До встречи с тобой

Самые важные встречи устраивают души, еще прежде, чем встретятся телесные оболочки. Как правило, эти встречи происходят в тот миг, когда мы доходим до предела, когда испытываем потребность умереть и возродиться.

Пауло Коэльо


Начало нового дня уже давно перестало быть желанным здесь, в небольшой квартирке на окраине города, где собирались провести счастливую совместную жизнь. Небо заволокли тяжелые серые тучи, а в окна непрерывно стучали капли холодного дождя. Наверное, они просто хотели согреться от зябкого ветра, угрюмо сопровождающего черно-белые картинки с людьми. Растрепанные и промокшие до нитки, бегущие в надежде скрыться от осеннего ливня — утопленники с жизнью в глазах.

В убежище на двенадцатом этаже, Сяо Чжань чувствовал себя как нельзя умиротворенно, пока улицы погружались в беспокойство этого утра. Чашка с остывшим кофе бесшумно приземлилась на прикроватную тумбочку, вновь проиграв воспоминаниям мужчины, который сидел закутавшись в любимый клетчатый плед. Посмотрев на календарь, разместившийся подле отставленного напитка, он сдавленно выдохнул, обратив внимание на число, обведенное красной ручкой. Прошел ровно год с тех самых пор, когда... Когда он ушел.


« — Уходи, Ибо! Прошу, не мучь ни меня, ни себя. Я больше так не могу, — захлопнулась дверь, у которой тотчас тяжело опустилось обессиленное тело. — Я правда не могу...»


Было ли правильным решением выставить из своей жизни любимого человека, который вопреки всему отравлял своей неуверенностью?

Только время может дать ответ на этот вопрос, излечив им или уничтожив.

К несчастью, оно до сих пор молчит. Тем вечером мужчина потерял не только Ибо, но и часть себя, больше не подлежащую восстановлению. Ожидание, определенно, самое ненавистное чувство для Чжаня, ведь оно не позволяет ни отпустить, ни успокоить. И ему стоило бы забыть, не возвращаться мыслями к ним более, но только когда-то они — единственное, что осталось после.


« — Пожалуйста, не прогоняй, Чжань, — горячие слезы скатывались по щекам, обжигая их своей горечью. — Дай мне немного времени. Мне нужно совсем чуть-чуть, чтобы доказать тебе... — в попытках достучаться парень хватает за руки Чжаня, заглядывая с мольбой в карие глаза.

— Доказать что? Мне больно, Ибо, понимаешь? — пытается не сорваться на крик, выговаривая каждое последующее слово, пронзающее все естество своим смыслом: — Каждый раз видеть тебя с кем-то... Знать, что они будут держать тебя крепко за руку, мило болтая с твоими родителями о будущем. Ибо, о будущем, в котором мне нет места.

— Мы ведь справлялись, потому что всегда были вместе! И сейчас справимся, — голос, пропитанный надеждой, цеплялся за потаенные струны души. — Просто нужно потерпеть, еще немного и все будет хорошо. Все будет так, как мы того хотели. Поверь мне, Чжань...

— Как я могу тебе верить? — Сяо Чжань больше не мог выносить эти мольбы, чувствуя, как с каждой пророненной слезой человека напротив — сдавался. Опять. Всегда. И только ему одному. — Ибо, я не хочу быть тем, кого ты любишь. Ты не любишь себя, не принимаешь, — старался говорить так, будто уже давно принял решение, пряча дрожь в голосе, откинув сомнения: — Ибо, который не любит меня в своей жизни, понимаешь? Я больше не могу так. Я не хочу так.

— Не отпускай, — резко говорит Ибо, когда родные руки отстранились от него, сменив тепло не щадящим холодом. — Не отпускай, не так.

— Я уже это сделал, — непоколебимо проговорил Чжань, напоследок заглянув в родные глаза. — Теперь уходи.»


Душ успокаивал воспоминания мужчины. Пуская по телу теплые струи воды, он мнимо залечивал открывшиеся раны. Своеобразная терапия против простуды, которой болел двадцать четыре на семь. Картинки счастливого времени провоцировали запертые чувства в груди, и Сяо Чжань закрывал глаза, отдаваясь шуму воды. Хотелось хотя бы на пару часов перестать слышать голос Ибо и его мягкий смех.

Почему-то сегодня все работало иначе: кофе усыплял, плед позволял замерзнуть, а вода словно скальпель по увеченному телу.


«Не поступай так со мной! Слышишь?» — все тот же родной голос проносится в голове.


Проведя рукой по запотевшему зеркалу напротив, Чжань долго всматривался в свое отражение: тощий, бледное лицо, синяки под глазами — слишком привычно на протяжении последних 365 дней. Только редкие улыбки спасают положение, придав более жизненный вид человеку, застывшему во времени ровно год назад, но лишь изредка. Ему по-прежнему приносит радость работа и семья, когда не лезет с расспросами о личном. Забота порой бывает в тягость, у Сяо Чжаня тот самый период. Именно поэтому он не желает слышать слова утешения или о том, что нужно продолжать жить; поэтому отдалился от всех близких людей, старательно выстраивая нескончаемые границы, чтобы уберечь то, что осталось у него от Ибо. Чжань ведь даже не подозревал, как много в нем другого человека.

И пусть он не стал несчастным затворником, прячущимся от общества и мира, но избегать вечерние прогулки уже вошло в привычку. Потому что это любимое время Ван Ибо.


« — Чжань, давай быстрее, — подгонял Ибо, заждавшийся на пороге. — Я не хочу пропустить фестиваль. Серьезно, тебя на руках вынести?

— Все-все, я уже готов, — положив в карман пальто найденный телефон, Чжань успокаивающе прильнул губами к его щеке. — Не будь таким вредным, иначе останешься без сладкого.

— Какой же ты... — парень обреченно вздохнул, глядя на улыбающегося во все тридцать два старшего.

— Какой? — выжидающе смотрел Чжань, вскинув одну бровь.

— Невозможный, — Ибо приблизился вплотную к мужчине, чей легкий цветочный аромат сводил с ума, и приник к нежной кожи шеи. — И красивый...»


Чжань хорошо помнит совместные вечера, яркие огни города и громкий смех, сотрясающий все внутри. Ночное небо, усыпанное неизмеримым количеством звезд, будет всегда напоминать о первом поцелуе: вкус мягких и слегка влажных губ Ибо слишком сильно впечатался в память. Возможно, сладковатый наркотик всегда будет преследовать, ломая его, выкручивая изнутри. И, возможно, найди он лечение от такого подвида любви, вряд ли бы стал принимать волшебные пилюли. Сяо Чжань слишком честен для такого обмана.

Выходные дни в этом бесконечном цикле проживания жизни длились вдвое дольше. Казалось, что без дел все замирает, чтобы в определенный момент рассыпаться, заставив собирать все по крупицам. Копошась в этом зерне, без труда можно отыскать те пару тройку лет, прожитых вместе: они пропитали этот паркет, стоящий на нем белый диван и кухню, до сих пор отдающей горелыми блинами Ибо. После чего обязательно, сидя посреди комнаты, придет ощущение слез на щеках, что тоненькими струйками, спадая с подбородка, растекутся лужицей из жалости к себе.

И Чжань бы утопился в ней, но слишком страшно — не видеть дна.

Звонок в дверь отвлекает мужчину от готовки салата, который послужил бы ему завтраком, обедом и ужином. В последнее время все валится из рук, и Чжань не стал заморачиваться над приготовлением сложных блюд. Достаточно разбитого в этой квартире. Сил же на новое все еще нет. Да и желания, признаться, тоже.

Отложив нож в сторону, Чжань вытер руки об небольшое вафельное полотенце и нехотя поплелся к прихожей. Откинув небрежно оставленную пару кроссовок в сторону, он открыл дверь.

— Привет, Чжань, — напротив стоял парень в черной толстовке и рваных синих джинсах.

Казалось, он продрог до костей, а мокрые густые пряди волос и покрасневший кончик носа — тому подтверждение.

— Что ты здесь делаешь? — не этого человека он ожидал увидеть на пороге своего дома.

Чжань, не моргая, следил за каждым его движением, не упуская из виду сжатые кулаки, сдерживающие нараставшее волнение.

Лицо Ибо не тронуто эмоциями, но заметно сбитое дыхание выдавало его истинное состояние.

— Я пришел, — пытался говорить ровно, не отводя в сторону собственных глаз, наполненных робкой уверенностью. — Я пришел, Чжань.

— Спустя год? — не мог поверить в происходящие. — Повторюсь, зачем ты пришел?

— Ты ведь ждал меня, — не отступал парень, сжимая и разжимая кулак левой руки. — Хочешь сказать, что это не так? — сделав шаг к Чжаню, он оказался у той самой границы, разделяющей два бьющихся в унисон сердца.

— Прошел год, Ибо, — имя, слетевшее с его губ, заставило сердце пропустит удар, разливаясь по телу в давно забытой неге. — Для чего тебе понадобилось столько времени?

Молчание.

Стук сердца.

Еще один пропущенный удар.

— Полюбить себя куда сложнее, чем кого-то другого, — тихо произнес замерзший парень.

— Я рад, что ты смог это сделать, — ответил Чжань, собравшись закрыть чертову дверь, в ручку которой намертво вцепился тонкими пальцами. — Надеюсь, у тебя все.

— Чжань, — Ибо не позволил двери вновь захлопнуться перед его лицом, лишив всего звуком щелчка изнутри. — Я все еще...

— Перестань, все давно уже в прошлом, — низко опустив голову, он не прекращал попыток укрыться в своем убежище, выстроенным на протяжении стольких дней без него. — Уходи, Ибо.

— Прошу, не говори мне этого больше, — откинув всю вежливость, Ибо с силой навалился на дверь, от чего мужчина внутри отшатнулся. — Впусти меня, Чжань.

Мужчина все не поднимал головы, стоя у распахнутой двери. В мыслях творился хаос, а в груди жгло его «Я все еще...». Любимый человек рядом — чуждо, теперь совсем не привычно ему. Он даже взглянуть на Ибо отчего-то боится, считая его очередным бредом, вызванным столь ранним подъемом: бессонница изрядно подпортила сны и реальность разбитому человеку. Стоило ожидать чего угодно.

Холод снаружи быстро проник в квартиру, окутав собой поникший силуэт. Теперь их двое — дрожащих и разбитых, но по-прежнему друг другом любимых.

Ибо заходит внутрь, запирая за собой дверь, чтобы сохранить оставшиеся кусочки тепла. Он медленно подходит к надломленному Чжаню, едва стоящему на ватных ногах, мысленно обещая себе того излечить. Парень крепко сжимает в объятиях худое тело, в котором, казалось бы, вовсе не осталось жизни, и отчетливо слышит чужое биение, сливающиеся со своим в тишине.

Родной запах и мягкая макушка — лекарство от простуды, в которой 365 дней.

Спустя некоторое время, Ибо замечает, как расслабляется тело в его руках, прижимаясь ближе, делясь до боли хрупким, невысказанным. Он трепетно проводит ладонью по щеке, затем медленно спускается к острой скуле и, сглотнув очередной подступающий ком в горле, просит взглянуть на него.

— Я считал каждый день, — шепотом говорит парень, боясь разрушить образовавшуюся связь. — Их всего 365. Всего 365 дней, казавшихся вечностью без тебя.


«Он тоже считал», — грустно улыбнулся Сяо Чжань.


Почему только когда мы что-то теряем, понимаем его значимость. Почему приходится жалеть, когда ступаешь и когда оступаешься. Почему переживаем об утрате и почему боимся так остаться, сбегая, но оборачиваясь.

В этом мире всегда будет слишком много почему. Не стоит омрачать их, жалея о чем-либо. Возможно, они все — еще одна ступень вверх, которую стремятся преодолеть на своем пути, чтобы стать ближе к пониманию чего-то большего.

Возможно, просто так должно было быть. Любовь вообще не поддается какому-либо объяснению.

— Я люблю тебя, — признается Чжань с нежностью во взгляде. — Все еще, Ибо.

— Ты ведь знаешь, что я — твой? — целуют темную макушку возлюбленного, а затем тихо выдыхают куда-то меж прядей: — Всегда был, всегда буду.

На улице не переставая льет дождь, пока картинки вокруг оживают, обретают цвета.


Дни до встречи с тобой казались вечностью.


Кажется, где-то там за окном...

После грозы появилась радуга…