гордился собой, осознавая, что у него больше не будет возможности вернуться к привычной ему жизни. Отпускать прошлое было тяжело. Но у него не осталось обратного пути. Позади только бездна. Эльмир видел надежду и бесконечное почтение в глазах всех этих людей и понимал, что просто не смеет подвести их. Кажется, все они были рады, что наследник Тура Хазари всё же нашёлся и согласился принять свою участь. Эльмир понимал, что у него впереди ещё многие испытания, и что придётся справиться со своими страхами и неуверенностью.

Его успокаивало то, что рядом есть кто-то понимающий и способный поддержать. Тайр согревал его своей тёплой улыбкой; никто, кроме Сатори, не был для него так приятен. Тайр стал ему почти отцом, на него Эльмир мог положиться в любом деле. А потому теперь видеть его, стоящим на коленях на полу подобно остальным подданным, было невыносимо больно. Он хотел было помочь ему подняться, но Тайр остановил его предупреждающим взглядом, который задержал на нём всего на мгновение.

Когда всё закончилось, Эльмир только вздохнул с облегчением. Хотя, это и был не конец, но самое неприятное, от чего он невольно трясся всё это время, закончилось. Выйдя на террасу своих покоев, тоже украшенную красными и золотыми лентами, в сопровождении Тайра и ещё нескольких его приближённых, чьих имён он не помнил, он чуть зажмурился, а после прикрыл глаза ладонью — солнце было в зените, и свет его ослеплял.

Вся эта сцена перед столпившимися во дворе перед дворцом людьми, что стекались сюда бесчисленной толпой со всех концов каганата, казалась Эльмиру слишком впечатляющей и показательной. Однако, увидев тысячи обращённых на него взглядов, он едва устоял на ногах, едва сумел сохранить всё тот же серьёзный уверенный вид; он чувствовал, что у него дрожат колени.

Безусловно, в глазах всех этих людей он был надеждой, был новым восходящим солнцем Ориентальных Песков, что должно было вернуть каганату прежнее могущество, ослепив и испепелив всех недоброжелателей и противников.

Такое внимание Эльмира смущало. Он никак не мог успокоиться и поверить в происходящее, даже чувствуя присутствие Тайра за спиной. Это реальность — он прямо сейчас может видеть столицу с высоты террасы главы каганата. Для простого бродяги это было слишком. Эльмир был бы растроган этим, если бы не презирал своё будущее слишком сильно, если бы вся эта показная роскошь не была для него настолько тягостной.

В последний раз блеснула на свету золотая заколка с символом солнца на его причёске, и Эльмир поспешил скрыться из виду за дверью. Тайр безмолвно последовал за ним, он был более чем доволен тем впечатлением, что произвёл Эльмир на людей. Он и сам не любил слишком впечатляющие представления, и в чём-то понимал его, а потому понимал и то, что для него это слишком волнительно.

— Я горжусь тобой, — пользуясь тем, что их оставили наедине, Тайр обнял его, прижав к себе. И Эльмир с облегчением почувствовал чужое тепло, что ощущалось особенно приятно. — И отец бы тобой гордился. Ты так на него похож.

Только оказавшись так близко к Тайру, Эльмир ощутил, что и он очень переживал. Он уже привык к его заботе, а потому понял, почему для Тайра это было так же важно, как для него самого. Во взгляде серых глаз, что блестели от гордости за него, была твёрдая уверенность в чём-то, о чём Эльмир не знал, словно Тайр держал клятву. Он подумал, что, должно быть, это какое-то очередное обещание, что Тайр дал его отцу. Вдаваться в подробности не хотелось, но всё же Эльмиру вдруг стало интересно, какие же всё-таки отношения связывали Тура Хазари с этим человеком.

Он всё ещё поражался тому, как точно Тайр рассчитал время их путешествия, чтобы успеть точно ко дню, когда должна была свершиться судьба Эльмира. И тому, что основные приготовления уже были завершены к его приезду, и оставалось лишь немногое, когда он уже оказался во дворце. Эльмир вдруг понял, что он бы ни за что не успел, если бы что-то подобное поручили ему. Да и он не был силён в организации праздников.

Уже после полудня, когда немного спала жара, Тайр проводил его в сад за дворцом, который можно было бы по праву назвать настоящим оазисом среди пустыни. Свежие зелёные листья выглядели слишком непривычно на фоне грубых песчаниковых стен, так, будто их не могло здесь быть вообще. Здесь было достаточно влажно, а вода в источниках и прудах, к удивлению, была прохладной. Эльмир удивлялся тому, что подобное вообще можно было организовать посреди пустыни, где кроме безжизненного песка нет ничего, и где кроме песчаных змей, пауков и скорпионов не прижился бы никакой другой вид. И, распахнув на себе рубашку, с удовольствием обрызгал себя водой из источника, блаженно зажмурившись и чувствуя, как прохлада немного помогает расслабиться. Тайр взглянул на него несколько укоризненно, словно на неразумного ребёнка, а потом улыбнулся, когда Эльмир заметил его неудовольствие, и когда брызги достали и его.

Это казалось глупым, но таким важным. Это успокаивало. Особенно после столь напряжённого и насыщенного дня, полного слишком сильных переживаний и беспокойства. Эльмир с невольной дрожью понял, что теперь все хлопоты — неотъемлемая часть его дальнейшей жизни, до самого конца, что от этого не сбежать и не избавиться. Что это его бремя, на которое он согласился только из какого-то особенного чувства долга.