Тони не совсем уверен, кто из них это начал — ему хотелось бы приписать это себе, но если он что-то и узнал, так то, что Барнс отнюдь не поникший цветок. Кроме того, начало играет не такую важную роль, как выяснение, кто на самом деле всё это закончит.
Всё происходит примерно так.
— Ох, ебать меня! — кричит Тони, бросая пустую коробку из-под пирожных. Он будет жаловаться, что уже четвёртый раз на этой неделе идёт за ними и находит в шкафу пустую коробку. Кроме того, он чувствует, что нужно напомнить, что эти штуки не растут на деревьях; у него целая бюджетная статья, посвящённая выпечке — вот насколько странная его жизнь сейчас.
Только он не может продолжить свои запланированные жалобы, потому что, как только слова слетают с его губ, Баки проходит рядом, чтобы добраться до кофе, намного, намного ближе, чем необходимо. В смысле, Тони говорит: «Ох, ебать меня!», а потом слышит тихое и знойное «В любое время в любом месте, Старк» прямо над ухом, пока Баки прижимается к его заднице, чтобы наполнить кружку.
Тони чувствует, как краснеют его уши, но это только потому, что он ещё не пил кофе, и всё ещё полусонный, и не понял, что Баки был в комнате, и да, ладно, ещё и потому, что у него мелькнула мысль о Баки, который нагибает его над столом и…
Это становится проблемой. Тони пытается думать о чём-то несексуальном, даже когда смотрит на Баки глазами, полными желания, прикусывает нижнюю губу и подмигивает ему.
— Осторожнее, я могу поймать тебя на слове, — говорит он, возвращаясь в мастерскую.
Он ни за что не станет тем, кто отступит. Нет, ни за что.
+
Между ними не всегда было так. Он почти уверен, что примерно полторы недели после того, как Стив представил их друг другу, они с Баки просто демонстративно игнорировали друг друга, до тех пор пока больше не могли этого делать из-за того, что их вместе бросили в поле.
Возможно, именно тогда это началось, фактически, в самый первый раз, когда они сражались на одной стороне.
Тони приземлился и увидел Баки, а из-за Наташи ему не оставалось ничего, кроме как наблюдать, и поэтому он решил развеять скуку, подкалывая новичка.
— Должен сказать, в коже твоя задница выглядит фантастически.
Баки резко обернулся, явно намереваясь защитить честь Нат, но она испортила ему момент, фыркнув и сказав:
— Это он тебе.
Так что ладно, хорошо, может быть, это начал Тони, но Баки, к его величайшему удивлению и восторгу, и бровью не повёл. Он просто отшвырнул бесчувственного противника на землю и ухмыльнулся.
— Ещё лучше она смотрится без одежды.
А потом он ушёл, слегка покачивая бёдрами, так что у Тони действительно не осталось выбора, кроме как присвистнуть и включить «Baby Got Back*» через громкоговоритель костюма, наблюдая за ним.
Вернувшись домой пару часов спустя, он почти забыл об этом, пока Баки не вошёл в гостиную, всё ещё слегка влажный после душа, белая майка прилипла к его коже, как будто нарисованная. Тони не мог не заметить, что задница Баки выглядела фантастически и в мягкой, поношенной джинсовой ткани тоже. Да и в остальном он выглядел довольно фантастически, с широкими плечами, рельефным прессом и блестящей, сияющей рукой.
О, и порочными голубыми глазами, и дерзкой ухмылкой. Тони забыл о них, пока не поднял взгляд и не понял, что его застали врасплох. Поэтому он поцеловал кончики пальцев и послал воздушный поцелуй, говоря: «Беллиссимо!» — и, признаться, всерьёз удивился, когда это заставило щёки Барнса моментально покраснеть.
Это, вероятно, было настоящим началом, потому что взволнованный Баки выглядел просто шикарно, и поэтому Тони, жадный ублюдок, немедленно захотел большего.
Стоит отметить, если бы Барнс в какой-то момент показал, что поведение Тони действительно заставило его чувствовать себя неловко, он бы остановился. Они жили вместе, работали вместе, сражались вместе, и он испытывал огромное уважение к тому, как Барнс оправился от всего того дерьма, которое ему подбросила жизнь. Это было восхитительно.
Но Баки просто флиртовал в ответ, отвечал на все шпильки, что получал, и, естественно, всё обострилось.
+
Дело было не только в том, что они посылали друг другу воздушные поцелуи, или обменивались присвистыванием, или Тони менял позывной Баки на «сахарные штанишки», или Баки называл его куколкой, и милочкой, и котёнком, и булочкой, или… было много милых прозвищ, которыми Баки обычно называл его, и Тони наслаждался ими слишком сильно для мужчины его возраста.
Нет, было намного хуже — или лучше, в зависимости от точки зрения, — как, например, в тот раз, когда он до смерти надоедал окружающим, болтая со Стивом о восьмицилиндровом двигателе вишнёвого Понтиака 1934 года, который кто-то пытался перебрать онлайн, и Баки фактически заставил его замолчать, когда вмешался:
— У меня тоже есть восьмицилиндровый, с которым ты можешь поиграть в любое время, Старк.
Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя, но он возразил:
— Хм-м, я знаю толк в двигателях, Барнс, а ты в лучшем случае двухтактный.
Клинт застонал, Стив нашёл что-то особенно интересное на рукаве, Наташа проворчала что-то по-русски, в то время как Тор продолжал смотреть свою мыльную оперу, не моргнув глазом.
— Думаю, ты узнаешь наверняка, только если прокатишься на мне.
Тони был бы лжецом, если бы сказал, что не думал об этом, лёжа в постели. Он даже не потрудился включить порно, просто закрыл глаза и использовал старое доброе воображение; Баки Барнс занимал центральное место в каждой из его фантазий для дрочки.
+
Будь это простой флирт, было бы проще. Тони флиртует на автопилоте, но чувства всегда казались ему слишком сложными. Заразными.
Они сталкиваются друг с другом в самое неподходящее время, например, в три часа ночи на крыше, где Баки сидит в одних форменных штанах и с бутылкой самого дорогого виски Тони.
— У меня были фантазии, которые начинались вот так, — говорит Тони.
Баки смеётся, но в его смехе мало веселья. Тони замечает, как он быстро вытирает глаза, и складывает два и два.
— Не против, если я присоединюсь? — спрашивает Тони и тянется к бутылке, прежде чем Баки успевает ответить. — Одна из этих ночей.
Баки поворачивается к нему, но, возможно, видит что-то в глазах Тони, потому что моргает и просто смотрит, как Тони делает глоток из бутылки.
— Иногда мне кажется, что стены вокруг меня сжимаются. И я прихожу сюда. Это помогает.
Баки вдыхает и выдыхает, вдыхает и выдыхает, его волосы развеваются на ветру, и Тони думает, как долго он был здесь и не замёрз ли.
— Звучит знакомо. — Тони протягивает ему бутылку, потом толкает Баки плечом. — Жизнь, я прав?
Баки смотрит на него, как на сумасшедшего, а потом он смеётся, по-настоящему смеётся, и Тони только пожимает плечами и улыбается в ответ. Он обнимает Тони за плечи, и они вместе смотрят, как восходит солнце, и у Тони много, много чувств по этому поводу.
+
— На шесть часов, котик!
Барнс разворачивается, снимает солдата АИМ, говоря:
— Извините, парни, но только один может брать меня сзади, и это Железный Человек. — А затем посылает воздушный поцелуй в сторону Тони.
— Ребята, в сотый раз повторяю, — голос Стива звучит раздражённо, — не в эфире.
— Просто трахнитесь уже, — вмешивается Бартон, спрыгивая с крыши.
— Соколиный глаз!
— Да брось, кэп, все так думают. — Он берёт паузу, чтобы что-то взорвать. — Они меня бесят.
И хорошо, да, он замечает, что их флирт, вероятно, раздражает остальную часть команды. Тони решает сбавить обороты, но вечером, когда все они выбираются поужинать, Баки проскальзывает в кабинку рядом с ним. Когда он не ест, то вытягивает руку вдоль спины, практически обнимая Тони за плечи, и делает вид, что поддерживает полуприватный разговор, почти касаясь губами уха Тони.
Так что да, очевидно, флирт продолжается. Весь вечер они разговаривают почти исключительно друг с другом, крадут еду с тарелок друг друга, чувствуют необходимость попробовать напитки друг друга, и всё проходит достаточно непринуждённо и легко, до тех пор пока он не слизывает взбитые сливки с пальца Баки, что Тони осознаёт, только когда все перестают говорить и просто смотрят на них.
Явно перебор для сбавленных оборотов.
Стив свирепо пялится, так что Баки откашливается, убирает руку из-за спины Тони, опускает голову и заканчивает есть десерт. Тони возвращается к своему кофе, достаёт телефон, и медленно разговор вокруг них возобновляется.
Но глаза Баки блестят озорством и устремлены исключительно на Тони, пока он дочиста облизывает ложку. И, со своей стороны, Тони «случайно» касается внешней стороны бедра Баки, кладя телефон обратно в карман. Тлеющий взгляд Барнса заставляет некоторые части его тела встать по стойке «смирно», так что он решает нести пиджак перед собой, вместо того чтобы надеть его, выходя из ресторана.
Барнс точно знает, что стоит за этим — каламбур абсолютно преднамеренный, — и когда он ловит Тони, который наблюдал за ним всё время прогулки до машины, то притирается ближе, по-волчьи ухмыляясь.
+
Тони пробыл в Японии всего три часа, прежде чем сдался, сфотографировал пустую кровать в гостиничном номере и отправил Баки сообщение:
Жаль, что тебя здесь нет.
Он впервые выехал за пределы Соединённых Штатов с тех пор, как Баки поселился у них, и удивительно, как быстро он понял, что скучает по Барнсу. Полёт был бы намного интереснее, будь он рядом, это уж точно.
Проходит двадцать восемь минут, прежде чем он получает ответ, как раз достаточно, чтобы начать задаваться вопросом, не зашёл ли он слишком далеко, но затем его телефон чирикает и…
Я просто буду греть её, пока тебя нет.
Тони ловит себя на том, что пялится на сообщение, к которому прилагается фотография его кровати, простыни на которой всё ещё смятые с прошлой ночи. Футболка и джинсы на кровати определённо не его, и Тони стоит отдать должное Баки — он король в умении показать своё превосходство.
Он не может отступить сейчас, поэтому Тони отправляет YouTube-ссылку на Divinyls «I Touch Myself**».
Пару минут он с тревогой смотрит на телефон, но потом приходит ещё одна фотография. Селфи. Барнса. В его постели. Голого, по крайней мере, так кажется. Тони приходится сесть, потому что он глубоко потрясён образом мускулистой обнажённой плоти Баки Барнса, развалившегося на его кровати, прикрытого тонкой простынёй чуть ниже пупка. Правой рукой он делает снимок, а сияющая левая рука под простынёй, вероятно, обхватывает член. Сообщение гласит:
Похоже, у нас есть ещё кое-что общее.
Тони почти улетает обратно в Нью-Йорк, но это означало бы проигрыш в их игре самым грандиозным и очевидным способом. Часть его всё ещё беспокоится, что если он действительно сделает шаг, то Барнс рассмеётся и пристрелит его, потому что парень умён, забавен и потрясающе красив, и он мог бы сделать выбор намного лучше, чем кто-то, кому за сорок.
Впрочем, вся жизнь — это опасность, поэтому Тони снимает пиджак, расстёгивает рубашку, закатывает рукава, ослабляет, но оставляет галстук висеть, расстёгивает брюки, подцепляет большим пальцем резинку своего преступно дорогого нижнего белья и немного оттягивает вниз. Через несколько минут, найдя правильные угол и освещение, он отправляет фотографию.
Постарайся не испачкать мои простыни.
Покончив с этим, он открывает фотографию Баки в своей постели, и он уже в самом процессе дрочки, когда приходит ещё одна, на этот раз ближе. Голова Баки покоится на подушке, на лице сонное удовлетворённое выражение, когда он улыбается в камеру.
Упс. Слишком поздно.
И вот это толкает Тони через край. Улыбка.
Вероятно, пришло время признать, что его сердце играет в совершенно другую игру.
+
Он принял решение. Он больше не может этого выносить, и, если это значит, что он должен сдаться, пусть так и будет. Тони переиграли, и он настоящий мужчина, чтобы признать это сейчас.
Тони проводит весь полёт домой, думая о том, что сказать, и довольно много времени размышляя, как ему реагировать, когда его подстрелят. Он так сосредоточен на своём плане, что, вернувшись домой, умудряется столкнуться лицом к лицу с Баки, прежде чем осознаёт, что тот стоит прямо перед ним.
В глазах Баки странное выражение, и это единственное предупреждение, которое он получает, потому что, когда он открывает рот, чтобы сказать: «Привет, кексик», Тони затыкают. Языком. Баки снимает с плеча Тони дорожную сумку, отбрасывает её в сторону, прижимает его к стене и целует.
— Ох, спасибо, блядь, — выдыхает Тони, запустив руки в волосы Баки и целуя его в ответ.
Они переворачивают столик и лампу, но Тони плевать, потому что Баки без усилий поднимает его с пола, и теперь Тони может обхватить его ногами, оказываясь зажатым между стеной и Баки.
Баки целуется, как лесной пожар, обжигающе горячий и всепоглощающий, и Тони может только издавать изумлённые, благодарные звуки и прижиматься к нему, тяжело дыша.
— Я скучал по тебе, — стонет Баки, и это потрясающе, поэтому Тони посасывает нижнюю губу Баки и говорит:
— Я тоже скучал по тебе. — И целует его в ответ.
— ФУ!
Баки прекращает сжимать задницу и начинает лизать и сосать место прямо под ухом Тони, и это значит, что он единственный, кто может ответить Клинту. Бартон стоит, разинув рот, и выглядит глубоко травмированным; на полу перед ним валяется коробка шоколадного молока.
— Что? Мы последовали твоему совету, — говорит Тони. Язык Баки извивается в его ухе, и это должно быть мерзко, но вместо этого в яйцах покалывает, и Тони всхлипывает, бесстыже потираясь о Баки.
— Я всё расскажу, — кричит Клинт, убегая. — Кэп, они занимаются этим в коридоре, а я не трахаюсь, так что это преступная несправедливость!
Стив кричит:
— Парни, в башне полно комнат, хватит дразнить Клинта. — Что справедливо.
— Кто быстрее до моей спальни? — спрашивает Тони.
— Я ни за что не выпущу тебя из своих лап, лапушка, — рычит он и вместо этого решает перебросить Тони через плечо.
Позже, когда он, наконец, получает удовольствие от лицезрения воочию сонной, затраханной улыбки Баки, Тони взрывается смехом.
Баки выгибает бровь, но, прежде чем успевает спросить, Тони говорит:
— Ты не шутил насчёт восьмицилиндрового.