Стайлз никогда не был очень хорош в общении с новыми людьми, даже когда был младше. Сочетание аддерола и неспособности легко считывать социальные сигналы делало других детей и их родителей немного необщительными. Не то чтобы у него не было друзей, но близких друзей — нет. Когда ему поставили диагноз и прописали лекарства, дела определённо пошли лучше, но он всё равно оставался лишним в компании, главным образом из-за отсутствия фильтра между мозгом и ртом и безобразной любви к язвительности и сарказму. Потом, после того, что случилось, ему казалось, что эти части тела вырвали из него с корнем. Он не был уверен, что когда-нибудь сможет их вернуть. Но Хейлы относятся к нему как к нормальному человеку. Никакой неловкости, когда он говорит что-то самоуничижительное. Ни жалости.


Он вписывается в компанию Хейлов, и у него ни разу не возникает впечатление, что они как-то подстраиваются под него или прогибаются, освобождая ему место. В этом есть смысл, полагает он. В доме Хейлов живёт двенадцать человек. Хейлы, должно быть, с раннего возраста научились жить в толпе.


К выходным Стайлз узнал несколько вещей. Он научился не принимать всерьёз рычание Талии, когда она велит ему поставить корзину с бельём и убраться подальше. Оказывается, у них есть список домашних дел, и имени Стайлза в нём нет. Он узнаёт, что Талии нравится, когда он помогает на кухне, просто она не хочет, чтобы он напрягался, таская бельё. И ладно, да, стирка здесь совсем другое дело, нежели дома, где только Стайлз и отец. С Хейлами это не столько рутинная работа, сколько промышленное предприятие.


Он узнал, что Дерек унаследовал от отца любовь к книгам и что после ужина Джеймс любит тайком пробираться в библиотеку и читать. Он усвоил одно правило, на котором настаивает Джеймс: никакой электроники в библиотеке. Ещё он узнал, что это не касается обучающего планшета Бу.


Он узнал, что Ариель получает степень магистра по экологическим исследованиям и может это пережить, выпивая огромное количество зелёного чая. Он узнал, что она предпочитает проводить время в заповеднике, чем работать над диссертацией.


Он узнал, что Уильям — бейсбольный фанат и коллекционирует сувениры так же жадно, как Джеймс коллекционирует редкие книги.


Он узнал, что тайная слабость Дерека — горячий шоколад, что Лора — тайная поклонница Евровидения, а Кора, как он всегда подозревал, криминальный гений.


В субботу утром Стайлз спускается на кухню.


— Быстрее! Он идёт! — шипит Лора.


Стайлз прислоняется к двери.


Лора и Кора небрежно стоят перед столом, пытаясь загородить Дерека от посторонних глаз.


А Дерек что-то делает с клубникой.


— Что происходит? — спрашивает Стайлз.


— Торт! — кричит из-под стола Бу. Её лицо покрыто глазурью.


Лора и Кора вздыхают и расходятся.


Дерек кладёт клубнику на торт. Стайлз подходит ближе.


С Днём Родения, Стайлз!


— Ух ты, — говорит Стайлз. Его сердце бьётся быстрее. — Откуда вы узнали?


— Я видела, как ты бросил пакетик в тележку, когда мы ходили по магазинам, — говорит Кора, обнимая его и целуя в щёку. — Я решила, что это для особого случая.


— Дай угадаю, — произносит Стайлз. — Ты украла мой бумажник, чтобы взглянуть на водительские права?


— Нет! — Кора усмехается. — Я попросила Дэнни взломать школьные записи.


— Ого, — выдыхает Стайлз. — Спасибо за вторжение в частную жизнь и, возможно, преступную деятельность.


Лора сердито смотрит на Дерека.


— Ты забыл «ж» в рождения.


— Дерьмо. — Дерек морщится. — Я всё устрою.


Лора обнимает Стайлза.


— С днём рождения.


— Спасибо.


Объятия Дерека такие же тёплые, как и у Лоры.


— С днём рождения.


— У нас сегодня вечеринка, — говорит Кора. — Ну, папа готовит гриль на день раньше. Я пригласила Скотта, но не знала, хочешь ли ты ещё кого-нибудь пригласить?


— Не совсем, — говорит Стайлз. — Только вы, ребята, и отец.


— Хорошо, — произносит Лора, хлопая в ладоши. — А теперь тащи свою задницу в заповедник и проверь поилки, прежде чем мы откроемся. Волки не хотят ждать только потому, что у тебя день рождения.


— Да, мэм, — ухмыляется Стайлз.


— И исправь этот чёртов торт, Дерек! Родения! Иисусе.


Дерек закатывает глаза и принимается за работу.

***

Приятно видеть, как отец снова смеётся. Прошло так много времени с тех пор, как Стайлз видел его улыбающимся или смеющимся без чего-то за этим — эха печали и горя, — что Стайлз почти забыл, как он выглядит, когда смеётся. Он чувствует укол вины. Последние восемь месяцев он держался взаперти от мира, и позволял отцу быть единственным близким человеком, и тем самым держал отца взаперти, верно? Но сейчас у гриля отец смеётся над словами Джеймса, и от этого мир кажется немного ярче, даже несмотря на то, что в глазах щиплет.


— Чувак, — говорит Скотт с улыбкой, садясь на складной стул рядом со Стайлзом. — Этот бургер невероятный!


— Ага, — соглашается Стайлз.


— И всё это место, — говорит Скотт.


На Скотте рубашка на пуговицах, а волосы зачёсаны в странную причёску. Очевидно, его мама не позволила бы ему посетить дом Хейлов, не приведи он себя в «приличный» вид. У Скотта и его мамы разные представления о том, что значит «приличный».


— Охренеть! — восклицает Скотт, потому что да, Римус садится на ноги Стайлза и пристально смотрит на Скотта. — Чувак, это волк?


Стайлз наклоняется вперёд, чтобы дёрнуть Римуса за уши. Римус машет ими взад и вперёд, чтобы этого избежать — потому что явно пытается запугать Скотта, а не выглядеть как переросший щенок, — но в конце концов он просто пыхтит и позволяет Стайлзу делать своё дело.


— Да, я знаю, чувак, — говорит Стайлз волку. — Но тебе же нравится, правда?


Римус фыркает.


— Он настоящая зефирка, — заверяет Стайлз Скотта.


— Зефирка с большими зубами, — бормочет Скотт.


Римус выглядит самодовольным.


Стайлз оглядывает задний двор. Большинство Хейлов здесь. Бу и младшие дети носятся с мячом, а Дерек пытается их судить и присматривает, чтобы Бу не сбили. Бу, кажется, не возражает, когда это происходит. Она возмущённо кричит, потом встаёт и бежит дальше.


Лора стоит в очереди за бургером, и она втянула отца Стайлза в разговор. О чём бы они ни говорили, отец даёт какой-то вдумчивый, подробный ответ.


Талии и Ариель здесь нет. День рождения Стайлза — это командное мероприятие, как и воскресный обед, потому что кто-то должен быть в заповеднике. У них есть один или два работника на неполный день из города, которые продают билеты и закуски, но Талия и Ариель всё ещё нужны на лекциях и демонстрациях.


Дерек только что вернулся, закончив рассказывать историю, и наотрез отказался красить лицо, хотя сегодня день рождения Стайлза.


Кора направляется к Стайлзу и Скотту с бургером в руке и опускается на пустой стул по другую сторону от Стайлза.


— Эм, Эллисон попросила меня пойти с ней на выпускной, — внезапно говорит Скотт и выглядит взволнованным.


— Это же здорово, да?


— Да. — Скотт улыбается, но всё равно выглядит встревоженным. — Она мне очень нравится, но её мама только что умерла. Она, наверное, сейчас не совсем в себе.


Стайлз пожимает плечами, потому что не уверен, что сможет успокоить Скотта. Конечно, Эллисон не в себе. Она тонет.


— Пойду принесу содовой, — говорит Кора. — Вы будете? — Она дожидается их кивков, прежде чем уйти.


Скотт слегка расслабляется.


— Прости. Это странно. Я всё забываю, что не стоит говорить об Арджентах рядом с Хейлами.


Уши Римуса дёргаются.


— Да, похоже, это уже какая-то история. — Стайлз оглядывает двор, но Питера нигде не видно. Хорошо.


— Да, — вздыхает Скотт. — Но Эллисон не такая, понимаешь? Я имею в виду, её отец немного напряжённый, и всё это оружие немного меня пугает…


— Оружие?


— Да, он вроде как торговец оружием, — говорит Скотт. — Звучит, как будто он член картеля или что-то в этом роде, но всё законно и всё такое. Я думаю. — Он пожимает плечами. — И я почти уверен, что он хотел показаться жутким, когда чистил пистолеты, пока спрашивал меня, кто я такой, какие у меня оценки и всё такое. Но её дедушка… — Скотт морщится.


Стайлз ловит взгляд Джеймса с другого конца двора. Иисусе. Может, не стоит говорить об этом здесь? Вот только никто не стоит достаточно близко, чтобы услышать.


— Что там с дедушкой? — спрашивает он Скотта вполголоса.


Римус не сводит глаз со Скотта. Или, что более вероятно, с бургера Скотта.


— Он действительно странный. — Скотт морщится. — Знаешь, в фильмах про мафию бывает, что кто-то убивает Дона, а потом на похоронах появляется маленький ребёнок, одетый в костюм, и все говорят ему, что теперь он должен быть мужчиной?


— Да.


— Клянусь богом, я вышел из ванной и вошёл в комнату в конце этой речи, — говорит Скотт. — Только они не мафия, а Эллисон явно не мужчина. — Он морщит нос. — Это было реально странно. А теперь её дедушка хочет взять её в поход или куда-то ещё на следующие выходные, и её отец зол, а Эллисон расстроена, и я понятия не имею, что у них происходит.


— Ого. — Стайлз понятия не имеет, как в этом разобраться. И он не очень хорошо знает Скотта, не совсем, но он знает, что Скотт хороший парень и что если он беспокоится об Эллисон, то для этого есть причина.


Скотт снова пожимает плечами и закусывает нижнюю губу. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут возвращается Кора с содовой, и разговор обрывается.

***

Весь остаток дня мысль об Арджентах зудит в затылке, и Стайлз сам не знает почему. Просто тут точно что-то творится, а у него недостаточно информации, чтобы установить нужные связи. Он улыбается всю вечеринку, испытывает законное потрясение, когда оказывается, что есть подарки, и краснеет от приятного смущения, когда разрезает торт, пока все поют.


— Я горжусь тобой, сынок, — говорит отец, крепко обнимая. — Чёрт, восемнадцать. Пока ты рос, я и подумать не мог…


Он обрывает себя.


— Ты имеешь в виду тот случай, когда я спускался на своём трёхколёсном велосипеде по лестнице в гараж? — Стайлз слегка поддразнивает, потому что знает, что именно это имеет в виду отец. Глупые, безрассудные поступки, которые Стайлз выкидывал в детстве. А не… не другое.


Отец тихо смеётся и целует его в макушку.


— Да.


День клонится к вечеру, и Стайлз всё чаще и чаще оглядывается на дом, гадая, где Питер. Когда Скотт уходит, Стайлз притворяется усталым и направляется внутрь. Он несёт подарки в гостевую комнату, когти Римуса цокают по деревянному полу рядом.


— Ладно, — начинает Стайлз. — Где комната Питера?


Римус смотрит на него, навострив уши.


— Не прикидывайся дураком, приятель. Где комната Питера? Где Питер?


Римус издаёт странный скулящий звук и трусит по коридору к лестнице. Вместо того чтобы идти вниз, они идут вверх. Потому что Питер живёт на третьем этаже. Иначе как бы ещё он мог смотреть на всех свысока?


Если честно, Стайлз ожидает войти в какой-нибудь Викторианский лабиринт научных диковин или что-то в этом роде, но третий этаж такой же светлый и гостеприимный, как и второй, и дверь, к которой ведёт Римус, не особенно зловещая.


Стайлз тихонько стучит, но никто не отвечает.


Римус фыркает и по-волчьи закатывает глаза.


— Питер? — зовёт Стайлз, а потом, вопреки здравому смыслу, открывает дверь.


Это не совсем комната. Это больше похоже на номер-люкс. Дверь открывается в нечто среднее между кабинетом и гостиной. Тут нет беспорядка, но кто-то определённо живёт здесь. На столе книги, заряжается ноутбук и стопка счетов и квитанций, на которые Стайлз не смотрит слишком пристально.


— Эй? Питер? — спрашивает Стайлз.


Римус шлёпает в спальню и запрыгивает на кровать. Кровать не застелена. Тёмно-коричневое одеяло скомкано. Подушки помяты. И Стайлз тут же представляет, как Питер спит здесь, может, ворочается с бока на бок. Это странно интимная мысль.


А ещё это невероятно стрёмно, учитывая, что Стайлз просто вошёл в комнату без приглашения.


— Римус, давай, — шипит он. — Пойдём!


Волк громко зевает.


— Прекрасно, — говорит он. — Но я сваливаю, пока нас не поймали!


Он возвращается в свою комнату.


Римус за ним не следует.

***

— Это был Дерек.


Стайлз удивлённо переводит взгляд с книги.


Питер стоит в дверях. Он проходит внутрь и указывает на кровать.


Стайлз лежит на животе — поза, которую он предпочитает для чтения, но от которой его переклинивает быстрее, чем от любой другой. Он кивает Питеру и слегка отодвигается в сторону. Матрас прогибается, когда Питер садится.


— С днём рождения, — говорит он, как будто это запоздалая мысль.


— Спасибо.


Питер кладёт руку на затылок Стайлза, и Стайлз с трудом сдерживает стон, когда простое прикосновение наполняет его теплом и снимает напряжение. Это не совсем боль, пока ещё нет, но близко.


— Это был Дерек, — повторяет Питер. — Этот вопрос про Арджентов ты хотел задать.

Стайлз вспоминает газетную статью, которую читал по телефону: растление малолетних.

— Ему было шестнадцать. Она использовала его, чтобы подобраться к нам. Она собиралась убить нас всех.


— Пиздец. — Стайлз закрывает глаза и на мгновение кладёт голову на подушку. — Ладно, но ты же понимаешь, что это не ответ на мои вопросы, верно? Я имею в виду, это просто… это просто вызывает ещё больше вопросов. Например, почему, чёрт возьми, Кейт Арджент хотела убить вас всех.


— Потому что она считала нас мерзостью.


Сердце Стайлза бьётся быстрее.


Почему?


— Потому что она была сумасшедшей, похоже, это популярный выбор, — говорит Питер, и Стайлз слышит лёгкую улыбку в его голосе.


— Просто… — Стайлз слегка сдвигается, и у него начинает болеть поясница. — В этом нет никакого смысла.


— Ну, я подозреваю, — отвечает Питер, просовывает другую руку под рубашку Стайлза и касается прямо нижней части позвоночника, — что это определение сумасшествия.


Стайлз чувствует, как большой палец Питера касается хирургических шрамов. Это не заставляет его паниковать, хотя должно.


— Виктория Арджент сама сдала её в полицию, — продолжает Питер. — Видимо, именно это Крис Арджент и сказал Талии, когда навещал её на днях.


Стайлз вздрагивает. Этого он не ожидал.


— Оказывается, у Виктории всё-таки был моральный кодекс, — говорит Питер. — Кто бы знал?


— Я не… — Стайлз не понимает. Он думает о Скотте, который сравнивал Арджентов с мафией. Он думает о кровной мести, о вещах, которым нет места в современном мире, в маленьком городке Калифорнии. Он почему-то думает о мисс Пул, учительнице английского языка, и тут в его мозгу всплывает мысль: матриархат против матрилинейности. — Был… Виктория была главой семьи?


Это звучит глупо. Потому что он не имеет в виду главу семьи как кормильца или человека, который режет индейку на День благодарения, так? Здесь речь о чём-то совсем другом. Чём-то абсолютно, блять, устаревшем, вот только это странно.


— Да, — просто отвечает Питер.


— А теперь… А теперь Эллисон? Только она тоже не знает, что происходит.


— Очень может быть. — Рука Питера скользит вверх по позвоночнику, потом снова вниз, оставляя мурашки.


— Но кто они такие? — спрашивает Стайлз.


Рука Питера на мгновение дрожит, касаясь его поясницы.


Охотники.


Стайлз поворачивает голову, чтобы посмотреть на Питера, и его сердце замирает.


Потому что на мгновение кажется, что глаза Питера не голубые. И это, наверное, игра света, да? Даже если Стайлз пока не может понять, какая именно. Потому что на секунду, пока он не моргает, глаза Питера такие же жёлтые, как у волка.