— Шах и мат.
— Мне у тебя никогда не выиграть!
Лёгкая улыбка в ответ. Я облокотился о стол и наблюдал, как Купер собирает шахматные фигуры и расставляет их на доске.
— Хотите отыграться, Джон?
— Макс! Когда ты перестанешь меня так называть? — Я хлопнул по лицу ладонью. — Мы уже не первый год вместе, а ты всё меня на «вы».
— Но ведь я бесконечно уважаю вас… и люблю.
Я вздохнул. Что за человек! Непробиваемый! Два года уже прошло с тех пор, как я вернулся с фронта домой. Два года мы уже живём вместе, каждый день вместе! И до сих пор говорит мне «вы»: так официально, так отчуждённо, как будто мы всё ещё по разную сторону решётки.
— Если я выиграю, ты перестанешь так делать. — Я передвинул пешку.
Купер лишь улыбнулся.
Разумеется, я проиграл.
После войны, не желая участвовать в репрессиях, я согласился на должность лесничего в северной части страны. Не без страха я сообщил о своём решении Куперу — я ведь не знал, захочет ли он поехать со мной, — но мои опасения были напрасны. Купер моментально сказал:
— Одного я вас не пущу. Как ваш личный доктор, я поеду с вами.
«Личный доктор»?
Так мы и оказались в этой глуши. Коттедж посреди леса, до ближайшего посёлка — несколько дней езды. Можно весь день сидеть у огня, жарить собранные в лесу грибы или пойти на рыбалку к реке, что в сотне ярдов от нас. Пару раз за неделю сделать обход, посмотреть, нет ли пожаров или браконьеров. Раз в месяц съездить в город за продуктами и вещами, которые вдруг могут понадобиться. И нет никого, кто бы мог спросить лишнее — о прошлом, например. Идеальное место!
— Шах и мат.
Я вздохнул, уронил голову на руки:
— Безнадёжно! Помнится, я только раз выиграл. Наверное, мне тогда просто повезло.
Купер собрал фигуры и сложил их в коробку:
— Я пойду готовить обед. Вы не принесёте дров?
Я кивнул и, натягивая куртку, пошёл за дровами. Электричества или отопления тут не было, разумеется, приходилось рубить дрова, топить печь и использовать керосин, чтобы сделать этот коттедж пригодным для житья. Даже летом нужно топить печь, чтобы приготовить еду, а осенью или зимой без этого просто не обойтись: стены промерзали насквозь, когда начинались настоящие холода.
Пока я рубил дрова, Купер взял вёдра и отправился к реке за водой. Я подумал, что стоило бы нанять рабочих и вырыть возле дома скважину: таскать тяжёлые вёдра по нескольку раз в день было и хлопотно, и надсадно. Нарубив достаточно, я воткнул топор в бревно, собрал поленья и пошёл растапливать печь. К возвращению Купера огонь уже весело полыхал. Я предоставил готовку Максу, а сам поднялся на вышку — она в полусотне ярдов от коттеджа, незаменимая вещь для лесника: одного беглого взгляда хватит, чтобы сразу увидеть дымки костров охотников или зарево пожаров. Но на этот раз ничего особенного не обнаружилось. Я постоял ещё немного, глядя на расстилающийся между деревьями туман, и подумал, что это первый признак наступающей осени. Нужно поторопиться и заготовить дрова и продукты на зиму: если зима будет снежная, то дороги переметет, и мы будем отрезаны от внешнего мира.
— Обед готов! — позвал Купер.
За обедом я рассказал ему о своих наблюдениях, и Купер согласился, что нужно съездить в город, купить необходимые для зимовки вещи. Потом мы поспорили кому ехать, но в итоге поехал всё равно Купер. А я остался дома и, не теряя времени, занялся заготовкой дров.
Когда я оставался один, время тянулось очень медленно и осознание одиночества вгрызалось в душу едкой кислотой. Я старался больше работать, чтобы не думать об этом. Купер должен вернуться дней через пять максимум — всего-то! Мы расставались и на более долгий срок: на всю войну и едва ли не на всю жизнь. Что могут изменить какие-то пять дней! С ним всё будет в порядке и со мной тоже. Теперь-то уж точно всё будет в порядке!
За эти несколько дней я напилил и привёз достаточно дров, чтобы не беспокоиться первое время о холоде. Погода переменилась: похолодало, зарядили дожди. Я закутался в брезентовый плащ и рубил дрова прямо под дождём. Нельзя терять ни минуты! С каждым днём поленница становилась выше, дождь — сильнее, воздух — прозрачнее и холоднее, а я — слабее. Возможно, я простудился, или это было всего лишь переутомление. Я выпил немного ви́ски, чтобы согреться.
Через день вернулся Купер. Мы сложили перевезённые продукты в погреб, выкопанный прямо под домом, закончили поленницу и отнесли немного дров в коттедж. Я бухнулся на стул возле порога, отёр лоб. Упал бы и уснул…
— Вы плохо выглядите, Джон. — Купер с тревогой потрогал мой лоб. — Вы не заболели?
— Устал просто, — возразил я. — Ну, может быть, продрог немного, пока возился с дровами.
— Вам бы прогреться не мешало. Пойду затоплю баню. А вы пока идите в дом, не мерзните здесь. Я вас позову, когда всё будет готово.
Понимаю, почему Купер разволновался. В сырые дни, особенно по осени, у меня начинала болеть нога: ранение не прошло бесследно. И теперь Макс боялся, что из-за простуды мне станет хуже. Пожалуй, он волновался обо мне больше, чем о себе. Как и тогда. Как и всегда.
Отогревшись в бане, я почувствовал себя лучше, усталость прошла, но Купер всё равно заставил меня лечь в постель и завернул во все одеяла, что нашлись в доме.
— По-моему, это уже слишком, — попытался возразить я.
— Я врач, мне лучше знать, — только и сказал он.
Купер оказался прав: ночью мне стало хуже. Я проснулся от сильной боли в ноге, её как будто рвало на части изнутри. Я стиснул зубы и потихоньку попытался слезть с кровати, стараясь не разбудить Купера, но он спал чутко и моментально проснулся.
— Джон? — Он перехватил меня. — Куда вы?
— Всё в порядке… правда… — Я стиснул коленную чашечку пальцами.
— Потерпите немного. — Купер почти силой заставил меня лечь, а сам сбегал вниз за аптечкой.
Я скорчился на кровати, кусая губы. Лоб покрылся по́том. Казалось, боль была острее обычного. Холодное прикосновение ваты, резкий запах спирта, укол, тёплые пальцы Макса, пытающиеся растереть сведённые судорогой мышцы… Боль ушла, наполняя тело слабостью. Я выдохнул, закрыл глаза и повалился обратно на подушки.
— Как вы, Джон? — Купер положил ладонь мне на лоб.
Я приоткрыл глаза, благодарно улыбнулся ему и выговорил:
— Всё прошло. Не волнуйся.
Но его взгляд всё ещё был тревожен.
— Джон, местный климат плохо сказывается на вашем здоровье. Стоит переехать ближе к югу, где не так холодно.
— Да ладно! Я в порядке… Видишь? — Я сел, стараясь не показывать, что нога всё ещё саднит. — Не о чем волноваться, правда.
Купер сзади обнял меня и уткнулся лицом мне в спину, я задрожал. Когда он делал так, я чувствовал себя престранно: и беззащитным и защищённым одновременно.
— Знаешь, Макс, а мы с тобой ведь уже давно этим не занимались… — прошептал я.
— Мне не хотелось вас беспокоить.
— Прекрати! Такие глупости говоришь! Давай, Макс…
— Джон…
Оказавшись в его руках, я расслабился, закрывая глаза, и приоткрыл губы в ожидании поцелуя.
— Макс… быстрее… возьми меня… — шептал я, стараясь прижаться к нему теснее, чтобы почувствовать его всем телом.
— Джон… — отозвалось горячим дыханием на моей шее.
Ощущать его прикосновения, вдыхать горьковатый запах его тела, царапать его спину слабеющими пальцами, напрягать дрожащие мышцы и не выпускать его, биться под ним в оргазме, быть с ним…
Когда всё прошло, затихли последние вздохи, лишь потрескивал огонь в печи, так уютно было лежать рядом с ним, обвив руками его талию, пряча лицо на его груди, ощущать, как его пальцы мягко ворошат мои волосы.
— Может быть, ты и прав, — пробормотал я.
— «Прав»? — переспросил Купер, заглянув мне в лицо.
— Насчёт переезда. Пожалуй, есть одно место, но…
Я замолчал. Какое я имею право навязываться ему? Он и так последовал за мной в эту глушь, хотя останься он в городе, у него уже была бы практика и… возможность начать жизнь с чистого листа. Сорок лет — это лишь начало пути, в самом-то деле.
— Куда бы вы хотели поехать, Джон?
— Нет, это… как бы тебе сказать… не мечта, но… Даже не знаю. — Я высвободился из его рук и сел, ероша волосы и пытаясь найти подходящие слова.
— Куда? — Купер вновь сзади обнял меня. Его тепло словно вливалось в мою душу, и всё казалось таким пустяком по сравнению с этим всепоглощающим чувством теплого счастья.
— Знаешь, моя прабабка была с Лонг-Айленда. Думаю, я бы хотел вернуться туда. Никогда там не был, и родители не были, но…
— Хотите переехать туда? — Его дыхание щекотало мне шею.
— Не знаю… но…
— Давайте поедем туда весной?
— Макс, я не хочу, чтобы ты из-за меня…
— Джон! — Купер легко опрокинул меня на спину, прижал мои руки к кровати. — Я ведь говорил уже, что поеду с вами, куда бы вы ни отправились. Конечно, если вы против… если вы не хотите, то… Мне не хотелось бы мешать вам, но даже если и так…
— Макс…
— Я больше никогда вас не оставлю, слышите? Никогда.
Я закрыл глаза.
Навсегда.
А впрочем, нам осталась ещё одна зелёная миля, которую мы должны будем пройти.
Надеюсь, я пройду её первым.