Что-то определённо было не так, и Дима даже не мог понять, откуда взялось такое странное чувство. Словно бы он резко вспомнил, что утюг выключить забыл, потерял бумажник или ещё что-то, столь же волнующее и перехватывающее дыхание. Вспомнить он, однако, не мог. Всё было как и в предыдущие до этого дни, но что-то настойчиво шептало на ухо о неправильности происходящего. Словно бы…он стал настолько одиноким, несмотря на друзей, вечно зовущих на всякие тусовки. Вот что-то не так, и всё! Вечно было скучно, и самое страшное, что Димон заметил за собой — это то, что он исправно ходит на все пары каждый день. Когда такое было-то? Стареет наверное. Или он уже окончательно с катушек слетел.
Сосед по комнате часто говорит, что Димона будто подменили, постоянно спрашивает, не болеет ли Шашлык. Хотел бы он сам узнать ответ на этот вопрос. На рёбра нещадно давило, сердце щемило, и Дима хмурился. Совсем какой-то соплёй розовой стал, нужно пытаться прийти в себя, в прежний ритм вернуться, так сказать.
В универе взгляд вечно скользит по толпе студентов, словно бы выискивая кого-то, внимательно разглядывает симпатичную рыжеволосую первокурсницу, переходит на Антона, который отчего-то жутко бесил в последнее время, на вечно ошивающегося рядом со старостой главного заучку университета. Бесконечно они мелькают перед глазами, вот засада. Димон вглядывается, прожигает взглядом, а Антон вечно оборачивается, и приходится делать вид, что Шашлык и вовсе не при чём. Странные они все, а в то же время будто старые знакомые.
Кстати, его комната в общаге тоже по ощущениям и не его вовсе. Вроде жил здесь столько лет, и вон вещи повсюду его, димоновские, валяются, но всё равно не его это комната, и как объяснить тоже непонятно. Словно в голове в один момент что-то щёлкнуло и всё. Переклинило.
*
Радикальные изменения наступают перед сессией. Несмотря на непонятную продуктивность и посещение абсолютно всех пар, Шашлык всё ещё продолжал почти ничего не знать, а чтобы не вылететь из университета требовалась жёсткая подготовка. Так он и решил радикально взяться и пытаться выучить хоть что-то, и вообще непонятно как он до этого сессии сдавал. Учил ли что-то и как учил? Память как отшибло.
Так получилось, что в своей комнате пытаться по-настоящему подготовиться оказалось просто нереальным. Вечно один сплошной шум, вечно гости и неугомонный сосед по комнате. Так Димон и отправился к вахтерше с коробкой купленных на последние деньги конфет и просьбой переселить его в пустую комнату, надеясь, что ну вот поймёт она его, как человек человека.
— Вот что я тебе скажу, — щебетала женщина, уже ставя чайник, — прям пустой комнаты у нас нет, но свободное место в одной комнате есть. Там парниша живёт, спокойный совсем, он точно не помешает тебе учиться. Скорее всего, сам тоже время за зубрежкой проводит, вот туда я тебя и могу поселить.
Димон в тот момент очень крепко задумался. Делить с кем-то новым новую комнату не хотелось. Но не хотелось также и вылететь из универа, и вообще внутри поселилось странное чувство непонятного нетерпения и искушения. Поэтому Шашлык долго не думал, почти сразу согласился.
А перед входом в свою новую комнату под ложечкой засосало, и сердце забилось чаще, неясно от чего. Дверь выглядела так, словно бы за ней должна оказаться не простая общажная обстановка, а что-то необычное, едва ли не сам райский сад. Но Димон знает, что как только он откроет дверь, вся эта иллюзия рассеется, перед ним будет типичный образ тесной комнатушки, ещё и новый сосед, которому, видимо, тоже не везёт по жизни.
Перед тем как войти, он пару раз стучит для приличия, но не дожидаясь ответа дёргает ручку и делает широкий шаг. Главный ботан универа испуганно смотрит на Димона, обложившись кучей книг на одной из кроватей, а на лице так и был нарисован вопросительный знак.
Шашлык сам не знает, с чего это вдруг сердце удар пропустило и решимость вся испарилась. Закашлялся, затылок почесал.
— Ну это, короче… — Парень отвёл взгляд от ботана. — Мне вроде как готовиться нужно, а то вылечу, а у меня шумно очень, поэтому я и попросился куда потише, меня сюда отправили, вот… Постараюсь не отвлекать тебя.
Парень бубнит что-то невнятное, что-то между «ладно» и «пошёл нахуй», а потом представляется. Димон представляется в ответ, но никогда в жизни сам себе не признается, что Олегсей — безумно красивое имя.
*
Это, наверное, очень странно, вот так быстро успеть кому-то привязаться. Пусть они и не общаются слишком много, а уж тем более долго, Димон мысленно уже готов драться за Олежу, если придётся.
Эта комната кажется роднее, теплее предыдущей, и в нее Шашлыку хочется спешить, и это непонятное чувство вроде и радует, а вроде и давит из-за какой-то жуткой неправильности.
С Олежей они мало говорят, больше по делу, могут перекинуться в университете парочкой слов, но не более. Димон может и был бы рад, если бы не вездесущий Звёздочкин, который так раздражает своей идеальностью, что хочется как типичному злодею найти в нем какой-то изъян.
Ещё через несколько дней Димон наконец-то получает зачёт по первому экзамену, и счастлив до невозможности. Приятель отпраздновать предлагает, ну, как обычно, а Шашлыку и не хочется. Он быстро сливается, а сам много думает об Олеже и этом странном комфорте рядом с ним. Никакого неловкого молчания, просто комфортная тишина.
А придя домой — в какой-то момент тесная комнатка кажется таковой — Димон вдруг волнуется, и ему хочется со своим новым соседом пообщаться чуть больше. К моменту, когда Олежа возвращается, Шашлык только закончил выбирать фильм, который, как он надеялся, понравится им двоим. Олежа очаровательно смущен и сбивчиво соглашается, и Димон отчего-то чувствует себя так по-идиотски.
Пара дней, и вот Димон уже убивается в подушку, чувствуя себя влюблённым идиотом. Да ещё в кого угораздило… В парня и первого ботана!
Но как только перед глазами встаёт образ Олежи, все сомнения тут же рассеиваются. Он такой умный, красивый и интересный, что Шашлык удивлён, что не обращал внимания на него раньше. Как же хорошо всё сложилось.
Медленно, но окончательно Дима перетаскивает все свои вещи в свою новую комнату, и бывший сосед подмечает, что выглядит он по-другому, ещё более идиотом, волнующимся и с покусанными губами. Димон сам себе утверждает, что это никак не связано с Олежей.
Несмотря на то, что сессия закрыта, возвращаться «к себе» он не собирается.
*
Все дороги ведут в тесную комнатушку замызганной общаги, и Дима в это верит. Сразу после пар ускоренным шагом идёт домой, даже не покупая на все оставшиеся деньги энергетики. Он вообще их теперь пьёт намного меньше, наверное, из-за того, что за этим теперь следит Олежа и выговаривает, целые лекции читает о том, что Димон губит своё здоровье. Так оглянуться не успеешь, а уже курить бросишь. Душнов всё же — очень страшный человек.
Все дороги ведут в комнату под номером двести тринадцать, в которой на диминой половине вечный бардак, а на олеженой всё идеально, в которой в холодильнике повесилась мышь, и в которой самые неправильные окна из всей общаги, открывающиеся наружу, а не внутрь. Дима добровольно идёт по этим дорогам к парню, что законченный заучка, который уделяет ему свое время, жутко волнуется и смущается даже от лёгких прикосновений. Все дороги — это наизусть выученный маршрут от универа до общаги, а дом — две кровати, стол и вечно пустующий холодильник.
*
Губы их соединяются скоро, с блеском в глазах и трясущимися от нервов руками, красными от смущения щеками и неловким смехом, прямо во время ночных посиделок, разговоров ни о чем. От одного только прикосновения у Димона взрыв эмоций в голове и дико бьющееся сердце. У Олежи такие мягкие волосы, а безумно красивые синие глаза напротив прикрыты в ожидании, и Дима по ощущениям сходит с ума, обжигается. Олежа и сам вперёд тянется, нетерпеливо, а ладонь тянется к диминому лицу, скользит по щеке и в итоге остаётся на шее. Губы пылают.
— Я будто знаю тебя уже очень давно. — Тихо-тихо шепчет Дима, а воспоминания так и не появляются в голове.
— Мне тоже так кажется. — Шепчет Олежа, тыкаясь носом Шашлыку куда-то в плечо. - Может, в прошлой жизни...
Почти. Воспоминания стерты, но это лишь повод всё вновь наверстать.