когда молчит ветер

ветки хрустят под ногами скарамуччи, усиливая и так бушующее в груди оглушительное чувство, вызывающее желание согнуться пополам и с глупой трагичностью накричать на траву. ему кажется, что этот день уже не сможет стать хуже, потому что сегодня против него пошло всё: начиная от каменного матраса, продолжая перепалкой с несколькими пьяницами и заканчивая разодранной коленкой.

— может быть, твоему организму не подходит слишком высокая влажность воздуха, — говорит нахида, — может быть, тебе стоит развеяться, — как же. если бы он знал, что "развеяться" подразумевает "выйти из зоны комфорта и потерять половину и без того малого числа нервных клеток", он бы, не стесняясь, высказал малой властительнице кусанали пару ласковых, потому что настолько плохих советов она не давала ему ещё никогда.

тем не менее, ветер приятно копошится в его волосах и гладит пылающее лицо, что, конечно, ненамного компенсирует все неудобства, но явно уменьшает их значение. когда он наконец приближается к статуе рядом с огромным деревом, их значения уже не существует в принципе. голубое свечение не позволяет оторвать от себя взгляда, кристальные бабочки окружают его и робко касаются рук, знакомятся, встречают, а дерево тихим шуршанием зовёт к своим корням, умоляет дать слабину и рассказывать. рассказывать, шептать и петь, пока сладкая дремота не утянет в свои сети, пока иглы внутри него не перестанут ранить чувствительную ткань, а все переживания не станут размытым сном.

и странник ведётся, как загипнотизированный, в неловком мандраже усаживаясь рядом и тут же роняя несколько обжигающих щёки слёз, обнимая колени и подрагивая подобно одному из ярких листков, говорит лесу обо всём, потому что здесь его слушают, здесь его успокаивают и гладят по спине, убаюкивают тихим жужжанием, и он думает, что да, наверное, высокая влажность не для него.

***

он проводит в мондштадте около месяца. около слегка нервного и сумбурного месяца, но болтливая библиотекарша, павлинистый капитан местной кавалерии и его, судя по пожирающим взглядам и странным улыбкам, возлюбленный, ставят всё на свои места раз за разом, разбивают всю его неуверенность и скованность своим бесконечным интересом и заставляющей глаза наполняться влагой заботой, какую он мог увидеть только от дендро архонта. его практически сразу принимают за своего и даже после неаккуратно вылетевших слов о его знакомстве с фатуи только дилюк бросает какой-то непонятный взгляд. такое гостеприимство он вряд ли когда-нибудь встречал, поэтому предпринимает все попытки вести себя учтиво и тщательнее подбирать слова, от чего под конец дня оказывается до непосильной тяжести в груди уставшим.

наверное, мондштадт ждал его. наверное, ему не стоило относиться к нему так предвзято. 

потому что в сумеру он чувствует себя самым одиноким созданием на всей планете. здесь? здесь он нужен. здесь он чувствует, что он нужен.

скарамучча думает об этом, в очередной раз приходя сюда, к огромному дереву, и вслушиваясь в глухое щебетание птиц. они собираются спать, и ему бы стоило тоже, но он просто не может избавиться от какого-то странного скребущего череп чувства, которое, на удивление, только усиливается, когда он приближается к статуе. 

что-то не так. здесь что-то не так. с лесом что-то не так. скарамучче не нужно особенно сильное обоняние, слух или зрение, чтобы это понять. 

ветер говорит не с ним.

он видит за статуей странно знакомый силуэт, тянущийся руками к бабочке. видит выпирающие кости, розоватые колени и сверкающие голубым цветом, точно таким же как статуя, на закатном, багровом солнце кончики волос, заплетённых в две короткие косички. кожа бледна, как снег, и словно тут же покраснеет, если странник к ней прикоснётся, и этот внезапный интерес вдруг ударяет по его голове булыжником, совершенно отбирая способность дышать.

когда юноша вдруг плавно и будто бы слишком быстро разворачивается, делает несколько шагов к нему и ярко улыбается, исчезает из памяти и собственное имя, и любая информация, которая в ней когда-либо была. 

— привет? — мелодично щебечет незнакомец, приближаясь к нему за считанные секунды. скарамучча от такого количества шокирующих событий за несколько минут не только никак не отходит от ступора, но и чувствует, как шок перемещается в его колени, начинающие беспокойно подрагивать.

он никогда не пугался людей, а уж тем более не начинал нервничать от самой обычной встречи с кем-то. но почему-то именно от этого загадочного персонажа в теле поднимается целый снежный вихрь.

скарамучча знает, что он испытывал это раньше. но не может вспомнить, хотя мысль навязчиво тыкается в его мозг где-то в районе затылка.

— здравствуй, — прочистив горло, кивает он и складывает руки на груди. 

— часто здесь бываешь? — мурлычет юноша, открыто рассматривая собеседника. для обычного формального вопроса это должно быть сказано с иной интонацией и без плохо скрываемого задорства, но на лице незнакомца совсем уж легко читается "я, конечно, всё и так знаю".

— да, — кивает странник без особого энтузиазма, — довольно. 

они переглядываются ещё какое-то время, и скарамучча мнётся совершенно измученно и неловко, переступая с ноги на ногу.

— послушаешь, как я играю? — прервав не самую уютную паузу, спрашивает парень и достаёт из-за пазухи лиру, вряд ли оставляя какой-то выбор.

скарамучча, не особо успев переварить вопрос, машинально кивает, и в его голове рождается отчётливое понимание, что теперь что-то не так не только с лесом, а ещё и с ним самим.

***

— о, ты про венти? — улыбается кэйа, — давно не видел его, — скарамучче тоже хочется больше никогда его не видеть, — а ты что в лесу делал? какой-то акт единения с природой? 

— вроде того, — вздыхает странник, — так кто он?

— обычный бард, — пожимает плечами кэйа.

— готовый уничтожить годовой запас моего вина за один присест, — добавляет дилюк тихо.

***

скарамучча слушает игру обычного барда до поздней ночи, завороженно глядя на ловко перебирающие струны пальцы. они сидят близко-близко, и совсем легко можно распознать аромат алкоголя, сладкий и вовсе не бьющий по носу, как обычно бывает, каких-то необычных цветов и яблок, а потому на пару часов странник теряется в совершенно иной вселенной, бродит, всматривается так внимательно, что пугается, сталкиваясь с чужим слегка насмешливым изумрудным взглядом, который, кажется, проникает под кожу и разгоняет кровь, заставляя её пуститься к щекам. 

когда юноша запевает своим звонким и обволакивающим голосом, вся жизнь до этого момента вдруг оказывается совершенно пустой и пугающе серой, не имеющей никакого смысла или значения. когда юноша запевает, скарамучча теряет способность мыслить и рассуждать.

— спасибо, — кивает венти, улыбаясь всё так же лучезарно, и почти невесомо касается чужого лица, заправляя выбившийся локон волос за ухо.

скарамучча честно не имеет ни малейшего понятия о том, за что ему вообще могут быть благодарны, но качает головой в ответ и неловко улыбается.

***

не то чтобы он удивляется, когда, за компанию с новоиспечёнными приятелями коротая вечер в таверне, внезапно натыкается на словно по щелчку пальцев оказавшегося около барной стойки венти взглядом и давится вином, которого и так выпил максимум полглотка. 

— кэйа, лиза! и... — приветствует он, неопределённо взмахивая руками, — я не спросил, как тебя зовут.

— зови его скарамуш, — улыбается библиотекарша, кивая на стул рядом. 

— и скарамуш, — кивает бард торопливо, — я только поздороваться! и за глоточком вина, если мастер дилюк не пожадничает, — он пару секунд смотрит на странника не мигая, и кэйа хмыкает с нечитаемой эмоцией, — хорошего вечера. 

"останься", — хочется попросить скарамучче, — "пожалуйста?", — но он молчит, потому что когда дверь за бардом закрывается, всё тело прошибает осознанием. 

— как зовут вашего архонта? — не поднимая взгляда со стола, спрашивает странник, но краем глаза видит, как вздрагивает капитан кавалерии и, кажется, переглядывается с дилюком.

— барбатос, — улыбается лиза.

***

— барбатос, — молвит скарамучча.

венти кусает свежее, налитое алым цветом яблоко с таким хрустом, что едва ли в ушах не звенит. скарамучча не знает, почему он соглашается бродить по лесу, считать звёзды и слушать новые мелодии барда уже невесть какой день, потому что он никогда не был фанатом долгих прогулок и в целом пребывания на природе в чьём-то присутствии, но в этом что-то есть. в этом определённо есть что-то, что заставляет странника смотреть на венти и чувствовать в груди такое количество ощущений, какого он не испытывал за всё своё существование и вряд ли смог бы достойно описать. скарамучча не знает, почему вообще венти предлагает ему всё это и гладит по спине с таким выражением лица, будто решает какие-то математические задачи.

— а? — вскидывает голову бард, широко распахнув глаза.

— ты не сказал своё имя, — скарамучча смотрит на нервно дёрнувшийся кадык, — я узнал, — выдерживает короткую паузу, — научить подделывать глаза бога?

венти взрывается звонким хохотом, почти роняя яблоко и заваливаясь на странника. 

они в очередной раз встречают закат, и венти гладит скарамуччу по волосам, учит создавать маленькие вихри на ладони и дуется, когда у странника в итоге начинает получаться лучше, чем у него самого. 

скарамучча впервые за своё существование чувствует, что он там, где должен быть.

— ты тоже не человек, — сонно улыбается бард, и он кивает, пропуская чужие волосы через пальцы, — это всё упрощает. 

скарамучча честно не имеет ни малейшего понятия о том, что именно это упрощает, но показывает венти язык и поднимается на ноги.